Первый экзамен

Так незаметно в разговорах о жизни за кружкой пива, и не за одной, промелькнул первый семестр. Настала пора экзаменов. Началась первая экзаменационная сессия. 
Предваряла ее зачетная сессия, где нам требовалось сдать, по-моему, шесть или восемь зачетов, чтобы допустили к сдаче экзаменов, которых тоже было шесть.
Не без проблем, но с зачетами я справился. Последний сдал 29 декабря в 21:30, а домой приехал в половине одиннадцатого. На следующий день предстоял первый экзамен по "Математическому анализу".
Открыл учебник, прочитал четыре теоремы - Ролля, Лагранжа, Коши и правило Лопиталя. На формуле Тэйлора остановился. Решив, что «перед смертью не надышишься» и готовиться дальше бессмысленно, я пошел спать.
На следующий день в приподнятом настроении, так как голова не была отягощена непомерным грузом знаний по математике, поехал в институт на первый экзамен. Надо заметить, что график экзаменов составлял староста нашей группы, который был назначен Липкиным.
Володя Кульчицкий был очень старательным мальчиком, который приехал из Южно-Сахалинска с большим желанием учиться. Он аккуратно посещал все лекции и семинары, готовился самостоятельно после лекций, не имел ни одной вредной привычки. Почему он поставил матанализ первым экзаменом - неизвестно. С нами, остальными студентами группы, он не советовался.
Когда после нескольких положительных оценок посыпались "неуды", мне стало немного спокойнее: все-таки не один я буду с двойкой. В том, что у меня будет именно двойка, сомнений не было -  только ожидание неотвратимого факта.
Наконец пришла и моя очередь экзаменоваться. Первым же вопросом в билете мне досталась формула Тейлора, на которой я накануне остановился. Эх, кабы я ее прочитал!
Тем не менее какое-то доказательство я все же придумал. Второй вопрос не помню, но что-то, вроде, написал, - впрочем, настолько же далекое от осмысленного, как и в формуле Тейлора. Задачу я, правда, решил, и ожидая вызова экзаменатора, наблюдал за происходящим в аудитории.
Наш лектор, Игнатьева Алла Венедиктовна (один из авторов учебника "Игнатьева А.В., Краснощёкова Т.И., Смирнов В.Ф. (под ред. Романовского П.И.)  Курс высшей математики"), - "за глаза" мы ее звали Игнашкой, - подозвала к себе Кульчицкого. Он уже сдал экзамен, но сидел в аудитории, составляя какие-то очередные списки.
- Это вы составляли график экзаменов? - обратилась она к нему.
- Да.
- Почему же вы поставили "матанализ" первым экзаменом? Ведь некоторые ваши товарищи только вчера сдали зачетную сессию… - вполне мирно спросила Игнашка.
- Если бы они вовремя сдали зачеты, у них было бы на подготовку целых пять дней! - уверенно и даже с некоторым вызовом ответил Кульчицкий.
- У ни-и-и-х?! - с явным неодобрением переспросила Игнашка. - Идите! 
И выгнала его из аудитории. Мне показалось, что в этот момент она пожалела, что поставила ему положительную оценку.
В это время в аудитории появился молодой невысокий аспирант, присланный кафедрой помогать принимать затянувшийся экзамен. Когда он подошел к Игнашке, она почему-то показала на меня - мол, берите его, - наверное, потому что я сидел к ней ближе всех.
Аспирант подсел ко мне и с видом бывалого преподавателя, напыжившись, сказал:
- Ну, показывайте, что Вы подготовили по первому вопросу.
Я показал подготовленный ответ. Чтобы я хоть на секунду мог предположить, что он правильный! Я был уверен, что он тут же скажет, что это ерунда и попросит ответ на второй вопрос. Но вместо этого аспирант ушел в глубокую задумчивость. Здесь уже я усомнился: а вдруг я угадал и самостоятельно доказал формулу знаменитого английского математика? Но нет, этого не может быть…
Аспирант схватил мой листок и подбежав к Игнашке стал показывать ей мой ответ. Игнашка снисходительно улыбнулась, покачала головой, ткнула карандашом в мой листок.
- Ну да! - понял, наконец, аспирант, где у меня «ерунда». Вернувшись ко мне, уже уверенным тоном сообщил:
- Ваш ответ неправильный!
«Да я и без тебя знаю, что мой ответ неправильный», - про себя усмехнулся я.
- Показывайте второй вопрос, - многозначительно произнес он.
- Пожалуйста, - и я протягиваю ему такую же «ерунду».
Аспирант снова погружается в глубокие раздумья. (Меня это уже забавляет.) Так и не разобравшись сам, опять бежит к Игнашке. Она с той же ухмылкой смотрит на него и качает головой.
- Ну, вот же! Неужели не видите?
- А! - бьет себя по лбу аспирант и уверенным шагом идет ко мне. Он и не подозревает, что я во всех деталях наблюдал его пантомимы с Игнашкой.
- Вы не знаете этого вопроса! - объявляет он мне.
«А сам-то ты его знаешь?» - опять про себя замечаю я.
С моей задачей он также побежал к Игнашке, и здесь, видимо, ожидая какого-то подвоха. Но на этот раз она сказала, что все правильно.
- Но студент не ответил на два вопроса. Что делать? – продолжает мучить ее аспирант.
- Ну задайте ему какой-нибудь дополнительный вопрос! - отвечает Игнашка.
К этому моменту про себя я уже обозвал его "Чимером". Что это такое, я не знаю, но ему подходило - что-то мелкое и суетливое.
Чимер подсаживается ко мне и гордо заявляет:
- Я решил задать вам дополнительный вопрос.
«Не ты, а Игнашка это решила. Давай, задавай», - продолжаю я свой мысленный  диалог с ним.
Не помню, какой именно вопрос он задал, но я вполне ожидаемо на него не ответил. И Чимер опять побежал с вопросом к нашему преподавателю.
- Студент не ответил на дополнительный вопрос!
Очевидно, Игнашке это все-таки надоело.
- Ставьте два, пускай гуляет!
Я с интересом наблюдаю за выражением физиономии Чимера. Он, как двуликий Янус, бежит к Игнашке на цыпочках со смирением и унижением, а поворачивается ко мне уже с выражением уверенности и достоинства на лице и в позе, и поступью командора приближается к моему столу.
"Ну давай, говори мне, что это именно ты решил мне поставить "неуд"…"
- Вы не готовы к экзамену! Я решил вам поставить "неуд", - произносит он, наконец, заключительную фразу в этом спектакле.
Вижу, как Игнашка насмешливо смотрит в нашу сторону.
Я собираю свои бумажки, встаю, ловлю взгляд Игнашки, достаточно громко с широкой улыбкой благодарю ее, что уделила мне время, а я не сумел им с толком воспользоваться, и сказав "До следующей встречи", вышел из аудитории.      
Так как я был, наверное, уже двенадцатым, получившим "неуд" на этом экзамене, то друзья меня встретили с воодушевлением.
- Нашего полку прибыло!
- Надо бы отметить это знаменательное событие, - сказал Хуторненок (за Сашкой Хуторненко быстро закреплялось какое-нибудь прозвище).
Это был не только первый экзамен в институте, но и первая двойка, которая избавляла первокурсника от обидного прозвища "козерог". (Это животное не имеет хвоста и потому так у нас называли первогодков, не успевших обзавестись этим отростком, прибавлявшим солидности.) Сережка Архипов, ставший у нас в компании «Блондином», охотно поддержал это предложение, а меня и Славку можно было и не спрашивать.
 Значительность события требовала достойного места для его отмечания, поэтому Хуторненок предложил отправиться в лучший среди знатоков пивной бар "На Павелецкой".
 
Этот бар занимал угол первого этажа двухэтажного дома на углу Зацепского вала и  Дубининской улицы.
Снаружи и внутри это было совершенно невзрачное питейное заведение. Металлические столовские стулья и квадратные столики, покрытые бирюзовым пластиком. Никаких украшений на стенах. Небольшое прокуренное помещение.
Но бар этот имел необычайную популярность у серьезных любителей пива. Там подавали отличное свежее бочковое пиво по 24 копейки (при этом никогда не наблюдалось недолива). Но главное, там всегда были вкуснейшие креветки! Не варено-мороженные и потом разогретые, а сваренные свежими прямо в баре! Не однажды нам удавалось полакомиться там истинными деликатесами - огромными ростовскими раками ("но по пять") и совершенно бесподобных размеров камчатскими крабами. Крабы тоже готовились в баре и отваривались только целиком. Когда такого красавца помещали на кружки пива, составленные в центре стола и занимавшие стол целиком, то его "весла"  с клешнями свешивались с краев.

К сожалению, бар этот вместе с рынком вскоре снесли, когда освобождали площадь перед Павелецким вокзалом. И в дальнейшей своей жизни мне уже не доводилось есть что-либо подобное.

Был вечер 30 декабря 1967 года. Многие москвичи хотели подготовиться к празднику, поэтому на улице перед входом в бар образовалась очередь. Наш "бывалый" Хуторненок заметил, что если мы будем тихо стоять в очереди, то можем в бар и не попасть - все время кто-то протискивался без очереди.
- Давайте, двое держат очередь, - распорядился он, -  а остальные прорываются внутрь.
Так мы и сделали. Правда кто-то, кажется Пит (Виктор Петров), остался без пуговиц на пальто. Но главное - мы внутри. Под руководством Хутора нашли и составили два столика в углу зала, и вот мы в процессе. Заказали пиво, креветок и оживленно обсуждали первый экзамен и сопутствующие прелести студенческой жизни. Время шло, а темы для разговора и пиво не иссякали.
Не помню, во сколько я пришел домой, но ботинки смог снять не сразу - кажется, только с третьей попытки. И подниматься с пола было все труднее.
Мамы и сестры дома не было. Из кухни за моими упражнениями молча наблюдал отец. Он не стал спрашивать, как прошел мой экзамен - то ли и так понял, то ли, читывая мое состояние, это уже не имело значения.
Я прошел к своей постели, сообщив, что буду спать, на что отец строго сказал:
- Иди есть!
- Не хочу, - насупившись ответил я, поскольку есть после такого количества выпитого пива действительно не хотелось.
- Я кому сказал, иди есть!
С отцом я спорить не привык и послушно пошел на кухню.
Он положил мне в тарелку макароны по-флотски, которые я очень любил.
- Ну как, сдал? - только тогда спросил отец.
- Нет, завалил.
- И решил отметить? - язвительно поинтересовался отец.
- Я не один. У нас полгруппы завалили.
- И все пошли отмечать? - продолжал любопытствовать отец.
- Почти все, - слегка соврал я.
Доел свои макароны и пошел спать.
Не успел я лечь в постель, как в моей голове заштормило и весь полученный груз вынесло на берег, то есть на пол. Я быстро встал, пошел в ванную, взял ведро, веник и тряпку и стал убирать следы бедствия. Отец тоже подключился, приговаривая:
- Вот мать сейчас придет, то-то порадуется.
- Но я же говорил, что не хочу есть, - вяло огрызнулся я.
Мы с ним успели навести порядок до прихода мамы и сестры. Я еще раз умылся, попил воды и снова лег. На этот раз не штормило.
Когда вернулась мама, я уже спал.

На следующий день состоялся знаковый разговор с отцом, который разделил мои отношения в семье на "до" и "после".
Со своими лагерными друзьями я договорился отметить Новый год в любимом нами лагере "Космос", где мы обычно встречали каждый Новый год, пока учились в школе. Помимо самого лагеря на его территории действовала база отдыха для сотрудников ГИПРОМЕЗа. В ней для нашей компании были заказаны номера.
После завтрака отец решил провести со мной воспитательную беседу о моей учебе, поведении, жизни и ее смысле. Такая обстоятельная беседа отца со мной в присутствии сестры и мамы, притом на повышенных тонах, состоялась впервые. Отец отметил мое вчерашнее появление в приподнятом состоянии, а также полученную оценку моих знаний, после чего кратко обрисовал перспективы службы в армии.
Я молча выслушал. Возразить было нечего, да и не хотелось. Все было и могло быть оценено только так, как и говорил отец. Но и смирения внутри меня не было.
Когда оглашение обвинения закончилось, я получил слово.
- Все, что ты сказал, папа, справедливо, - тихо, но твердо сказал я, глядя отцу в глаза. -  Я и сам это понимаю. Но такой разговор у нас был в последний раз.  Я уже вырос и сам буду отвечать за все свои поступки. Как учиться и как себя вести - это только мое дело, - продолжал я спокойно. - Вылечу из института - пойду служить в армию, меня это не пугает. Но больше, прошу, чтобы никто и никогда меня не отчитывал. Заранее о своих экзаменах я говорить не буду. Если сдам - скажу.
 
Наверное, я говорил очень уверенно, или мои родители меня поняли, но ни мама ни папа не возразили.
- Согласен, -  буркнул отец. - Мне не доставляет удовольствия этот разговор. Но в лагерь ты не поедешь! В наказание за вчерашнее. Будешь отмечать Новый год вместе с нами у дяди Васи.
Иван Васильевич - это папин брат, у которого часто собиралась веселая компания родственников. У него было три дочери и сын. Две мои двоюродные сестры Надежда и Лидия - мои ровесницы с разницей в год в ту и другую сторону. А старшая Нина и брат Женя были намного меня старше. Однако все были молодыми, и в их компании мне не было скучно, хотя это и не компания моих лагерных друзей.
Я изобразил скорбную покорность и согласился. Позвонил друзьям, что не смогу поехать, и с видом обиженного, но непокоренного, принял участие в общих приготовлениях к празднованию Нового года.


Интернет-магазин издательства
http://business-court.ru