Эпизод книги История счастья

Я стал дедушкой. Почему я никогда об этом не думал? А мечтал только о том, чтобы достичь чего- то в жизни, лелеял себя непонятными целями, славой, богатством.

Может в этом и есть счастье, когда рядом любящая семья, видишь близких людей, смотришь на то как растут дети, которые оставят после тебя потомство. Я не хочу, чтобы детство у моей внучки, было как у меня. Бедное, без особой любви и ласки.  Я хочу быть хорошим дедушкой и защитником, чтобы оставить в детской памяти радость, положительные эмоции и безграничную любовь.

У внучки такие же, большие щёки, как у моей дочки, когда она родилась, как и у меня серо-голубые глаза, в которых такая же непонятная грусть и задумчивость. Я не хочу, чтобы в них была печаль, хочу чаще видеть её улыбку и глаза, наполненные радостью жизни.

Мне никогда не хотелось так сильно жить. Я даже не думал, о том, что в таком возрасте буду ощущать себя счастливым. Пожить бы побольше. Услышать первые слова внучки, помолиться о её здравии. Увидеть первые шаги, поддержать её. Научить мудростям жизни, хотя я сам мало что в ней понимаю.

Внучка смотрит внимательно и с удивлением на меня, и я знаю, что она уже о чём-то думает, мечтает. Её мысли благи, так, как и её неожиданно выпавшая слеза, которая не стоит всех сокровищ мира, а скромная улыбка всей красоты вселенной. Моя внучка — чистейший сосуд, в котором пока нет: зависти, гордыни, злобы, раздражения. Её душа покрыта белоснежным покрывалом, только что первого выпавшего нетронутого, чистого снега.

Пройдёт время, и на её пути будут встречаться не очень хорошие люди, её детская, и ещё не совсем окрепшая душа, познает серость и ничтожество нашей бренной жизни. Что будет с ней происходить?

Где она будет искать ответы на появившиеся вопросы, защиту от злобы и непонимания? Кто ей откроет истину, когда пройдут её детские обиды?

Знать бы о её дальнейшей жизни. Кто утрёт слезу, с её пухлых щечек, когда ей будет одиноко и грустно, успокоит прикосновением руки, будет так же переживать как мама, от которой она, когда нибудь может далеко находиться? Какое первое слово она напишет в своей школьной тетрадке в линеечку? Кто станет её другом, на которого она сможет опереться в жизни? С кем пойдёт под венец?  Какой план на неё будет иметь Бог?

Но пока внучка познаёт мир, я познаю её.  Теперь я знаю, что перед тем как заплакать, то у неё начинает потихоньку вздрагивать маленький подбородочек, и красивые бантиком губы. Перед тем, как улыбнуться, как бы теплеет в глазах, они становятся более огромными, светлыми и голубыми.

У внучки нет прошлого, только несколько месяцев жизни, которые она неосознанно проживает, но об этом уже можно что- либо написать или рассказать, в общении с ней можно сделать кое-какие выводы для самого себя. По-новому, глазами ребёнка проявлять любовь к жизни.

Что я оставлю после себя внучке, чем удивлю её?  Своими непризнанными рукописями, верой, которая во мне до того мала, что я даже не смогу её с чем-либо сравнить, может любовью, которой мне не хватает даже на близких? Что останется у неё в памяти от общения со мной, в первые дни жизни, какую пользу принесут слова мои, смысл которых ещё очень далёк от неё?  Что скажет про меня хорошее, когда меня не станет, как часто будешь вспоминать, молиться за мою душу?

Когда меня не будет, то знай я любил тебя так как смог, щедро растрачивая свои последние чувства, и, на небесах буду любить ещё сильнее, наблюдать за тобой, радоваться смотря на то, как ты становишься счастливее и ещё красивее, направлять твои мысли в нужное русло, предостерегать от нелепых поступков.

Люблю с внучкой оставаться наедине. Она становится совсем другой: послушной, внимательной ко мне, и от этого мне кажется немного старше.  Вместе с Серафимой слушаю шум дождя. Вспоминаю, как когда-то маленьким мальчиком я сидел в тёмном чердаке, набитым душистой соломой, наслаждался ароматом черемухи и сирени, которые росла у меня под окном и слушал как стучит дождь по крыше. Его шум был для меня таинственным и в то же время таким близким и знакомым, что я даже представлял, как он выглядит.

Смотрю на внучку. Она, как и я задумчиво слушает дождь, у неё серьёзное лицо, интересно о чём она думает? В моём детском представлении дождик, который изливался с небес и был одушевленным предметом и состоял из капелек воды, на длинных собранных из дождинок, словно из бусинок ногах, на стопы которых были одеты соломенные старые сандалии. У дождя очень длинные руки, похожие на коряги, в которых он держит лейку, такую же как у нас в огороде, но только намного больше. Чтобы его никто не видел он, прятался за пеленой чистой прохладной воды. Когда его кто-то сильно просил, то он выполнял их желание и омывал водой.

Жаль что Серафима ещё маленькая, и не может объяснить свои чувства, которые  испытывает слушая шум дождя. Для меня в детстве он был другом, с которым я мечтал, взявшись за руки путешествовать   по большим и малым городам, заброшенным деревням, а потом обливать вместе неожиданно удивлённых прохожих, бродящих собак, детей, играющих в лужах, засов у нашей калитки, разбрызгивать небесную воду над колхозным лугом, на котором разгуливали ленивые коровы, а потом любоваться разноцветной радугой.

Почему эти воспоминания и мысли только сейчас пришли ко мне. Я обязательно напишу об этом сказку и когда внучка немного подрастёт, буду ей читать.

Серафима уже уверенно бегает и подражая нам, пытается подпрыгнуть вверх. У неё пока не получается так как у нас, но она всё равно заслуживает наши горячие аплодисменты.  Недавно Серафима стала целовать иконки, неумело и робко осенять себя и близких в дорогу крестным знамением. А ей всего полтора годика. Этому её научила бабушка. В таком возрасте, дети словно пустой сосуд и очень важно их наполнять самыми необходимыми и важными знаниями.

Старею.  Уже за 60. Думаю, сколько ещё осталось хороших моментов в жизни. Начинаю их вспоминать, перечислять, а их становится всё меньше. И от этого они приобретают ещё большую ценность.

Чтобы день наполнился яркими красками ставлю перед собой план действий. Вот на сегодня, например, встану, позавтракаю, пойду вывозить снег со двора, потом приду домой, попью чаю, почитаю псалтирь и буду ждать в гости дочку с внучкой, чтобы поиграть с ней, вечером снова чего нибудь попробую написать. И так разный план на каждый день. Летом: парник, грядки, цветочки, всё также порядок во дворе. Так интереснее жить, уже знаешь, что в работе и приятных занятиях будет меньше одолевать уныние, и есть возможность снова испытать радость.

Главное: отгонять лень, заставлять себя думать позитивно. Надо больше двигаться, работать, заниматься физической нагрузкой, которая избавляет от боли в теле. Необходимо верить в лучшее и ценить каждый прожитый день. И тогда жизнь приобретёт новые краски, которые будут избавлять от серых будней и болезней.

Круг ценностей в моей жизни всё больше сужается: семья, мои написанные книги, внучка которая приносит мне тапочки, просит почитать ей сказку, поиграть в игрушки, берёт за руку и ведёт туда куда ей захочется.

Сегодня Серафима впервые взяла мою книгу «История счастья». Осторожно прикасается своими пухлыми пальчиками к обложке, страницам, буквам. Изучает своим детским взглядом. Жаль, что книга не говорящая, как некоторые детские сказки.

Может когда внучка, вырастит, то продолжит писать свою историю счастья. Ведь у каждой истории должно быть продолжение. Интересно о чём она будет писать?

Я несколько раз пытался закончить книгу, но вновь и вновь возвращался к ней. Когда пишешь историю своей жизни, то в памяти она предстаёт как наяву, без изъянов и красок, такой какой её прожил на самом деле. И те моменты, которые в то время казались обыденными, переживаются сильнее во много раз, чем это было на самом деле.

Миг воспоминаний из прошлого, пронзает прожитое время, становится таким явным, что кажется стоит только протянуть руку и можно исправить то, что было  когда совершенно по неопытности и глупости. Стараешься не думать о плохом, о потерях, которые преследуют всех нас. 

И когда мне позвонили из дома престарелых и спросили, кому я довожусь Перкину Александру Дмитриевичу, то я сразу почувствовал, что звонок нехороший. В телефонной трубке  сказали:-Ваш папа умер.-

Я хотел, чтобы отца похоронили по-православному, сохранив все обряды, попросил об этом знакомого священника, который окормляет дом престарелых.

Я был уверен, что только молитвы смогут помочь ушедшему, близкому человеку и стал усердно читать, ощущая сквозь горькие, тёплые слёзы присутствие Бога. В такие минуты я ещё больше стал убеждаться в том, что он есть, стоит только к нему обратиться.

Мои молитвы не проходили бесследно, я чувствовал это. Они согревали мою душу, отгоняли печаль, придавали силы.

В то время я думал только об одном, чтобы душа моего ушедшего в другой мир   отца почувствовала мою безграничную и искреннею любовь к нему.

Каждый раз, когда я приезжал к родному человеку то видел, как он в одиночестве страдает, не в силах поделиться со мной своими чувствами.  Я бы сейчас отдал ему без остатка всю свою любовь, если бы смог этого сделать.

Вместо светлой,  большой и чистой любви я говорил пустые избитые фразы, которые папа, возможно, забыл в скором времени.

Если бы я смог быть с отцом, то оберегал бы его от сквозняков и сырой погоды, от плохих слов, которые звучали в его адрес, от посторонних злых глаз в этом казённом учреждении. Я бы создал вокруг него недоступный панцирь любви, который стал бы для него защитой от житейских невзгод.

Оставляя своего близкого человека в доме престарелых  я знал, что это может быть наша последняя встреча.

И со слезами на глазах её вспомнил. Тогда я крестил отца. 
               
До молельной комнаты мы со священником с трудом довели отца.  Он задыхался и у него отказывали ноги. Обряд крещения проходил с трудом, папа не смог стоять, за священником повторять слова молитвы, не умел креститься. Я видел, что отцу было тяжело проходить обряд крещения, по болезни и возрасту.  Поэтому помогал ему во всём.  Я читал за него молитвы, выполнял всё что, говорил священник. Склонившись к тазику, омывал ноги отцу окроплённой святой водой. Никогда в жизни мне не приходилось этого делать, чистая и сильная любовь, вместе с болью души охватили меня, такие чувства к родителям мне не приходилось испытывать раньше.

После крещения я успокаивал отца и вселял в него веру, говорил, что теперь он не одинок, Ангел небесный будет рядом с ним, который всегда поддержит в трудную минуту, и если мы больше увидимся, то вместе встретимся в раю. Так мы и договорились. Я рассказывал родному человеку, что после смерти, наши души попадают в рай или ад. Но наши попадут в рай. И его душа достойна этого.
 
Отцу было очень интересно об этом слушать. Я говорил ему о рае, о том, что мы не будем там испытывать страдания и боль, а только нескончаемую радость и наслаждение. Словно ребёнка я учил дорогого человека молиться, и словам краткой молитве, «Господи, помилуй». И он по слогам учил слова молитвы, неуверенно дрожащей рукой осенял себя крестным знамением.

Хотя мою душу охватило горе и тоска, теплые воспоминания об отце наполняли меня ещё большей любовью к нему и близким, словно он желал этого, и эти чувства становились во мне ещё сильнее.

Я подошел к кроватке где сладенько спала моя внучка, подложив свою маленькую ладошку под пухлую щёку. Вспомнилась мама, которая вот также, когда я был маленьким в холодные зимние вечера садилась рядом со мной у печки и пела колыбельную «Баю-баюшки-баю не ложися на краю …. Пахнет приятным теплом от тлеющей лампадки, мама осторожно укрывает меня стареньким, застиранным, детским одеялом.  Мне захотелось сделать что-то хорошее для внучки. Я осторожно взял маленькую ладошку Серафимы, поцеловал её и, хотя она сладенько спала, не знаю почему напел ей слова колыбельной.

Может это и есть счастье, когда воспоминания лучших моментов жизни наполняют наши сердца любовью к близким.