Жена

            Бореньку жена избила за то, что он пол не помыл в прихожей. А он и впрямь не помыл, потому что стих писал. Про Любовь…
            После избиения Боренька даже расплакался от боли и горя, а потом заперся в туалете и стал вспоминать. Свою любимую Настеньку, нежную и хрупкую. Как они жили тогда, как он в уютном кресле сутками мог мечтать о прекрасном будущем, а она, придя с работы, готовила ему румяные пончики. И как читали Бунина, Шопенгауэра, Мопассана. Прочих. Вслух. Как Маркса конспектировали. Как любили друг друга. Они. А потом — конец, крах! Её неожиданное увольнение из библиотеки, её новая работа в СОБРе, тренировки по рукопашному бою, протеин, набор ею же неслабой мышечной массы и как итог — печальное: Боренька избит иссиня-чёрным, только что полученным со склада, берцем. Опытным образцом, на липучках.
            Причём Настенька даже слышать не хотела никаких оправданий и криков «прости»:
           — Я тебе дам «прости», я тебя научу Родину любить! Гнида! — выдохнула она прямо в Боренькино лицо, закончив экзекуцию. И присела за стол. Передохнуть после блестяще проведённого болевого приёма и для приёма пищи. По расписанию...
            Впрочем, недолго Боренька радовался относительному затишью. Последовало и продолжение. Наскоро поужинав магазинскими пельменями, Настенька выломала дверь в туалет. Затем, сопровождая свои действия грубой нецензурной бранью, вытащила оттуда Бореньку (за шкирку), и совершив с ним насильственные действия сексуального характера, убыла по тревоге. В отряд. А он остался. На диване, без штанов. Растоптаный и униженный. Весь в слезах…
          — И чтоб пол к моему приходу помыл! Бездельник! — крикнула ему жена и ушла. Демонстрацию разгонять. Протеста...
          «Ужас! Господи, как она докатилась до такого? Когда и почему она превратилась в это? А как же Шекспир с Пушкиным? А Пастернак? Фет как же? — спрашивал себя Боренька после ухода Настеньки, но не находил ответа. — Что я упустил в воспитании собственной жены? Что пошло не так? И что теперь делать? Протестовать? Уйти к маме? В однокомнатную без удобств? Навсегда?» 
             Потом он долго и тупо смотрел на свой  стих в телефоне. Про Любовь. Вновь и вновь перечитывал все эти «моя радость», «млею и изнемогаю», «посвящаю любимой жене» и прочую фигню, которую сочинял ещё пару часов назад. До оскорблений и избиения с изнасилованием. И горько плакал. По прошлому, по Любви, по ушедшему счастью…
             Потом Боренька встал с дивана, тяжело вздохнул, вытер слёзы и пошёл мыть пол…