И докажите теперь, что капитализм это хорошо

      Государственный капитализм, даже если он был советский, это всё равно был капитализм, а никакой не социализм. При рассмотрении рабочего дня наёмных трудящихся капиталистического общества выясняется, что  рабочий вынужден превращать своё индивидуальное потребление в эпизод производственного процесса. Ведь во время обеденного перерыва он принимает пищу для воспроизводства своей рабочей силы и такое потребление почти непосредственно входит в производственный процесс, хоть и не входит в рабочее время, а зря!
 
      Это если рассматривать не отдельного капиталиста, и даже не совокупного в лице буржуазно привилегированного государственного чиновничества и не отдельного рабочего, а класс буржуазии, который часто привилегированно живёт за счёт своего оборотного, товарного или основного капитала.  А у класса наёмных трудящихся основным капиталом являются только их руки и знания, а больше у них для извлечения дохода ничего нет!  И это не единичные процессы производства, а весь капиталистический процесс в его потоке и в его общественном объёме, когда совокупный капиталист в виде государственного чиновничества превращает рабочую силу трудящихся в прибыль и делит её между собой часто по своему усмотрению. 

      Часть принадлежащего ему товарного капитала государство продаёт уже дороже обратно своим наёмным трудящимся в виде еды и прочих средств необходимых для их жизни, увеличивая тем самым свой капитал и одним ударом убивая сразу двух зайцев. Он извлекает прибыль не только из прибавочной стоимости, продавая продукцию полученную от прибавочного труда в прибавочное рабочее время своих наёмных трудящихся, он ещё получает от трудящихся прибыль, продавая им результаты их труда, за которые он расплатился заработной платой, но продаёт это ему обратно уже дороже, опять извлекая прибыль.

      Ещё товарный капитал в виде произведённых продуктов труда, отчуждённый в обмен на рабочую силу, превращается в жизненные средства, потребление которых служит для воспроизводства жизненных сил рабочих, которые необходимы капиталистам не только для воспроизводства рабочей силы, но и для производства новых рабочих в виде их детей! И эти дети, вырастая, будут приносить доход уже детям владельцев капитала, то есть продолжателям дела буржуев, ибо никакого капитала, кроме рабочей силы и умения что-то делать, у наёмных работников, обычно нет, иначе зачем бы им наниматься на работу...

      Следовательно, индивидуальное потребление класса наёмных трудящихся есть лишь обратное превращение жизненных средств, отчуждённых капиталом в обмен на рабочую силу пригодную для новой эксплуатации со стороны капиталиста.  Это — производство и воспроизводство необходимейшего для владельцев капитала, то есть самих будущих рабочих! Таким образом, индивидуальное потребление рабочего составляет момент в производстве и в воспроизводстве капитала независимо от того, совершается ли оно на рабочем месте или вне его. 

      Подобно тому, как таким же моментом является чистка машины независимо от того, входит это в рабочее время или нет. Дело нисколько не меняется от того, что рабочий осуществляет своё индивидуальное потребление ради самого себя, а не ради капиталиста. Ведь и потребление пищи рабочим скотом не перестаёт быть необходимым моментом процесса производства оттого, что тягловый скот, как и человек, вынужден есть хотя бы потому, что испытывает чувство голода от потери сил при работе!

     Причём постоянное сохранение и воспроизводство рабочего класса остаётся постоянным условием воспроизводства капитала в капиталистическом обществе и опять независимо от того, отдельный это капиталист, или совокупный в виде буржуазно привилегированного государственного чиновничества!  Выполнение этого условия можно спокойно предоставить самим рабочим, полагаясь на их инстинкт самосохранения и размножения. Владелец средств производства заботится лишь о том, чтобы индивидуальное потребление трудящихся ограничивалось, по возможности, самым необходимым, и, как небо от земли, далёк от южноамериканской грубости, с которой рабочих принуждают есть более питательную пищу вместо менее питательной.

     «Рабочие рудников Южной Америки, (ежедневная работа которых была одной из самой тяжёлой в мире),  вытаскивали на своих плечах на поверхность земли груз руды в 180–200 фунтов из глубины в 450 футов, питались лишь хлебом и бобами,  ибо их господа обращались с ними, как с лошадьми. Понимая, что на одном хлебе они не могут работать так интенсивно, они принуждали их есть бобы, ибо бобы значительно богаче фосфором и необходимее для выносливости мышц, чем хлеб» (Liebig. «Die Chemie in ihrer Anwendung auf Agrikultur und Physiologie», 7. Aufl., 1862, 1. Theil, S. 194, примечание).

      Поэтому капиталист и его экономисты рассматривают как производительное потребление лишь ту часть индивидуального потребления рабочего, которая необходима для воспроизводства как рабочей силы, так и всего рабочего класса, который приносит им прибыль. А всё, что рабочий потребляет сверх того, ради удовлетворения своих прочих потребностей, есть непроизводительное потребление. «Если бы цена труда поднялась так высоко, что несмотря на увеличение капитала, нельзя было бы применить больше труда, то я сказал бы, что такое увеличение капитала потребляется непроизводительно» (Рикардо. «Principles of Political Economy», 3rd ed. London, 1821, p. 163).

     «В самом деле, индивидуальное потребление рабочего непроизводительно для него самого, так как оно воспроизводит лишь его потраченные силы.  Но это потребление производительно как для отдельного капиталиста и для капиталиста-государства, так как оно есть производство силы, создающей богатство владельцам капитала.» (Мальтус. «Definitions in Political Economy». London, 1853, p. 30).

     Итак, с общественной точки зрения в капиталистическом государстве класс рабочих — даже вне непосредственного процесса труда — является таким же производителем капитала для капиталиста или государства, как и орудия труда. Даже индивидуальное потребление рабочих в известных границах есть лишь момент в процессе развития капитала и в этом процессе продукт труда постоянно изымается из рук рабочих.  Потом этот продукт им же продаётся со скидкой за выданную зарплату, чтобы эти «одарённые сознанием орудия производства» не сбежали к другому работодателю, где ещё не известно, будет «скидка» или нет.

     Индивидуальное потребление рабочих, с одной стороны, обеспечивает их развитие и воспроизводство, с другой стороны, потребляя производимые средства для жизни, вызывает необходимость в их постоянном производстве и в появлении на рынке. Римский раб был прикован цепями, наёмный рабочий привязан невидимыми нитями к своему работодателю через свой дом,  семью, друзей и прочее. Иллюзия его свободы и независимости поддерживается тем, что его хозяева-наниматели иногда меняются, а также тем, что существует юридическая фикция договора.

     Было время, когда владельцы капитала осуществляли своё право собственности на «свободного рабочего» путём принудительного закона. Так, например, до 1815 г. машинным рабочим Англии эмиграция была воспрещена под угрозой сурового наказания.  Про жизнь рабочих советской России родившимся где-то в середине прошлого века известно не меньше.

     Воспроизводство рабочего класса включает в себя также накопление и передачу мастерства от поколения к поколению. «Единственная вещь, о которой можно сказать, что она накапливается и готовится заранее, есть профессионализм рабочего. Накопление и сохранение искусного труда, эта важнейшая операция, осуществляется по отношению к преобладающей массе рабочих почти без затрат капитала» (Hodgskin. «Labour Defended etc.», P. 12, 13).

     Насколько капиталист склонен причислять наличие такого искусного рабочего класса к принадлежащим ему условиям производства и можно ли на деле рассматривать его как реальное существование своего переменного капитала, обнаруживается с особенной яркостью, когда очередной кризис начинает грозить утратой этого условия производства.

      Как известно, вследствие Гражданской войны в Америке и сопровождавшего её хлопкового голода большинство рабочих хлопчатобумажного производства в Ланкашире и других местах было выброшено на улицу. Из среды самого рабочего класса и из других слоёв общества раздался призыв организовать с помощью государства или добровольных национальных сборов эмиграцию «избыточных» рабочих в английские колонии или Соединённые Штаты. «Times» опубликовала тогда (24 марта 1863 г.) письмо Эдмунда Поттера, бывшего президента Манчестерской торговой палаты. В палате общин письмо это было справедливо названо «манифестом фабрикантов».    Приведём здесь из этого письма несколько характерных мест, в которых взгляд на рабочую силу как на собственность хозяев капитала высказан с полной откровенностью.

       «Рабочим хлопчатобумажного производства говорят, что их слишком много и что их следует уменьшить, быть может, на одну треть, чтобы затем мог установиться здоровый спрос на остальные две трети… Общественное мнение настаивает на эмиграции, чтобы предложение рабочих рук было уменьшено и придерживается того взгляда, что это было бы столь же несправедливо, сколь и неправильно. Если эмиграция поддерживается за счёт общественного фонда, то фонд имеет право требовать, чтобы его выслушали, и, быть может, протестовать».

      Тот же самый Поттер рассказывает далее, как полезна хлопчатобумажная промышленность, как она «несомненно оттянула избыточное население из Ирландии и английских земледельческих округов», как велики её размеры, как она в 1860 г. дала 5/13 всего английского экспорта и как она через пару лет снова увеличится благодаря расширению рынка, особенно индийского, и обеспечению «достаточного ввоза хлопка по 6 пенсов за фунт». Он продолжает:

      «Время — один, два, быть может, три года — создаст необходимое количество рабочих мест. Я хотел бы поэтому поставить вопрос, не стоит ли эта промышленность того, чтобы её сохранить? Не стоит ли как-то содержать рабочих и не является ли величайшей глупостью мысль расстаться с ними? Я думаю, что это так. Я готов согласиться, что рабочие не собственность Ланкашира и хозяев, но они сила их обоих; они — интеллектуальная и обученная сила, которой не заместить в течение жизни одного поколения; напротив, машины, — те, на которых они работают, можно в значительной их части с выгодой заместить и даже улучшить в течение двенадцати месяцев. Если эмиграция рабочей силы будет поощряться или даже просто разрешаться, то что станется с хозяином производства?

       Этот крик сердца напоминает гофмаршала Кальба. «…Уберите лучших рабочих, — и основной капитал будет в значительной степени обесценен, оборотный капитал не выдержит борьбы при недостаточном предложении труда ухудшенного сорта… Нам говорят, что рабочие сами желают эмигрировать. Это очень естественно с их стороны.  Сократите, подавите хлопчатобумажное производство, отняв у него его рабочую силу, уменьшите, скажем, на 1/3, или на 5 миллионов, сумму уплачиваемых им заработных плат, и что станется тогда с ближайшим классом, стоящим над рабочими, с мелкими лавочниками, например? Что станется с земельной рентой, с квартирной платой за коттеджи? С мелкими фермерами, лучшими домовладельцами, земельными собственниками?
       Итак, скажите, может ли быть более самоубийственный план для всех классов страны, чем этот проект ослабить нацию путём экспорта её лучших фабричных рабочих и обесценивания части её наиболее производительного капитала и богатства?» «Я рекомендую заём в 5–6 миллионов, разложенный по времени на два или три года; деньги должны расходоваться под наблюдением особых комиссаров, подчинённых администрации призрения бедных в хлопчатобумажных округах; следует урегулировать это дело специальным законом, установив известный принудительный труд для поддержания моральной ценности рабочих, получающих милостыню… Может ли быть что-либо худшее для земельных собственников и хозяев, чем лишиться своих лучших рабочих и посеять деморализацию и недовольство среди остальных путём широкой опустошительной эмиграции и обесценения капитала в целой провинции?» 
       Так рассуждали в Англии 1861 года, когда в России решили отменить крепостное право…

     Поттер, этот несравненный представитель хлопчатобумажных фабрикантов, различает два вида «машин», одинаково принадлежащих капиталисту: одни постоянно находятся на его фабрике, другие на ночь и на воскресенье перемещаются в коттеджи. Первые — железные, вторые — живые. Железные не только с каждым днём ухудшаются и обесцениваются, но благодаря постоянному техническому прогрессу значительная часть их наличной массы устаревает настолько, что может быть с выгодой замещена более новыми машинами в продолжение нескольких месяцев. Живые машины, наоборот, тем лучше, чем дольше они служат, чем больше мастерства и стремления больше заработать, чтобы лучше жить. 
        «Times» в своём ответе этому фабричному магнату между прочим писала:

      «Г-н Э. Поттер настолько проникся сознанием чрезвычайной и абсолютной важности хозяев хлопчатобумажных предприятий, что он для поддержания этого класса и увековечения его промысла готов насильственно запереть полмиллиона рабочих в огромный нравственный работный дом. Достойна ли эта промышленность того, чтобы её поддерживать? — спрашивает г-н Поттер. Конечно, — отвечаем мы, — всеми честными средствами. Стоит ли труда содержать в порядке машины? — снова спрашивает г-н Поттер. Здесь мы останавливаемся в недоумении. Под машинами г-н Поттер разумеет человеческие машины; он уверяет, что не рассматривает их как безусловную собственность хозяина. Мы должны сознаться, что считаем «не стоящим труда» и даже невозможным содержать человеческие машины в порядке, т. е. запирать их и смазывать, пока не появится в них надобность. Человеческие машины имеют свойство ржаветь от бездействия, сколько бы их ни смазывали и ни чистили. К тому же человеческие машины, как мы уже видели, способны самопроизвольно разводить пары и неистовствовать на улицах наших больших городов. Может быть, г-н Поттер и прав, утверждая, что для воспроизводства рабочих требуется более значительное время, но, имея под руками опытных механиков и деньги, мы всегда найдём достаточно усердных, упорных, трудолюбивых людей, из которых можно сфабриковать больше фабричных мастеров, чем может понадобиться… Г-н Поттер болтает о новом оживлении промышленности через 1, 2, 3 года и требует от нас не поощрять эмиграции рабочей силы или даже не разрешать её! Что рабочие желают эмигрировать, это, по его мнению, естественно; но он полагает, что нация должна запереть полмиллиона этих рабочих и 700 000 человек, принадлежащих к их семьям, вопреки их желанию, в хлопчатобумажных округах и, — неизбежное следствие, — подавляя силой их недовольство, поддерживать их существование раздачей милостыни, — всё это с учётом того, что может наступить день, когда они снова понадобятся хлопчатобумажным фабрикантам… Настало время, когда великое общественное мнение этих островов должно сделать что-нибудь, чтобы спасти эту «рабочую силу» от тех, кто хочет обращаться с ней так, как обращаются с углём, железом и хлопком» .   «Times», 24 марта 1863 года.».

      Статья «Times» была только игрой ума. «Великое общественное мнение» в действительности разделяло мнение г-на Поттера, что фабричный рабочий есть лишь движимая  принадлежность фабрики. Эмиграции рабочих воспрепятствовали, устроив в «нравственном работном доме» хлопчатобумажных округов, и они по-прежнему составляли «силу хлопчатобумажных фабрикантов Ланкашира», но уже не все со всеми удобствами, но не нищенствовали!

      Итак, капиталистический процесс производства самим своим ходом развития воспроизводит новую рабочую силу и совершенствует условия труда и жизнь рабочих, особенно в условиях партийного парламентаризма.  Но в любом случае этот процесс постоянно принуждает рабочих продавать свою рабочую силу, чтобы жить, и постоянно даёт капиталисту возможность покупать её на выгодных для себя условиях, чтобы обогащаться. Но теперь уже не простой случай противопоставляет на рынке капиталиста и рабочего как покупателя и продавца. Механизм самого процесса постоянно возвращает рабочего как продавца своей рабочей силы на рынок производимых рабочими товаров и постоянно превращает его продукт труда в средство своего обогащения в виде прибавочной стоимости и повышения цен на товары. Рабочий вынужден починиться монополии капитала ещё раньше, чем он продал себя капиталисту, иначе ему не выжить.  Экономическая зависимость рабочих одновременно и обусловлена, и маскируется постоянным возобновлением их самопродажи, и постоянными колебаниями рыночных цен как их труда, так цен продуктов их труда.

     Грубая форма такой зависимости особенно была видна в графстве Дургам. Это — одно из тех немногих графств, в которых местные условия не обеспечивают за арендатором бесспорного права собственности на батраков. Наличие здесь горнорудной промышленности предоставляет последним возможность выбора. Поэтому здесь, в противоположность общему правилу, фермер берёт в аренду лишь те земли, на которых находятся коттеджи для рабочих. Плата за съём коттеджа составляет часть заработной платы сельских наёмных рабочих. Эти коттеджи называются «hind's houses» [«дома батраков»]. Они сдаются рабочим на условиях выполнения известных феодальных повинностей, по договору, который носит название «bondage» [«крепостная зависимость»] и, между прочим,  рабочий обязан на то время, когда он вдруг будет занят в другом месте, посылать на работу вместо себя членов семьи. Сам рабочий назывался «bondsman» [крепостной]. Это отношение с совершенно новой стороны показывает потребление рабочего как потребление для капитала, или производительное потребление. «Интересно отметить, что даже фекалии этого крепостного принадлежали капиталисту, ибо  фермер не разрешает устраивать никаких других отхожих мест, кроме тех, которые устроил он сам и не терпит ни малейшего нарушения своих прав в этой области» («Public Health. 7th Report 1864», p. 188).

      Следовательно, капиталистический процесс производства, рассматриваемый в общей связи как процесс воспроизводства рабочей силы, товаров и капитала, есть тот процесс, который производит не только товары, не только прибавочную стоимость, он производит и воспроизводит само капиталистическое отношение в обществе.  То есть богатство для капиталиста на одной стороне, наёмное рабство на другой, причём, как было сказано, независимо от того, отдельный это капиталист или совокупный в виде буржуазного государства.  Но это будет продолжаться до тех пор, пока монополия капитала не будет заменена на монополию закона о социальных гарантиях на достойные человека нормы от общей массы производимых в обществе и необходимых каждому средств для жизни по количеству и квалификации труда на рабочем месте в экономике страны всех членов общества.