Лапка

"Никогда не говори 'никогда'."

Пословица



       Каппадокия

Яркое майское солнышко ласково согревало маленькую турецкую деревушку, затерявшуюся где-то среди гор Каппадокии - гористой области страны. Точнее, сложно назвать деревушкой, пусть даже маленькой, небольшое поселение, состоящее из нескольких расположенных неподалёку друг от друга пещер в скалах, приспособленных под жильё и обставленных мебелью, как любая маленькая городская квартира или скромный деревенский домик, способный вместить не больше одной семьи. Каким бы странным это не показалось человеку, которому не доводилось бывать в Каппадокии, но такой вид традиционного жилья и в наши дни весьма распространён в этой области. Когда-то давно здесь нашли приют целые сообщества первых  христиан, поселившиеся и устроившие церкви и часовни в пещерах этой восхитительной части Турции с её потрясающими горными пейзажами, вызывающими ассоциацию с эпитетом "марсианские" своими великолепными грядами, напоминающими океанское дно или застывшие каменные барханы. Образующие их необычные геологические формации, среди которых можно ходить, как в лесу, как будто отполированные ветрами и, в большинстве своём, практически лишённые растительности, но скрывающие множество естественных пещер, вряд ли имеют какие-либо аналоги на нашей планете: что-то похожее - возможно, но не в коей мере не точную копию. А эти самые пещеры, кроме просто интереса, вызванного своей природной уникальностью, также привлекают и возможностью очень полезного практического использования: с давних пор и по сей день они служат жилищами , а после приложения некоторых усилий - даже в какой-то степени вполне уютными домами многим бедным жителям Каппадокии. 

И вот, рядом с одной из таких пещер в одно тёплое весеннее утро у кошечки, живущей с хозяевами в этой самой деревушке, родились трое котят. Как и все новорождённые этих замечательных представителей животного мира, первые дни, даже недели своей жизни они провели, уткнувшись своими маленькими мордочками в тёплый, уютный, покрытый шелковистым мехом и пахнущий молоком, животик своей мамы-кошки, которая была для них не только надёжной защитницей и кормилицей, но и всем существующим миром, который они, будучи новорождёнными, могли ощутить. "Присосавшись" к маминому молоку, они, подкрепив свои ещё маленькие, но очень быстро прибавляющиеся силы, пока ещё не видя своими закрытыми глазками такого на самом деле огромного окружающего их мира, тут же засыпали рядом, боясь даже немножечко отползти от мамы, хотя бы на несколько секунд перестать чувствовать её своими крохотными лапками.

Время шло, котята росли, они уже открыли глазки и могли видеть мир вокруг себя. Они всё чаще принимали пищу, которой прикармливали их хозяева - конечно же, гораздо  менее нежную, чем молочко мамы. Малыши так осмелели, что уже не только неуверенно подходили к дому хозяев, но  даже заходили внутрь и (что ещё более удивительно) совершали вылазки на значительное расстояние от мамы и от дома.

Когда котята стали уже достаточно большими и могли жить самостоятельно, то хозяева решили предложить взять их своим друзьям. Среди их знакомых, живших неподалёку, у всех были коты или кошки, и даже по несколько в одном доме. Однако, были две семьи, жившие достаточно далеко от этого места, в которых в это время ни кошек, ни котов не было, но которые очень хотели завести кого-то из этих очаровательных пушистых малышей: как взрослые представители этих семей, так и - ещё сильнее - их дети, которые были в обеих семьях. В результате, пригласили в гости сначала одну семью, а через неделю - другую. Все три котёночка были просто очаровательными, и сделать выбор в пользу какого-либо из них было поистине непростой задачей. В итоге, взрослые, так и не справившись с ней и желая сделать приятное своим чадам, решили последовать детским симпатиям, и предоставили сделать выбор им.

Как в первый, так и во второй раз детишки сразу же определились в своих предпочтениях, и в результате двоих из трёх котят забрали, и у мамы-кошечки остался всего один малыш. Сначала она очень тосковала и скучала по тем двоим, с которыми её разлучили, но со временем стала привыкать и надеялась, что в новых семьях им будет хорошо. Хозяева кошечки предложили оставшегося котёнка ещё некоторым из своих друзей, но, так как у тех у самих было по несколько обожаемых ими этих представителей семейства кошачьх, то пристроить третьего котёнка так и не удалось. В результате хозяева решили оставить малыша у себя и были даже рады этому в какой-то степени вынужденному решению, так как уже очень привязались к нему, сильно полюбили это маленькое чудо, да и просто привыкли к его ежедневному присутствию рядом с ними и к его очаровательной любопытной мордочке, неожиданно появляющейся то там, то здесь в доме, а если не внутри, то либо с одной, либо с другой стороны от него.


       Прогулки

Время шло незаметно, котёнок рос, взрослел, и через какое-то время, казалось бы - совсем скоро (хотя на самом деле прошёл уже почти целый год), его уже нельзя было считать малышом-несмышлёнышем, беззаботно играющим с соседскими котятами: теперь он был уже практически взрослым, хоть и совсем ещё молодым, котиком. Будучи от природы очень любознательным и сильно интересующимся окружающим его миром, малыш любил гулять не только вокруг своего и соседских домов, но и уходить достаточно далеко - всё дальше и дальше с каждой следующей прогулкой. У него появились любимые места, где ему нравилось просто сидеть, любуясь видами Каппадокии, её гор, холмов и множества гигантских каменных исполинов. Часто по утрам котик уходил  немного в сторону от деревни, забирался на какой-нибудь утёс и любовался потрясающим зрелищем рассвета, когда первые лучи восходящего солнца окрашивали вершины гор Каппадокии в нежно-розовый цвет. Он наслаждался пением утренних птичек, возвещавшем начало нового дня, и ловил каждое едва заметное дуновение лёгкого утреннего ветерка, приносящего запах рассвета и наступающего раннего утра, меняющегося с каждым мгновением по мере того, как солнечные лучи нагревали остывший за ночь воздух.

Дни котик, как правило, проводил недалеко от дома, общаясь с другими котами и кошками, живущими поблизости. Малыш знал, что они не были расположены к путешествиям далеко от своих домов, поэтому он не особо затрагивал эту тему в своих разговорах с ними. В свою очередь, местные коты и кошки знали о любви своего маленького собрата к длительным прогулкам, видели его чрезмерную - по их мнению - эмоциональность, проявлявшуюся, в особенности, по отношению к природе, но их расположение к нему было очень дружеским, они всегда были рады его видеть и совершенно искренне принимали этого необычного малыша таким, каким он был, со всеми его - на их взгляд - странностями. Котик же был всегда рад пообщаться со своими кошачьими друзьями: от них он узнавал самые скрытые подробности жизни кошачьей общины их деревни, которые упускал из виду по причине своих частых отлучек, проводил с ними время на кошачьих собраниях и даже участвовал в принятии важных решений, касающихся жизни их не такого уж и маленького сообщества.

Одним из полюбившихся малышу мест, пожалуй - даже самым излюбленным, был холм, расположенный сравнительно далеко от его дома. Точнее, это был не совсем холм, а утёс, с которого открывался потрясающий вид на целый пещерный город. Этот город - знаменитый на весь мир пещерный город Горем, и это именно в его пещерах когда-то давно первые христиане организовали множество церквей и часовен, расписав их своды потрясающей красоты фресками, сохранившимися (хоть и в сильно пострадавшем от времени виде) до наших дней. Сейчас рядом располагается современный город Горем, но множество туристов посещают ежедневно именно древний пещерный город, заполняя территорию города-музея под открытым небом с раннего утра и до позднего вечера. Вот именно на этот-то город очень любил смотреть котик, не переставая удивляться снующим туда-сюда людям, старающимся осмотреть все закутки города, посетить абсолютно все его пещеры и внимательно разглядеть каждую более или менее сохранившуюся фреску. Издалека и сверху город в такие часы был похож на взбудораженный муравейник. Котика привлекало и даже как-то забавляло это зрелище, но что ему особенно нравилось, так это контраст между дневным "человеческим муравейником" и таинственно-пустынным пещерным городом, каким Горем становился тотчас же после закрытия музея, когда дневная суета, унесённая схлынувшей волной туристов, сменялась задумчивым одиночеством, создающим своеобразную "призму наоборот", через которую город становился виден как будто в своём настоящем виде, как бы одновременно во всей своей продолжительной и непростой истории. Искусственная завеса, создаваемая дневной туристической суматохой, как будто бы спадала, и Горем выступал из-за неё в своей истинной сущности. С этого самого времени (ещё до захода солнца) и до того самого момента, когда ночная темнота спускалась на Каппадокию, котик не спускал глаз с этого поистине завораживающего и, пожалуй, даже  в какой-то степени гипнотизирующего его зрелища - завораживающего совершенно потрясающей игрой света и тени на холмах и входах в пещеры, продолжавшейся с того самого момента, когда уже почти опустившееся к горизонту солнце освещало своими предзакатными лучами внезапно опустевший пещерный город, и до тех пор, когда вершины холмов, вспыхнув на несколько мгновений целым веером тёплых красок заката под последними лучами заходящего дневного светила, погружались в спускающиеся сумерки, постепенно сгущавшиеся и сменявшиеся тёмной южной ночью, которая окутывала отполированные ветром горы Каппадокии и, погружая их в сон, оберегала заснувший пещерный город Горем до самого утра, когда на рассвете первые лучи восходящего солнца начинали освещать этот загадочный край в преддверии нового дня. Котик смотрел на меняющиеся вечерние пейзажи, ловил витающие в воздухе вечерние запахи, вглядывался в небо, которое за это не такое уж продолжительное время стремительно меняло свой цвет от светло-голубого, через синее к тёмно-синему. Когда же небосвод становился иссиня-чёрным, малыш наблюдал, как на небе зажигаются звёзды, которых становилось тем больше, чем темнее становилось небо. Когда же купол неба становился совсем чёрным, а высыпавших на нём звёзд было так много, что казалось, будто кто-то разостлал на небе узорчатый ковёр, по которому можно было ходить, то котик мысленно гулял по пересекающему небосклон Млечному Пути, замечая падающие и пролетающие по небу маленькие звёздочки, первые из которых были - о чём малыш не знал - метеорами, а вторые - о чём он, тем более, не мог даже догадываться - искусственными спутниками Земли. Котик смотрел на всё это со смесью чувства глубокого восхищения красотой открывающихся ему моментов жизни природы и восторженного благоговения перед таким непредсказуемым и феерическим многообразием красок и явлений, которыми он любовался почти каждые день и вечер, но которые никогда не бывали одинаковыми, но напротив - всегда разными. Наверное, это многообразие можно было бы сравнить с многообразием картинок в калейдоскопе, только в более сложной его версии, но и это было бы слишком простой аллегорией, не передающей всего того богатства красок и комбинаций, которое завораживало малыша и которое он был так счастлив наблюдать по вечерам с холма-утёса около Горема.

Такие "вылазки" были неотъемлемой частью жизни котика, восхищали и настолько затрагивали его эмоционально, что он не мог даже представить себе жизни без своих маленьких путешествий. Однако, Горем находился не так уж близко от его дома, и эти "небольшие" прогулки занимали у маленького путешественника по несколько часов. Хозяева котика сначала волновались из-за его почти ежевечерних исчезновений, но, так как каждую ночь, хоть и очень поздно, малыш возвращался домой, постепенно привыкли к его отлучкам и уже не так сильно беспокоились.


       Несчастный случай

Впрочем, как уже говорилось, домой малыш возвращался очень поздно, уже ночью, в кромешной темноте, и путь в этой части Каппадокии ему освещали только луна и звёзды, и лишь иногда - немногочисленные фонари на тех дорогах, которые он иногда пересекал по пути домой. Коты и кошки вообще отлично видят в темноте, а этот котик, к тому же, был очень осторожен, особенно заметив, что люди в темноте видят, к сожалению, гораздо хуже, чем при дневном свете и, управляя машиной вечером или ночью, вынуждены полагаться лишь на свет фар. Каждый раз, переходя дорогу, малыш внимательно смотрел по сторонам и, только убедившись, что опасных для него машин поблизости нет, быстро перебегал на другую сторону, чтобы продолжить путь домой. В такой поздний час машин на дорогах было немного, а те, что были, ехали осторожно, на не очень большой скорости, поэтому опасность, казалось бы, была невелика, но котик предпочитал перестраховаться.

И несмотря на это, однажды всё-таки случилось несчастье... Как и много раз до этого дня, малыш пошёл гулять на холм к Горему. Полюбовавшись потрясающими видами заката, которые, как и всегда, были совершенно не похожими ни на те, не менее великолепные виды, которыми он любовался накануне, ни на те, которые завораживали его на прошлой неделе, котик направился в сторону дома. Но в этот раз увиденное как-то особенно сильно завладело его мыслями и, возвращаясь домой, он, переполненный эмоциями, был погружён в задумчивость, прерываемую лишь криками ночных птиц да шорохами испуганно отпрыгивающих в разные стороны маленьких ночных зверьков. Малыш спокойно пересёк уже несколько автомобильных дорог, машин на которых в этот час не было. Увлёкшись своими размышлениями, котик выпрыгнул на следующее шоссе, и тут, вдруг, из-за поворота на большой скорости на трассу вылетела машина. Ослеплённый ярким светом фар, малыш попытался либо прыгнуть вперёд, либо попятиться назад, но от неожиданности впал в полный ступор и не смог сдвинуться с места. Водитель, по всей видимости, хоть и в последний момент, но заметил его и попытался объехать, резко вывернув руль. К сожалению, этого оказалось недостаточно, и мгновение спустя котик почувствовал сильный удар, резкую боль во всём теле и особенно сильную - в левой передней лапке. Последнее, что он видел, был удаляющийся по шоссе сбивший его автомобиль. Всё вокруг котика поплыло, взгляд застлала туманная завеса, голова раскалывалась от боли, в висках начало сильно стучать на фоне всё нарастающего гула. Малыш попытался сдвинуться с места, чтобы отползти к обочине, но боль была настолько сильна, что он потерял сознание прямо посередине дороги... 


       Рассвет недалеко от Горема

Ранним утром по шоссе недалеко от Горема ехала машина. Несмотря на то, что движение в этот час в Каппадокии не очень оживлённое, водитель, которого звали Фернан и который был среднего возраста, вернее - ближе к пожилому, вёл машину осторожно и на сравнительно небольшой скорости, что давало ему возможность любоваться окрестностями пещерного города Горем, который он посетил вчера. Всё-таки, Каппадокия прекрасна! Вдоволь налюбовавшись видами заката над отполированными ветрами горами и переночевав в маленькой гостинице в расположенном неподалёку городе Ушисар, Фернан выехал пораньше, чтобы насладиться видами рассветной Каппадокии и успеть за пару дней проделать неблизкий путь от Горема до "Математической Деревни Несина", где он должен был прочитать трёхнедельный курс лекций для студентов-математиков, приехавших туда на так называемую "летнюю школу" - не очень продолжительный, но зато очень интенсивный учебный курс, программа которого состоит из прекрасно подобранных лекций по разным предметам выбранного организаторами направления, читаемых разными специально приглашёнными для этой цели преподавателями со всего мира. 

Фернан был профессором одного из университетов Франции - университета Ниццы - и вот уже в течение нескольких лет его в числе других преподавателей регулярно приглашали прочитать лекции в Деревне Несина. Фернан был очень рад этим командировкам, так как любил здешние края. Он интересовался не только историей и культурой Турции, но и современной политической жизнью этой страны, стараясь быть в курсе происходящих в Турции событий и внимательно за ними следя. Не так давно Фернан даже начал изучать турецкий язык и немало преуспел в этом деле, значительно и быстро продвинувшись по рассчитанной на "продолжающих" программе языкового курса: сейчас он уже мог сравнительно легко общаться с местными жителями - по крайней мере, на темы, касающиеся местоположения каких-либо не только широко-, но и совсем малоизвестных достопримечательностей, или же наиболее интересных, оригинальных, известных зачастую только местным жителям маршрутов для прогулок, а иногда также местных легенд и преданий. Каждый раз, приезжая в Турцию, профессор старался посетить какой-либо новый из ещё не известных ему регионов этой страны с её богатейшей историей и культурой. Он предпочитал арендовать автомобиль и следовать на нём от одного заинтересовавшего его места - к другому, иногда повинуясь спонтанному решению немного изменить маршрут или просто слегка меняя его по ходу путешествия - увлёкшись живописным видом, каким-либо неожиданно показавшимся вдали любопытным архитектурным сооружением или необычно выглядящим поселением. Не будучи стеснённым ни жёсткими временными рамками расписаний общественного транспорта, ни ограничениями чётко спланированной программы организованного каким бы то ни было туристическим агентством тура, Фернан был абсолютно свободен в выборе маршрута и любых его измененях "на ходу". Если не останавливаться на деталях, то не будет ошибочным утверждение, гласящее, что он уже познакомился со многими уголками искренне любимой им Турции, среди которых можно назвать такие весьма значимые её части, как то: Стамбул и его окрестности, регион Эгейского моря с его древними городами, такими как древняя Смирна - ныне Измир, традиционный Сельчук и античный Эфес, Средиземноморское побережье с его красивейшей Анталией, Чёрное море с небольшими прибрежными городами, восточную часть Турции и город Карс, когда-то бывший армянским, а когда-то - принадлежавший Российской Империи. И всё это - лишь некоторые примеры. Фернана не переставало удивлять, насколько каждый из регионов Турции был не похож на соседние с ним области. Однако, посетив совершенно разные части этой потрясающей страны, профессор, как ни странно, ещё ни разу не бывал в Каппадокии - знаменитой гористой части Турции, о красотах, своеобразии и самобытности которой он много раз слышал, но до сих пор не имел возможности посетить этот регион. На этот раз, планируя свой визит в Турцию, он решил, что те несколько дней отпуска, которые он обычно добавлял к каждой из таких своих командировок, чтобы немного попутешествовать по этой восхитительной стране, в нынешний свой приезд он целиком посвятит Каппадокии - совершенно исключительному региону, о котором столько слышал и читал. Причём в этот раз у него получалось добавить больше недели! 

Как и всегда, планируя поездку, Фернан тщательно продумывал все, даже самые незначительные, детали и малейшие подробности предстоящего путешествия. А на этот раз, он в том числе подумывал о своего рода необычной "прогулке": о возможности, широко рекламируемой многочисленными компаниями, занимающимися турами в Турцию, а именно - о встрече рассвета на воздушном шаре над горами Каппадокии. Такое "воздухоплавательное" предложение туристических компаний сразу же привлекло внимание профессора. Эта возможность его очень заинтересовала, но, поразмыслив, Фернан решил, что лучше просто проедет среди этих необыкновенных гор на арендованной для всей поездки машине, останавливаясь время от времени на утёсах, с которых открываются не менее потрясающие виды на окрестности, чем с воздушного шара. Конечно же, ракурс при этом абсолютно другой, но профессора больше привлекал именно такой вариант. Наверное, отчасти причина этого была в том, что, стоя в одиночестве на утёсе в предрассветный час, ты можешь спуститься в долину и, прогуливаясь среди возвышающихся вершин, как бы сливаясь с этим волшебным краем, становишься его частью, начинаешь чувствовать его, и вместе с ним ощущаешь каждый лучик восходящего солнца и встречаешь рассвет не "рядом", а "вместе" с этим чудесным, восхитительным местом. Надо сказать, что профессора чем-то необъяснимо "притягивали" такие, казалось бы, обыденные моменты, как восходы и закаты солнца. Он как будто бы растворялся в первых или последних лучах, чувствовал какую-то особенную красоту природы и гармонию с окружающим его миром, ощущал себя частичкой мироздания - менее чем микроскопической, но всё же его частью.

Проведя в Каппадокии уже (и в то же время - всего лишь) несколько дней, Фернан успел исколесить на машине почти весь этот регион, оставив "на десерт" пещерный город Горем. Каждый проведённый в Каппадокии день приводил профессора во всё большее восхищение от увиденного, а Горем оказался поистине "жемчужиной" этой поездки по Каппадокии. 

И вот сегодня, встав пораньше, Фернан отправился по заранее разработанному маршруту. До рассвета оставалось совсем немного времени, и он направился к последнему запланированному "пункту" программы. Этот "пункт", хоть и оказался в списке последним, но был для профессора ничуть не менее значимым, интересным и прекрасным, чем предыдущие. Это был "финальный аккорд" его путешествия, который предполагался стать переходным звеном к началу поездки Фернана в Математическую Деревню Несина - место проведения его лекций.

Итак, первым делом профессор поднялся на холм с замком в Ушисаре, чтобы полюбоваться Долиной Голубей. Собственно говоря, будучи наслышан о потрясающем зрелище рассвета над этой долиной, он специально выбрал для ночёвки гостиницу в Ушисаре. Как он неоднократно  слышал, один из самых впечатляющих видов на знаменитую Долину Голубей открывается именно с холма в этом городе. Заняв удобную наблюдательную позицию поблизости от самой высокой точки холма, профессор просто оторопел от уже начинавшегося "действа": первые лучи восходящего солнца, ещё слабые, начинали освещать долину. Сначала - вершины утёсов, а потом - всё больше и больше превосходящих одна другую своей необычностью разбросанных по всей долине геологических формаций  начали окрашиваться целой палитрой самых разнообразных оттенков розового и золотистого цветов. По мере того, как солнце поднималось над горизонтом, каждый из этих геологических шедевров начинал отбрасывать тень, которая "жила", двигалась и менялась в форме и размере по мере того, как дневное светило медленно, чинно и грациозно плыло вверх, в светлеющее рассветное небо. И вот уже "геологический лес" в Долине дополнился "лесом" из теней, лежащих у подножия гигантских туфовых исполинов и каменных "барханов" с многовековой историей... Теперь уже почти все вершины были освещены, и Фернан решил, что пора начинать спускаться с холма, чтобы, отъехав на автомобиле от Ушисара, застать и другие виды в рассветных и утренних солнечных лучах.

Вернувшись к машине и выехав из города, он уже подъехал к первой из отмеченных им на карте точек. Насладившись ещё несколькими "неземными" пейзажами в лучах восходящего солнца, спустившись в "лес", образованный такими многочисленными здесь необычными и странными вершинами, и вдоволь побродив среди них, профессор вернулся к автомобилю и, сев за руль, завёл мотор и направился дальше по выбранному им маршруту. По мере того, как дневное светило поднималось всё выше, Фернану удалось полюбоваться видами с ещё нескольких точек обозрения, расположенных на разных утёсах, куда можно было подъехать на машине. Все открывшиеся его взору картины были великолепны, но больше всего его впечатлили, пожалуй, всё-таки виды на Долину Голубей со стороны замка на холме в Ушисаре и на расположенный приблизительно в пяти километрах от него в северо-восточном направлении пещерный город-музей Горем.

Наслаждаясь впечатлениями от увиденного, профессор поехал к шоссе, которое, проходя через Невшехир, вело по направлению к небольшой далёкой и очень традиционной турецкой деревеньке Шириндже, расположенной в регионе Эгейского моря, примерно в километре от которого находится Математическая Деревня Несина, ставшая для Фернана уже родной за те годы, в течение которых он регулярно приезжал преподавать на организованных там летних школах. До начала лекций оставалось ещё несколько дней, почти целая неделя, но профессор хотел приехать немного заранее. Для того, чтобы попасть в Деревню, ему нужно было преодолеть расстояние почти в половину протяжённости Турции по широте - немало! Однако, Фернана это не только не огорчало, а, напротив, радовало: поездка на машине по дорогам, проложенным через великолепные турецкие пейзажи, была для него очень привлекательной. 


       Печальная находка

Фернан настроился на чрезвычайно приятное путешествие. Он уже собирался выехать на первую часть своего маршрута: на шоссе, ведущее из Ургюпа в Невшехир. Дорога была ровная, хорошая. Её многочисленные плавные повороты, повторяемые движениями машины, делали поездку ещё приятнее, так как каждый такой изгиб дороги открывал взору новый пейзаж, не менее восхитительный и не менее завораживающий взор, чем предыдущий - до поворота. Профессор вёл машину очень внимательно и аккуратно, и великолепие окружающих видов не отвлекало его от дороги. Он обладал необходимым и очень ценным качеством хорошего водителя: умел совмещать любование окрестностями с внимательным вождением - черта, присущая, к сожалению, далеко не всем любителям автомобильных прогулок!

Аккуратно проехав очередной плавный изгиб трассы, Фернан отметил про себя, что этот участок был небезопасным из-за сильно ограниченной видимости дороги за поворотом. В этот момент профессор увидел, что сразу же за этим поворотом, прямо посередине дороги, что-то или кто-то лежит. Ему показалось, что это какой-то зверёк, достаточно крупный, размером с кота или кошку. Он резко затормозил, съехал на обочину и, поставив машину в безопасном месте, вышел из неё и направился к неподвижно лежащему животному. Да, это действительно был котик: по всему видно, что совсем молоденький, хотя и довольно-таки крупный, чёрной с белым окраски. Котик не шевелился, и Фернан боялся самого худшего. Наверное, несчастное животное неожиданно выпрыгнуло на дорогу, а водитель - вероятно, дело было ночью - не успев вовремя заметить его и затормозить, сбил бедного ночного путешественника. По следам от шин, оставшимся на дороге, профессор понял, что водитель пытался резко вывернуть руль, но, по всей видимости, этого оказалось недостаточно.

Подойдя ближе, Фернан наклонился и стал разглядывать пострадавшее животное. Неожиданно он заметил лёгкое, едва заметное движение: малыш дышал! Несказанно обрадовавшись, профессор задумался, как его можно перенести в машину. Даже беглый взгляд говорил, что у котика раздроблена левая передняя лапка - видимо, одно из колёс сбившей малыша машины проехало прямо по ней. Котик был без сознания, его голова была залита кровью: наверное, очень сильный удар пришёлся именно по ней. Фернан вернулся к машине и стал искать что-либо, что могло бы послужить малышу подстилкой. Открыв багажник и достав свою дорожную сумку, он вынул лежавший в ней свой мягкий свитер и вернулся к животному. Аккуратно расстелив свитер на шоссе, он осторожно, совсем немного приподнял котика над землёй и, стараясь не совершать резких движений, практически перетащил его на импровизированную подстилку. Малыш совсем замёрз: по всей видимости, он долго пролежал на ночной дороге, но профессор чувствовал слабое подрагивание артерии на шейке животного, говорящее о наличии пульса, биении его сердечка и о теплящейся в этом искалеченном тельце жизни.


       Ветеринарная лечебница

Осторожно приподняв свитер с котиком, Фернан понёс его в сторону своего автомобиля. Он понимал, что малыш тяжело ранен, и что любое неосторожное движение может усугубить его, без преувеличения, плачевное состояние. Надежда на спасение ещё была, и нельзя было ни в коем случае ухудшить и без того сложное положение животного.

Аккуратно положив котика на переднее сиденье рядом с водительским креслом и убедившись, что он лежит в достаточно устойчивом положении, которое не позволит малышу упасть при повороте автомобиля, Фернан достал карту и стал искать ближайший от этого места город, в котором могла находиться ветеринарная лечебница. Хотя профессор немного (точнее, уже очень даже неплохо) говорил по-турецки и мог спросить совета у местных жителей, такой возможности у него не было, так как в этот ранний час на уединённом шоссе, где он находился, ни прохожих, ни каких-либо других машин он не видел.

Поразмыслив, Фернан пришёл к выводу, что вероятность найти ветеринарную клинику или хотя бы какого-то врача-ветеринара, занимающегося частной практикой, гораздо выше в Невшехире - административном центре провинции и сравнительно большом городе, через который проходит шоссе, идущее из Ургюпа. Современная часть Горема и небольшой городок Ушисар, с холма в котором он ещё совсем недавно так беззаботно любовался видами на долину, тоже находились недалеко. Однако, состояние котика было настолько тяжёлым, что времени на раздумья совершенно не было, и - более того - место, где профессор нашёл малыша раненым, находилось ближе к Ургюпу, нежели к этим городам. Так что, Фернан решил ехать в Ургюп. Это был не такой уж маленький город, и профессор искренне надеялся, что сможет найти там ветеринара.

В это время котик начал медленно приходить в себя. Попытавшись пошевелиться и приподнять голову, он смог только приоткрыть глаза и издать жалобный хрип. Фернан понял, что нельзя терять ни минуты, завёл мотор, выехал на шоссе и, плавно набирая скорость, сконцентрировался на дороге и указателях.

До Ургюпа было недалеко, и в скором времени профессор уже медленно ехал по городу, пестрящему самыми разнообразными вывесками. К счастью, в отличие от пустынного шоссе, на извилистых городских улицах в это время уже было немало людей - в большинстве своём, торговцев, открывающих свои многочисленные лавочки. Фернан остановил машину напротив одной из них, специализирующейся на торговле специями, и, настроившись на турецкий язык, зашёл внутрь и обратился к приветливо встретившему его владельцу. Внимательно выслушав взволнованного иностранца, торговец сначала задумался, но довольно-таки быстро назвал имя ветеринара, который содержит небольшую ветеринарную клинику, имеет отличную репутацию и пользуется большим доверием и уважением среди владельцев животных, а таких людей в городе было немало и таковым являлся и сам торговец. Назвав адрес, он указал профессору направление на клинику, которая, судя по описанию, располагалась всего в нескольких сотнях метров дальше по улице. Добавив, что, по обыкновению, эта клиника (как, впрочем, и всё в Ургюпе) открывается рано утром, торговец выразил искреннюю надежду, что раненому животному там смогут быстро оказать необходимую помощь.

Фернан поблагодарил торговца и, сев в машину рядом с лежащим без движения котиком, отправился по указанному торговцем адресу. Действительно, всего через несколько кварталов он увидел небольшое здание с яркой надписью над входом, гласящей, что здесь находится ветеринарная лечебница. Профессор толкнул дверь, и она поддалась. Торговец был прав: несмотря на раннее утро, клиника была открыта! Объяснив ситуацию вышедшей ему навстречу медсестре, Фернан вернулся к машине, чтобы принести малыша, в то время как медсестра быстрым шагом удалилась вглубь помещения, чтобы предупредить врача о новом, тяжело раненом, пациенте.

Всего через несколько минут котик уже лежал на специальном столе для осмотров в кабинете у ветеринара. Малыш то приходил в себя, то снова терял сознание. Во время недолгих мгновений в сознании он пытался мяукать, но у него получались лишь негромкие хрипы. Доктор очень внимательно осматривал этого только что поступившего пациента. По выражению лица врача профессор, стоявший чуть поодаль, понял, что ситуация очень тяжёлая. Впрочем, это он понимал и раньше, но всё-таки надеялся услышать от ветеринара какие-либо обнадёживающие слова. Вердикт доктора был неутешителен: сотрясение головного мозга, многочисленные повреждения и кровотечения по всему телу, а также - самое тяжёлое - полностью раздробленная левая передняя лапка. Последнее требовало срочной хирургической операции. Как показал сделанный тут же рентгеновский снимок, спасти лапку не было никакой надежды... А учитывая серьёзность остальных повреждений, сейчас приходилось думать о спасении жизни малыша, которая была под угрозой.

Фернан очень переживал за своего маленького найдёныша, и, конечно же, был расстроен, услышав заключение врача. Но делать было нечего. По тому, как ветеринар проводил осмотр и комментировал сделанные им заключения, профессор видел, что это действительно очень компетентный специалист в области ветеринарии, и поэтому, как ни грустно ему было, согласился с тем, что предлагал врач. Доктор взялся сейчас же сделать операцию, так как медлить было нельзя. К счастью, все необходимые медикаменты в клинике были, и, после того, как врач с медсестрой понесли котика в операционную, Фернан остался ждать в приёмной.

По прошествии довольно-таки продолжительного времени двери операционной открылись, и оттуда вышел ветеринар. Взволнованный профессор поднялся со стула ему навстречу. По словам врача, операция прошла успешно, но, по его мнению, котика необходимо оставить в клинике на несколько дней, хотя бы на один или два, чтобы понаблюдать за его состоянием. К сожалению, как доктор и опасался, левую переднюю лапку животного пришлось ампутировать... Остальные повреждения он, насколько это было возможно, обработал, а кровотечения, к счастью, удалось остановить. Сейчас малышом занималась медсестра, накладывая необходимые повязки и компрессы. Пока маленький пациент спал, ещё не отойдя от наркоза, врач объяснил Фернану подробности нынешнего состояния котика и необходимого ему ухода. К сожалению, на данный момент доктор не мог с уверенностью сказать, что жизни малыша ничто не угрожает - для этого требовалось некоторое время, необходимое для наблюдения за животным.

Итак, в идеале нужно было подождать хотя бы пару дней. Профессор не хотел оставлять котика одного, не выяснив всех деталей, и решил задержаться в Ургюпе подольше, чтобы не торопить доктора и дать малышу возможность немного оправиться от только что перенесённой им операции. Вот так вот неожиданно и пригодились те несколько дней, которые оставались у Фернана в запасе до начала его лекций! Даже с учётом необходимого на дорогу времени, он мог совершенно спокойно, не рискуя опоздать к началу занятий, провести в Ургюпе несколько незапланированных дней. Договорившись с доктором, что зайдёт завтра, профессор вышел из лечебницы, вернулся к машине и отправился к гостинице, любезно порекомендованной ему ветеринаром, которая находилась в самом центре города.

В ожидании следующего дня, Фернан решил осмотреть Ургюп. Это был старинный город, расположенный на склоне холма и у его подножия. Как и во многих других старых городах Каппадокии, склон был испещрён входами в пещеры, используемые и по сей день в качестве жилых и хозяйственных помещений. Дома же, расположенные у подножия холма, были более привычными для глаз европейца и образовывали череду зданий, разделённых прямыми либо извилистыми улицами. Именно в одном из таких строений и располагалась ветеринарная клиника.

На следующий день, утром, в условленный час, профессор снова пришёл в лечебницу.  Вышедший ему навстречу доктор радостно сообщил, что жизнь котика вне опасности. Он ещё очень слаб, но уже в сознании и даже немного поел! Сказав это, ветеринар искренне улыбнулся, но тут же погрустнел. Он объяснил Фернану, что вчера не было возможности это заметить, но сейчас, когда малыш пришёл в сознание, доктор понял, что животное почти не реагирует на внешние шумы... В надежде, что это случайность, врач пытался резко хлопать в ладоши, начинал громко говорить и даже хлопнул пару раз входной дверью: котик не реагировал почти ни на что, кроме последнего, самого громкого - стука захлопывающейся двери. Малыш немного напрягся и слегка, неуверенно - как будто сомневался, не показалось ли ему, что он что-то услышал, повернул голову. К сожалению, нельзя игнорировать тот факт, что дверь при этом создала вибрации воздуха, поэтому невозможно было быть абсолютно уверенным, что котик среагировал именно на шум, а не на возникшее лёгкое дуновение. Учитывая всё замеченное, ветеринар, к его огромному сожалению, вынужден был констатировать почти полную потерю слуха у животного. Однако, что было немаловажно, это вот это вот "почти", эта надежда, что малыш среагировал всё-таки именно на ЗВУК захлопывающейся двери! Если слух потерян не совсем, то существует пусть мизерный, но шанс, что он ещё может вернуться. Доктор был склонен считать, что эта проблема со слухом возникла вследствие удара во время аварии, повлекшего черепно-мозговую травму, и что с течением времени и с нормализацией состояния здоровья котика, слух может (хотя бы частично) вернуться. Как и накануне, профессор договорился с ветеринаром, что зайдёт в клинику на следующий день.

В ожидании встреч с доктором, Фернан просто неспешно гулял по улицам города, всё более проникаясь непередаваемой, самобытной атмосферой этого, одного из ярчайших, представителя Каппадокии. Профессор наслаждался открывающимися на окрестности видами, заходил в лавочки и разговаривал (насколько позволяла степень владения им турецким языком) с торговцами. Как это ни странно, но почти сразу Фернан начал ощущать себя если не жителем этого города (это было бы слишком уж быстро за такой короткий срок его пребывания в Ургюпе и окрестностях), то человеком, сопричастным его жизни. Возможно, причин этого было много: и его интерес к истории и культуре Турции, и его регулярные приезды в Математическую Деревню с добавленной неделей отпуска в разных частях этой удивительной страны, и, хоть и не свободное, но уже достаточно неплохое владение турецким языком. Профессор никогда не задумывался над тем, что произошло за эти годы: Турция перестала быть для него некой чужой страной. Медленно, почти незаметно, её культура, стиль жизни и история проникали в этого представителя, казалось бы, совершенно другой культуры, наполняя неуловимым ощущением взаимопонимания  с этой страной и её жителями, и какой-то необъяснимой внутренней гармонией.

За то непродолжительное время, которое прошло с тех пор, как Фернан нашёл котика на дороге, профессор очень привязался к малышу. Но вот только ни где тот жил, ни откуда он шёл и куда направлялся, когда его сбила машина на шоссе недалеко от Горема, - насчёт всего этого у Фернана не было никаких предположений. Ветеринар тоже не знал, откуда, из каких мест, может быть этот котик, и предложил оставить его у себя. При его клинике уже жило несколько домашних животных, так что доктор был совсем не против и даже рад, если бы их число увеличилось ещё на одного. Однако, несмотря на благодарность ветеринару за такое любезное предложение, Фернан, даже как-то особо не раздумывая, уже принял решение: он возьмёт малыша с собой.

На следующий день профессор снова пришёл в ветеринарную лечебницу. Доктор был настроен оптимистично: состояние котика улучшилось, он уже пытался встать, поднявшись на оставшиеся здоровые лапы. По мнению ветеринара, сейчас состояние животного было достаточно стабильно. Его можно было забрать из клиники уже на следующий день. Правда, оставалось снять швы примерно через неделю, но доктор заверил Фернана, что это сможет сделать ветеринарный  врач в любой клинике в городах недалеко от Математической Деревни Несина, куда, как профессор сам рассказал доктору, он направляется читать лекции.

       ***

Котик очнулся на столе в каком-то большом помещении, с выкрашенными в белый цвет стенами. Его тотчас же охватила паника, он не знал, где находится, и не понимал, что же произошло! Постаравшись немного успокоиться и собраться с мыслями, он вспомнил, что направлялся домой из длинной вечерней прогулки к холмам недалеко от Горема, где любовался видами заката над пещерным городом...

"И, что же потом??? Что же было потом??? Какие-то смутные воспоминания... Мысли путаются... А потом... потом... потом... Какой ужас! Как страшно! Удар, резкая боль, и темнота, только иногда - короткие проблески сознания, что-то и кто-то вокруг - сиденье в машине..., какой-то человек... - лишь на мгновение, и снова - кромешная тьма... Но откуда удар? Что это было??? Да, точно, я торопился, так как было уже совсем темно, и почти бежал... и... что же произошло потом??? Бежал... из-за чего и заметил вылетевшую из-за поворота машину слишком поздно...  А удар...??? Нет, этого не может быть!!! Меня сбила машина!!!"

Котик попробовал пошевелиться, и тут же его маленькое тельце пронзила острая боль. Он понял, что ранен и постарался посмотреть, где же именно. Он увидел на своём теле множество компрессов и повязок, задерживающих кровотечения. Но тут его взгляд упал на место, болевшее сильнее всего: предплечье левой передней лапки. И вдруг малыш с ужасом понял, что под пелёнкой, закрывавшей, как он подумал, лапку, ничего нет!!! Это страшное открытие, как громом, поразило малыша!..

"...КАК ЖЕ??? КАК ЖЕ??? КАК ЖЕ??? Как же это могло случиться??? Что же теперь будет??? Как теперь жить???" - проскакивали одна за другой мысли в голове у котика. И он снова потерял сознание...

       ***

Когда малыш в следующий раз пришёл в себя, то день уже клонился к закату, но в окна ещё светили лучи спускавшегося к горизонту солнца. Уже близились сумерки, но в комнате было ещё довольно-таки светло. Несмотря на охвативший его ужас от произошедшего, котик попробовал приподняться на оставшихся трёх лапах. Однако, он был ещё очень слаб и понял, что пока лучше полежать и не двигаться, так как встать на лапы в его теперешнем состоянии было очень сложно, если не сказать, невозможно. Он огляделся вокруг. На соседнем столе лежали какие-то инструменты. Сам он был перебинтован во многих местах. Всё это напомнило ему рассказы старших котов и кошек из его родной деревни о так называемых "ветеринарных лечебницах", где люди - врачи и медсёстры, лечат животных - пациентов. "Может быть, я нахожусь в одной из таких лечебниц?" - предположил малыш. В этот момент дверь неслышно отворилась, и в комнату вошёл человек в белом халате. Наверное, это был ветеринар. Если бы котик мог, он бы задал доктору множество вопросов! "Почему у меня больше нет лапки???" - мысленно кричал он. Малыш вспомнил, что после удара машиной пытался отползти, но у него не получилось, и вспомнил, что его левая передняя лапка была полностью раздроблена и волочилась по асфальту, как кусочек шёрстки совсем без костей, или как тряпочка... "Но почему же, всё-таки, её нет...? Или её отрезали, а случилось это здесь, в лечебнице...? Если этот человек в белом халате - доктор, то неужели же это он сделал такую страшную вещь??? Этого не может быть! У него такие добрые глаза и лицо! Но, может быть, с лапкой всё было так ужасно, что это было необходимо сделать, чтобы спасти мне жизнь???... Тогда получается, что он спас меня???!!!... Но кто же подобрал меня там, на дороге, и привёз сюда?.."

Доктор увидел, что котик очнулся, и подошёл к нему. Он ласково погладил малыша - аккуратно, чтобы не задеть его ещё свежие, хоть и обработанные и перебинтованные, раны, улыбнулся ему и вышел из комнаты. Через несколько минут он вернулся в сопровождении какой-то женщины, тоже в белом халате, с блюдечком молока и пипеткой в руках. "Наверное, это - медсестра!" - подумал малыш. Набрав молока в пипетку, женщина просунула её в рот котику, чтобы он смог немного попить, не вставая при этом: пока подниматься на лапы ему было совсем нежелательно, так как малыш был ещё очень слаб, да и с таким трудом совсем недавно остановленные кровотечения снова могли начаться, а наложенные швы - разойтись. Покормив таким образом малыша, медсестра погладила его, улыбнулась и направилась к двери. Вместе с доктором они вышли, закрыв за собой дверь - снова бесшумно. Котика начало клонить в сон. Засыпая, он подумал: "Почему дверь не хлопает?.. И почему совсем не слышно шагов этих людей?.. Как странно..." Эти мысли одна за другой плавно и неторопливо проплывали в голове уже погрузившегося в дремоту малыша.

На следующее утро котик проснулся, почувствовав, что кто-то касается его повязок. Он открыл глаза и увидел уже знакомую ему медсестру, которая меняла ему вчерашние компрессы и бинты на новые. Закончив перевязки и заметив, что малыш проснулся, она взяла с соседнего стола уже приготовленное блюдечко со свежим молоком. Женщина собиралась, как и накануне, покормить котика из пипетки, но малыш, собравшись с силами, накопившимися благодаря продолжительному крепкому сну, совсем немножко, но всё-таки приподнялся на трёх оставшихся лапках. Медсестра пододвинула к нему блюдечко и, придерживая котика, стала ждать, когда он вдоволь напьётся. В этот момент в комнату вошёл доктор. Он очень обрадовался, увидев, что малыш немного окреп, но что-то его явно смущало. А беспокоило его вот что: животные реагируют на малейшие звуки, а этот котик вёл себя так, как будто бы вокруг была абсолютная, ничем и никем не нарушаемая тишина. Врач начал громко говорить с медсестрой, встав так, чтобы малыш его не видел. Никакой реакции. Он громко хлопнул в ладоши - никакого эффекта. Тогда ветеринар вернулся к двери и с силой захлопнул её. Шума было много, и, на этот раз, к огромной радости врача, котик слегка повернул голову в сторону двери. "Может быть, надежда ещё есть? Это маленькое мужественное создание было полностью искалечено в аварии, но, тем не менее, этот малыш выжил - и это уже чудо! Так будем же надеяться на лучшее!"

Тем временем, котик допил молочко. Его всё больше удивляла и уже начинала тревожить царящая вокруг необычная тишина. Единственное, что её нарушило всего один раз, это лёгкий шорох, раздавшийся несколько минут назад со стороны двери. Малыш смотрел на стоящих перед ним врача и медсестру, и вдруг увидел, что у них шевелятся губы. "Они разговаривают!!! Почему же я не слышу их голосов???... Потому что... Я ПОТЕРЯЛ СЛУХ???"

Котик всё понял. И в этот момент, - наверное, из-за пережитого шока, - на него нашло какое-то спокойствие, вернее сказать - оцепенение. Он почти упал на стол и теперь тихонько лежал, вспоминая пение птичек в горах Каппадокии на рассвете и свои прогулки по холмам около Горема на закате. Он вспоминал, как это было прекрасно и, с какой-то молчаливой покорностью и грустью пытался приучить себя к мысли, что больше ему не представится возможности пережить эти волшебные моменты. Он никого не винил в произошедшем, разве что самого себя - просто и банально: в том, что невнимательно перебегал через дорогу. Иногда, вопреки стараниям малыша не теребить душевные раны, мысли его снова и снова возвращались к тем чудесным, теперь уже кажущимся такими далёкими и нереальными, мгновениям. И тогда в голове его раздавался этот страшный безмолвный крик: "НИКОГДА!!! Никогда! Никогда...". Никогда больше он не сможет почувствовать это непередаваемое ощущение восторга, счастья и восхищения, охватывавшее его каждый раз в те незабываемые моменты... 

Доктор и медсестра неслышно вышли из комнаты, так же бесшумно закрыв за собой дверь.

Котик остался совершенно один. В абсолютной тишине. Наедине со своими громкими мыслями.

       ***

Утром в день отправления в дорогу, Фернан перенёс в машину свои немногочисленные вещи, остававшиеся в гостиничном номере, и, выписавшись из отеля, направился на машине по уже знакомым улицам Ургюпа в сторону ветеринарной лечебницы.

В холле клиники его уже ждали ветеринар и медсестра, заботливо уложившие котика на специальную подстилку, расстеленную на журнальном столике.

Малыш увидел пришедшего за ним человека, и что-то в его лице показалось котику знакомым. Может быть, это - лицо того самого человека из его смутных обрывочных воспоминаний о моментах, когда он, раненый, лёжа на переднем пассажирском сиденье какой-то машины, лишь на короткие мгновения приходил в себя из бессознательного состояния почти полного обморока, а за рулём сидел именно этот человек? "Тогда, может быть, это именно он спас меня, привезя в ветеринарную лечебницу???"

Узнав, что у Фернана нет специальной кошачьей переноски, медсестра принесла ему одну, достаточно вместительную, из комнаты, соседней с операционной, со словами, что это их с доктором подарок уже очень полюбившемуся им мужественному маленькому пациенту. Профессор с благодарностью принял эту такую своевременную и нужную вещь, открыл её, и доктор аккуратно положил котика прямо на подстилке внутрь переноски. Теперь они все втроём улыбались слегка завовлновавшемуся и начавшему тихонько мяукать малышу. Вид этих улыбающихся стоящих вокруг людей слегка успокоил котика, так как, как он чувствовал и теперь совсем отчётливо понимал, это были люди, которые спасли его после той ужасной аварии.

Расплатившись с ветеринаром, Фернан взял переноску и направился к машине. Обернувшись и помахав на прощанье рукой стоявшим в дверях доктору и медсестре, он сел в машину и поставил на соседнее пассажирское сиденье переноску с котиком - как он чувствовал, теперь уже ставшим его другом и компаньоном.

Прежде чем завести двигатель, профессор в задумчивости посмотрел на малыша. Он смотрел на это искалеченное существо и думал о том, что сейчас чувствует этот котик, такой ещё молоденький (по словам осматривавшего и оперировавшего его ветеринара), осознав, что у него нет больше одной из лапок, и понимая, что он не слышит почти ничего из звуков, ещё совсем недавно привычно и, вместе с тем, всегда по-новому наполнявших окружающий его мир... Фернан вспомнил то место на шоссе, где он нашёл животное. Насколько он представлял, поблизости не было человеческих жилищ, и, значит, котик пришёл откуда-то издалека. Но зачем??? А что если этот малыш, как и он сам, любит просто смотреть вдаль? Любоваться рассветами и закатами, слушать пение птиц и тишину старинного пещерного города Горема? Профессор понимал, что сейчас не занимается ничем иным, как, попросту говоря, фантазирует: ведь он не знает, ни откуда котик бежал, ни куда, ни как и почему он оказался на том повороте шоссе. Да и само предположение, что животное преодолевает немалые расстояния, чтобы полюбоваться пусть и потрясающими, но всего лишь вечерними пейзажами, было, мягко говоря, натянутым и странным. Наверняка, всё было гораздо более прозаично. Однако, мысль о том, что это именно так, и что таким трагическим образом он встретил родственную душу, не оставляла Фернана. Ему казалось, что они чем-то похожи, что всё было именно так, как он предположил - малыш действительно любовался закатом, что они оба - ценители прекрасного... Была ли это одна из уже многих или только первая прогулка котика? В любом случае, профессор всё больше восхищался смелостью малыша, который не побоялся уйти далеко от дома, совсем один, поздно вечером!

Как бы то ни было, но Фернану становилось невыносимо больно, когда он всего лишь на мгновение пытался представить себе чувства котика, этого маленького путешественника, его ужас, всё нарастающий по мере усиливающегося осознания всей глубины и полноты произошедшей трагедии. Профессор боялся даже подумать о том, представить себе то, что пережил и продолжает переживать малыш с тех пор, как несколько дней назад в ветеринарной лечебнице он оправился от наркоза, пришёл в сознание и начал в чём-то понимать, а в чём-то - только догадываться, насколько ужасно его нынешнее состояние - без лапки и с почти пропавшим слухом, - в котором он оказался так неожиданно и в силу какого-то нелепого стечения обстоятельств...


       Математическая Деревня Несина

Математическая Деревня Несина, расположившаяся среди холмов, покрытых достаточно сухой в этих краях южной растительностью, находится в одной из самых живописных областей Турции: недалеко от традиционной турецкой деревни Шириндже и небольшого города Сельчук, поблизости от которого находится всемирно известный старинный город Эфес - памятник античной эпохи. Построенная сравнительно недавно специально для проведения летних школ и небольших конференций по математике, эта Деревня выдержана в традиционном стиле окрестной архитектуры. Жилые и лекционные здания из местного камня с черепичными крышами, небольшие беседки для обсуждений, библиотека с террасой и аркадами, столовая и даже несколько турецких бань образуют живописный ансамбль, великолепно дополненный каменной сторожевой башней, построенной согласно требованиям традиции - как и полагается в любой старинной турецкой деревне. Несмотря на то, что с момента постройки Деревни прошло всего лишь немногим более десяти лет, она уже приобрела широкую известность и привлекает множество как студентов - своими летними школами,  так и научных сотрудников - организуемыми здесь время от времени узкоспециализированными конференциями. Стоит заметить, что, несмотря на своё чисто научное и учебно-конференционное предназначение, Деревня также не обойдена вниманием и просто отдыхающих неподалёку туристов, которые стремятся посетить её, как одну из интереснейших местных достопримечательностей. Надо сказать, что, действительно, это "поселение" само по себе очень привлекательно: вымощенные камнем дорожки, каменные здания с черепичными крышами и сторожевая башня, расположенные на склоне холма и утопающие в бурной южной растительности, расставленные на террасе библиотеки диванчики и кресла -  и всё это, не говоря уже о потрясающей красоты видах, открывающихся из Деревни на окрестные холмы!

Насколько Фернан помнил по своим прошлым визитам, на территории Математической Деревне Несина всегда было и есть очень много котов и кошек. Они живут там сами по себе, гуляют и возвращаются, но видно невооружённым глазом, что не только работающие в Деревне сотрудники, но и временно учащиеся там студенты, а также обучающие их преподаватели, очень любят своих пушистых соседей, и поэтому все без исключения работники столовой, равно как студенты и преподаватели, всегда рады угостить представителей местной кошачьей братии чем-нибудь вкусненьким, а маленькие четверолапые жители Деревни стараются не упускать так счастливо представляющихся им возможностей полакомиться. И тем не менее, для Фернана - впрочем, как и для большинства его коллег - до сих пор остаётся загадкой, как такое немаленькое количество местных кошачьих жителей Деревни, каждый год на время летних школ пополняющееся многочисленными четверолапыми пушистыми "гостями", приезжающими со своими хозяевами-лекторами, умудряется находить достаточное количество пропитания! Да, наверняка они все живут при столовой, которая не допустит, чтобы их любимцы голодали. Но нельзя не учитывать, что, кроме весьма существенной подкормки кошачьих членов деревенской общины, в задачи столовой входит и обеспечение питанием лекторов и студентов Деревни, так что приходится тратиться и на представителей рода человеческого, проживающих или гостящих здесь. Как бы там ни было, пусть никто из живущих здесь представителей семейства кошачьих и не выглядит чрезмерно или хотя бы слегка упитанным (все местные коты, кошки, котята - худощавые, подтянутые и никогда не отказываются от предлагаемого им лакомого кусочка), у них есть свой дом и, хоть небольшое, но зато стабильное пропитание.

       ***

Выехав из Ургюпа, Фернан со своим новым другом направились в сторону Математической Деревни. Путь был неблизкий и должен был занять весьма продолжительное время, так что, несмотря на то что профессор вёл машину почти без остановок - разве что, на пару небольших "перекусов", - по дороге, где-то на половине пути, они остановились на ночлег в одной из небольших турецких гостиниц. Почти весь прошедший день котик находился в состоянии бодрствования, спокойно лежал в переноске и даже иногда тихонько мурлыкал. За всё время дневного переезда он засыпал только лишь иногда - спокойным сном, дыша ровно и глубоко. Из всего этого было ясно, что он чувствует себя лучше. Поэтому на ночь Фернан осторожно переложил малыша из переноски - рядом с собой на кровать. Утром они позавтракали (профессор - чашечкой кофе с местной выпечкой в гостиничном кафе, а котик - молоком и несколькими кусочками сыра, которые Фернан предварительно раскрошил для него). Профессор был очень рад, что к малышу возвращается аппетит, и что, не только сейчас в гостинице, но даже уже вчера, лёжа в переноске в машине, он начинает со всё большим любопытством смотреть вокруг. Фернан даже думал, а не стоит ли просто положить малыша рядом на сиденье, без переноски, так как всю прошлую ночь он спал спокойно на кровати? Однако на такой шаг профессор всё-таки не решился и, предпочитая перестраховаться, снова аккуратно положил котика в переноску, боясь, что без неё, в случае резкого торможения, ещё не окрепший малыш может упасть с сиденья вниз, на пол машины, и расшибиться, а ведь его раны ещё совсем свежие... 

К вечеру второго дня пути путешественники подъехали к Математической Деревне Несина. Фернан был очень рад снова вернуться в это так любимое им место. Организаторы летних школ уже хорошо знали профессора и видели, как ему нравится бывать в Деревне. Они замечали, что, более того, каждый свой приезд сюда он как будто бы возвращается домой. Поэтому, будучи представителями очень гостеприимной нации, они старались сделать Фернану приятное и каждый год резервировали для него один и тот же домик. Так случилось и в этот раз: администратор, встретивший приехавшего в Деревню Фернана, выдал последнему ключ от "его" дома - того самого, в котором профессор останавливался в предыдущие свои приезды.

Каждый из таких гостевых домов в Деревне был небольшим, так что для этих строений, и правда, больше подходило название "домик". Однако, внутри эти домики были весьма просторными и вмещали достаточно большую комнату, ванное помещение и небольшой уголок, где можно было перекусить.

Фернан зашёл внутрь, и его тотчас же охватило приятное чувство возвращения туда, где ему хорошо. Окинув взглядом комнату, он отметил, что практически ничего здесь не изменилось. Разве что коллекция книг - как математических, так и художественных - в примостившемся между окнами книжном шкафу увеличилась. Подойдя к одному из этих окон, Фернан окинул взглядом великолепную панораму: его взор, как и в предыдущие годы, приковал потрясающей красоты пейзаж. Благодаря тому, что этот дом располагался достаточно высоко, а его окна выходили на окружающую Деревню холмы, открывающийся взору пейзаж, действительно, поражал. Вблизи, вниз по склону, располагались строения Деревни Искусств, граничащей с Математической Деревней. Из окна домика Фернана были видны крыши некоторых из них. Когда на Деревню спускалась ночь, на расположенных вдали других холмах можно было разглядеть зажигающиеся огни и иногда видеть мелькающий свет фар то появляющихся, то снова скрывающихся за деревьями редких машин, движущихся по склонам от одной из немногих расположенных здесь деревень - к другой, или от одного одиноко стоящего дома - к другому, расположенному на соседнем холме.

       ***

Фернан перенёс котика из машины в дом и аккуратно положил его на кровать. Расположившись в привычном уже для него жилище и разобрав вещи, профессор задумался, где бы устроить постель для малыша. Самым подходящим для этого местом было, пожалуй, большое, мягкое и очень уютное кресло, стоявшее в углу комнаты. Фернан уже был готов поселить котика там, но, поразмыслив, решил, что ему в его нынешнем сложном состоянии будет нелегко спрыгивать с кресла на трёх лапках и, тем более, запрыгивать на него. Поэтому Фернан устроил рядом с креслом уютную постельку из свёрнутого пушистого пледа, который лежал на своём привычном месте - на краю кровати.

Устроившись таким образом и устроив своего маленького пушистого друга, Фернан пошёл на уже подоспевший ужин в столовую. Встретившись там с несколькими знакомыми преподавателями, он поболтал с ними за ужином, затем зашёл на кухню, где попросил немного сыра и молока для котика, после чего вернулся в дом.

На следующее утро начались лекции Фернана, так что все последующие дни напролёт он был занят преподаванием. Тем временем, котик начинал понемногу приспосабливаться к своему новому положению и осваиваться на незнакомом пока ещё для него месте, в Деревне. И вот, по прошествии всего нескольких дней после приезда сюда, он уже мог немного ходить на трёх лапах, и даже выходил из дома - правда пока не отходя далеко. Малыш рассматривал сам дом и поставленные рядом с ним клумбы с цветами, ведущие к другим строениям дорожки и лесенки, растущие вокруг деревья. Котик принюхивался к витающим вокруг запахам и уже составил себе представление об этом месте: он понял, что на территории Деревни живёт немало его собратьев - котов, кошек и котят, что здесь очень много всяких растений, благоухающих самыми разнообразными ароматами, что иногда в Деревню приезжают машины, привозящие незнакомых людей с незнакомыми запахами издалека, и что столовая и кухня, всегда источающие самые что ни на есть аппетитные ароматы, находятся совсем недалеко.

Фернан рассказал в Деревне о своём маленьком найдёныше, которого он очень полюбил и привёз с собой. Все сотрудники прониклись сочувствием к этому мужественному созданию, и сразу же очень полюбили очаровательного застенчивого малыша. Они посоветовали Фернану ветеринарную клинику в Сельчуке - городе, расположенном неподалёку, где котику могли снять швы. Поскольку на следующий день после начала своих лекций профессор сдал арендованную машину в агентство в Сельчуке, то теперь он был менее свободен в передвижениях. Но, к счастью, в этот раз его предложил подвезти до ветеринарной клиники водитель принадлежавшего Деревне микроавтобуса, направлявшийся в Сельчук по административным делам. Фернан с радостью воспользовался советом коллег и предложением водителя, так что, как и предписал доктор в Ургюпе, через неделю после операции Фернан отвёз животное в клинику, где его осмотрели и сняли швы. По мнению ветеринара, занявшегося малышом, заживление шло хорошо и состояние котика, насколько это возможно в такой сложной ситуации, было очень даже неплохое. На этом Фернан с малышом и вернулись домой, в Деревню: на микроавтобусе того же водителя, который подвёз их сюда и теперь, завершив свои дела в Сельчуке, возвращался обратно.

       ***

Дни потекли за днями, и как-то само собой получилось, что в Деревне котика прозвали Лапкой. Вышло это "с подачи" одного из преподавателей из России, который, как заметили остальные лекторы и постоянные сотрудники Деревни, начал так называть малыша. На расспросы коллег он ответил, что это само собой пришло ему в голову из русского языка: отчасти из-за того, что у котика не было одной "лапки", а отчасти - по причине того, что он сам, как и все в Деревне, очень жалел малыша и часто ласково звал его "лапочка". В русском языке эти слова, так подходящие котику, имеют одну и ту же основу.  Фернан не задумывался над именем для своего маленького питомца и на протяжении всего их знакомства звал его просто: котик или малыш. Поэтому, так как имя "Лапка" не только сразу понравилось ему по звучанию, но и по смыслу показалось трогательно-подходящим для его друга, то профессор выдвинул идею назвать котика именно так, и это имя как-то сразу прижилось.

Лапка всё больше осваивался на новом месте, но всё ещё боялся уходить далеко от дома, так как не мог слышать даже громких шагов, не говоря уже о множестве звуков, предупреждающих о близкой опасности. У него уже не только получалось ходить на трёх лапах, хоть медленно и с трудом, но как-то даже удалось запрыгнуть на стоявшее в комнате у Фернана кресло. Это было невероятно сложно, и Лапка, хотя и чувствуя в своём организме возвращающуюся крепость, но, никак не решаясь прыгнуть, сначала несколько дней примеривался, оценивая расстояние, высоту и пытаясь рассчитать, как во время толчка распределить свои ещё не окончательно восстановившиеся силы, подстроившись под своё новое физическое состояние, и как при этом не сорваться, допрыгнув до кресла. Получалось, что единственной возможностью совершить это, было прыгнуть намного выше, чем требовалось: в этом случае можно было "прикреслиться" на задние лапы, а не пытаться удержаться и подтянуться на одной передней. После нескольких неудачных попыток ему это всё-таки удалось, и нельзя описать словами, насколько он был рад этому, казалось бы, такому незначительному, событию, которое для него было огромной победой! И не передать радость Фернана, который как раз в этот момент зашёл в комнату и увидел своего маленького любимца сидящим на кресле, рассеянно озирающимся вокруг и торжествующе мяукнувшим, приветствуя вошедшего друга профессора!


       Расставание

Жизнь в Деревне шла своим чередом, быт Фернана и Лапки уже как-то сложился, устоялся, постепенно вошёл в спокойное русло. Однако, курс лекций, который читал профессор в Деревне, приближался к своему завершению, и вот уже меньше, чем через неделю Фернан должен был возвратиться во Францию. Профессор не знал, как быть со своим маленьким другом. Он боялся, что перелёт и жизнь в другой стране могут оказаться для котика слишком большим стрессом, особенно - учитывая его теперешнее состояние. Малыш очень окреп по сравнению с тем днём, когда они приехали в Деревню, однако пока ещё не настолько, чтобы перенести ещё один - пусть и не такой сильный - стресс, связанный с перелётом и резкой сменой обстановки. Ведь даже переезд в другую часть Турции был для Лапки серьёзным испытанием, не говоря уже о переезде в другую страну!

Эти тяжкие раздумья занимали всё свободное время Фернана. Он решил посоветоваться с местным персоналом - сотрудниками, работающими в Деревне в течение всего года и находящимися на её территории практически постоянно. Они посоветовали профессору оставить Лапку в Деревне: так для котика не будет стресса, связанного с переездом, а в целом - все они будут рады присмотреть за малышом, по крайней мере - до уже намеченного приезда Фернана на следующий год, как обычно, с курсом лекций. Они заверили профессора, что волноваться и беспокоиться ему не о чем, так как они сами, все без исключения, тоже очень сильно привязались к Лапке, ставшему всеобщим любимцем, и с радостью приложат весь возможный максимум усилий, чтобы малышу жилось в Деревне хорошо.

Фернан, подумав над этой возможностью, взвесив все аргументы "за" и "против", решил, что, пожалуй, самым разумным при сложившихся обстоятельствах будет принять столь любезное предложение коллег. Во всяком случае, он понимал, что для Лапки так будет лучше. По-крайней мере, риска для его здоровья и жизни при этом будет точно меньше, чем при попытке отвезти малыша с собой во Францию. И, как ни грустно было профессору расставаться с котиком, он принял - как ему совершенно обоснованно казалось - наиболее безопасное для Лапки решение, а именно: оставить его на попечение постоянно проживающих в Деревне сотрудников.

Вот и настал день отъезда... Для Фернана это было тяжёлым испытанием: он уже настолько привязался к Лапке, что даже не представлял, как расстаться с ним на целый год, оставив малыша хоть и под присмотром всех этих замечательных людей, работающих в Деревне, но всё же одного... Лапка же как будто чувствовал, что наступил момент расставания надолго, и, пока профессор собирал дорожную сумку, периодически взволнованно поглядывал на него, встревоженно мяукая при этом.

Рейс во Францию у Фернана был вечером из аэропорта Измира (с пересадкой в Стамбуле), куда его вместе с некоторыми из коллег, вылетающими в тот же день из этого аэропорта, собирались отвезти, как и в предыдущие годы, на специальном автобусе - том самом микроавтобусе, водитель которого так любезно предложил когда-то подвезти профессора с Лапкой в ветеринарную лечебницу в Сельчуке. Таким образом, сразу же после обеда Фернан должен был уехать... Запаковав вещи ещё утром и поставив собранную сумку у выхода из своего домика, он решил ещё раз прогуляться по Деревне и провести оставшееся время с Лапкой.

Задержавшись на некоторое время на пороге, профессор окинул взглядом вид, открывающийся на дорожку, ведущую к библиотеке, в которой хранились как классические, так и новейшие работы по математике учёных из разных стран и университетов. Эта дорожка была в каком-то смысле центральной аллеей Деревни, и, пойдя по ней, Фернан стал рассматривать происходящее вокруг взглядом уже почти стороннего наблюдателя. Жизнь вокруг шла своим чередом: перед входами в соседние домики кто-то из преподавателей отдыхал в перерывах между занятиями со студентами или просматривал свои заметки, готовясь к лекциям. Профессор направился в сторону библиотеки. Из расположенного в ней лекционного зала доносился голос лектора, курс лекций которого начался совсем недавно. Из кухни, расположенной с другой стороны дорожки, уже долетали ароматы готовящегося обеда. То тут, то там навстречу попадались некоторые из только что приехавших в Деревню участников начинающейся на следующий день конференции, а в небольших лекционных помещениях, расположенных на свежем воздухе и напоминающих беседки с установленными в них досками - как в аудиториях, - студенты слушали выбранные ими лекции или же просто сидели, просматривая конспекты или что-то увлечённо обсуждая друг с другом. Сворачивая иногда с центральной аллеи в ту или иную сторону, Фернан заглянул в один из самых дальних уголков Деревни, где находились турецкие бани и домики для студентов, а потом вернулся к библиотеке, где, выйдя на террасу, уютно устроился в одном из стоявших на ней кресел. 

Развернув кресло так, чтобы с него открывался вид на окрестные холмы, профессор, любуясь раскинувшейся перед его взором восхитительной панорамой, предался размышлениям, которые мучили его уже несколько дней: всё-таки, правильно ли он делает, что оставляет Лапку в Деревне одного? Конечно, весь вопрос сводился к риску переезда для ещё не совсем оправившегося (даже в той степени, в какой это вообще было возможно) от полученной травмы и перенесённой операции котика. Да, Лапка оставался не один, а с любящими его сотрудниками Деревни, которые, в этом Фернан был абсолютно уверен, не бросят малыша на произвол судьбы, а позаботятся о нём и присмотрят. Но всё равно профессор волновался. Он очень привязался к Лапке, чья судьба стала для него небезразличной. Но всё-таки, наверное, если рассуждать логически, то решение оставить котика в Деревне хотя бы на один год, до следующего приезда Фернана в Математическую Деревню Несина с курсом лекций, было правильным. Да, пожалуй это действительно был самый безопасный для Лапки, хоть и такой тревожный, даже болезненный, для профессора выход из сложившейся ситуации...

Посидев немного на террасе библиотеки, Фернан встал и направился обратно, к своему домику. Когда он пришёл, то увидел, что Лапка сидит на пороге около его дорожной сумки и ждёт своего друга. Профессора до глубины души тронуло и это зрелище, и то доверие, которым светились глаза Лапки. Глубоко вздохнув, Фернан зашёл внутрь и огляделся, проверяя, не забыл ли чего-либо. После этого, не обнаружив ничего оставленного, он снова вышел на улицу и сел на небольшую скамеечку, взяв на руки маленького котика. В течение некоторого времени Фернан ласково гладил тихонько мурлыкавшего малыша по нежной шелковистой шёрстке, а затем аккуратно посадил его рядом с собой, устремив взгляд в сторону центра Деревни.

Задумчиво глядя в сторону библиотеки и продолжая ласково поглаживать Лапку по его мягкой шёрстке, Фернан вспоминал то раннее утро, когда он ехал на машине недалеко от Горема и вдруг увидел что-то или кого-то, лежащего на дороге. Он вспоминал ветеринарную лечебницу в Ургюпе, врача и медсестру. И опять профессор невольно вернулся к вопросу, который возник у него ещё тогда, и на который он до сих пор не нашёл ответа: что делал маленький котик в утёсах Каппадокии ночью? И снова, как и тогда, Фернан, глядя на Лапку, подумал о том, какой же это необычный представитель кошачьей братии. Разница была лишь в том, что сейчас профессор уже почти не сомневался в том, что этот котик был не просто необычным, а ОЧЕНЬ необычным! И в этот момент Фернан задумался о том, мыслей о чём раньше у него просто не возникало: а как же Лапка будет контактировать с местным, таким многочисленным, кошачьим населением? До сегодняшнего дня малыш почти всё время проводил рядом с домиком профессора, лишь иногда отходя от него на совсем небольшое расстояние. Сейчас, оставшись один, Лапка наверняка постарается общаться ближе со своими собратьями. Получится ли это у него??? Примут ли они его??? Он же - и это не вызывало у Фернана никаких сомнений - по характеру так не похож на других представителей своего же подвида многочисленного семейства кошачьих!!! Поняв, что начинает паниковать, профессор попытался успокоить себя тем, что сейчас уже поздно менять что-либо, он уже договорился с персоналом Деревни о том, чтобы они присмотрели за Лапкой, да и просто так увезти с собой в другую страну животное, даже домашнее, нельзя: необходима справка от ветеринара о вакцинациях, которую уже не было времени запрашивать и, тем более, делать все необходимые вакцины - ведь Фернан понятия не имел о том, делали ли Лапке когда-либо какие-то прививки.

Приближалось время обеда, и, взглянув на Лапку, тихонько мурлыкавшего рядом с ним, находясь в состоянии спокойной полудрёмы, профессор осторожно поднялся, чтобы не потревожить своего маленького друга, и направился в сторону столовой. 

После обеда и непродолжительной беседы с немногими остающимися в Деревне знакомыми лекторами, вернувшись из столовой - как и всегда, с угощением для Лапки, Фернан застал последнего сидящим на том же самом месте, на скамейке около входа. Во взгляде малыша, устремлённом на профессора, появилась какая-то грусть. Фернан достал угощение, припасённое для котика, и отнёс в дом, где положил в одну из специальных мисок, стоявших недалеко от кресла, которые он купил для своего любимца сразу же после их приезда в Деревню. Лапка видел, что Фернан принёс ему покушать, но не двинулся с места. Фернан понял, что Лапка чувствует предстоящее расставание и грустит не меньше самого профессора, а - кто знает? - может быть и ещё сильнее него. Тогда Фернан взял малыша на руки и осторожно отнёс в дом. Лапка понюхал угощение, взглянул на Фернана, помедлил пару мгновений - по-видимому, всё ещё колеблясь, - но всё-таки принялся за еду.

Фернан посмотрел на часы и понял, что уже пора выходить, так как автобус должен был отправиться в аэропорт Измира всего через час, а до этого необходимо было успеть уладить некоторые административные формальности. Профессор направился к зданию администрации, чтобы отдать ключ от домика и попрощаться с организаторами очень успешно проведённой летней школы, в которой он участвовал в качестве лектора. Заполнив все необходимые документы, Фернан в сопровождении одного из сотрудников вернулся к домику, чтобы вместе решить, где будет жить Лапка после отъезда профессора. Сотрудник предложил оставить Лапку жить в доме Фернана, так как наступал осенне-зимне-весенний сезон, когда научных мероприятий в Деревне организуется меньше (так уж сложилось: в это время большая часть потенциальных преподавателей заняты чтением лекций в своих университетах), и, согласно предварительному распределению жилья, в ближайшее время этот дом предполагается оставить пустым. Профессор не возражал против такого решения, тем более, что входная дверь в этом случае всегда оставалась бы приоткрытой для Лапки, и котик мог в любое время спокойно выходить на улицу и возвращаться домой. Что касается остальных котов и кошек, проживающих в Деревне, то - в большинстве своём - они предпочитали обитать неподалёку от кухни и столовой и, по какому-то негласному правилу, не заходили в жилые дома - ни преподавательские, ни студенческие, - поэтому сотрудники Деревни не беспокоились на этот счёт и могли спокойно оставить входную дверь приоткрытой. А относительно вопроса безопасности имущества - так в этих краях не было замечено не то что крупных, но даже мелких краж, чем и объясняется спокойствие работников Деревни в этом отношении, могущее показаться странным тем, кто приехал издалека, тем более - из больших городов с не очень благополучной криминогенной обстановкой.

Что касается пропитания для Лапки, то это был ещё один очень важный вопрос, беспокоивший профессора. Как ему объяснили ранее, ввиду того, что даже зимой в Деревне остаётся какое-то количество постоянных сотрудников, столовая продолжает работать (пусть и из расчёта на небольшое количество людей). Как показал опыт предыдущих лет, представителям кошачьей братии, проживающей на территории Деревни, еды из кухни и столовой перепадает с лихвой даже зимой, так что, как уже заверили профессора сотрудники, остающиеся в Деревне, и как ещё раз подтвердил сейчас пришедший с ним к домику администратор, на этот счёт Фернан может не беспокоиться - тем более, что для пущей уверенности они берутся присматривать за тем, чтобы Лапка не оставался голодным.

Договорившись таким образом насчёт жилья для своего маленького друга и будучи успокоенным в вопросе его пропитания, Фернан погладил на прощанье Лапку, который сидел на пороге, грустно наблюдая за происходящим, взял дорожную сумку и, вместе с сотрудником Деревни, не оглядываясь, направился в сторону административного здания, где на маленькой площади между входом в него и аллеей, по которой шёл Фернан, уже ожидал автобус в аэропорт, постепенно заполнявшийся другими отъезжающими...


       Самостоятельная жизнь

...Некоторое время Лапка продолжал сидеть на пороге уже ставшего ему родным домика, глядя вслед удаляющемуся профессору. Он знал, что рано или поздно это расставание должно было произойти, ведь, как Лапка уже давно понял, Деревня была местом, где большинство преподавателей живёт лишь временно, читая курсы лекций студентам, которые тоже приезжают сюда на непродолжительные сроки. И профессор не был исключением.

И вот, через несколько минут, издалека, с маленькой площади у въезда в Деревню раздался звук двигателя: это отъезжал автобус в аэропорт Измира, увозивший Фернана, друга Лапки. И хотя котик не мог слышать этого звука, а даже если что-то и услышал, то очень неопределённо, он почувствовал по лёгким вибрациям воздуха, донёсшимся с площади, что это - отъезжающий автобус, и всем своим нутром Лапка ощутил, что в этот раз автобус отъезжает, чтобы увезти куда-то далеко его друга...

Когда через некоторое время, сидя на пороге, Лапка увидел, что к опустевшему домику направляется горничная - прибраться, то котик вышел на улицу и тихонько отошёл в сторону: теперь он не мог дольше здесь оставаться, так как его друг уехал, и скоро здесь поселится кто-то другой... 

И вот котик увидел, что горничная закончила уборку и вышла на крыльцо, но, как ни странно, дверь в опустевший домик оставила приоткрытой, не убрала с пола ни плед, служивший Лапке постелькой, ни миски для воды и еды, а, подойдя к малышу, ласково погладила его по головке, после чего вернулась в дом и положила в одну из мисок принесённое из столовой специально для него угощение, налив в другую миску воды. Неужели администрация Деревни решила оставить его жить в том же доме, где малыш жил всё это время с профессором и к которому он уже совсем привык??? Это было бы так здорово!.. По крайней мере, котик не остался бы на улице, тем более, что приближалось зябкое и холодное осенне-зимнее время... Лапка не мог прийти в себя от радости, но в то же время он прекрасно понимал, что, несмотря на наличие (хотя бы на какое-то время) привычного, уютного и безопасного жилья-убежища, теперь ему предстоит приспосабливаться к новой, самостоятельной жизни.

       ***

Лапка осторожно зашёл в дом через оставленную для него щель между дверным косяком и приоткрытой дверью, подошёл к мискам, съел принесённое горничной угощение, запил водичкой, после чего лёг на плед и, с грустью оглядев опустевший домик, стал размышлять о том, что же делать дальше. Минуты неторопливо переходили в часы, и приближалось время ужина. По всей видимости, это и будет началом самостоятельной жизни малыша в Деревне: нельзя надеяться, что кто-то - как недавно эта добрая горничная - будет всегда носить ему из столовой еду! Лапка должен сам пойти за едой! Решено! Тем более, что он и сам хочет жить самостоятельно, не утруждая никого. А в таком случае, другого выхода и нет! Чем раньше он начнёт - тем лучше! Оттягивать решающий момент нет никакого смысла, напротив: чем дольше ждать, тем больше вероятность, что его решительный настрой может пошатнуться. То есть, правильнее всего будет начать прямо сейчас!

Итак, решено: вот уже совсем скоро, почти что сейчас, несмотря на все опасения, удастся ли раздобыть что-то на ужин, Лапка уверенно пойдёт в сторону столовой. На самом деле, в немалой степени, эти опасения малыша, даже можно сказать, большая их часть, были связаны с тем, что он, несмотря на уже довольно-таки продолжительное время, проведённое в Деревне, очень мало общался с местными котами и кошками. Он чувствовал себя неуверенно из-за физических недостатков, появившихся у него так трагически, и боялся реакции кошачьей братии на то, что к их стае примкнёт такой вот необычный кот, с которым и общаться непросто и побегать наперегонки весьма проблематично... Однако, как бы там ни было, но если Лапка хочет жить самостоятельно, то для него необходимо научиться добывать еду! Ну, а с местным кошачьим обществом ему в любом случае придётся-таки столкнуться - вопрос лишь в том, немного раньше или капелечку позже...

       ***

Тем временем, с кухни начали доноситься совершенно восхитительные запахи, и Лапка понял, что еда готовится, а это означает, что если он надеется отхватить лакомый кусочек, то - особенно учитывая, что быстро ходить он пока не может, а конкуренция со стороны его собратьев, наверняка, значительная - Лапке уже пора начинать двигаться в сторону столовой.

Малыш поднялся с пледа и неуверенно направился к выходу из домика. Оказавшись на улице, боязливо озираясь по сторонам, видя совершенно иначе уже, казалось бы,  настолько знакомую ему часть Деревни, открывающуюся взору сразу же за входной дверью, он сделал первые нерешительные шаги по дорожке в сторону улицы, ведущей к столовой и кухне...

       ***

Вопреки опасениям Лапки, встречающиеся ему на пути представители кошачьей братии, населявшие Деревню, не проявляли по отношению к нему никакой агрессии, разве что любопытство сквозило в их взглядах. Многие из них что-то мяукали, встретив этого необычного котика, но, к сожалению, Лапка не мог услышать, что именно. Однако, как он почти сразу понял, он может угадывать, распознавать то, что они говорят, по мимике и движению их ртов и мордочек. Сопоставляя то, что он видел здесь, с тем, что он знал из контактов с другими котами и кошками до аварии, он совсем скоро научился вполне уверенно понимать то, что хотят ему сказать его собратья. Это сильно помогало и очень обрадовало Лапку! Почти сразу научившись определять интонации, он понял, что при встрече другие коты и кошки дружески приветствуют его. Их первоначальное любопытство, вызванное появлением Лапки на аллеях, ведущих к столовой и кухне, вне домика, где он жил, постепенно улеглось, но, что особенно растрогало котика в первые же дни его самостоятельной жизни в Деревне, так это то, что, как он заметил, его собратья - не только взрослые, но и котята, - иногда даже борясь между собой за пропитание около столовой и кухни, всегда оставляют ему лакомый кусочек, не отбирают того, что удалось раздобыть Лапке своими силами, а напротив: видя его сложное положение, иногда сами приносят ему что-то вкусненькое, раздобытое на кухне или в столовой. 

Буквально через несколько дней после начала самостоятельной жизни Лапка уже чувствовал себя "своим" в многочисленной кошачьей стае, проживающей в Деревне. Его собратья хорошо к нему относились, с радостью приняли в свою компанию и даже рассказали о еженедельных собраниях членов их пушистой общины на окраине Деревни. Лапка был искренне признателен своим новым друзьям за то внимание и доверие, которое они ему оказали, приняв в стаю, и, конечно же, за незамедлительно последовавшее приглашение присоединиться к этим еженедельным мероприятиям, которое он с радостью и энтузиазмом принял. Он по-прежнему жил в домике профессора, но, в особенности теперь, после приглашения на собрания, ничем не отличался от остальных своих собратьев, которые, надо сказать, тоже жили кто - где на территории Деревни: в основном - в открытых беседках или помещениях столовой, которые, в общем-то, тоже представляли собой большие крытые беседки с окружающими их террасами.

       ***

Вот и наступил вечер первого для Лапки собрания на окраине Деревни. Он сильно волновался: как ни крути, мероприятие это - очень важное, а распознавать речь других он хоть уже и научился, но всё-таки опасался ошибиться, не разобрать по направлению взглядов и по движению воздуха (к которому он стал очень чувствителен после потери слуха), кто собирается выступать, и, больше всего - не так что-то понять или вообще не понять. Котик очень ценил доброжелательное к нему расположение своих собратьев и очень боялся его потерять. Но, как бы там ни было, а уже пора было идти.

Местом для собраний здешней кошачьей общины ещё когда-то давно, сразу после основания Деревни и появления в ней первых представителей кошачьей братии, была выбрана небольшая полянка на окраине Деревни, с той её стороны, где по вечерам, как правило, не бывает людей. Географически это место располагалось между строениями Деревни и проходившей на безопасном от неё расстоянии просёлочной дорогой, ведущей из Деревни в Шириндже. Выбрав это место за его безлюдность и, в то же время, лёгкую досягаемость для котов, кошек и даже котят, тогдашние представители общины определили полянку местом общих кошачьих собраний.

Вот на эту самую полянку и отправился Лапка условленным вечером по дорожке, которую ему показал накануне один из его собратьев.

Лапка повторил указанный ему маршрут и вышел на полянку. Там уже собирались остальные представители кошачьей общины. Они появлялись с самых разных сторон: с дороги, из-за деревьев, из-под кустов. Лапка внимательно смотрел, как они рассаживаются, чтобы занять такую позицию, откуда ему было бы видно всё происходящее: все события, кто берёт слово, о чём говорит - для этого, в его случае, выбор места имел особенно важное значение, так как Лапка понимал речь своих собратьев только по мимике и движению их ртов и мордочек. Как он видел, все коты и кошки рассаживались полукругом, сажая самых маленьких в передние ряды, чтобы им было лучше видно и слышно председателя. Председатель собрания, он же - Вожак стаи (как Лапке рассказали его собратья - пожилой мудрый кот) ещё не появился. Лапка никогда раньше не встречал его в Деревне: говорят, что он ведёт довольно-таки уединённый образ жизни. Где именно он живёт - остаётся загадкой: среди членов общины ходит много версий и слухов, но все они - лишь предположения, а жилища Вожака, как оказывается, никто из тех, с кем Лапка на эту тему разговаривал, и не видел. Однако, Вожак всегда был осведомлён обо всём, происходящем в его стае, не пропускал ни одного собрания (подавая тем самым пример остальным своим собратьям, особенно наиболее молодым), а также всегда был рад и готов не только выслушать каждого, но и помочь советом любому из обращавшихся к нему (в специально выделенное для аудиенций время после собраний) оказавшихся в сложной ситуации  членов кошачьей общины. Такой же тайной, как и жилище Вожака, был окутан и его возраст. Вся община знала, что он - довольно-таки солидного возраста, однако, когда Лапка начал расспрашивать своих собратьев о том, кто был Вожаком этой стаи до него, нынешнего Вожака, то никто не смог ему ответить: даже самые пожилые представители кошачьей общины отвечали, что, по их воспоминаниям, во времена, когда они были ещё совсем маленькими котятами-несмышлёнышами, их общину возглавлял нынешний кот-Вожак. Причём, что особенно интересно и удивительно, так это то, что - опять же, по их воспоминаниям - уже тогда он был пожилым и очень мудрым...

Когда большая часть собратьев Лапки, включая самых молодых, совсем ещё котят, собралась на полянке и, удобно расположившись полукругами, чтобы видеть и слышать своего Вожака, Лапка, поразмыслив, направился к краю первого ряда. Продумав разные варианты, он пришёл к выводу, что это место будет для него наиболее удобным, так как, лишь слегка повернув голову, он мог не напрягаясь видеть мордочки всех представителей стаи и, конечно же, Вожака. Это значительно снижало для него риск пропустить чьи-то слова или не понять чьё-либо выступление.

Прошло всего несколько минут после того, как все собрались, и появился Вожак. В следующее же мгновение по рядам завидевших его представителей кошачьей общины пронёсся негромкий звук, что-то вроде "Т-с-с-с!", призывающий всех к вниманию и соблюдению тишины. Вожак стаи был, действительно, очень необычной личностью. Это было видно с первого же взгляда. Наверное, это то, что люди называют "харизма" - понятие, применимое в равной степени как к людям, так и к животным. Именно так было и здесь, в случае с Вожаком: это был большой пушистый кот, шагающий неторопливо, без спешки, уверенно и спокойно глядя вперёд. Но кроме харизмы было в нём и что-то ещё, неуловимое, но заметное каждому: от Вожака исходили какая-то внутренняя сила и доброта, окутывающие всех присутствующих непередаваемым спокойствием и ощущением гармонии. Казалось, что каждое движение Вожака тщательно выверено, но даже при беглом взгляде становилось ясно, что это - иллюзия, и двигается он как-то легко и ненарочито, но при этом все его движения преисполнены какого-то необычайного достоинства, которое видно сразу и не вызывает ни у кого абсолютно никаких сомнений. При приближении Вожака разговоры на полянке мгновенно затихли, и все представители стаи молча устремили на него свои взгляды в ожидании, когда он займёт своё привычное место во главе полукругов своих собратьев, этого "пушистого амфитеатра", откуда он мог легко видеть всех своих подопечных.

Заняв своё обычное место во главе собравшейся многочисленной аудитории, председатель обвёл всех присутствующих взглядом и начал свою речь. Как обычно, он поприветствовал всех собравшихся и, прежде всего, поздравил всю стаю с тем, что в ней было много ставших уже практически взрослыми и готовыми принимать активное участие в общественной жизни котят. Сегодня Вожак видел среди присутствующих действительно много молодёжи, а именно: подросших котят, которые впервые присутствовали на собрании кошачьей общины Деревни в качестве его "взрослых", имевших право голоса, участников. Он был искренне рад этому обстоятельству, так как оно явно свидетельствовало о процветании, сытости и здоровье его подопечных. Однако, в этот раз Вожак был рад поприветствовать ещё одного вновь прибывшего, не так давно примкнувшего к стае, кота, уже так полюбившегося всем её членам, с которым совсем недавно случился трагический несчастный случай. Лапка стал озираться по сторонам, пытаясь сообразить, о ком же говорит Вожак. Однако, не найдя вокруг ничего кроме доброжелательных, устремлённых на него взглядов, Лапка понял, что речь идёт ни о ком ином, как о нём самом! Откуда Вожак узнал о его присоединении к стае??? Впрочем, тут же Лапка понял, что удивляться здесь нечему: его новые друзья по общине рассказывали, что их Вожак знает всё обо всём и обо всех, и не стоит пытаться понять, как и откуда он об этом узнаёт. Знает - и всё тут!

Лапка предвидел, что хорошо было бы ему, как вновь прибывшему, сказать какие-то приветственные слова на собрании. Он даже подготовил совсем маленькую речь о том, кто он, как он благодарен своим новым друзьям, так тепло принявшим его в свою общину, как Деревня стала для него новым домом, как - несмотря на сложное физическое состояние - он чувствует себя здесь в безопасности. Получилось, что Вожак, переключив внимание окружающих на Лапку и представив его, с одной стороны, неожиданно рано (для Лапки) предоставил ему слово, но, с другой стороны, не случись этого, Лапка не знал бы, как и когда самому выйти вперёд и (ни с того и ни с сего???) начать говорить что-то о себе перед собравшимися. В общем, будучи достаточно стеснительным по своей природе, Лапка был неизмеримо благодарен Вожаку за эту так ненавязчиво, но настолько своевременно и деликатно предоставленную возможность и восхищён (уже не понаслышке) его мудростью, деликатностью, осведомлённостью и способностью чутко понимать какую бы то ни было ситуацию.

Сделав шаг вперёд и повернувшись так, чтобы видеть всех окружающих, Лапка начал свой рассказ. Он начал со своего детства в Каппадокии, с прогулок и трагической аварии. Рассказал про подобравшего его профессора, операцию в ветеринарной лечебнице в Ургюпе, про шок, который он испытал, когда пришёл в себя и понял, что же произошло. Дальше он рассказал про приезд в Деревню с профессором, который взял его с собой на время преподавания студентам летней школы, про отъезд последнего, горечь расставания со своим новым другом и страх перед самостоятельной жизнью. Завершил Лапка своё повествование описанием той совершенно искренней радости, которую он испытывает сейчас, видя, как доброжелательно его приняла кошачья община Деревни, перешедшим в  выражение искренней благодарности и глубокой признательности всем членам стаи за такой радушный приём. Рассказ Лапки, так богатый как радостными, так и трагическими событиями,  занял довольно-таки продолжительное время несмотря на искренние усилия малыша, направленные на то, чтобы не утомить своих слушателей слишком длинным повествованием. Однако, всем было очень интересно услышать историю жизни этого необычного котика, так что никто из присутствующих, включая Вожака, не устал слушать его речь.

Поблагодарив Лапку взглядом за выступление, Вожак заверил его в том, что самостоятельной жизни здесь котику бояться совершенно не стоит, так как и он сам, и вся кошачья община Деревни всегда будут рады прийти ему на помощь - не только словом, но и делом - в любой ситуации. В подтверждение его слов со всех сторон раздались одобрительные возгласы и жесты. И теперь, сделав небольшую паузу, Вожак перешёл к обсуждению насущных проблем, касающихся, в частности, стабильности пропитания в Деревне в осенне-зимний период, здоровья членов общины и количества мест для жилья. После обсуждения, когда Вожак спросил, не хочет ли кто-то из присутствующих что-либо добавить, Лапка, сам от себя этого не ожидая, попросил слова. Вожак ободряюще кивнул, и все присутствующие устремили взгляды на котика. Прежде всего, Лапка ещё раз поблагодарил Вожака и всю стаю за такой гостеприимный приём и готовность поддержать его в сложной ситуации, а затем - после короткой паузы - продолжил: как малыш успел заметить, Деревня - очень безопасное место, машины или автобусы заезжают на её территорию только когда привозят преподавателей, студентов на курсы лекций, или же продукты для всех живущих здесь. Однако, из Шириндже сюда и по округе, в окрестные деревни, частенько ездят легковые и грузовые машины, а в ближайшие города регулярно ходят рейсовые автобусы. Лапка, переживший такую трагическую аварию и каким-то чудом выживший в ней, хоть и с такими тяжёлыми для здоровья последствиями, хотел бы предостеречь членов кошачьей общины от опасности, исходящей от проезжей части: особенно в часы оживлённого движения, но также и когда машин на трассах мало (ведь с ним несчастье случилось ночью, когда по дороге ехала всего лишь одна машина...). Он, извинившись за то, что задерживает присутствующих, осмелился посоветовать всем членам стаи, в особенности совсем молоденьким, переходить дороги только после того, как они удостоверятся в том, что поблизости нет никакого автотранспорта. Все присутствующие охотно поддержали Лапку и поблагодарили его за такой дельный и своевременный совет: молодёжь подрастала и уже интересовалась окрестностями, такими заманчивыми для прогулок! И Лапка был очень рад, что так неожиданно внёс свой хоть и небольшой, но всё-таки вклад в жизнь так полюбившейся ему сразу же стаи, теперь уже ставшей и ЕГО стаей.

Когда Вожак объявил, что собрание окончено, и все стали потихоньку расходиться, он взглядом подозвал Лапку к себе и, спросив, удобно ли малышу распознавать его речь, сидя напротив, сказал, что хотел бы немного с ним поговорить. Лапка был очень рад этому, но волновался, что же именно Вожак хочет сказать ему: не прогонит ли он его из стаи??? Однако, доброжелательно глядя на котика, Вожак стал говорить о том, как он понимает всю тяжесть ситуации, в которой оказался Лапка, и ещё раз заверил его, что он может чувствовать себя совершенно спокойно в их общине, здесь он - среди друзей и в безопасности. Лапка был глубоко тронут тем вниманием и пониманием его чувств, которые выказал ему Вожак. Как-то само собой он начал рассказывать о своих переживаниях, страхах, о том ужасе, который он испытал, поняв, что никогда уже не сможет слышать пение птичек и любоваться закатом с утёсов, так как он потерял слух и с трудом передвигается по ровным поверхностям - что уж тут говорить о холмах, а тем более - горах или утёсах! Вожак слушал его очень внимательно, не перебивая, а когда Лапка выговорился, то, задумчиво посмотрев на него, произнёс "Всё будет хорошо. Вот увидишь: всё наладится!" В этот момент малыш почувствовал какое-то странное спокойствие, даже умиротворение, какого не ощущал уже так давно, с тех, кажущихся ему теперь такими далёкими, времён ещё до аварии. Он ощутил какую-то необъяснимую уверенность в своём будущем - чувство, какое он испытывал лишь когда-то в детстве, ещё в Каппадокии, и которого он уже не надеялся когда-либо снова испытать. Котик был поражён тем, насколько Вожак понимает его, его чувства, его боль и страх перед будущим. Все эти мысли проносились в голове Лапки, а Вожак, тем временем, немного помолчав, ласково посмотрел на маленького котика и добавил: "И... никогда не говори 'никогда'!" И поразили Лапку в этой фразе не столько она сама и составляющие её слова, смысл которых уже сам по себе был очень важен, но взгляд этого умудрённого годами Вожака и его глаза, излучающие доброту и силу, вселяющие надежду. Поняв, что аудиенция окончена, Лапка поблагодарил Вожака и (не будучи вполне уверенным, что это будет не слишком фамильярно), пожелав ему на прощанье спокойной ночи, отправился к домику профессора. Но всю дорогу домой и даже позже, когда, взволнованный событиями этого удивительного вечера, Лапка пытался уснуть, перед его взором возникали мудрые, добрые глаза Вожака, а в голове звучали его слова: "Никогда не говори 'никогда'!"...

       ***

С этого знаменательного и важного для Лапки вечера жизнь котика совершенно изменилась. За одну ночь он словно полностью преобразился! Проснувшись на следующее утро, он совершенно иначе, по-новому взглянул на окружающий его мир, на Деревню и на своих собратьев. Многое в нашей жизни - как людей, так и животных - зависит от того, как мы воспринимаем происходящие с нами события. Да, с Лапкой произошёл несчастный случай, в результате которого он, к огромному сожалению, потерял слух и лишился одной из передних лап. Конечно же, это было трагедией, но он же остался жив! У него были здоровы три оставшиеся лапы, и он мог - хоть и не так быстро, как раньше - передвигаться. Да, он не мог слышать, но он мог видеть и ощущать запахи! Кроме того, он научился распознавать речь по мимике и движению ртов, что - хотя бы отчасти - помогло решить связанную с потерей слуха сложность! Сколько людей помогли ему: профессор, который стал его другом, врач и медсестра в ветеринарной лечебнице Ургюпа, сотрудники Математической Деревни Несина! Особое место в череде недавних событий занимали, безусловно, дружеское отношение к нему кошачьей общины Деревни, реакции которой на его появление он так боялся и, вопреки его опасениям, так радушно принявшая его в свою компанию и, конечно же, вчерашняя встреча с Вожаком стаи, ставшая поворотным событием в жизни Лапки на этом сложном этапе, вернувшая ему радость жизни, интерес к ней, чувство того, что он жив, что жизнь вокруг продолжается, что она по-прежнему прекрасна и удивительна, и что он является её частью, а также, помимо всего этого, спокойствие, гармонию и веру в свои силы, равно как и уверенность в будущем. Осознав всё это, Лапка встал со своей постельки в домике профессора и, заботливо вылизав шёрстку, с совершенно другим настроением, чем ещё вчера утром, направился в сторону столовой.

Казалось, что его собратья заметили произошедшую в малыше перемену. Они с любопытством смотрели на Лапку: что-то в этом - ещё вчера днём таком несчастном - котике изменилось. Он с любопытством смотрел по сторонам, радостно здоровался со встречавшимися ему собратьями и - это чувствовалось в его взгляде на всё вокруг - не только как бы заново увидел окружающий его мир, но всем своим видом излучал гармонию с этим миром и, что ощущалось, стал с оптимизмом смотреть в будущее. Всё это было заметно невооружённым взглядом, и восхищало всех без исключения представителей кошачьей стаи! Они были искренне рады перемене, произошедшей с их собратом и так же радушно, как он их, приветствовали Лапку в ответ.

С этого дня, кроме повседневных забот, Лапка начал задумываться о том, что он всегда так любил, и что ещё некоторое время назад казалось ему потерянным навсегда: о закатах в горах. Ведь он нисколько не сомневался, что здесь, в окрестностях Деревни, солнышко, скрываясь за окрестными  холмами, являет собой не менее прекрасное зрелище, чем в Каппадокии! Несмотря на то, что он даже видел отблески заката с порога домика профессора (который, правда, своими окнами выходил на противоположную от заходящего солнца сторону, так что отсюда зрелище было далеко не полным), но, будучи всецело поглощён своими страхами и беспокойством о повседневных нуждах и заботах, Лапка даже не осмеливался думать о том, что он МОЖЕТ любоваться этим потрясающим зрелищем с утёса, расположенного совсем недалеко от окраины Деревни, с которого открывается вид на закат!

И вот, как-то вечером Лапка решился отправиться на этот самый утёс-уступ, расположенный не так уж и далеко от домика профессора. Сначала котик шёл по аллейкам Деревни мимо других домов, сейчас пустующих и уже запертых на весь осенне-зимний период в ожидании следующего лета и предстоящих курсов для студентов. Но скоро Лапка оказался на окраине Деревни, где аллеи закончились и идти ему теперь предстояло по травке, перемежающейся торчащими корнями деревьев и проступающими горными породами с попадающимися то тут, то там песчаными "прогалинами" и ямами. Для него такая поверхность была не очень-то простой, но Лапка почти сразу же к ней приспособился, и в реальности дорога оказалась совсем не такой уж и трудной, как он опасался. Вдохновлённый и обнадёженный этим обстоятельством, Лапка двигался всё увереннее и быстрее по направлению к уступу холма, лавируя среди возникающих препятствий, ловко перебирая своими тремя лапами и глядя вперёд, в сторону всё приближающейся цели. Наконец, он подобрался к уступу и, присев немного передохнуть и отдышаться после такого довольно-таки сложного для него пути, стал выбирать место, с которого открывается наиболее полный, панорамный и красивый вид на окрестности.

Надо сказать, что уступ холма был расположен так, что с любой его точки открывающаяся взору панорама была просто потрясающей! Поэтому Лапке оставалось только выбрать наиболее удобную для него точку обзора, а сам обзор был очень красивым - с абсолютно любого места на утёсе, где бы котик ни расположился.

Поразмыслив немного, Лапка придвинулся как можно ближе к краю уступа в наиболее выдававшейся вперёд его части и сел на безопасном расстоянии от рисковавшего начать осыпаться края.

Солнце было ещё довольно-таки высоко над горизонтом, но, неумолимо опускаясь, уже начало окрашивать вершины холмов тёплыми предзакатными лучами в золотистые, розовые и багрово-красные тона. Лапка смотрел, как заворожённый, на это зрелище. Перед его мысленным взором проносились такие дорогие для него картины заходов солнца в горах Каппадокии, которыми он так самозабвенно любовался когда-то, как ему казалось, уже очень давно, как будто бы в какой-то предыдущей его жизни, которой он жил до той трагической аварии, так резко изменившей всё его бытие, разделив его на "до" и "после", и - как ему казалось до этого вечера - навсегда лишившей его того, что он так любил... что он любил, пожалуй, больше всего... Сейчас же, глядя на всё более яркие краски, заливавшие окрестные холмы, Лапка снова ощутил то давнее, так неожиданно вернувшееся к нему сейчас, ощущение безмерного счастья, которое он считал навсегда для себя потерянным и так страдал из-за этого! Опускаясь за линию горизонта, очерченную холмами, солнышко окрашивало в непередаваемо великолепные цвета окружающие пейзажи и, одновременно с этим, окутывало и согревало своими предзакатными нежными лучами исстрадавшееся сердечко и жаждущую прекрасного душу маленького Лапки, возрождающегося и возвращающегося к жизни - Лапки, который не мог поверить своему счастью, саму возможность которого ещё совсем недавно он считал безвозвратно утерянной для себя, и, как ни грустно это осознавать, от безысходности начал уже постепенно свыкаться с этой печальной мыслью...

Солнышко, тем временем, опускалось всё ниже, и, наконец, полностью скрылось за горизонтом. Вот уже лишь последние его лучи окрашивали небо над холмами в золотисто-розовые оттенки, которые неумолимо вытеснялись темнеющей синевой неба, как бы спускающейся с высоты. Совсем наверху уже начали загораться звёзды, становившиеся всё ярче по мере того, как небо темнело. Лапка, не будучи в состоянии оторваться от этого великолепного зрелища, всё-таки, хоть и с трудом, но вернулся к мысли о том, что пора возвращаться, особенно учитывая тот непреложный факт, что дорога в Деревню - непростая, в рытвинах, а Лапка ходил по ней всего один раз, сегодня, и при свете дня. Бросив последний взгляд на уже ночное небо, котик повернулся в сторону тропинки, ведущей к Деревне. К счастью, звёзды светили уже довольно-таки ярко, и Лапка без труда разглядел в нескольких метрах от себя начинающуюся аллейку, вернее сказать - дорожку. Стараясь ступать как можно осторожнее, он начал двигаться в сторону окраины Деревни, силуэты некоторых, ближайших, строений которой он различал в сгустившейся темноте даже отсюда, издалека. Довольно-таки быстро Лапка добрался до аллей Деревни - более ровных, идти по которым малышу было легче. И вот, ещё немного, и он уже подходил к домику профессора, в котором его ждала безопасная и уютная постелька.

Неслышно проскользнув в приоткрытую дверь, Лапка сразу же направился к служившему ему постелью пледу, устроился на нём поудобнее и, мысленно по-прежнему любуясь великолепной игрой золотых, розовых и бордовых красок, которыми окрашивало своими предзакатными лучами окрестные холмы заходящее солнце,  почти сразу же заснул - крепко и сладко, в гармонии с самим собой и с окружающим миром, так счастливо, беззаботно и умиротворённо, как ему не доводилось уже очень давно...

       ***

Дни потекли за днями, но для Лапки очень многое теперь изменилось. Каждый день для него был наполнен смыслом, он приспособился к своему непростому физическому состоянию и уже так свыкся с ним, что иногда ему даже казалось, что таким он был всегда, всю свою жизнь. Лапка активно участвовал в жизни кошачьей общины Деревни, регулярно посещал еженедельные собрания на лужайке за её окраиной, до сих пор не пропустив ни одного из них и даже иногда внося свои, оказавшиеся очень полезными, предложения по усовершенствованию жизни стаи. Несколько раз бывало, что он оставался присмотреть за играющими недалеко от его домика (вернее, домика профессора) котятами, предоставив тем самым их мамам редкую, почти нереальную доселе возможность отправиться совершить небольшую совместную прогулку по окрестностям Деревни или же просто поболтать.

Почти каждый вечер Лапка совершал так любимые им маленькие экскурсии на уступ-утёс, где подолгу наслаждался видами заходящего солнца и купающихся в его лучах окрестных холмов. Гуляя по Деревне, как-то вечером он заметил, что, если забраться на террасу библиотеки, то заходящее солнце оказывается видимым за башней, возвышающейся в центре Деревни, ровно сквозь её окошки, образующие с этого ракурса своего рода сквозное отверстие, являющееся на самом деле не чем иным, как двумя оказавшимися на одной линии окнами. Это зрелище, сочетавшее в себе красоту природы - освещаемых лучами заходящего солнца холмов - и утончённое изящество построенной в старинном стиле башни, - которая была прекрасна в окрашивающих её золотисто-розовых красках заката, завораживало Лапку. Так, в те вечера, когда он был занят чем-либо в Деревне и не успевал пойти на так полюбившийся ему уступ, Лапка шёл к библиотеке, чтобы полюбоваться закатом оттуда.

       ***

Однажды утром Лапка проснулся от какого-то странного ощущения... Он не мог понять, что бы это могло быть, что его разбудило таким странным образом... Нет, это не было какое-то неудобство в постельке - плед лежал ровно, одна из горничных Деревни время от времени наведывалась в домик профессора, поправляя плед Лапки. Также это не было вибрациями воздуха, создаваемыми частыми взмахами крылышек по ошибке залетевшей внутрь помещения птички, которая тем самым ненарочно могла разбудить чутко спящего Лапку, да и чем-то упавшим на котика - например, лепестком, случайно занесённым в дом ветром - это тоже не было. Нет, это было что-то другое... И тут Лапка понял. Он не мог поверить, но он СЛЫШАЛ утреннее пение птичек! Оно было тихим, едва различимым, но он слышал его!!! Не осмеливаясь поверить произошедшему, Лапка подумал, что это ему просто снится, и снова закрыл глазки. Однако, по мере того, как к нему всё увереннее возвращалось состояние бодрствования, Лапка не переставал слышать тоненькие трели птичек. "Неужели это возможно??? КО МНЕ ВОЗВРАЩАЕТСЯ СЛУХ!!!" Лапка был настолько ошеломлён произошедшим, что не мог сообразить, что же ему сейчас делать. Лишь некоторое время спустя, он, как обычно, встал с пледа, вымыл спутавшуюся за ночь шёрстку и неуверенно направился к выходу из домика. Уже на пороге он услышал настоящее море окружающих его звуков, таких громких, ярких и разнообразных, что он был даже слегка ошарашен и ошеломлён всем этим великолепием оркестра внешнего мира!

Лапка направился в сторону столовой и, как он делал это всегда, приветствовал встречавшихся ему по дороге собратьев. Они - тоже, как и обычно - отвечали на его приветствия, но для Лапки в этот раз всё было иначе: он не только мог понять по их мимике то, что они говорили, но слышал их! Это настолько его потрясло, что всем встречавшимся ему представителям кошачьей братии он казался в это утро каким-то необычайно рассеянным и чем-то взволнованным, что и на самом деле было именно так.

Лапка не мог поверить своему счастью, но, продолжая несказанно радоваться каждому услышанному им звуку, через некоторое время всё-таки решился сказать своим собратьям о том, что к нему, кажется, постепенно возвращается слух. Все они очень обрадовались этой новости, пожалуй, не меньше самого Лапки: как и для него, для них это было чем-то вроде волшебства!

       ***

Время шло, слух всё больше возвращался к Лапке, и он чувствовал себя всё увереннее. Надо сказать, что это настолько важное для него событие почти никак не отразилось на его образе жизни в Деревне: разве что на собраниях общины Лапка теперь мог занимать любое место (хотя и предпочитал уже привычное, когда-то вынужденно выбранное им), а его собратья уже не старались говорить нарочито отчётливее и медленнее, чтобы Лапке было легче распознать их речь. Для самого котика возвращение слуха было чем-то невероятным, он ценил это безмерно и видел в этом истинное чудо. Это означало, что теперь он мог наслаждаться пением птичек по утрам, как когда-то давно в Каппадокии!

И вот теперь, когда к нему вернулись обе такие важные для него радости, которые были для него неотъемлемыми компонентами счастья - утреннее пение птичек и картины заката по вечерам, - Лапка вспомнил слова Вожака о том, что всё наладится. Он подумал, насколько же пожилой мудрый Вожак был прав! Как он мог знать это заранее и сказать Лапке те слова, которые так помогли ему вернуться к жизни, тогда, много дней назад, когда чувства его были в столь плачевном состоянии - не менее плачевном, чем его физическое положение??? Пытаясь найти ответ, Лапка вспомнил слова других членов стаи о своём Вожаке, слышанные Лапкой от них по совершенно разным поводам. Это была короткая, но исчерпывающая фраза: "Знает - и всё тут!". А теперь и сам Лапка понимал, насколько много она таит в себе. Размышляя над словами, сказанными ему Вожаком, он с уверенностью пришёл к единственному казавшемуся ему возможным выводу: как и чудеса, произошедшие с Лапкой в последнее время, эти слова Вожака, сказанные им котику столь своевременно, также были не чем иным, как чудом - чудом мудрости, доброты, сочувствия и сострадания! И, как и многие его собратья, ответить на возникший у него вопрос он мог лишь той же самой фразой, что и другие представители кошачьей общины Деревни: "Знает - и всё тут!". И только сейчас Лапка осознал, что эта фраза вовсе не означает неведение его собратьев о знаниях Вожака, а, скорее, выражает их понимание, насколько знание это глубоко и (пока) непостижимо ни для кого из них!

Сейчас, наслаждаясь этими неизмеримо счастливыми для него событиями, Лапка подумал, насколько был бы рад, если бы его друг профессор узнал о том, какие чудеса с ним произошли! Лапка привёл бы своего друга на тот так полюбившийся ему утёс за окраиной Деревни, откуда по вечерам открываются такие восхитительные картины заката, показал бы светящееся золотом заходящее солнышко, видимое через окошки сторожевой башни с террасы библиотеки, разбудил бы его утром пораньше, чтобы вместе послушать утреннее пение птичек, их трели, которыми эти поразительные пернатые создания встречают каждый новый день с неутомимой радостью и неизменной надеждой на что-то удивительное и чудесное, что он мог им принести! Как всё это было бы здорово!.. Но вот только Лапка не знал, вернётся ли профессор когда-нибудь в Деревню... И это было тем единственным, что омрачало его такую теперь счастливую жизнь среди его собратьев в большой и дружной кошачьей общине Математической Деревни Несина - в стае, возглавляемой таким добрым и мудрым Вожаком...


       И снова лето

Осень и зима пролетели для Лапки почти незаметно. Он был поглощён своей всё более активной жизнью в Деревне, прогулками по вечерам, еженедельными собраниями кошачьей общины. Однако, всё чаще он думал о профессоре, своём друге, гадая: приедет ли он летом снова читать лекции в Деревню или нет? И если да, то надолго ли?

Тем временем, природа начала пробуждаться от "зимней спячки": птички по утрам начинали свои трели всё раньше, солнышко всё сильнее прогревало своими ласковыми лучами промёрзшую за зиму землю, первые росточки молоденькой зелёной травки тянулись навстречу солнечным лучам, покрывая собой всё большие участки лужаек и полянок. Чудесная весенняя пора возрождения жизни чувствовалась во всём и, конечно же, не могла не отразиться и на всех представителях кошачьей общины Деревни: романтическое настроение всё больше овладевало большинством как котов, так и кошек, коты уже начинали почти ежевечернее исполнение своих кошачьих серенад, расположившись поблизости от завладевших их сердцами и мыслями по-весеннему очаровательных кошечек.

В человеческом же сообществе Деревни наступление весны сопровождалось, как и каждый год, суматохой, связанной с приготовлениями к предстоящим летним школам, огранизуемым здесь. Нужно было сделать очень многое: проверить готовность жилья, столовой, лекционных залов и библиотеки к приезду лекторов и студентов. Детальная проработка программ организуемых наступающим летом курсов также требовала немалых усилий, так как подразумевала решение такой непростой задачи, как стыковка возможности приезда преподавателей из совершенно разных институтов и университетов, расположенных в разных уголках планеты. Поскольку у каждого из потенциальных лекторов уже было в целом спланированное расписание на ближайший год, то предварительные приглашения рассылались сильно заранее: чуть больше, чем за год до начала предполагаемого курса. Однако, даже проработка программ курсов тех лекторов, которые уже дали своё согласие на участие, занимала немало времени. В общем, дел у людей в Деревне было "невпроворот", и все они были срочные.

Лапка просыпался по утрам - как и обычно - рано, с пением птичек и восходом солнца, которые, с приходом весны, происходили всё раньше. Прогулявшись по Деревне до завтрака, насладившись утренней тишиной, пока ещё не начиналась беготня рабочих, представителей администрации, горничных - в общем, всех тех, кто был задействован в приготовлении Деревни к встрече вновь прибывающих на летние школы и конференции (а задействованы в этом были, в общем-то, не только все постоянные сотрудники Деревни, но и немало людей, приезжающих сюда днём для производства каких-то оценок, составления смет, корректировки планов, согласования программ и выполнения необходимых временных работ), - котик направлялся в сторону столовой...


       Возвращение
 
И вот наступил день, когда в Деревню должны были приехать первые студенты и лекторы. Лапка волновался, так как, несмотря на осознание того, что нет никакой гарантии, что его друг профессор приедет сюда этим летом, котик всё же надеялся на то, что он вернётся. Его надежды укрепились небольшим событием, произошедшим сегодня утром. В домик Фернана пришла горничная и начала готовить жильё к приезду нового постояльца: постелила чистое постельное бельё, повесила полотенца в ванной комнате, принесла новый бидон с питьевой водой, поставив его в комнате у стола, положила пачку печенья и шоколадку на поднос, стоящий рядом с электрическим чайником. Лапка тихонько сел на пороге, следя за действиями горничной и пытался угадать, готовят ли этот домик для его друга или же для какого-то незнакомого Лапке лектора. Вот... Скоро всё выяснится: наверное, горничная сейчас заметит его и, если в домике предполагается поселить кого-то другого, то она почистит плед, служивший Лапке постелькой, и положит его на кровать - туда, где тот лежал, когда они с профессором приехали сюда немного меньше года назад, а Лапку не пустит в прибранный дом, закрыв наглухо дверь... Если же в домике, как и в предыдущие годы, предполагают поселить Фернана, то, вероятнее всего, плед оставят на месте, а дверь - приоткрытой, чтобы Лапка мог по-прежнему свободно заходить внутрь в любое время. Лапка терпеливо ждал, не двигаясь с места и внимательно следя за движениями горничной. Он сам не заметил, что сердечко его колотится всё громче и сильнее, и вот наступил решающий момент: горничная подошла к пледу и взяла его в руки. Сердце у Лапки упало... Это значит, что плед сейчас уберут на место, и профессор не приедет! Ведь, как Лапка понял, каждый год его друг останавливается в этом домике, и, следовательно, вероятность, что администрация Деревни в этот раз решила поселить его в каком-то другом месте, очень мала. То есть, как это ни грустно было осознавать Лапке, но если плед сейчас уберут, то это будет означать, что Фернан этим летом не вернётся... Однако, всё последующее произошло очень быстро, не дав опомниться уже расстроившемуся было котику: взяв плед, горничная вышла на улицу, аккуратно пройдя мимо Лапки, чтобы не задеть его. Стряхнув с пледа пыль и приставшие к нему кошачьи шерстинки, она вернулась в дом и, сложив его, положила на прежнее место, рядом с ножками кресла. Оглядев напоследок аккуратно прибранную комнату, горничная направилась к выходу и, задержавшись на пороге, ласково погладила Лапку по головке, улыбнулась, после чего - оставив дверь приоткрытой - направилась к следующему домику, чтобы подготовить всё необходимое к приезду нового постояльца. Лапка не мог поверить: неужели всё-таки есть шанс, что его друг приедет??? Домик, совершенно точно, приготовили к приезду кого-то из лекторов, но не только плед оставили на прежнем месте, но и Лапку оставили в этом жилище! То есть, возможно, Фернан скоро приедет???!!! И жить он будет именно здесь???!!!!!!!

Несказанно обрадованный и обнадёженный этими мыслями, Лапка поправил растрепавшуюся шёрстку и направился к площади, куда вскорости должен был вернуться первый автобус, уже отправившийся с утра пораньше в аэропорт Измира встречать первых приезжающих сегодня лекторов.

Лапка сел у края площади, на дорожке, ведущей к домику профессора, и стал ждать. Он был очень взволнован, так как всё-таки не был абсолютно уверен, что его друг приедет. Конечно, если его не будет в первом автобусе - это ещё ничего не значит: Фернан может приехать позже, днём или ближе к вечеру, а может - и вообще в другой день, например завтра, через неделю или даже через месяц... Несмотря на все эти логические аргументы, Лапка волновался. И тут его как будто окатило волной ледяной воды: а что, если, даже приехав, профессор вообще не вспомнит про котика и не заметит, не узнает его при встрече??? Вдруг это он, Лапка, сам выдумал для себя их дружбу, которой, может быть и нет на самом деле??? Точнее, она есть, несомненно, но только односторонняя - со стороны Лапки к Фернану... Но какой бы тёплой и искренней ни была привязанность Лапки к профессору, к огромному сожалению для котика, это же совсем не означает, что она взаимна!...

В этот момент, прервав стучавшие в голове у Лапки ошарашивающие его мысли, от которых у него уже готово было потемнеть в глазах, с дороги, ведущей из Шириндже, послышался шум двигателя приближающегося достаточно вместительного микроавтобуса. Лапка, мгновенно выйдя из своих пессимистичных раздумий, сосредоточился на уже повернувшей к въезду на территорию Деревни машине.

Это был тот самый хорошо знакомый Лапке микроавтобус, принадлежащий Математической Деревне Несина. Водитель привычно припарковался у края площади так, чтобы не загораживать въезд другим машинам и не мешать перемещениям обитателей Деревни. Лапка затаил дыхание в ожидании, когда же первые пассажиры выйдут из открывшейся двери.

Вот на землю спрыгнул какой-то незнакомый Лапке мужчина. Он тут же развернулся и подал руку показавшейся на верхней ступеньке женщине. Из того, как весело они при этом болтали (правда, на непонятном Лапке языке), котик сделал вывод, что они - давние знакомые. Впрочем, учитывая, что путь из аэропорта Измира до Математической Деревни Несина неблизкий, равновероятно можно было предположить, что они познакомились в дороге, а мужчина просто проявил естественную галантность по отношению к женщине: подал ей руку, чтобы помочь выйти из автобуса. Ладно... Но кто же там спускается вслед за ними?.. Какой-то молодой человек - возможно, его Лапка даже видел здесь прошлым летом, но не был в этом уверен... Следующий... Кто же это? Тоже какой-то мужчина, но не друг Лапки... А теперь?.. Появились одна за другой какие-то две женщины - их Лапка в прошлом году здесь не встречал, в этом он был почти уверен... Снова какой-то мужчина, но опять незнакомый... Лапка взволнованно вгляделся в салон автобуса - и... понял, что тот уже пуст! Вышедший мужчина аккуратно закрыл за собой дверь и, вслед за другими пассажирами микроавтобуса, направился в сторону административного здания Деревни. Как же это?.. Неужели Фернан не приехал?.. А как же приготовленный домик?.. Нет-нет-нет, может быть, его друг приедет позже! Лапка, понурив голову, уже собрался было уходить, но тут открылась передняя дверь, рядом с водителем, и из неё, дружелюбно махнув последнему рукой на прощанье, как старому знакомому, сопровождая этот жест какой-то весёлой фразой по-турецки, из автобуса появился последний, замешкавшийся, пассажир. Спустившись на землю, он отвернулся, чтобы достать из-под сиденья свою дорожную сумку, и тут Лапка узнал её! Это была та самая сумка, с которой профессор приезжал сюда прошлым летом! И, как котик увидел почти в то же мгновение, этот запоздавший пассажир, только что поднявший голову в широкополой шляпе, был тот, кого он уже и не надеялся снова встретить (по крайней мере, сейчас): ЕГО ДРУГ!!!

Лапка замер на месте. Сколько раз он представлял себе их встречу! Как ему хотелось, чтобы Фернан, его друг профессор, нашедший его на дороге год назад совершенно разбитым физически и морально, увидел, каким Лапка стал теперь, в такой огромной степени благодаря ему, случайно проезжавшему по шоссе на рассвете недалеко от Горема! Ведь профессор - не более и не менее - спас тогда котику жизнь!  И вот сейчас, когда они встретились, Лапка сидел, не зная, что делать, будучи не в состоянии ни сделать шаг навстречу своему вернувшемуся другу, ни хотя бы пошевелиться!

Ситуацию в буквальном смысле слова спас Фернан. Он, повернувшись в сторону дорожки, тотчас же увидел на ней замершего на месте, казавшегося совсем маленьким на фоне окружающих его кустов, Лапку. Не найдётся слов, чтобы описать радость профессора при виде своего маленького друга! Ведь в огромной степени его приезд в Турцию в этом году был связан именно с маленьким котиком, оставленным им почти год назад в Деревне на попечение её сотрудников. В конце этого года (точнее, в середине осени) Фернан должен был выйти на пенсию, и у него было очень много дел, которые он хотел закончить до наступления этой даты. Поэтому, как ни любил профессор читать лекции в Математической Деревне Несина в Турции и, несмотря на то, что он предварительно (ещё год назад) уже договорился о своём приезде в Деревню, наступающим летом найти время на эту поездку оказалось для него довольно-таки проблематично. Однако, весь прошедший год Фернан не переставал думать о своём маленьком друге на (к сожалению) всего трёх лапах, о том, как ему живётся одному в Деревне, приняла ли его в свои ряды многочисленная кошачья стая, проживающая здесь постоянно.

Все эти мысли неотступно преследовали профессора, и, несмотря на занятость на работе и, казалось бы, отсутствие малейшего свободного "окошка" в своём заполненном "под завязку" графике (пусть и не будучи связанным обязательным присутствием где-либо летом, когда занятий в университете Ниццы, где он читал лекции и вёл семинары по нескольким дисциплинам, нет), - Фернан был очень рад официальному приглашению Математической Деревни Несина прочитать у них очередной курс лекций и начал радикально перекраивать своё расписание так, чтобы не только освободить для поездки в Турцию необходимое для проведения этого курса время, но и сделать эту поездку по возможности более длительной, что ему (к его же собственному удивлению!) в итоге удалось! Узнав от своих коллег в Деревне, что Лапка по-прежнему живёт там, в этот раз Фернан не стал добавлять к лекциям в Деревне поездку по одному из выбранных регионов Турции: он хотел провести как можно больше времени со своим маленьким любимцем, для чего специально договорился о прочтении не одного, а нескольких, достаточно продолжительных, курсов на идущих одна за другой (с небольшими перерывами в несколько дней, максимум - неделю) летних школах по математике для студентов, на что организаторы этих школ с радостью согласились. Дабы ещё увеличить продолжительность своего пребывания в Деревне в этом году, приезд и отъезд Фернан запланировал с большим запасом по времени до начала и после окончания курсов. Таким образом, получалось, что, если всё будет в порядке, то он проведёт в Математической Деревне Несина всё лето: с самого первого заезда преподавателей школ и до отъезда уже осенью. Текущие же дела, которые ему было необходимо сделать до выхода на пенсию, профессор - что было нелегко, но оказалось возможным - успешно перепланировал на время "до" и "после" турецких лекций, пусть и до невозможности уплотнив свой и без того жёсткий график.

Фернан поставил сумку на землю и быстрым шагом направился к Лапке. Взяв котика на руки, он прижал его к груди, поглаживая по мягкой шёрстке и, в свою очередь, замер на месте, слушая его всё более громкое мурлыканье. Не опуская котика на землю, профессор медленно вернулся к сумке и, повесив её на плечо, вместе с Лапкой отправился к зданию администрации. Завидев его, одна из сотрудниц, регистрировавшая вновь прибывших, дружески поздоровалась с Фернаном по-турецки и улыбнулась, увидев, что он уже нашёл своего маленького друга. Надо сказать, что за этот год профессор настолько улучшил свои познания в турецком языке, что совершенно свободно мог вести беседу на практически любую тему на языке этой так любимой им страны. Сотрудница подробно рассказала ему обо всём, что она знала о пребывании Лапки в Деревне в отсутствие профессора. Конечно, её рассказ не мог выйти за рамки лишь очень общих сведений о событиях в жизни малыша, которые могли заметить люди. Но и это уже было немаловажно: принятие Лапки собратьями в кошачью общину, его самостоятельная жизнь в Деревне, счастливое возвращение к нему слуха, которое не ускользнуло от сотрудников Деревни, несказанно их обрадовав. Понятно, что другие, не менее значительные события для Лапки, такие, как беседа с Вожаком стаи и активное участие в её жизни, еженедельные собрания кошачьей общины на лужайке за Деревней, вечерние прогулки Лапки на утёс и его непередаваемая радость от того, что он снова может наслаждаться утренним пением птичек - всё это не могло быть ведомо людям, проживающим в Деревне, даже несмотря на очень внимательное их отношение к маленькому котику, постоянный незаметный ненавязчивый присмотр, готовность не только позаботиться о нём при малейшей необходимости, но и просто в любой момент прийти к нему на помощь при любой, даже самой незначительной трудности. Сотрудница с нескрываемой радостью вынуждена была признать, что Лапка великолепно справился со всеми теми сложными задачами, которые поставила перед ним самостоятельная жизнь. Единственное, что было небольшой подмогой для него с их стороны, - это предоставленная котику возможность продолжать жить в домике Фернана в отсутствие последнего.

Поговорив ещё немного с сотрудницей о самых разнообразных делах Деревни, о финансовой возможности организовывать летние курсы лекций, о заинтересованности в них студентов и о готовности лекторов приезжать, профессор узнал, что дела Математической Деревни идут "в гору",  и этот маленький конференционно-лекционный центр приобретает известность не только на территории Турции, но и далеко за её пределами. Например, в этом году удалось организовать курсов больше, чем в предыдущие годы, и сделать каждый из них хоть и немного, но всё-таки более углублённым. Эти приятные новости очень обрадовали Фернана - как любому увлечённому своим делом (в данном случае, математикой) человеку, ему приятно было слышать и об интересе к его науке среди студентов, и о финансовой возможности развивать эту совершенно потрясающую область знаний не только в столичных университетах, но и в таком сравнительно затерянном в турецкой глубинке месте. Размышляя об этом, поставив дорожную сумку на землю и осторожно посадив Лапку рядом, профессор заполнил все необходимые для регистрации бумаги, взял ключ от домика, уже неофициально, но уверенно, называемого в Деревне "его" домом, снова подняв на руки Лапку и повесив на плечо сумку, направился в сторону ведущей к ожидающему его домику дорожки.

Пройдя по выложенной камнями аллее между клумбами с цветами, профессор подошёл к своему домику. Он увидел, что входная дверь в него была немного приоткрыта - как ему объяснила сотрудница при регистрации, это, как и было условлено, делали специально для Лапки с момента отъезда профессора, чтобы котик мог в любое время заходить внутрь и выходить обратно. (Фернан помнил, как обсуждал это с одним из сотрудников Деревни в день своего отъезда год назад, но где-то в глубине души он не был уверен, что держать дом открытым покажется приемлемым всем остальным членам администрации). Какое-то необычное чувство охватило профессора, вошедшего внутрь и увидевшего на полу около кресла сложенный в несколько раз плед, служивший Лапке постелькой. Несмотря на то, что всё в доме оставалось таким же, каким и было перед отъездом Фернана год назад (не считая питьевой воды, печенья, шоколадки, чистого постельного белья и полотенец - всего того, что горничная принесла сегодня утром), у профессора было совершенно явное ощущение, что это жильё было обитаемо всё время его отсутствия. Конечно, именно так оно и было - ведь котик жил здесь всё это время! Да, профессор не в первый раз приезжал в тот же самый дом, но такое, особенное, чувство посетило его впервые. И связано оно было именно с Лапкой. Просто Фернан, в каком-то смысле, не ожидал того ощущения уюта, которое возникает, когда не просто возвращаешься домой или в любимое тобой место, а возвращаешься туда, где тебя кто-то ждёт. И в данном случае этим кем-то был Лапка, а дом профессора - этот маленький домик в Математической Деревне Несина - был теперь не только его домом, это был в равной степени и дом Лапки.

Конечно же, Фернан понимал, что этот домик - совсем не "его" в юридическом смысле слова и, тем более, не Лапки. И вот этот факт, на самом деле, граничил с тем, о чём он думал на протяжении всего своего отсутствия, и особенно - перед приездом сюда. В прошлом году профессор не смог взять Лапку с собой по ряду объективных причин, на первом месте среди которых стояли сложность перелёта для котика, ещё не окрепшего после аварии, а также возможное отсутствие у него вакцинаций, необходимых для получения требующейся для перевозки домашнего животного в самолёте справки от врача-ветеринара. С приближением даты приезда в Математическую Деревню Фернан всё более серьёзно склонялся к мысли, что в этот раз (если всё будет в порядке) он увезёт Лапку с собой, в Прованс, на Лазурный берег! Подталкивало его к этому решению ещё и то, что он не знал, будет ли у него возможность снова приезжать с лекциями в Деревню Несина после официального выхода на пенсию. Однако, конечно же, он не хотел, чтобы решение о переезде шло вразрез с желанием котика, с его уже как-то сложившимся образом жизни, привязанностями и предпочтениями. А вдруг малыш вообще не захочет общаться с профессором? Ведь с момента их встречи и проведённого вместе времени в Деревне прошёл почти целый год! Лапка мог вообще забыть о нём... Последнее предположение, к огромной радости Фернана, было опровергнуто самим Лапкой в тот момент, когда профессор увидел его, маленького котика на трёх лапках, пришедшего встречать своего друга к микроавтобусу. Но, несмотря на это обнадёживающее обстоятельство, прежде чем принять какое-то определённое решение, Фернан всё-таки решил внимательно понаблюдать за Лапкой в течение всего своего пребывания в Деревне этим летом.

Размышляя таким образом, профессор начал разбирать вещи. Пока он ходил по комнате, развешивая одежду в шкафу, убирая мыльные принадлежности в ванную комнату, книги - на книжную полку, остатки еды, взятой с собой в дорогу, - в маленький холодильник, стоящий около стола с чайником. Всё здесь было так привычно Фернану, что он уже не представлял, как это вообще возможно - не приезжать в Деревню каждое лето. А ведь такая вероятность была... По чисто административным и финансовым причинам, было совершенно не очевидно, что его будут приглашать сюда на пенсии... Проходя мимо окон, он выглянул на улицу, чтобы снова увидеть уже знакомые очертания холмов, которые со всех сторон окружали Деревню. Будучи увлечённым радующим глаз пейзажем, своими мыслями и раскладыванием вещей по предназначенным для них и ставшим уже привычными за несколько лет местам, профессор не заметил, куда делся Лапка. Оглянувшись на плед, и не увидев его там, Фернан перевёл взгляд на стоящее рядом кресло. И что же? Лапка спокойно, как будто это уже стало для него чем-то совсем привычным, сидел на нём! Пока профессор разбирал вещи и в задумчивости ходил по комнате, котик совершенно незаметно, неслышно и легко запрыгнул на кресло - действие, которое год назад было для него сверхсложной задачей! Подойдя к котику, Фернан погладил его и сказал несколько ласковых слов. На миг он прервался, подумав о том, что год назад Лапка не мог слышать, но тут же продолжил говорить, вспомнив слова сотрудницы, с которой он беседовал при регистрации, рассказавшей ему о том, что к Лапке возвратился слух: теперь он мог чутко слышать всё, что происходит вокруг! А ведь ещё во время отъезда профессора из Деревни год назад это казалось ему совсем маловероятным чудом! Но чудо произошло!!! И сейчас котик довольно мурлыкал, слушая своего друга профессора. Малыш несколько раз мяукнул в ответ на слова Фернана, и тот заметил, насколько ровнее, нежнее и мягче стал голос Лапки сейчас, когда он снова обрёл слух, по сравнению с тем громким, немного резким и иногда даже переходящим на крик мяуканьем, которое он только и мог издавать год назад, когда не был способен слышать... Профессору было очень приятно видеть все эти явно позитивные изменения, произошедшие с котиком в его отсутствие. И что поразило его больше всего, так это какое-то умиротворение, спокойствие и уверенность, которые светились во взгляде Лапки! Конечно, малыш снова мог слышать, и это, безусловно, было замечательной новостью! Но, к сожалению, факт оставался ничем иным, как фактом: у него осталось только три лапки - получается, он каким-то образом справился с охватившей его паникой, связанной с потерей четвёртой??? Точнее, приспособился к своему новому положению? Что же придало ему сил? Какая неведомая сила помогла ему справиться с тем столь угнетённым моральным состоянием, в котором профессор оставил его в Деревне почти год назад?..


       Друзья

Так начался этот визит профессора в Математическую Деревню Несина - возможно последний, а может быть и нет, но точно самый необычный из всех его ежегодных приездов сюда ранее. Хотя события прошлого лета делали и его предыдущий визит в Деревню - да и вообще в Турцию - совершенно неординарным, но в этот раз от Фернана требовалось принятие важного решения, правильнее будет сказать - разрешение непростой моральной дилеммы, созданной, в общем-то, им самим, но не становящейся от этого менее для него важной или простой, скорее - напротив.

       ***

Профессор был приятно удивлён тем, насколько Лапка изменился с момента их расставания год назад: кроме потрясающего факта возвращения к малышу слуха, было совершенно ясно видно, как он сумел приспособиться к своему новому физическому состоянию - настолько, насколько это было вообще возможно, - заметно окреп, чувствует себя совершенно свободно среди своих собратьев, спокойно гуляет по Деревне.

И всё-таки, дабы совершенно увериться в том, что Лапка (насколько это было возможно) выздоровел физически, Фернан решил отвезти его на осмотр к ветеринару в Сельчуке, который год назад снял швы недавно прооперированному и уже идущему на поправку котику. Лапка не выказал никакого сопротивления профессору, который, достав переноску из небольшой кладовки, в дальний угол которой он поставил её год назад, поманил туда котика. Малыш понял жест Фернана и незамедлительно забрался внутрь переноски. Итак, все были в сборе, и друзья отправились в путь. До ветеринарной клиники они добрались где-то за полтора часа: сначала пешком до Шириндже, а затем - автобусом оттуда до Сельчука. В клинике врач сразу же принял уже знакомого ему пациента. Результаты осмотра очень обрадовали ветеринара: он с удовольствием констатировал, что Лапка значительно окреп физически и, что не менее важно и было заметно невооружённым взглядом, морально. К тому же, к нему полностью вернулся слух! И состояние его барабанных перепонок, как и ушек в целом, было  таким же, как у любого здорового кота! Врач осведомился у Фернана, сделаны ли Лапке все необходимые прививки. И узнав, что профессор не имеет об этом ни малейшего представления, поразмыслив, сказал, что в таком случае, по его мнению, котику лучше сделать их, и он может заняться этим прямо сейчас. Все необходимые вакцины в клинике имелись, так что не было необходимости откладывать. Врач добавил, что эти прививки, действительно, значительно снижают риск ряда очень опасных для животных заболеваний, и даже в случае повторного введения инъекций никакой опасности для прививаемого животного не возникает. Фернан согласился на предложение ветеринара, и врач тотчас же сделал Лапке несколько прививок. Малыш совсем не испугался уколов, сидел спокойно, доверчиво глядя попеременно то на своего друга, то на врача, так что всё прошло хорошо. В последующие несколько дней у котика не возникло никаких осложнений, какие возможны вследствие реакции организма на вакцинацию, чего немного опасались и Фернан, и ветеринар. И это ещё раз говорило о хорошем физическом состоянии Лапки!

       ***

В ходе последующего общения с Лапкой профессор понял, что его удивление вовсе не ограничится первыми впечатлениями о неожиданной и очень благополучной адаптации малыша к жизни в Деревне. Фернан был почти уверен, что будет, как и раньше, приносить Лапке еду из столовой, однако, как выяснилось в первый же день, этого не потребовалось. Немного раньше обычного времени обеда котик спрыгнул с кресла на пол (нисколько не потеряв при этом равновесия) и, мяукнув что-то на прощанье профессору, вышел из домика и уверенно направился в сторону столовой. Фернану не оставалось ничего иного, как, дождавшись времени, когда ему пора было выходить, чтобы успеть на свой обед, отправиться в том же направлении, что и Лапка немного раньше.

За обедом профессор разговорился с местными сотрудниками. Они, как и женщина-администратор утром на регистрации, рассказали ему о жизни Лапки в Деревне. Всех поражала его сила воли, самостоятельность и желание жить! И не просто жить, а жить полноценной жизнью! Вернувшись после своего обеда домой, Фернан застал Лапку отдыхающим, видимо - после его обеда, на пледе.

На полдник и ужин повторилось то же самое: оба раза Лапка уходил к столовой немного раньше профессора, мяукнув ему что-то на прощанье, а по возвращении домой Фернан заставал его либо отдыхающим на пледе, либо сидящим на кресле.

Через некоторое время после возвращения с ужина и его самого, и профессора, Лапка вдруг спрыгнул с кресла на пол и стал настойчиво мяукать, направляясь при этом к выходу из дома. Как Фернан совершенно правильно понял, его маленький друг хотел показать ему что-то вне домика. Выйдя за ним на улицу, профессор последовал вслед за Лапкой, немного позади него. Котик уверенно шёл к окраине Деревни, туда, откуда - как он теперь знал - открывается один из самых впечатляющих видов на окрестные холмы на закате солнца...

Дойдя до уступа, ограничивающего холм, на котором располагалась Деревня, Лапка, мяукнув профессору что-то, спокойно сел на самом краю утёса. Фернан, поняв приглашение своего друга, приняв его и последовав примеру котика, тоже присел рядом - на выступающий из земли камень (однако, не на самом краю, как Лапка, - на это он не решился). Проследив за взглядом котика, профессор понял, куда тот смотрит. Это было медленно спускающееся к плавной линии горизонта - соединяющей вершины холмов - солнце. Лапка привёл своего друга профессора любоваться закатом!!! В голове у Фернана мгновенно заново пронеслись все те вопросы, которые он задавал себе ещё год назад, о том, что мог делать молоденький котик один в горах Каппадокии ночью. Он приходил любоваться закатом!!! Те предположения годичной давности, в реальность которых он когда-то сам не мог поверить, судя по происходящему сейчас, были абсолютно верными!

В этот момент над холмами началось что-то феерическое: солнце было уже совсем низко, уступы и холмы окрасились в золотисто-розоватые оттенки, тени стали более резкими, краски стали ярче - теперь вершины холмов были уже бордово-красными. Совершенно поглощённый этим потрясающим зрелищем, этой фантасмагорией красок, профессор, тем не менее, значительным усилием воли на какое-то мгновение оторвался от этого великолепия, этой волшебной игры природы, и взглянул на Лапку. Тот, как заворожённый, смотрел в направлении заходящего солнца и, казалось, не замечал ничего вокруг: ни утёса, на котором сидел, ни своего друга Фернана, ни огней, уже постепенно зажигающихся в редких домах, разбросанных вдали по склонам окрестных холмов... 

       ***

Поражённый увиденным, а в особенности необычностью того обстоятельства, КТО показал ему это потрясающее зрелище, профессор был до глубины души тронут тем, что Лапка, этот маленький котик, настолько доверял ему, что показал то, что было для него бесконечно дорого, было - как Фернан совершенно верно догадывался - его секретом ото всех в Деревне! И он так трогательно поделился этим секретом с ним, профессором! Он приоткрыл взору Фернана самые потаённые уголки своей нежной души! Это сказало профессору так много, как не могла бы сказать даже целая речь, будь она произнесена Лапкой специально для него на человеческом языке, если бы котик владел им! Не будет преувеличением сказать, что Фернан был не более и не менее, чем потрясён до глубины души этим событием!

Однако, и этим удивление профессора не ограничилось. На следующее утро - первое утро Фернана в Деревне в этот приезд - Лапка разбудил его ещё до рассвета едва слышным мяуканьем. Проснувшись, профессор увидел котика сидящим на кресле и о чём-то глубоко задумавшимся. Сначала Фернан не понял, что хотел сказать ему Лапка и с какой целью разбудил его в этот ранний час, но вскоре всё прояснилось. Окружающая их предрассветная тишина нарушилась робкой утренней трелью уже проснувшейся птички. Замолчав на мгновение, птичка снова запела - на этот раз увереннее и громче. Тут к ней присоединилась другая, затем - ещё одна. И вот утреннюю тишину уже нарушал целый пернатый оркестр! Тем временем начался рассвет и восходящее солнышко стало согревать своими лучами ещё прохладный и свежий с ночи воздух. Поприветствовав таким прекрасным способом зарождающийся новый день, пернатые закончили свои звонкие трели и - по всей видимости - занялись своими повседневными делами.

Будучи впечатлённым этим чудесным утренним концертом, профессор поднялся и стал собираться - не на завтрак, до него было ещё далеко, - а просто прогуляться по Деревне: всё-таки, он не видел её почти год. Мысленно прокручивая вновь и вновь только что услышанное, Фернан неторопливо отправился на прогулку. Лапка остался дома, несмотря на то, что профессор взглядом пригласил его пойти с ним. (Котик понял приглашение Фернана, но, зная, что его друг не был здесь целый год, тактично остался дома, чтобы не мешать новой встрече профессора с Деревней, которую тот так любит.)

Теперь, после услышанных им утренних трелей, Фернан непроизвольно прислушивался ко всем долетавшим до него звукам. Вот - необычный шорох в траве: наверное, какой-то маленький зверёк убегает, заслышав его шаги. А вот - стук: похоже, это дятел выдалбливает дупло в каком-то из деревьев в рощице неподалёку. Где-то совсем далеко, вероятно - на склоне соседнего холма, заводят двигатель автомобиля. А вот этот звук напомнил профессору о том, что он не ел со вчерашнего вечера и совсем не прочь подкрепиться: кто-то из работников столовой расставлет блюда для предстоящего завтрака.

Посмотрев на наручные часы, Фернан решил не сразу идти на завтрак, а сначала зайти домой, так как был почти уверен в том, что Лапка ждёт его. А как показали вчерашние обед, полдник и ужин - котику через некоторое время уже пора было выходить, чтобы успеть на свой завтрак. Профессор не ошибся: когда он пришёл домой, то застал Лапку, вышедшего на улицу, сидящего у приоткрытой двери и внимательно смотрящего вдаль: он явно ждал возвращения Фернана. Завидев своего друга, Лапка привстал, приветствуя его и, когда профессор подошёл поближе, доверчиво потёрся о его ноги, после чего, весело мяукнув что-то, ловко перебирая своими тремя лапками, торопливо направился в сторону кухни.

       ***

Профессор уже понял, что Лапка - такой необычный котик, что нечего удивляться его поступкам, но, тем не менее, снова и снова, Лапка не переставал поражать его!

Следующее удивительное событие не заставило себя ждать. Произошло оно этим же вечером. После ужина, как и накануне, незадолго до захода солнца, Лапка негромким робким мяуканьем позвал профессора к выходу из дома. Фернан с радостью принял приглашение, думая, что они пойдут туда же, куда ходили вчера вечером - на утёс за Деревней. Однако, он ошибся. На этот раз Лапка уверенно направился в центр Деревни, через площадь. Профессор понял, что сегодня они идут уже в другое место и, как он заметил, немного раньше вчерашней прогулки. Дойдя до здания библиотеки, Лапка начал подниматься на террасу. Видно было, что преодоление высоких ступенек нелегко ему даётся, но он ловко справляется и с этой трудностью. Добравшись до террасы, на которой стояли диванчики и кресла, Лапка запрыгнул на широкий бордюр, обрамляющий её. Выйдя за котиком на террасу и увидев, что он, по всей видимости, уже занял выбранную им наблюдательную позицию, профессор выбрал одно из кресел, стоящее ближе всех остальных как к краю террасы, так и к выбранному Лапкой месту на бордюре, и сел в него. Проследив за направлением взгляда котика, Фернан понял, что тот смотрит на верхнюю часть сторожевой башни. Только с этого места, с террасы библиотеки, два находящихся друг напротив друга окна в башне оказывались на одной линии. Таким образом, открывался вид "сквозь" это мощное и вместе с тем изящное творение рук человеческих. Солнце уже клонилось к закату, Лапка пристально смотрел на возвышающуюся в центре Деревни высокую каменную башню, и профессор последовал его примеру. По прошествии некоторого времени, неумолимо опускаясь к горизонту, солнце поравнялось с самой верхней точкой сторожевой башни. Казалось, что, продолжая двигаться вниз, солнышко прячется за ней, и солнечные лучи, как при затмении солнца, начинают расходиться в разные стороны от закрывающей солнечный диск вершины этого каменного стража. Ещё немного - и солнце появилось снова, но уже в оконном проёме башни, образованном двумя расположенными на одной линии окнами. Как по волшебству, в этот самый момент потоки золотого света, ворвавшись в окна, хлынули из них прямо навстречу взглядам восхищённых зрителей - Лапки и Фернана, - и, одновременно с этим, вспыхнули лучи, разливающиеся в разные стороны от силуэта верхней части башни, который разделял тёмной полосой пылающие золотом окошки и ореол, сверкающий вокруг самого верха каменного исполина... 

       ***

Эти яркие впечатления профессора от прогулок с Лапкой как бы задали тон его начинающимся через неделю лекциям. Всё увиденное очень вдохновляло Фернана. К своему стыду, он признавал, что, несмотря на неоднократные визиты в Математическую Деревню Несина, он ни разу не любовался закатом с утёса за окраиной Деревни, не замечал, как неописуемо прекрасно заходящее солнце освещает сторожевую башню, и как бесконечно вдохновляет пение птичек по утрам, когда ещё даже не рассвело, и когда почти все обитатели Деревни ещё сладко спят...

Однако, как оказалось, это было ещё не всё из того, что удивило или даже (в хорошем смысле) потрясло профессора после начала общения с Лапкой в этом году. Желание котика показать Фернану все эти прекрасные явления живой и неживой природы было основано на его искреннем стремлении поделиться с профессором той радостью, которую он сам ощущал при наблюдении всех этих вышеописанных явлений. Он так хотел, чтобы и Фернан смог почувствовать то, что чувствовал он сам! По какой-то неизвестной ему причине Лапка был абсолютно уверен, что всё это понравится профессору - и нисколько в своей уверенности не ошибся. Но, помимо всего этого, была одна загадка, разгадки которой Фернан не мог найти, пока кто-то из сотрудников случайно не подсказал её ему. И впервые столкнулся он с этой маленькой тайной Лапки ещё до начала своего курса лекций.

Профессор уже привык к распорядку дня Лапки в смысле пунктуальных походов к столовой чуть раньше его собственных. Он нашёл это крайне разумным и, уважая своего маленького друга, если и задерживался где-то, то старался не опоздать ко времени, когда котик собирался в столовую. Они вместе наслаждались утренним пением птичек и проводили совместно почти все вечера, провожая заходящее солнышко: либо любуясь его последними лучами с утёса, обнаруженного когда-то Лапкой, либо с террасы библиотеки - сквозь оконные проёмы сторожевой башни Деревни. Но, как заметил Фернан, раз в неделю Лапка почти сразу же после ужина куда-то уходил из домика и всем своим видом показывал профессору, что тому идти за ним в этот раз нельзя. Фернан понимал это и за котиком не следовал. Через несколько часов после таких исчезновений Лапка возвращался, заходил в дом и тихонько устраивался на ночлег на своём пледе. Профессор был более чем заинтригован, но, уважая желание своего пушистого друга, следовать за Лапкой не хотел, а только безуспешно ломал голову в поисках разгадки этой маленькой (или нет) тайны. Эти отлучки котика так и остались бы загадкой, если бы Фернан как-то не обронил пару слов насчёт мучившей его головоломки в разговоре за ужином с одним из постоянно проживающих в Деревне сотрудников. Тот, казалось бы, нисколько не удивился и рассказал профессору, что, как тот уже знает, Лапка был с радостью принят в многочисленную кошачью общину Деревни, проживающую здесь постоянно, хоть и не всегда заметную людям во всей её впечатляющей многочисленности. Однако, эта, казалось бы, просто стая, на самом деле ведёт очень социально-организованный образ жизни. В частности, вся кошачья община - включая не только взрослых котов и кошек, а также подростков и совсем маленьких котят - еженедельно собирается на собрания кошачьей общины Деревни. И если Лапка был официально принят в стаю, это автоматически означает, что он, став её полноценным и полноправным членом, еженедельно посещает её собрания. Это известие поразило профессора! Он никогда не слышал ни о чём подобном, о такой высокой и серьёзной организации кошачьего общества! Как добавил его собеседник, где происходят собрания - никто из людей не знает. Да и, к тому же, с уважением относясь к своим маленьким, но абсолютно полноправным, пушистым "соседям", никто никогда не пытался этого выяснить. Фернан был абсолютно согласен с тем, что каждый житель Деревни имеет право на свои секреты, тем более - целая община, но всё же был искренне потрясён этой (для него) новостью! Его представление о Лапке с каждым днём менялось, и особенно сильно оно изменилось с этим известием! Теперь, в его глазах, этот, казалось бы, такой маленький, слабый котик представлялся ему всё более загадочным, серьёзным и умным (впрочем, в последнем Фернан никогда не сомневался) котом, с огромной силой воли, способном не только жить самостоятельно, но - что подчас гораздо сложнее не только животным, но и людям - успешно вести активную общественную жизнь! И тем более он ценил дружбу Лапки: видя, как, несмотря на свою яркую жизнь в кошачьей общине, котик почти всё своё свободное время стал посвящать ему - тому, кого он не видел целый год (а это для кошачьих - очень долгий срок!), но к которому проникся такой искренней и неподкупной дружбой! И не только посвящать время, но приоткрывать самые потаённые уголки своей удивительной, тонкой и доброй души!..


       Дилемма

Однако, время шло, и такая, казалось бы, длительная командировка профессора близилась к концу, последний читаемый им курс лекций приближался к своему логическому завершению, и день отъезда Фернана из Деревни Несина неумолимо приближался. А это означало, в частности, что нужно было быстрее определяться с решением, возьмёт ли профессор Лапку с собой во Францию или нет. На всякий случай, как-то раз в выпавшем необычно длинном перерыве между лекциями (вследствие перестановки в расписании, сделанной по просьбе другого лектора, читающего два курса, - чтобы лучше их состыковать), Фернан съездил к уже знакомому ветеринару в Сельчуке, чтобы попросить у него справку о сделанных Лапке прививках, необходимую для авиапререлёта животного во Францию, если бы, вдруг, таковой всё-таки случился. Врач с радостью дал такую справку профессору, заверив его (предвосхитив, тем самым, уже возникшие у Фернана вопросы) в том, что, насколько он успел заметить, такой перелёт для малыша будет совершенно безопасен в его нынешнем физическом состоянии, в частности (что, пожалуй, было самым важным в контексте обсуждаемой возможности полёта на самолёте в ближайшее время) - для его барабанных перепонок.

Понимая, что необходимо как-то выяснить мнение Лапки насчёт возможности переезда жить к нему, профессор решил целиком и полностью положиться на интуицию и сметливость своего маленького пушистого друга,  действовать с помощью намёка-вопроса, и дальше - по обстоятельствам, а именно: Фернан решил поставить переноску на порог и подождать (если потребуется - несколько дней или даже всё оставшееся до отъезда время), зайдёт ли в неё Лапка. Тем самым, он как будто бы пригласит котика в путешествие с ним. Конечно, хотя в глубине души профессор и надеялся, что Лапка поймёт такой вот, слишком уж завуалированный, намёк, но всё-таки сомневался, получится ли им понять друг друга в этот раз - очень уж необычным был изобретённый им способ. Тем не менее, он решился-таки прибегнуть к этому немного странному методу, так как чувствовал, что между ним и Лапкой установилась какая-то своего рода "связь": ниточка, которая позволяла каждому из них понимать мысли и намерения другого без слов, на интуитивном уровне. И вот, примерно за полторы недели до отъезда он снова достал переноску из кладовки и, открыв её, поставил на крыльцо рядом с входной дверью в их с Лапкой домик.

Вопреки сомнениям профессора, Лапка, увидев на крыльце переноску, сразу же понял, что Фернан таким необычным способом приглашает котика отправиться с ним туда, откуда он приезжал в Математическую Деревню Несина, туда, где он живёт, куда-то далеко... Поняв этот негласно заданный ему вопрос, Лапка слегка растерялся... Конечно, он очень полюбил своего друга, который спас его год назад, тогда, когда, казалось бы, никакой надежды на жизнь у бедненького малыша уже не было... Но... Ведь эта Деревня, куда он же, его друг профессор, привёз Лапку прошлым летом, практически дала ему ещё один шанс, которому малыш так был благодарен: ведь именно здесь, в этой Деревне, у него появилась надежда на полноценную жизнь, именно здесь эта надежда не только воплотилась в реальность, но произошло это способом, превзошедшим самые смелые надежды Лапки! Именно здесь он снова почувствовал яркость жизни, стал полноправным членом кошачьей общины, вновь обрёл возможность любоваться и восхищаться красотой природы, впитывать её в себя, не пропуская ни единого лучика солнца и ни одной, пусть даже совсем короткой и едва слышной, трели утренней птички... Для Лапки принятие такого решения было слишком непростой задачей, огромным грузом, так неожиданно лёгшим на его маленькие плечики... Но... Неожиданно Лапка понял, что именно здесь, в Деревне, есть кто-то, кто может помочь ему сделать этот сложный выбор, разрешить так неожиданно вставшую перед ним дилемму, помочь ему советом и поддержать... Ну да, конечно же, это Вожак! Мудрый, добрый и понимающий Вожак кошачьей общины Математической Деревни Несина! Обрадованный этой так счастливо пришедшей ему в голову идеей, Лапка решил отправиться к Вожаку стаи тотчас же, как только это будет возможно по негласным правилам жизни кошачьей общины Деревни, то есть - он осмелится заговорить с Вожаком сразу же после ближайшего  собрания стаи на полянке за окраиной Деревни! 

       ***

Приняв такое решение, Лапка стал с нетерпением ждать следующего собрания стаи, которое, к счастью, должно было состояться в обычном месте всего через несколько дней. Всё-таки, он волновался, так как считал, что уже долго тянет с ответом профессору, но понимал, что оказался на распутье, и не может быстро принять такое важное решение... Он не мог поступить иначе и только лишь искренне надеялся, что Фернан понимает всё это! Впрочем, видя, что лекции последнего ещё не закончились, котик совершенно верно догадался, что это означает не что иное, как то, что профессор благоразумно "задал" Лапке свой вопрос-приглашение немного загодя, оставив малышу некоторое время на размышление. То есть, Лапка в точности понял ситуацию и мотивы Фернана без каких-либо специальных указаний на это! Да, прав был профессор: и насчёт интуиции малыша, и насчёт той самой "ниточки", позволяющей им понимать друг друга без слов. И вот, надеясь, что его предположения верны, Лапка сосредоточился на том, чтобы подготовиться к беседе с Вожаком. Нужно было хорошенько продумать всё, что он собирается рассказать предводителю кошачьей стаи, сформулировать самые беспокоящие малыша вопросы, решить, как наиболее точно и понятно высказать все особенно терзавшие котика сомнения... Впрочем (и об этом Лапка смутно догадывался), а нужно ли было всё объяснять Вожаку, раскладывая по полочкам все, пусть даже самые незначительные на фоне всего остального, но такие важные для Лапки, детали? Котик собирался поступить именно так, но в глубине души он был практически уверен, что Вожак всё это уже знает, прекрасно понимает и чувствует всем сердцем! Ведь, как малыш уже совершенно правильно понял, это был не просто очень необычный, а загадочный и таинственный кот!

Но, как бы там ни было, Лапка старался подготовиться как можно лучше к столь важной для него беседе с Вожаком. И вот, настал вечер решающего дня - дня, на который было намечено очередное собрание кошачьей общины Деревни. Как и обычно, Лапка направился на полянку, куда пришёл одним из первых, точнее - даже раньше всех остальных: так он волновался перед беседой с Вожаком.

Собрание началось, и, как обычно, в процессе него обсуждались всякие разные новости и события, произошедшие в жизни кошачьей братии Деревни за неделю, прошедшую с момента предыдущей встречи. Лапка с увлечением слушал, искренне стараясь принимать участие в обсуждении планов на будущее, каких-то нововведений. Увлёкшись, он вдруг с грустью осознал, что, возможно, скоро будет уже далеко и от этой полянки, и от своих кошачьих друзей, от Деревни, да и, наверное, вообще от Турции... Однако, это чувство грусти не было удручающе тяжёлым, но как-то сразу же, только лишь возникнув, сменилось другим - светлым чувством радости от того, что он не расстанется снова со своим другом профессором, и, в свою очередь, эта радость перемежалась с вспыхнувшим, как когда-то давно, предвкушением встречи с чем-то прекрасным, при этом совершенно новым и доселе неизвестным ему! Ведь сколько раз Лапка, где-то в глубине души, мечтал о том, что когда-нибудь Фернан увезёт его с собой! В прошлом году это не получилось, но и что же из того??? В нынешнем же году это вполне возможно! Да, конечно же... Вот только мысли и мечты эти возникали у Лапки тогда, давно, в первое время после отъезда профессора, когда он чувствовал себя совершенно незащищённым, когда он ещё не влился в эту чудесную кошачью общину Деревни, ставшую для него настоящей семьёй, ещё не познакомился с Вожаком, так поддержавшим его в столь сложные моменты жизни, не открыл для себя все те прекрасные картины природы, которыми он с момента их обнаружения любовался каждый вечер... За проведённый здесь такой долгий год, полный событиями и переменами, эта жизнь, здесь, в Деревне, стала ему такой дорогой!.. И... такой счастливой!.. А тогда, это значит, что... Как же он, Лапка, сможет жить без ставшей ему уже совсем родной кошачьей общины Деревни, без пения птичек на рассвете и без великолепия закатов, видных с утёса за Деревней и с террасы библиотеки? И, что пугало его больше всего, - без Вожака, чей мудрый и тёплый взгляд был всегда с Лапкой, придавал ему уверенности, вселял надежду и оберегал, и чувствовал это Лапка не только во время еженедельных собраний на полянке, но даже тогда, когда он был совсем один на другой стороне Деревни?!... В общем... Лапка совершенно запутался... Он не знал, какое решение должен принять, более того, он впал в состояние какой-то неконтролируемой и неумолимо нарастающей паники, и даже не то что не мог признаться самому себе, но просто не мог разобраться в самом себе, какое же решение он ХОЧЕТ принять!.. Так, погружённый в свои мысли, Лапка не заметил, что собрание подошло к завершению, и что некоторые коты и кошки стали по очереди подходить к Вожаку, чтобы спросить его совета в каких-то беспокоивших их вопросах и проблемах. Лапка тихонько ждал в сторонке, пытаясь вернуться из мира своих запутанных, затуманенных паникой мыслей к уже столько раз за последние несколько дней продуманному плану беседы с Вожаком стаи. В конце концов ему это удалось, и он, окончательно успокоившись и собравшись с мыслями, снова про себя проговорил всё то, что наметил, чтобы как можно лаконичнее, понятнее и аргументированнее изложить Вожаку так неожиданно возникшую перед ним, всего-навсего маленьким котиком, такую непростую дилемму, со всеми "за" и "против" разных способов её решения и возможных вариантов выбора...

       ***

Тем временем, все желающие поговорить с Вожаком сделали это, и теперь предводитель спокойно сидел на своём обычном месте на полянке, ровно глядя на открывающееся перед ним пространство, уже почти свободное от расходящихся котов, кошек и котят - своих подопечных, членов его многочисленной стаи, его семьи, и как будто бы ждал чего-то. Лапка, не решаясь сделать первый шаг в сторону Вожака, вдруг увидел, что взгляд его спокойных и мудрых глаз, неспешно скользя по полянке, остановился на малыше. Котик понял, что Вожак ждёт его, именно ЕГО! Вожак ЗНАЕТ, что Лапка хочет с ним поговорить, но никак не решается подойти!!!

Поняв это и не смея дольше злоупотреблять терпением Вожака, Лапка нерешительно направился в его сторону. На полянке уже никого из других кошачьих не было, оставались только Вожак и Лапка.

Подойдя к Вожаку, котик - по молчаливому знаку предводителя, не выраженному словами, но абсолютно понятному малышу - начал излагать свой вопрос. Он старался не сбиваться и, несмотря на огромное волнение, ему это в большей или меньшей степени удалось. Выслушав Лапку очень внимательно, Вожак подумал несколько мгновений, а затем сказал то, что вначале немного обескуражило Лапку, а именно: Вожак сказал, что Лапка давно уже знает ответ на волнующий его вопрос. И никакой дилеммы, собственно говоря, и нет. Единственное - и самое важное, - это то, что он должен делать в любой ситуации - это прислушиваться к зову своего сердца, доверять своей интуиции, и тогда он всегда сможет найти правильный ответ на все свои вопросы и принять верные решения в случае любых возникающих проблем. Поэтому Вожак уверен, что Лапка и на этот раз сможет разглядеть в себе то единственно правильное решение, которое, на самом деле, уже есть, существует, и которое всего лишь нужно "взять", "достать", "выудить" из глубин сознания или даже подсознания, и этим верным решением может быть только одно-единственное - то, которое подскажет ему его сердце...

Лапка задумался и уже собрался было уходить, поблагодарив Вожака за совет - гораздо более "универсальный" и "глубокий", нежели Лапка надеялся получить в этой сложной, но весьма конкретной ситуации. У него оставались ещё вопросы, касающиеся последствий возможных его решений, например, не обидится ли так тепло принявшая его стая, если он всё-таки примет решение уехать? Однако, Вожак как будто бы знал обо всех мучивших Лапку сомнениях и словно предвосхитил эти незаданные Лапкой вопросы, выразив ответы на них в устремлённом на Лапку мудром взгляде, согревающем и успокаивающем, поддерживающем и оберегающем. Лапка уже почти решился задать роившиеся у него в голове вопросы, касающиеся вежливости принятия того или иного решения, но, почувствовав на себе взгляд Вожака, прочитал в нём все ответы, почувствовал то, что предводитель кошачьей общины говорил Лапке без слов. Всё содержалось в этом мудром, добром взгляде: и уже через какие-то несколько мгновений Лапка знал ответы на все свои вопросы. И самым важным для него было то, что, как он безошибочно понял, никто в стае не обидится на решение Лапки, каким бы оно ни было. Вся стая, во главе с Вожаком, желает ему счастья и, конечно же, будет рада, если он останется с ними, так как очень полюбили малыша и привязались к нему, но, главное для них - счастье каждого из членов их большой семьи, и в том числе - Лапки. Поэтому, даже если котик решит уехать по причине того, что считает, что с профессором ему будет лучше, то они искренне порадуются за него, а он - несмотря на свой отъезд куда-то в далёкие края - всё равно навсегда останется членом их многочисленной стаи-семьи!

Лапка понял, что беседа подошла к концу, и, ещё раз горячо поблагодарив Вожака, развернулся и задумчиво, но уверенно направился в сторону Деревни...

       ***

С этого момента в Лапке как будто бы снова что-то переменилось. Теперь его переполняли спокойствие и уверенность в будущем. Какая-то невыразимая гармония заполнила его душу, и, ещё не осознав уже принятого им - по мнению Вожака - решения, Лапка, тем не менее, почувствовал наполнившую его веру в то, что всё будет хорошо. Это была, скорее, уверенность, сопровождающаяся какой-то тихой, спокойной радостью. То недавнее состояние паники, поглотившее Лапку незадолго до беседы с Вожаком, схлынуло бесследно - так же быстро, как и появилось. И теперь, уже на следующее после беседы с Вожаком утро, проснувшись в домике профессора отдохнувшим и посвежевшим, окончательно восстановив то состояние гармонии и спокойствия, которое так необходимо каждому для принятия взвешенного и наиболее правильного решения, Лапка начал прислушиваться к своим чувствам и ощущениям, пытаясь найти тот ответ, который, как дал ему понять Вожак, он в глубине души уже знает. Догадываясь, что попытка сделать это, стараясь просто думать о своей дилемме постоянно, для того, чтобы вытащить наружу из глубин своего сознания или, тем более, подсознания уже сформировавшееся там решение, совершенно не обязательно принесёт желаемый результат (скорее - даже наоборот), Лапка решил немного отвлечься и, не останавливаясь на вновь достигнутом - таким для него драгоценном - состоянии гармонии с самим собой и с окружающим миром, вернуться к занятиям, которые так ему нравились. В частности, он решил снова начать посвящать вечера прогулкам на утёс или на террасу библиотеки, а по утрам - наслаждаться пением птичек. Ведь все последние дни, с тех пор как малыш начал догадываться о скором отъезде профессора и приглашении его, Лапки, ехать с ним, котик так переживал, что ни на какие прогулки у него просто не хватало ни физических, ни особенно - что ещё более важно и досадно - моральных сил! И вот сейчас, вернувшись "к самому себе", Лапка решил воссоздать прерванную было традицию и возобновить так вдохновлявшие его прогулки. И делать всё это он хотел в компании профессора, для чего вечером этого же дня он, как раньше, позвал своего друга за собой - любоваться закатом с утёса за Деревней. К огромной радости малыша, Фернан с энтузиазмом принял это приглашение, в особенности потому, что был не на шутку обеспокоен не ускользнувшим от его взгляда странно печальным состоянием своего друга, которое он стал замечать в его поведении в течение последних нескольких дней - как раз с того момента, как выставил переноску на крыльцо их домика. Мало того, профессор был настолько взволнован переменой в настроении такого всегда оптимистичного Лапки, что, связав эти два события воедино, даже всерьёз подумывал убрать переноску с крыльца. Однако, что-то подсказывало ему, что стоит подождать ещё несколько дней. И вот сейчас, когда малыш снова позвал его на прогулку, Фернан был настолько обрадован этим, что даже отвлёкся от терзавших его все последние дни тяжёлых мыслей о предстоящем расставании с Лапкой и о том, что своим искренним "приглашением" он только расстроил столь полюбившегося ему котика...

       ***

Так вот и получилось, что совместные прогулки Лапки и профессора возобновились. Надо сказать, что оба были несказанно рады этому обстоятельству, хотя каждый из них прекрасно понимал, что день отъезда Фернана неумолимо приближается, так что времени у них остаётся совсем мало.

Увидев такую счастливую перемену в настроении котика, Фернан подумал, что, наверное, малыш чувствует приближение его отъезда, но, сам решив остаться здесь и не ехать с профессором, просто хочет провести с ним так, как раньше, последние дни перед расставанием - может быть, навсегда... То есть, эти возобновившиеся "как ни в чём не бывало" прогулки были своего рода прощанием... Впрочем, Фернан в любом случае хотел провести эти дни с Лапкой, не омрачая их грустными мыслями, поэтому он с радостью принимал приглашения малыша на прогулки и был счастлив как полюбоваться закатами, так и послушать утренние трели птичек...

       ***

На самом же деле (и это знали только сам Лапка и - конечно же! - Вожак) всё обстояло немного иначе. Точнее, совсем по-другому. А ещё вернее - с точностью до наоборот! Возвратив себе - благодаря Вожаку - внутренние спокойствие и гармонию, у Лапки всё-таки получилось найти где-то в глубинах своей души ответ на мучивший его вопрос, решение вставшей перед ним дилеммы. Как сейчас понимал сам котик, и как совершенно правильно считал и уверил Лапку в этом ещё несколько дней назад Вожак, решение малыша уже давно созрело, его нужно было лишь осознать и "вытащить" на поверхность, что и удалось-таки Лапке в последующие за его незабываемой беседой с Вожаком дни. Возможно, ему удалось сделать это благодаря тому, что он - огромным усилием воли - отвлёкся от этих мыслей. И именно это позволило "прячущемуся" решению принять чёткие и ясные очертания и вылиться в конкретную формулировку.

И этим решением, в котором Лапка утверждался всё больше с каждым, не то что днём - часом! - было решение уехать вместе с профессором. Котик знал, что он навсегда сохранит в своём сердце самые добрые и светлые воспоминания о своей жизни здесь, в Математической Деревне Несина, о том, какую значительную роль сыграла она в его жизни, о надежде, которая слабым, но крепнущим лучиком вновь заблестела перед ним, уже полностью отчаявшимся, о друзьях, которых он обрёл здесь, о своей стае, ставшей ему семьёй и, конечно же, о Вожаке и его мудром, добром и спокойном взгляде!.. Но... Лапка понимал, что всё время, проведённое в Деревне тогда, когда профессора здесь не было, делая то или иное, добиваясь каких-то успехов или же, наоборот, терпя какие-либо неудачи, обо всём этом он мысленно как бы рассказывал профессору, своему другу, как будто бы обсуждал с ним всё происходящее, делился своими радостями и огорчениями... А как он ждал его возвращения, каждый день наступающего лета надеясь, что вот сегодня, уже сейчас Фернан обязательно приедет?! И вот теперь Лапка осознал своё, уже принятое, решение: да, он хочет принять приглашение профессора и уехать вместе с ним куда глаза глядят! Он всегда этого хотел, с того самого момента, когда понял, что Фернан спас его, подобрав на дороге после столь печального для котика происшествия! И, как только Лапка понял это, все одолевавшие его сомнения как будто бы куда-то вдруг улетучились, и всё стало для него так ясно и понятно, как будто бы и не было никогда всех этих недавних его терзаний, переживаний, да и вообще - самой дилеммы... Действительно, а в чём она могла состоять?!. Ведь всё было совершенно ясно и понятно с самого начала!..

       ***

Так, в прогулках и, казалось бы, нисколько не изменившемся образе жизни Лапки и профессора, прошло ещё несколько дней. Лекции Фернана закончились, и любой день мог оказаться днём его отъезда во Францию. Однако, Лапка догадывался и каким-то шестым чувством ощущал, что профессор, как и прошлым летом, останется в Деревне ещё на некоторое время, может быть - на несколько дней или даже на неделю. Впрочем, об этом говорило и отсутствие каких-либо признаков подготовки к отъезду, которые даже у такого "лёгкого на подъём" человека, как Фернан, всё-таки не могли не появиться. Все эти предположения Лапки оказались абсолютно верными! Когда лекции закончились, у профессора осталось чуть больше недели заранее запланированных дней отпуска, которые он хотел провести в Деревне с Лапкой. Однако, даже видя всё это, котик понимал, что речь может идти о нескольких днях, но никак не месяцах, так что он не хотел откладывать "в долгий ящик" то, что уже наметил сделать, а именно: он хотел выступить перед кошачьей общиной на ближайшем же собрании с целью сообщить о своём, давшемся ему отнюдь не легко, решении, со словами самой искренней благодарности и самыми что ни на есть добрыми, наилучшими и светлыми пожеланиями. Сделать это на собрании было бы самым удобным и подходящим способом. Именно поэтому Лапка, хотя и будучи абсолютно уверен, что его кошачьи друзья, понимая сложившуюся ситуацию, не обидятся, если он уедет не попрощавшись с ними официально, всё же придавал такому выступлению очень большое значение и, даже всецело доверяя своей интуиции, говорящей, что у него наверняка есть ещё несколько дней в запасе, немного волновался, состоится ли ещё одно собрание общины до его (вернее, их с профессором) отъезда из Деревни. Но, к счастью, интуиция Лапку не подвела и на этот раз, и, когда отъезд ещё не предвиделся, в урочные день и время в условленном месте - на полянке за Деревней -  состоялось очередное (и, возможно, последнее с участием Лапки) собрание кошачьей общины Математической Деревни Несина, возглавляемой своим мудрым Вожаком... 

Придя на полянку (как и в предыдущий раз - первым), Лапка снова и снова тщательно продумывал уже подготовленную и многократно отрепетированную им небольшую речь для выступления перед своими любимыми собратьями. Наконец, все члены кошачьей общины подошли, и собрание началось. Лапка попросил слова, вышел на ту часть лужайки, откуда его могли видеть все участники, и он их - тоже. Это было место рядом с Вожаком: Лапке было легче говорить в присутствии этого мудрого кота, который как бы поддерживал его, придавая сил и уверенности.  И вот, малыш начал свою речь. Сказав о том, что скоро уезжает и рассказав, как грустно ему было принять такое непростое для него решение, даже понимая, что в данной ситуации оно - единственно верное для него, он заметил, что его кошачьи друзья немного погрустнели, узнав о его скором отъезде. Лапка, которому в этот момент стало совсем нелегко, всё-таки собрался с силами и продолжил, сказав своим дорогим собратьям то, что было у него на душе: он никогда их не забудет - ни их самих, ни эту Деревню, ни Вожака! И сейчас Лапка хотел выразить всем им ту неизмеримую благодарность, какую испытывал к каждому из них, даже к самому маленькому, члену стаи! Ведь именно благодаря им всем, их поддержке и дружбе он смог вернуться к жизни, которая вновь обрела для него те яркие краски и истинный смысл, которые он считал уже навсегда утраченными после той ужасной автомобильной аварии, несчастной жертвой которой он оказался год назад... И именно кошачья община Деревни приняла его, поддержала и помогла вернуться к жизни! Лапка не представлял себе, как бы он смог преодолеть этот такой тяжёлый для него жизненный этап, когда профессор, подобравший его тогда на дороге и спасший, через некоторое время после их приезда в Математическую Деревню Несина, уехал, решив - а в какой-то степени и будучи вынужден - оставить Лапку здесь для его же безопасности, под внимательным присмотром своих коллег, постоянно работающих и живущих в Деревне. И когда вот так вот получилось, что Лапка остался здесь совсем один, именно его кошачьи собратья пришли ему на помощь, не только не оставив в трудную для него минуту, но, напротив, с радостью приняв в свою стаю и в местную кошачью общину. Лапка всегда будет благодарен им за этот чудесный и такой важный, более того - спасительный для него, "шаг навстречу"! Ведь именно начиная с этого момента Лапка стал возвращаться к жизни, ходить и гулять по Деревне совсем самостоятельно, принимать активное участие в жизни кошачьей общины, любоваться красотами природы... А потом случилось настоящее чудо: к нему вернулся слух! И, конечно же, особую благодарность Лапка хотел выразить Вожаку! Именно его поддержка, пожалуй, оказалась решающей и вызвавшей тот переломный момент, после которого к Лапке вернулись надежда и вера в то, что, несмотря на произошедшее с ним несчастье, всё снова наладится и будет хорошо! И, Лапка хотел закончить своё небольшое выступление словами Вожака, которые обрели для него совершенно особенный смысл: "Никогда не говори 'никогда'!" Ведь в самом начале жизни Лапки здесь, в Деревне, слово 'никогда' было для него не более и не менее, чем неизбежным приговором! Но после встречи с Вожаком, который сказал ему эту, казалось бы, совсем простую пословицу, его жизнь совершенно изменилась, у него появилась надежда, и теперь Лапка хотел бы сказать и всем своим друзьям собратьям эту простую и такую мудрую фразу их доброго Вожака: "Никогда не говори 'никогда'!"

Закончив этими словами свою речь, Лапка с благодарностью посмотрел на Вожака, ласково кивнувшего ему в ответ, и на остальных членов стаи. Через несколько мгновений слова попросил один из котов, примерно одного возраста с Лапкой, с которым они особенно подружились: тот самый котик, который когда-то показал малышу дорогу к месту еженедельных собраний кошачьей общины, вот на эту вот самую полянку, где они сейчас находились. Подойдя к Лапке и к Вожаку, он, собравшись с мыслями, начал свою речь: он говорил от имени всей стаи, говорил о том, как они полюбили Лапку и привязались к нему за то время, в течение которого он живёт с ними в Деревне. Поэтому, конечно же, им грустно слышать, что Лапка уезжает, однако, они рады за него, рады, что он был с ними всё это время, что жизнь в Деревне и в их общине помогла ему снова обрести интерес к жизни и радость от каждого дня, а также и тому, что он направляется туда, где надеется обрести счастье. Ведь это же означает, что он выздоровел - не только телом (насколько это было возможно), но и - что самое главное! -  душой! И поэтому они все очень рады за Лапку, желают ему всего самого доброго и приглашают - если будет возможность - приезжать: они всегда будут очень рады видеть его здесь, в кошачьей общине Математической Деревни Несина!

Лапку переполнило чувство благодарности при этих словах его друга котика, ему стало так жалко уезжать отсюда, но, как это ни странно, он почувствовал какое-то облегчение от того, что его друзья вовсе не обижаются на него, желают ему счастья и выражают надежду на то, что у него всё будет хорошо в дальнейшем - пусть и не здесь, и далеко от них, но главное - это чтобы он нашёл своё счастье и свой новый дом, где его будут любить не меньше, чем здесь! 

Коты, кошки и котята - вся стая - обступили Лапку и стали наперебой желать ему счастливого пути, после чего постепенно начали расходиться и возвращаться в свою родную Деревню...

       ***

В этот вечер профессор заметил, что Лапка вернулся в домик каким-то изменившимся. С одной стороны, его мордочка выражала какую-то лёгкую грусть, но с другой - его окутывало необъяснимое спокойствие, и весь его облик обрёл за эти несколько часов отсутствия какую-то едва уловимую со стороны гармонию и уравновешенность. Эти изменения очень обрадовали Фернана, так как, видя, что Лапка стал очень уж задумчивым и даже иногда грустным в последние дни, профессор был всерьёз обеспокоен его душевным состоянием. Но, видя произошедшие со своим пушистым другом изменения, Фернан даже сам стал чувствовать себя спокойнее и лучше.


       И всё-таки, в путешествие!

Тем временем, оставшиеся несколько дней пребывания профессора в Деревне быстро пролетели, и вот и наступило утро отъезда. За всеми переживаниями, поглотившими и Лапку, и Фернана, произошло это как-то даже незаметно. Утром, сходив, как обычно, на завтрак, профессор, собрав свой немногочисленный багаж, вынес его на крыльцо и, увидев переноску, уже наклонился, чтобы поднять её и отнести сотрудникам Деревни. Но тут вдруг из-за куста выскочил Лапка, запрыгнул на крылечко и без промедления забрался в переноску, уютно устроившись там и аккуратно подвернув под себя лапки. Фернан был несказанно рад - настолько, что от неожиданности даже замер на мгновение на месте: он так этого хотел, но уже мысленно приготовился к тому, что малыш остаётся в Деревне, что теперь даже немного растерялся! Но уже в следующее мгновение оцепенение прошло, и профессор, поняв, что Лапка решился-таки принять его приглашение и поехать с ним во Францию, заулыбался малышу, не зная, как выразить охватившие его восторженные эмоции! Однако, Фернану всё же было немного грустно, когда он осознал, что все последние дни, в которые Лапка был как-то особенно задумчив, он действительно прощался, но не с ним, профессором, а с так полюбившейся ему Математической Деревней Несина и её удивительной кошачьей общиной!..

Но, тем не менее, обрадованный таким неожиданным для него поворотом событий, Фернан, едва сдерживая нахлынувший на него поток эмоций, наклонился к Лапке, погладил его по головке, сказав несколько ласковых слов, после чего, в течение нескольких мгновений с радостью прислушиваясь к  мягкому мурлыканью своего маленького пушистого друга, выпрямился, закрыл дверь дома, аккуратно взял в одну руку переноску с Лапкой, предварительно закрыв её, а другой - легко подхватил свою неизменную дорожную сумку и направился по дорожке в сторону здания администрации Деревни. Уладив все необходимые для отъезжающих формальности, он вышел на центральную площадь Деревни, где уже ждала отправляющаяся в аэропорт Измира машина, точнее - всё тот же принадлежавший Деревне микроавтобус, уже знакомый Лапке. Устроив на сиденье переноску с котиком, убрав под него сумку, Фернан сел рядом - так, чтобы на всякий случай придерживать переноску на резких поворотах. Профессор с грустью выглянул в окно. За чередой последних событий и связанными с ними переживаниями у него как-то совсем не было времени подумать о том, что, возможно, это был его последний приезд в Деревню с лекциями... Впрочем, как знать? В любом случае, может быть и хорошо, что времени на эти печальные мысли у него не оказалось, так как это позволило провести последние дни в Деревне на гораздо более оптимистичной ноте. И причиной этого был не кто иной, как Лапка! Задумавшись, профессор вдруг понял, насколько дорога для него дружба этого маленького котика, и как же на самом деле сильно он рад, что малыш принял его приглашение, и сейчас они вместе едут к нему во Францию! Фернан вспомнил, как волновался, уезжая вот так же, на автобусе в аэропорт Измира, но год назад - один, без Лапки. И только сейчас профессор осознал во всей полноте, как же ему стало грустно и на самом деле тяжело примерно неделю назад, когда он почти уверился (к счастью, ошибочно!) в том, что малыш навсегда остаётся в Деревне!

Прошло несколько минут, водитель удостоверился, что все записавшиеся на этот рейс в аэропорт Измира пассажиры в сборе, и завёл мотор. Машина плавно тронулась с места,  выехала с площади в Деревне и направилась в сторону деревушки Шириндже, от которой начинался путь в сторону Сельчука, Измира и аэропорта, откуда (с пересадкой в Стамбуле) профессор с котиком должны были совершить перелёт во Францию. Когда машина уже набирала скорость, Лапка с лёгкой грустью оглянулся на удаляющуюся Деревню, не только ставшую ему настоящим домом, но и сыгравшую в его жизни такую важную роль: ведь именно здесь с ним произошли все те чудесные события, которые - не более и не менее - вернули его к жизни и позволили ему заново поверить в себя!.. И вот, уже вдалеке, среди листвы, начинающей желтеть и краснеть, повинуясь окутывавшему природу дыханию наступающей осени, наряжавшей в такие яркие одеяния лиственные деревья рощи, в самой её глубине, на промелькнувшей окраине полянки собраний кошачьей общины Деревни, вдруг, всего лишь на какое-то мгновение, Лапка увидел Вожака стаи, сидящего на своём обычном месте и ласково глядящего ему вслед своими добрыми, мудрыми глазами...


       Самолёт

Дорога в аэропорт Измира прошла хорошо. Профессор открыл переноску, и Лапка, высунув из неё мордочку, с любопытством разглядывал в окно, на месте около которого сидел Фернан, открывающиеся его взору пейзажи. Часть пути до Сельчука он уже видел, а вот дальше, до Измира - нет. И чем дальше ехал микроавтобус, тем интереснее было Лапке рассматривать окружающие его пейзажи, так как они всё больше отличались от уже привычных котику, к тому же, все места, по которым проходила дорога в аэропорт Измира, были очень живописными. Здесь были и холмы, и какие-то деревушки, и сады, полные самых разнообразных деревьев. Лапка с интересом наблюдал и рассматривал всё, мимо чего они проезжали, так что дорога в аэропорт прошла для него сплошной чередой самых разных впечатлений от не виданных им ранее картин. Профессор же, наблюдая за Лапкой, был очень рад, что его маленький друг так увлёкся - это говорило о том, что, к счастью, новые впечатления хоть немного отвлекли его от грустных мыслей об оставленной им кошачьей общине Математической Деревни Несина...

Приехав в аэропорт, Фернан вышел из микроавтобуса, попрощался с водителем и остальными пассажирами, которые направились к тем терминалам, откуда отправлялись их рейсы, взял переноску с уже забравшимся туда поглубже Лапкой, дорожную сумку и направился к зданию аэровокзала. Найдя свой терминал и выделенную для его рейса стойку регистрации, профессор подошёл к ней и встал в уже собравшуюся, хоть и небольшую, очередь. Когда подошёл их черёд регистрироваться на рейс, Фернан предъявил все необходимые документы, а именно: паспорт, билет и - впервые для него - справку о сделанных Лапке прививках. Его немного беспокоило, не возникнет ли каких-либо сложностей с этим, последним, документом, так как он никогда раньше не летал на самолётах в компании представителей животного мира. Однако, вопреки его беспокойствам, со справкой Лапки всё было в порядке, и, зарегистрировав и отправив в самолёт багаж профессора, друзей пропустили дальше - на паспортный контроль и посадку. Как Фернан слышал, животных в большинстве случаев не разрешают провозить в пассажирских салонах самолётов. Это профессора изрядно беспокоило, и он надеялся уговорить сотрудников разрешить взять Лапку с собой, так как совсем не хотел для своего любимца лишнего стресса, который неизбежно возник бы у котика, как только он понял бы, что его, забрав от его друга профессора, неизвестные люди несут в переноске в какое-то тёмное помещение, где уже находятся какие-то другие животные, многие (а вероятно, что большинство) - в несколько раз превосходящие Лапку по размеру. Совершенно не желая подвергать своего маленького друга такому испытанию, Фернан постарался объяснить сотруднице, стоящей за стойкой регистрации ситуацию, в частности - то, что Лапка не так давно, всего год назад, перенёс сильную физическую травму, в результате которой, к сожалению, лишился одной из передних лап, и любой, даже малейший, стресс для него нежелателен да и просто опасен, а кроме того - это сравнительно небольшой, очень спокойный котик, и если профессор будет держать его в переноске у себя на коленях, то никакого беспокойства остальным пассажирам малыш точно не доставит. Посмотрев на тихонько сидящего в переноске Лапку, сотрудница прониклась к нему искренним сочувствием и симпатией и, не осмеливаясь принять столь ответственное решение в одиночку, ушла посоветоваться со своим начальником. Начальник, через несколько минут придя в зал регистрации, посмотрел на Лапку, выслушал аргументы профессора, после чего, не обнаружив никаких препятствий к тому, чтобы сделать для этого котика исключение, выписал для Лапки разрешение лететь в пассажирском салоне самолёта. Обрадованный этим, Фернан поблагодарил сотрудников аэропорта и, не задерживаясь, прошёл дальше.   

Благополучно пройдя все необходимые для пропуска на посадку проверки, профессор с Лапкой вышли в зал, где, расположившись в мягком кресле, Фернан принялся читать газету, а Лапка начал с интересом разглядывать зал в открытую дверцу своей переноски. Однако, его внимание приковал не столько сам зал, а сколько то, что он увидел в огромные, во всю стену, окна аэропорта. Это были окна, выходящие на взлётно-посадочную полосу, а на ней выстроились в очереди несколько самолётов. Ещё сколько-то таких же сооружений - поистине громадин - стояли совсем рядом со зданием аэровокзала, так что Лапка мог их без труда разглядеть: это были огромные, странные конструкции, каковых малыш раньше - по крайней мере, так близко - не видел! Они были чем-то похожи на птиц, так как у них были крылья, а ещё были длинные ряды маленьких окошек, расположенных вдоль всего их корпуса и образующих своеобразную "пунктирную линию", состоящую из этих "точек" и промежутков между ними.

Из громкоговорителя периодически раздавались какие-то объявления. И вот, наконец, по всей видимости, объявили посадку на их самолёт, так как сразу же после очередного сообщения пассажиры вокруг начали подниматься и, взяв свою ручную кладь, начали продвигаться к стойке, около которой находился выход на лётное поле. К этой самой стойке уже подошли несколько сотрудников аэропорта, дверь открыли, и пассажиры начали один за другим проходить через неё в видневшийся в глубине коридор. Профессор, взяв предварительно закрытую им переноску с Лапкой и маленькую сумку с документами, тоже подошёл к стойке. Проверив посадочный талон Фернана и разрешение на проезд Лапки в пассажирском салоне, сотрудники пригласили их пройти на посадку.

       ***

С этого момента для Лапки началась череда каких-то совершенно новых и совсем незнакомых для него событий и сооружений, которым он не переставал удивляться! Сначала – посадка в самолёт, в эту огромную "птицу", которая на самом деле была совсем не птицей, а громадной стальной машиной, издающей какой-то рокот или гул. Потом – первые впечатления от этой стальной "птицы"! Внутри это загадочное для Лапки сооружение - эта, как оказалось, машина, - было закрыто со всех сторон: только маленькие окошки – иллюминаторы - позволяли видеть происходящее за стенами корпуса самолёта. В салоне было много кресел для пассажиров, но Фернан прошёл к месту, указанному в его билете и, усевшись на своё сиденье, поставил переноску с Лапкой себе на колени, развернув её так, чтобы Лапка видел иллюминатор и мог при желании даже заглянуть в него. Место профессора было не у самого окошка, но соседнее кресло, у иллюминатора, не было занято. Фернан хотел поставить переноску с Лапкой на это пустующее сиденье, но решил подождать, не придёт ли кто-то на это место.

Самолёт готовился к взлёту, все пассажиры уже поднялись на борт, но на соседнее кресло – у окошка – так никто и не пришёл. Тогда (для верности) профессор пересел сам на это место, продолжая держать переноску с Лапкой в руках - точнее, поставив её себе на колени, - и приоткрыл её дверцу так, чтобы Лапка мог удобно смотреть в иллюминатор, оставаясь при этом в переноске.

Лапка, как профессор и предполагал совершенно безошибочно, немедля выглянул из открытой дверцы переноски и стал рассматривать то, что было в поле видимости из маленького иллюминатора самолёта. Он был настолько увлечён всеми этими новыми для него событиями, обстановкой и необычным видом из окошка такой странной огромной машины, что едва успевал следить за происходящим! Тем временем, самолёт приготовился к взлёту и медленно начал рулёжку в сторону взлётно-посадочной полосы. Из громкоговорителя зазвучала небольшая инструкция по безопасности перелёта, а одна из стюардесс, выйдя в салон, показывала по очереди все необходимые в могущих возникнуть экстренных ситуациях приспособления, имеющиеся в самолёте.

Подрулив к точке начала разгона и резко повернув, самолёт остановился в начале взлётно-посадочной полосы и приготовился к набору скорости для взлёта.

И тут для Лапки началось что-то совсем фантасмагоричное! Самолёт стал разгоняться, видневшиеся вдалеке деревья и строения аэропорта проносились мимо иллюминатора с огромной и всё продолжающей нарастать скоростью! Пейзажи мелькали мимо Лапки, который, не мигая, следил за всем, происходящим за бортом самолёта, пока, вдруг, всё внешнее, находящееся за пределами этой гигантской птицы, не полетело куда-то вниз. Лапка, испугавшись, вытянул шейку и как будто попытался удержать неумолимо удаляющуюся землю и всё, что находится на ней, с каждым мгновением становящееся всё меньше и меньше!

Профессор, видя удивлённо-испуганное выражение мордочки своего маленького пушистого друга, непроизвольно улыбнулся и погладил его по шелковистой шёрстке. Лапка, на мгновение повернувшись к Фернану, что-то быстро ему мяукнул и тотчас же возвратился к наблюдениям за мелькающими в иллюминаторе пейзажами.

С каждым мгновением самолёт больше и больше набирал высоту, и всё, что было на земле, становилось всё миниатюрнее - настолько, что уже сложно было разобрать какие-либо детали. Зато теперь большую часть обзора занимало небо, бескрайнее голубое безоблачное небо! Лапка, как заворожённый, смотрел на открывшуюся его взору картину: он никогда не видел ничего подобного!  Когда он любовался закатами или рассветами, то всегда думал, что как хорошо птицам, ведь они могут подлететь поближе ко всей этой красоте, погрузиться в неё, купаясь в разноцветье ярких красок заката, в нежных оттенках восхода или в бесконечных просторах сине-голубого неба ярким солнечным днём! И вот теперь он сам был - словно птица, и стремительно мчался в этом ясном, безоблачном пространстве!

Земля внизу стала напоминать что-то вроде лоскутного одеяла – это были поля. Вдали виднелись очертания гор: никогда ещё Лапка не любовался этими великанами с высоты – уже даже не птичьего полёта, а гораздо выше! Даже орлы не поднимаются так высоко!

Перелёт от Измира до Стамбула занимает не очень много времени, а Лапка был так поглощён открывшимися ему видами, что даже не заметил, как самолёт начал снижаться. Земля приближалась, теперь на ней с самолёта можно было разглядеть всё больше и больше деталей, и вот вдалеке показался какой-то очень большой город. Наверное, это и есть Стамбул! Да, точно! А вот и взлётно-посадочная полоса! Лапка слегка напрягся, так как, несмотря на то что уже начал доверять этому огромному стальному исполину, называющемуся, как он понял, "самолёт", всё-таки немного опасался вида приближающейся с огромной скоростью земли. Однако, посадка прошла успешно: Лапка почувствовал лишь лёгкое соударение с землёй, после чего самолёт начал резко снижать скорость, приближаясь к зданию аэровокзала. Свернув с взлётно-посадочной полосы и немного полавировав среди стоящего на лётном поле транспорта, стальная "птица" остановилась.

Когда двери самолёта открыли и пассажиры, поднявшись со своих мест и достав с багажных полок свою ручную кладь, устремились у выходу, профессор также встал со своего кресла и, закрыв переноску и взяв с соседнего сиденья поставленную туда на время полёта сумку с документами, направился к выходу.

Здание аэровокзала, в котором Фернан с котиком оказались, пройдя из самолёта по не очень длинному коридору, поразило Лапку: вокруг царила суета, было очень много людей – по-разному одетых, разного цвета кожи и говорящих на разных языках, по пути то и дело попадались какие-то кафе и небольшие магазинчики. Аэропорт был очень большой, но профессор, не впервые летая этим маршрутом, знал, куда идти на пересадку. Таким образом, он достаточно уверенно направился к новой череде пунктов контроля – на этот раз, чтобы попасть на посадку на рейс до города, в деревне недалеко от которого он жил во Франции: до Ниццы. Пройдя все необходимые проверки, Фернан с Лапкой пошли в зал ожидания посадки на их рейс. К счастью, как и в случае предыдущего перелёта, профессору разрешили взять котика с собой в салон.

Пересадка была короткой, и вот уже пассажиров пригласили на посадку в их самолёт. Всё было, как и в прошлый раз, и Лапка, хоть и не переставал восхищаться стальной летающей громадиной, всё же удивлён был не так сильно, как при посадке в самолёт предыдущего рейса.

Этот самолёт был немного больше предыдущего, а место у профессора на этот раз было около окна, так что они сразу же сели так, как предполагалось по билету, и необходимости пересаживаться не было. Сумку Фернан поставил себе в ноги, дверцу переноски, которую пристроил у себя на коленях, открыл, и Лапка с радостью приготовился к ярким впечатлениям от новых, как он был уверен, не менее потрясающих, чем в предыдущий перелёт, видов.

Как и в прошлый раз, самолёт приготовился к взлёту, вырулил на взлётно-посадочную полосу и, разогнавшись и оторвавшись от земли, начал стремительно набирать высоту. Лапка любовался открывающимися ему пейзажами, которые отличались от тех, что он видел во время предыдущего перелёта, но были не менее восхитительными и удивительными для маленького котика, чем предыдущие, и вызывали у малыша всё больший интерес, так как являлись совершенно новыми для него.

И тут вдали, внизу, на уровне земли, показалась какая-то полоса: самолёт приближался к ней и по мере приближения эта полоса становилась всё ярче, шире и простиралась так далеко, насколько глаз хватал! Можно сказать, что полоса была синяя, как небо, но, всё-таки, немного другого цвета - то темнее, а то вдруг какого-то бирюзового или даже лазурного оттенка. Это было море! Лапка слышал о нём, но сам никогда не видел, так как везде, где он жил в Турции, местность была холмистая или даже горная. Увиденное произвело на котика огромное впечатление! А, учитывая, что он никогда раньше ничего подобного не встречал, эти разворачивающиеся перед ним картины очень сильно поразили его! Ведь открывшиеся восхищённому взору малыша пейзажи были поистине прекрасны!

Полёт продолжался, Лапка с любопытством смотрел в иллюминатор – на небо, землю и море. Один раз он даже увидел такую же стальную "птицу", как та, в которой летели они сами, стремительно промчавшуюся в противоположном направлении на, казалось бы, не очень большом (а в реальности же - громадном) расстоянии от них. Самолёт оставил за собой след белого цвета, который медленно растворялся в ясной синеве безоблачного неба. Приглядевшись к небу, Лапка увидел, что кое-где его синеву прорезают похожие белые полосы: наверное, это были следы от других самолётов. Он вспомнил, что в Турции, глядя на небо с земли, видел подобные следы, но тогда ещё не знал, что это такое.

Прошло некоторое время, и вот для Лапки открылось нечто совсем удивительное – в этот раз не на земле, а на небе: вдали показались огромные белые облака! Раньше, наблюдая за парящими в небе птицами, Лапка не один раз задумывался: а что будет, если налететь на облака? Можно о них удариться или по ним ходить? Он пытался внимательнее следить за полётами птиц, но таких моментов ни разу не заставал, так что эти его вопросы пока оставались без ответов. И вот сейчас самолёт направлялся прямо на огромное, пушистое, с множеством белых клубков облако, которое неумолимо приближалось, не оставляя ни малейшей возможности избежать столкновения! Лапка весь сжался, предчувствуя неминуемый удар!!! И вот настал этот страшный момент! Но... Вместо, казалось бы, неминуемой катастрофы самолёт окутала белая пелена, чем-то напоминающая очень густой туман, и никакого столкновения не произошло! Лапка даже придвинулся немного поближе к иллюминатору: самолёт летел с прежней скоростью, но теперь - сквозь причудливые хлопья белых облаков, образующих самые неожиданные, подчас даже невероятные конструкции – чего только не воображалось при одном только взгляде на эти удивительные формы: здесь были и чудесные замки, и высокие величественные горы, и уютные долины! Лапка не мог налюбоваться представшими перед ним пейзажами! Да и так интересовавшие его вопросы нашли свои ответы: нет, с облаками нельзя столкнуться, правда, это также означает, что ни гулять по ним, ни сидеть на их пушистых клубах тоже не получится. Но как же это было красиво! В общем, Лапка всё больше и больше радовался и был благодарен профессору за то, что тот открыл ему, маленькому котику, этот совсем новый для него, такой прекрасный и удивительный мир!

Полёт продолжался, стали разносить обед. Фернан взял предложенные ему стюардессой блюда, а для Лапки попросил молока и достал из стоящей на полу сумки специально припасённое для него угощение: так полюбившийся малышу в Математической Деревне Несина сыр тамошнего, турецкого, производства.

Перекусив, Лапка продолжил свои наблюдения за открывающимися из иллюминатора видами. Самолёт, вылетев из полосы облаков и пролетев над морем, приближался к другому берегу. Теперь его путь лежал над сушей, но через какое-то время с другой стороны вновь показалась полоса морской глади. И вообще: теперь суша и море перемежались, являя всё новые и новые красоты восторженному взору маленького котика!

Этот перелёт был продолжительнее предыдущего, но вот самолёт пошёл на снижение. После ряда мягких планирований по воздушным просторам самолёт приблизился к аэропорту Ниццы. Лапка увлечённо смотрел вниз, разглядывая всё новые и новые открывающиеся ему пейзажи. Они поистине восхищали его своей красотой! Здесь были и горы, и бескрайнее море, и город, живописно раскинувшийся на его берегу. В какой-то момент чувство восторга, охватившее и переполнившее Лапку, показалось ему очень похожим на те ощущения, которые он испытывал в Каппадокии и в Математической Деревне Несина во время своих вечерних и утренних прогулок. Это было не что иное как ощущение соприкосновения с красотой, прекрасным и восхитительным, дарящим безграничное вдохновение!

А стальня "птица" тем временем направлялась к взлётно-посадочной полосе, которая располагалась на выдающемся в море мысу. Когда их самолёт был ещё довольно-таки далеко от мыса, Лапка увидел, как с расположенной на нём полосы в противоположном от них направлении взлетает другой самолёт. Это было так красиво! Взмывающая ввысь огромная стальная "птица", кажущаяся такой маленькой на фоне моря и неба!

В этот момент их самолёт стал резко снижаться, и мыс с расположенной на нём взлётно-посадочной полосой становился всё ближе. Вот уже можно было разглядеть белые "барашки" морского прибоя, ударяющегося и разбивающегося о берег, а вдали – длинную и широкую набережную Ниццы!

Аккуратно снизившись, самолёт мягко приземлился в аэропорту Ниццы на Лазурном побережье.


       Прованс

Выйдя из самолёта в здание аэровокзала, профессор направился к пунктам контроля, которые необходимо было пройти для въезда во Францию. Хотя и его документы, и документы Лапки были в полном порядке, Фернан всё-таки немного беспокоился - как и при вылете из Измира. К счастью, его опасения оказались совершенно напрасными, и вот они, пройдя все необходимые проверки, уже ожидали свой багаж в соседнем зале.

Для Лапки снова начались целые потоки новых впечатлений. Он без устали вертел головой во все стороны, пытаясь рассмотреть зал, в котором они находились, и людей, которые сновали туда и сюда вокруг них. Многие из этих людей в чём-то сильно отличались от жителей Турции: цвет кожи, черты лица и даже одежда их были другими - ведь  в этом зале ожидали свой багаж пассажиры сразу нескольких рейсов, прибывших из разных городов и стран, поэтому увиденный Лапкой калейдоскоп лиц и одеяний был совсем не удивителен. И вот, дождавшись своего багажа, профессор подхватил переноску с Лапкой и направился в сторону выхода, где можно было взять такси.

Фернан жил, с одной стороны, довольно-таки далеко от Ниццы, хотя и работал в университете, расположенном в этом прекрасном городе, но - с другой стороны - имел возможность достаточно быстро добираться до места своей работы на машине. Это было очень приятным сочетанием спокойной и уединённой жизни в деревне, на природе, вдалеке от центра шумного - пусть и очень красивого - города, возможности работать в одном из самых известных университетов Франции, расположенных в нём, пользоваться культурными и практическими преимуществами жизни в большом городе, да и - при желании и под настроение - просто так приезжать туда: погулять в центре или по набережным, слившись с разномастной толпой туристов и отдыхающих. Маленький домик Фернана находился на склоне одной из гор, образующих массив Приморских Альп. Вернее сказать, это был дом в небольшой деревне, расположенной недалеко от вершины. Горы в этой части Альп были не очень высокими, а склоны их - не очень крутыми, но с вершины той горы, на которой находился дом профессора, открывался совершенно потрясающий вид на окрестности: горы, крохотную деревушку недалеко на склоне внизу, и море - раскинувшееся безграничной лазурной гладью, насколько глаз хватал! Оно было, действительно, не совсем синего и не то чтобы голубого цвета, а какого-то лазурного: недаром этот уголок Франции называют Лазурным берегом!

Через некоторое время Лапка уже легко отличал местных жителей (которых здесь, на улице около аэропорта, было, пожалуй, уже большинство) от тех, кого он привык видеть вокруг себя, живя в Турции, и которые всё реже, но всё-таки ещё встречались вокруг (преимущественно это были пассажиры, прибывшие тем же рейсом, что и они, то есть, прилетевшие на том же самолёте из Стамбула).

И вот, почти сразу же найдя такси, водитель которого был согласен отвезти Фернана с Лапкой до деревушки, где находился его дом, профессор положил дорожную сумку в багажник машины, а сам сел на переднее сиденье рядом с водителем, поставив переноску с Лапкой к себе на колени – как в самолётах. Водитель совсем не был против такого необычного дополнительного пассажира в салоне своего автомобиля, так что, не теряя времени, завёл мотор, и автомобиль тронулся с места. 

       ***

Профессор, открыв дверцу переноски, в которой тихонько сидел немного ошарашенный нахлынувшим на него огромным количеством новых впечатлений Лапка, повернул его переносной кошачий домик к окну так, чтобы малыш мог видеть местность, по которой они ехали. Лапка незамедлительно ухватился за такую заманчивую и привлекательную для него возможность и, вытянув шейку в сторону окна машины, начал внимательно следить за мелькавшими вдоль дороги пейзажами.

Сначала дорога шла по берегу моря. Лапка, как заворожённый, любовался открывшимся его взгляду огромным пространством воды - морем, по набережной вдоль которого они ехали. Лапка сравнивал это море, которое видел сейчас, с тем, виденным им незадолго до посадки в иллюминатор самолёта, и был потрясён тем, каким огромным на самом деле, вблизи, было это пространство воды и каким мощным было его движение (в особенности - движение, волнение, дыхание его поверхности, сверху кажущейся ровным полотном), с какой силой волны ударялись о берег и как высоко взлетали белые брызги морского прибоя, тотчас же откатываясь назад, чтобы, всего лишь на несколько мгновений слившись с лазурной массой морской воды, с новой силой и оглушающим рокотом снова накатиться на берег, разбившись о него и разлетевшись на мириады сверкающих и блистающих в ярком солнечном свете брызг. На берегу сидели или прогуливались люди, любуясь восхитительными красотами моря и побережья, загорая и купаясь, а вдалеке, выделяясь на фоне яркой синевы неба и сверкающей на ослепляющем солнечном свете лазури моря, виднелись яхты с белоснежными парусами, которые легко скользили по водной глади, рассекая её носом и оставляя за собой расходящиеся в разные стороны небольшие вспенившиеся волны с белыми "барашками". Особенно большие волны расходились от другого типа судов, без парусов, – от катеров. Они, в большинстве своём, передвигались гораздо быстрее яхт, на моторах, и оставляли за собой ещё и вспенённую ими воду.   

Лапка повернул головку в другую сторону, и Фернан, увидев это, слегка развернул переноску, чтобы котик мог разглядеть пейзажи с противоположной от моря обочины шоссе. Здесь, вдоль дороги, с другой стороны от моря росли высокие пальмы – деревья, которых Лапка в тех местах Турции, где жил и бывал во время своих прогулок, почти не встречал, так как именно там, где он гулял, они попросту не росли: совсем недалеко - да, но в тех местах, по странному стечению обстоятельств, малыш не бывал (разве что в Сельчуке, но там они были немного другие, к тому же, те их поездки с Фернаном в этот город были очень короткими, и всё время там друзья провели в ветеринарной клинике). А вообще, как котик уже понял, приморская растительность сильно отличается от флоры горной или даже просто холмистой местности. Кроме пальм здесь росли ещё разные незнакомые Лапке растения, например агава, которая впечатлила котика не меньше, чем огромные пальмы, которые, кстати сказать, не были одинаковыми: пальмы, растущие чуть дальше от шоссе, среди аккуратных, с замысловатой архитектурой, больших и не очень, вилл белого цвета, были, по всей видимости, другого вида, нежели те, что росли вдоль шоссе. Они были ниже, но ветви их были более раскидистыми. Наверное, все эти пальмы специально высадили именно так: высокие и тонкие как бы "сопровождали" шоссе, а низкие с мощными стволами и раскидистыми кронами окружали дома, чтобы создавать там тень, позволявшую укрыться от палящих лучей полуденного южного солнца. Кстати, эти здания, увиденные Лапкой, тоже были ему вновинку: они были преимущественно  очень светлые, расположены среди зелени, исключительно аккуратные, чистенькие и явно необычайно ухоженные. Наверное, здесь жили богатые люди – слишком уж "идеально" выглядели эти вырисовывающиеся на фоне яркого сине-голубого неба дома и загородные виллы, сверкающие белизной и поражающие затейливостью архитектуры, своими аркадами, террасами и балкончиками с витиеватыми решётками, утопающие в зелени окружающих их садов и украшенные кадками с самыми разнообразными садовыми растениями и клумбами с пышными коврами ярких красочных цветов.

Лапка был потрясён таким буйством ослепительных красок и, не переставая, вертел головой, пытаясь не пропустить ни одной виллы, ни одного незнакомого доселе растения, и ни одного всплеска разлетающегося брызгами морского прибоя!

Но вот машина въехала в город, и архитектура изменилась: теперь вдоль шоссе выстроились многоэтажные дома, современные и старинные, самых разнообразных архитектурных стилей, но большинство из них были очень помпезные и величественные. На первых этажах многих из этих зданий расположились уютные кафе и ресторанчики, за столиками которых о чём-то разговаривали – беспечно весело или нарочито по-деловому – отдыхающие туристы и деловая элита.

Лапка наблюдал за всем этим и всё больше осознавал, насколько этот новый для него мир, который он узнавал с ошеломительной скоростью, ещё даже не доехав до дома профессора, не похож на тот мир, к которому он привык. С одной стороны, котика это немного пугало, но с другой – он всецело доверял своему другу и был абсолютно уверен, что, если бы была хоть малюсенькая вероятность, что Лапке будет неуютно в этом новом для него мире, то Фернан не пригласил бы котика ехать с ним так далеко! Поэтому малыш решил не паниковать, а полностью погрузился в созерцание пейзажей, которые, сменяясь один за другим, были для Лапки чем-то вроде яркой мозаики или калейдоскопа, красочные стёклышки которого, перемешиваясь, образовывали картинки – одна замысловатее другой.

Тем временем такси приблизилось к повороту береговой линии, за которым виднелся порт с огромным количеством пришвартованных в нём яхт и катеров. Восхищённому взору маленького котика открылась большая бухта, окружённая горами. Лапка был совершенно потрясён раскинувшимся перед ним пейзажем!

И вот, проехав вдоль порта по берегу, водитель съехал с приморского шоссе в сторону, и машина начала медленно подниматься в гору. Выбранная водителем улица была очень узкой, а стоящие вдоль неё дома – сравнительно небольшими, по крайней мере, по сравнению с теми, которые выстроились великолепной вереницей вдоль праздничной набережной в центре Ниццы.  И чем выше поднималось такси в гору, тем меньшими по размеру были стоящие вдоль улицы домики. Видимо, это были не самые фешенебельные районы города. Однако, по мере приближения к окраине, маленькие, небогатого вида дома стали всё чаще сменяться постройками, напоминающими скорее загородные виллы: сначала это были небольшие частные владения с аккуратными маленькими домиками в центре, но совсем скоро машина уже ехала среди утопающих в зелени поместий, в глубине которых возвышались старинные, но очень ухоженные особняки в несколько этажей высотой, украшенные террасами, галереями, арками и аркадами – чем-то напоминающие те, которые Лапка видел на участке дороги, который вёл из аэропорта в Ниццу по набережной. Однако, здесь особняки стояли на небольшом, но всё-таки возвышении, и как будто бы места для них было больше, и ощущалось здесь какое-то чувство простора, а свежего воздуха было много, и дышать было свободнее. Лапка, несмотря на то что разглядывал окрестности лишь из открытой дверцы переноски, примечал все мелочи и детали, ничто не ускользало от его внимательного и любопытного взгляда, и всё было интересно его любознательной натуре! И здесь для котика неожиданно началось самое захватывающее: по мере того, как машина всё дальше забиралась в горы, дорога начала извиваться и перешла в так называемый горный серпантин. Такие, точнее - похожие на них, дороги малыш уже видел в Турции, но здесь окружающая природа была совершенно другая, и поэтому общее производимое на малыша впечатление было, как это ни странно, совсем новым! Машина взбиралась всё выше, теперь это было совсем горное шоссе, и тут Лапка увидел, какие же потрясающие и восхитительные виды с него открываются! Петляя, дорога открывала ему то совершенно бесподобный вид на оставшееся далеко внизу море, то на горы, вдоль которых ехала машина. Лапка, не отрываясь, следил то за морской гладью с белеющими на ней крошечными парусниками, то на склоны гор, зеленеющие бурной растительностью Лазурного побережья, а то перед ним открывался вид на продолжение  дороги, по которой они ехали, но было оно вдали, на уже следующем склоне.

Однако, по этому отрезку пути машина ехала недолго: совсем скоро водитель свернул на небольшую просёлочную дорогу, которая шла ещё выше и в конце которой виднелись небольшие частные дома – по всей видимости, это была какая-то деревушка. Выехав на её главную улицу, почти сразу же такси свернуло на одну из боковых улочек и остановилось напротив калитки, ведущей в маленький  сад, в глубине которого стоял небольшой, но очень аккуратный и светлый домик, окружённый изящной резной верандой со стоявшими на ней стулом и круглым столиком. Профессор расплатился с водителем, пожелав ему хорошего вечера (дорога из Турции заняла немало времени, так что солнце уже начинало клониться к закату). Закрыв дверцу переноски, Фернан вышел из такси, отнёс её на безопасное от машины расстояние и, поставив временный кошачий домик на землю, достал из багажника дорожную сумку, сам тоже отошёл в сторону и весело помахал водителю на прощанье. Машина завелась, и водитель начал аккуратно выезжать с узенькой улочки на не особенно более широкую главную улицу деревни. После нескольких ювелирно-точных манёвров, водитель выехал на улицу и, помахав профессору рукой, поехал в сторону горного серпантина.

Фернан немного постоял, провожая взглядом такси, затем повернулся к калитке, достал из кармана ключ, открыл её и внёс в садик оставленные около входа переноску с Лапкой и дорожную сумку. Повернув переноску дверцей к себе и глядя на взволнованного котика, профессор улыбнулся и ласково произнёс: "Добро пожаловать домой, Лапка!"

       ***

Из переноски, сквозь матерчатую сетку, которой в сущности была закрытая дверца, Лапка разглядел, что дом Фернана был двухэтажный, с небольшим чердаком под черепичной крышей. 

Профессор легко подхватил переносной кошачий домик и направился к входной двери в дом. Поставив переноску на веранде, Фернан достал связку ключей и открыл входную дверь. Изнутри пахнуло каким-то непривычным для Лапки, но очень приятным запахом: это был запах каких-то трав, наверное – растущих только здесь, так как Лапка, живший в Турции, в общем-то, на природе, никогда раньше не встречал такого запаха. Тем временем, профессор наклонился и открыл дверцу переноски, и перед Лапкой открылся его новый дом. Поняв, что Фернан, открыв дверцу, тем самым как бы приглашает его войти, котик поднялся на лапки и неуверенной, осторожной походкой направился к входу в дом. Перешагнув через порог, Лапка очутился внутри.

Сразу же за входной дверью находилась небольшая прихожая. В ней располагались шкаф для верхней одежды и комод для обуви. Около одной из стен прихожей была устроена деревянная лестница, ведущая наверх – на второй этаж. Сразу же за прихожей начинался маленький коридор, который вёл в уютную гостиную и небольшую кухню. Где-то на его середине, с одной стороны, Лапка увидел расположенные одна за другой две приоткрытые двери, ведущие - как малыш выяснил, заглянув в скрывавшиеся за ними помещения - в большую кладовую и в туалет. Сразу же за ними котик обнаружил ещё одну дверь, которая вела в кухню. Почти напротив неё Лапка увидел вход в гостиную, которая занимала примерно такую же площадь, как уже виденные котиком три помещения вместе взятые. Заглянув в гостиную, Лапка увидел несколько стоящих в ней книжных шкафов, диван, пару кресел и журнальный столик. Два больших окна комнаты выходили на уже виденный малышом сад, а в противоположную от окон стену был встроен очень красивый камин. Не задерживаясь здесь особо долго по причине снедавшего его любопытства, Лапка вышел обратно в коридор и направился в сторону кухни. Кухня была совсем небольшая, но в ней было всё необходимое для приготовления пищи, а также большой старинный буфет, за стеклянными дверцами которого Лапка разглядел стопки тарелок и ряды другой - самой разной - посуды. Посередине кухни стоял маленький накрытый изящной скатертью стол. Но главным украшением этого помещения была большая каменная печь! Она была явно очень старинная, и занимала почти всю стену от пола до потолка. Печь сужалась кверху, а по бокам к ней были приделаны специальные полочки – тоже каменные, являвшиеся частью самой печи. На самом же "корпусе" находились углубления, в каждом из которых располагалось что-то необходимое по хозяйству. Рядом с печью, на одной из боковых полок, была сложена стопка приготовленных для её растопки дров.

Рассмотрев кухню, Лапка направился обратно в сторону прихожей и, поравнявшись с лестницей, начал осторожно, так быстро, как только мог, взбираться по ней наверх. Несмотря на всего три имевшиеся лапы, у него это получалось очень даже ловко и довольно-таки быстро. Взобравшись наверх, Лапка и здесь увидел коридор, который шёл прямо над нижним, и расположение комнат здесь тоже было похожим: с одной стороны от коридора располагались ванная комната (это помещение было гораздо меньше расположенной внизу, прямо под ней, кладовой) и туалет, дальше, примерно над кухней и частью нижнего туалета – две маленькие спальни (одна – по всей видимости, профессора, а вторая, наверное, для гостей), и напротив, над гостиной, располагались ещё две небольште комнаты, размером побольше спаленок, – кабинет профессора и библиотека. Обойдя эти помещения, Лапка был поражён количеством увиденных книг, стоящих в шкафах библиотеки и лежащих на большом деревянном столе в кабинете Фернана!

Вернувшись в коридор и подойдя к началу лесенки, ведущей вниз, Лапка уже собрался было спускаться, но тут заметил, что лестница здесь не кончается, а, став более крутой, ведёт ещё выше. Лапка встал на нижнюю ступеньку, но увидел, что небольшая дверца, к которой эта лестница вела, была закрыта. Наверное, это был вход в чердачное помещение.

Ещё раз оглядевшись вокруг напоследок, немного расстраиваясь, что не удалось побывать и на чердаке тоже, Лапка направился к ведущим вниз ступенькам лесенки и, осторожно ступая и аккуратно выверяя каждый шаг, точнее - прыжок, стал спускаться.

       ***

В последующие дни Лапка активно приступил к исследованию своего нового места жительства. За территорию, прилегающую к домику профессора, Лапка не выходил, но, надо сказать, что и непосредственно на самой этой территории для котика было столько всего нового и удивительного, что, нагулявшись за день по дому и прилегающему саду, к вечеру Лапка, съев положенный для него Фернаном ужин, добравшись до устроенной для него постельки, засыпал на ней почти мгновенно, что называется - "без задних лап". Не стоит скрывать, что новое жильё не только сразу же очень понравилось Лапке, но нравилось всё больше и больше по мере того, как котик обследовал все его закутки и закоулки. В один из первых же дней своей жизни здесь малыш внимательно изучил все те помещения в доме, которые были закрыты во время его первой исследовательской прогулки-экспедиции по своему новому дому: чердак и подвал, в который, как выяснилось, тоже вела крутая лестница, поначалу не замеченная Лапкой. Чердак оказался очень маленьким помещением, в котором была сложена какая-то старая мебель и очень вкусно пахло: наверное, осенью профессор сушил там какие-то собранные в своём саду травы и фрукты - и хранил их там же, доставая по мере надобности и желания полакомиться. Подвал, в отличие от чердака, был сравнительно просторным помещением, кроме того, он был сухим и был приспособлен Фернаном для хранения сельскохозяйственных инструментов (используемых им для работы в саду), а также для хранения и выдержки небольшого количества вин. Сад тоже очень нравился Лапке: там было и где погреться на солнышке, и где спрятаться в тенёчке. Особенно любопытно было малышу общаться с соседом профессора – он был немного постарше Фернана и, как было видно из-за забора, отделяющего участок профессора от соседского, тоже был владельцем очень красивого сада, в котором и проводил большую часть дня, занимаясь какими-то работами, связанными с посадкой, прополкой и, в общем, уходом за цветами, кустарниками и деревьями, растущими вокруг его дома, образуя настоящие заросли. Впрочем, сад этот, хоть и производивший на первый взгляд впечатление зарослей, был очень хорошо организован: всё там росло на своём месте, и никакая из посадок ни в коей мере не мешала растущим рядом другим растениям. Но что особенно интриговало Лапку, так это то, что в небольшом сарайчике у соседа в саду жила настоящая козочка! По всему было видно, что сосед относится к ней, как к домашней любимице, всячески её балует и внимательно следит за тем, чтобы его питомице жилось у него комфортно и сытно. Молоденькая козочка отвечала на заботу своего хозяина взаимностью (в каком-то смысле), что выражалось в том, что она давала ему молоко, позволяя себя доить каждое утро. Лапка любил наблюдать за работой соседа в саду, за тем, как по утрам он доит свою козочку, а тот, в свою очередь, очень привязался к маленькому котику и был рад любой возможности угостить его чем-то вкусненьким – например, свежим молочком от своей маленькой питомицы.
Профессор тоже очень внимательно относился к работе в своём саду: по всему было видно, что она доставляет ему истинное удовольствие. Однако, домашних животных Фернан не содержал: слишком уж часто он уезжал, а оставлять большое хозяйство даже ненадолго было нельзя, да и к садоводству он был расположен явно больше, чем к фермерству и животноводству. Несмотря на это, они с соседом, как вскорости заметил Лапка, были закадычными друзьями-приятелями и всегда были рады не только просто поболтать, но и помочь друг другу в любой ситуации, связанной как с работой в саду, так и с чем угодно другим.

Пока Лапка был полностью поглощён исследованием своего нового места жительства, Фернан, в свою очередь, с энтузиазмом занялся непосредственно обустройством нового жилья для Лапки - и в саду, и в доме. Глядя на котика, он рассуждал вслух о том, как сделает небольшую "кошачью" дверцу для малыша в качестве независимого входа в дом, доступного Лапке в любой момент, куда поставить постельку – которую он планировал купить специально для Лапки в ближайшие дни в специализированном магазине товаров для животных, как организовать "лоток" в туалете. Пока что Лапка спал на специально свёрнутом для него пледе в углу гостиной, а питьё и еду для него профессор ставил на кухне в тщательно подобранных для него мисочке и тарелке. Покупка специальных кошачьих мисок тоже входила в список ближайших необходимых дел, но пока Фернан присматривался и внимательно отмечал все привычки и предпочтения своего маленького пушистого друга, наблюдал, куда ему легче добираться - чтобы спланировать, где именно сделать кошачью дверцу, куда поставить постельку, миски и лоток.

Однако, самым ярким событием для Лапки за его пока ещё недолгое пребывание в доме у профессора стало открытие, которое Фернан явно приберёг "на десерт". Однажды вечером, после ужина, когда профессор обычно отправлялся в библиотеку, чтобы, проведя там какое-то время за чтением или работой, в скором времени отправиться спать, он вдруг явно собрался куда-то идти. Лапка, за те несколько дней, которые он провёл на новом месте, уже привыкший к тому, что профессор по вечерам занимается чем-то в доме, с удивлением посмотрел на него. Тот, заметив удивление Лапки, поманил котика за собой к выходу. Лапка с любопытством не замедлил последовать за своим другом, и вскоре оба уже стояли на крыльце.

Выйдя на веранду, Фернан, убедившись, что Лапка вышел вслед за ним, аккуратно прикрыл дверь и, спустившись на аллею, огибающую дом, направился к наиболее удалённой от входа части сада, расположенной за домом. Котик следовал за профессором и вскоре, пройдя через густые заросли кустарника, посаженного здесь в изобилии, разросшиеся настолько, что аллея почти терялась среди них, друзья подошли к задней калитке. Лапка во время своих исследований новой для него территории заходил и в этот, выглядящий почти диким, уголок сада. Однако, ввиду этой самой его видимой заброшенности, надолго малыш там ни разу не задерживался. Но на самом деле таковым - диким или заброшенным - этот уголок сада вовсе не был: профессор очень любил природу и специально решил насадить здесь несколько деревьев и кустарников так, чтобы эти посадки довольно-таки скоро превратились в своеобразные "заросли", совсем не производящие впечатление ухоженного сада. Можно было сказать, что основная часть сада, "фасадная" - расположенная перед входом в дом - была оформлена во французском стиле, а та, через которую только что прошли Фернан с Лапкой – в английском. То есть, в первой части были аккуратно подстриженные и фигурно расположенные клумбы с цветами, газоны, деревья (некоторые из которых были плодовыми), а кустарники, посаженные на достаточном для "здорового" роста расстоянии друг от друга, располагались строго вдоль границы участка. Здесь даже был небольшой фонтан, который помещался под сенью одного из деревьев в уголке участка, рядом с которым стояли качели в форме большой скамейки, подвешенной к металлическому каркасу, украшенному деревянными аппликациями с искусной резьбой. В другом углу сада размещалась небольшая крытая беседка, в центре которой стоял маленький стол, за которым – тем не менее - вполне могли уместиться, чтобы выпить чаю или даже поужинать, несколько человек. Сделать это они могли просто рассевшись вокруг стола на скамейке, идущей вдоль стен беседки с внутренней стороны. Из этого описания может сложиться впечатление, что сад профессора был огромным, скорее даже парком. Но это было не так: несмотря на то что в нём действительно было много всего, он совмещал в себе благоустроенную (предназначенную исключительно для отдыха и эстетического наслаждения) и "огородную" части. Последняя являла собой несколько небольших грядок с разного сорта травами, которые Фернан выращивал как для употребления в качестве приправ, так и для приготовления всяческих полезных для здоровья настоек и отваров. Но всё это - деревья, кустарники, клумбы с цветами, грядки с прованскими травами - располагалось в саду очень продуманно и гармонично, размещаясь на сравнительно небольшой территории, совсем не создавая при этом ощущения тесноты или зажатости. Дальняя же часть сада, несмотря на маленький спрятавшийся среди кустов сарайчик, где профессор хранил наиболее часто нужные ему для ухода за садом инструменты (например, такой важный для владельца садового участка сложный механизм, как газонокосилка), была совсем не похожа на этот очень даже изящный маленький парк, а производила впечатление небольшого леса, впрочем - привлекающего именно этим своеобразием.

Итак, Фернан с Лапкой подошли к задней калитке, которую котик уже видел раньше, но имел очень смутное представление о том, что находится за ней: калитка всегда была закрыта и даже заперта на замок, а несколько растущих сразу за ней кустов не позволяли разглядеть, что скрывается за ними. Открыв калитку, профессор вышел и поманил Лапку за собой. Пройдя несколько метров сквозь кусты, котик остановился в изумлении: кустарники расступились, и прямо перед ним, как на ладони, открылся поражающий своей красотой вид на море, расходящиеся в стороны горы и крутой обрыв, за которым сначала виднелся только поросший переплетающимися между собой кустами, травой и цветами склон, а где-то внизу начинали появляться небольшие строения - дома жителей расположившейся на склоне небольшой деревни. Впрочем, она была настолько маленькой, что даже сложно было сказать, деревня это или просто стоящая особняком группка из нескольких отдельных домов, а не какое-то "организованное" поселение. И уже совсем далеко, около моря, домов было много – по всей видимости, это были окраины Ниццы, через которую Фернан с Лапкой проезжали на такси по дороге из аэропорта домой.

Почти у края обрыва, на безопасном от него расстоянии, стояла небольшая скамейка. Профессор направился к ней и, убедившись, что Лапка следует за ним, сел, устроившись поудобнее. Котик, запрыгнув на деревянное сиденье, последовал примеру своего друга и, сев рядом, стал внимательно вглядываться в открывшийся его взору вид. Приближалось время заката, и солнечный диск уже опускался всё ниже к горизонту, по мере приближения к нему становясь всё более красным. Небо в этот вечер было ясным, лишь несколько облаков медленно плыли по нему, ловя на себе отблески вечернего солнца и окрашиваясь в самые разнообразные оттенки золотистого, розового и бордового цветов. И вот, когда солнечный диск был уже совсем низко, краски начали прямо-таки полыхать, окрашивая окрестные горы в тёплые предзакатные цвета! Это напомнило Лапке закаты, которыми он любовался в Турции, но здесь было и кое-что совершенно новое для малыша, то, чего он ещё никогда не видел: море в лучах заходящего солнца! Эта сцена заката, эта феерия красок настолько захватили котика, что он не мог оторваться от того, что так любил: от зрелища захода солнца! А то, что происходило всё это действо не только над горами, но и над морем, совершенно меняло уже в чём-то привычную для Лапки (хотя каждый раз в чём-то новую и не менее восхитительную, чем все предыдущие) картину! Сложно сказать, какой из много раз виденных им закатов впечатлил котика больше всего, ведь каждый из них был неповторимо прекрасен! Но одно можно было сказать точно: закат над морем был чем-то абсолютно непривычным для Лапки! Поэтому он, как заворожённый, смотрел на каждое мгновение меняющуюся картину, на небо, пылающее всё более яркими красками и как будто "дышащее" ими, вдыхая или выдыхая те или иные оттенки, нависающее над лазурной морской гладью, слегка волнующейся, но всё более затихающей и успокаивающейся по мере того, как солнечный диск опускался, как бы приближаясь к водной поверхности. Море играло цветами не меньше, чем небо и облака. Из лазурного оно превратилось в синее, а затем гладь его как будто бы покрылась металлическим налётом, и теперь переливалась разными оттенками серебра, подсвеченного преображающимися каждое мгновение красноватыми бликами от света заходящего светила. И вот наступил тот непередаваемый момент, когда солнечный диск коснулся линии горизонта и начал медленно опускаться за неё, всё больше скрываясь за водной гладью. Отражение теперь уже ярко-красного шара создавало иллюзию того, что солнце как будто начало складываться пополам: сначала видневшаяся над поверхностью часть светила и его отражение вместе образовывали практически полный диск, но потом, по мере того как солнце скрывалось за горизонтом, становившаяся всё меньше его видимая "надповерхностная" часть, вместе с создаваемым ею таким же всё уменьшающимся отражением сначала выглядели чем-то вроде эллипса, который всё больше сжимался, пока не сузился до состояния линии. При этом отражение в целом было гораздо больше, чем эта, верхняя, реальная "половина диска": оно было с длинным "хвостом", точнее -  образовывало "солнечную дорожку" на поверхности моря, даже не просто дорожку, а очень широкую светящуюся полосу, искрящуюся серебром с золотистым отливом, как будто живую и слегка волнующуюся. Казалось, что по ней можно гулять и дойти до самого диска солнца – если, конечно же, успеть до того момента, как это могучее светило окончательно исчезнет в море, увлекая за собой и солнечную дорожку…

И вот, солнечный диск совсем скрылся за горизонтом. Небо, осветившись напоследок последними лучами красноватого оттенка, начало постепенно темнеть, превращаясь из голубого в светло-синее, затем в синее и, наконец, в тёмно-синее, переходящее в чёрное. На небе начали загораться звёзды: они были очень яркими и со временем усыпали собою весь небосвод.

Лапка был поистине потрясён всем увиденным! Непроизвольно он пытался сравнивать этот закат с виденными им прежде и даже не знал, какой из всех них наиболее прекрасен! Каждый из них был великолепен и неповторим – не только в разных местах (в Каппадокии, Математической Деревне Несина или же здесь, в Провансе), но и просто в разные вечера! Но только что увиденный Лапкой закат был, действительно, совершенно уникален, исключителен и абсолютно неподражаем благодаря добавившемуся "участнику" - морю!

Пока котик размышлял обо всём увиденном, стало уже почти совсем темно, и профессор, поднявшись со скамейки, направился к калитке и поманил за собой Лапку. Он видел эффект, произведённый увиденным зрелищем на малыша, и был очень рад, что смог хоть как-то порадовать Лапку: ведь он привёз этого необычного котика в совсем новое для него место и, конечно же, искренне хотел, чтобы малышу понравилось здесь не только в смысле удобства жизни в его доме, но и чтобы у него появились новые, не менее яркие, чем в Турции, впечатления! Фернан знал, как Лапка любит любоваться закатами, и прекрасно помнил, как малыш показывал ему свои "открытия" и "находки" в Деревне – и утреннее, предрассветное, пение птичек, и утёс, и башню - и поэтому, будучи бесконечно признательным и благодарным маленькому котику, своему другу, за эти моменты, он особенно хотел открыть для Лапки что-то новое здесь, в Провансе, что-то, чем он сам – местный житель - очень дорожил и не открывал никому прежде!

Зайдя в сад через калитку, профессор пропустил вперёд находящегося в абсолютно восторженном состоянии, под сильным и ярким впечатлением от увиденного, Лапку, после чего запер калитку на замок и вместе с котиком направился к дому. Уже наступила ночь, и всем пора было укладываться спать...

       ***

В последующие несколько недель Лапка всё больше осваивался в своём новом доме. Лето в этом году было жаркое, и, хотя сейчас уже было начало осени, лето никак не хотело уступать ей свои права, и было хоть и не в такой степени, как непосредственно летом, но всё-таки жарко. Однако, как ни крути, а в скором времени жара уже должна была пойти на спад. Фернан постепенно купил для Лапки всё, что планировал. Теперь у малыша была не просто постелька из свёрнутого пледа, а настоящий "кошачий домик", который профессор поставил на то же место в гостиной, где раньше размещалась эта его импровизированная постель. Видя, что Лапка очень любопытен и умудряется на своих трёх лапках забраться подчас так высоко и в такие труднодоступные места, куда и не всякий здоровый – на четырёх лапах – кот заберётся, Фернан всё же не хотел создавать котику лишних трудностей и препятствий, поэтому всё, что было нужно малышу для комфортной жизни в его доме, он старался разместить на первом этаже, дабы избежать необходимых в любом другом случае подъёмов и спусков по лестнице.

Примерно в середине осени профессор должен был выйти на пенсию. До этого момента он старался большую часть времени проводить в университете, чтобы доделать многочисленные незавершённые дела. Таким образом, получилось, что Лапка практически целыми днями был предоставлен самому себе, так что у него было время досконально и в мельчайших подробностях изучить свою новую территорию. С перемещением по дому и саду сложностей у котика не было, так как профессор соорудил для него "кошачью дверцу" в дом, так что теперь Лапка в любое время мог входить и выходить. Поскольку погода всё ещё стояла довольно-таки жаркая, гулял по саду котик в основном ранним утром, дни же проводил преимущественно на качелях у фонтана, в беседке или на веранде дома. Если же было совсем жарко, то он заходил в дом, где всегда было прохладно - в любое время суток, как бы жарко не было на улице. Единственное место, которое Фернан оставлял закрытым, это та калитка в дальней части сада. Профессор понимал, что Лапка не преминет воспользоваться ею, чтобы ходить на явно понравившееся ему место. Однако, Фернан беспокоился, как бы котик не сорвался с утёса вниз, когда рядом не будет никого, кто мог бы помочь ему удержаться. Поэтому профессор предпочёл закрывать калитку, испытывая при этом некоторое чувство вины, так как ни в коем случае не хотел ограничивать перемещения малыша по территории его нового дома – в широком смысле этого слова. Да-да-да! Утёс за калиткой тоже был частью участка профессора: он сам его закрыл – на всякий случай, чтобы кто-то из не знающих об обрыве не сорвался с него случайно, например, кто-либо из возможных гостей, могущих случайно зайти на утёс (чего, впрочем, доселе ещё ни разу не случалось: как правило, гости предпочитали проводить время во "французской" части сада). Конечно, Лапка – это другой случай. В конце концов, в Турции одним из его любимых мест в Математической Деревне Несина был подобный утёс, и никаких заграждений там не было! Просто осторожный по своей природе котик подходил к краю утёса аккуратно, останавливаясь на безопасном расстоянии от обрыва. Но мало ли что может случиться… Осторожность – осторожностью, а в ту страшную аварию Лапка, к огромному сожалению, всё-таки попал… Впрочем, совсем не по своей вине… В общем, хотя остававшаяся закрытой калитка и беспокоила Фернана, пока он всё-таки открывал её только теми поздними вечерами, когда они с Лапкой вместе ходили на утёс любоваться закатами.

Иногда по вечерам, когда профессор возвращался домой из университета, они ужинали в беседке с соседом или же наоборот, у соседа в гостях. В любой из этих посиделок Лапка также непременно участвовал, сидя неподалёку, наслаждаясь положенным для него ужином и томной негой летнего вечера, плавно сменяющейся спускающейся свежестью наступающей южной ночи... Помимо этой чудесной атмосферы, вечера в Провансе наполняло ещё кое-что, поначалу совершенно поразившее Лапку: это был стрекот цикад! Как же громко они пели! Это было что-то невообразимое! Когда - во время ужина друзей в беседке - вокруг раздавались эти трели, то иногда даже разговор Фернана с приятелем переставал быть слышным котику: так громко стрекотали цикады!!! Если рядом вдруг раздавался какой-то посторонний звук, то цикады резко замолкали, пытаясь оценить, не опасность ли это, но, как только убеждались, что звук не представляет для них никакой угрозы, возобновляли своё пение громче прежнего, с ещё большей силой и энтузиазмом. Практически сразу же эти трели и рулады цикад, эти так поразившие впечатлительного малыша "концерты" стали для него одной из тех прованских радостей, которые он с нетерпением ждал, и эту конкретную - каждый вечер!

Тем временем, запоздалая осень постепенно всё-таки вступала в свои права. Стало немного прохладнее, и теперь Лапка уже не опасался дневной жары. Однако, приход середины осени означал и кое-что ещё: важное событие в профессиональной жизни Фернана, его выход на пенсию. Остававшееся до этого события время пролетело быстро, и вот, наступил решающий день, которого сам профессор ожидал с некоторой тревогой. В тот вечер он вернулся домой, нагруженный множеством подарков от своих коллег, но при этом очень грустный. Как ни крути, но в университете профессор проработал большую часть своей жизни, так что расставание с привычным, так любимым им образом жизни, было для него непростым шагом. Впрочем, как Лапка вскорости понял, Фернан относился к тому типу людей, для которых выход на пенсию совсем не означает конец "всего", а напротив – даёт возможность заняться чем-то, о чём всегда мечтал, строить планы на будущее, начать новые проекты и реализовать давно возникшие идеи, на осуществление которых раньше просто катастрофически не хватало времени. Профессор очень любил свою работу, и он вовсе не планировал бросать её: теперь, после выхода на пенсию, его рабочий кабинет в университете просто полностью переместился в кабинет дома. Да, теперь Фернан не преподавал. Но огромная и, пожалуй, основная часть его профессиональной деятельности и интересов как раз не была связана с преподаванием, но с наукой, а именно - с фундаментальными исследованиями в области математики. А этим можно заниматься и на пенсии, не прекращая с выходом на неё своей профессиональной активности. В каком-то смысле, теперь у Фернана было даже больше времени на науку, чем когда он работал. Так вот и получилось, что профессор, заснувший в вечер выхода на пенсию в весьма грустном расположении духа, проснулся утром с горящими глазами, улыбкой и в состоянии явного душевного подъёма, чему Лапка, встретивший его в коридоре, был очень рад, так как накануне вечером, видя душевное состояние Фернана, сильно расстроился и даже начал всерьёз беспокоиться за своего друга!

Теперь, после выхода профессора на пенсию, распорядок его дня немного изменился. То время, которое он раньше проводил в университете, он полностью или частично посвятил занятиям в своём "домашнем" кабинете, а в случавшиеся паузы с удовольствием выходил в сад – посидеть у фонтана, повозиться с посадками или просто перекинуться парой слов с другом соседом, который, будучи старше Фернана и уже выйдя на пенсию, прекрасно понимал, какой непростой период в жизни сейчас у профессора, так любившего свою работу, и был готов любым способом помочь своему приятелю. Однако, как и Лапка, сосед был приятно удивлён и обрадован тому позитивному настрою и оптимизму, с которым Фернан воспринял новый этап в своей жизни!

В общем, постепенно стал налаживаться другой уклад жизни, пришедший на смену ещё совсем недавнему. Помимо исследований в математике, профессор стал больше времени уделять саду и дому. Ухоженный и раньше сад теперь стал напоминать истинное произведение садоводческого искусства! Фернан с энтузиазмом обновлял расположенные в саду постройки, изучал тонкости выращивания разных прованских трав, планировал расширить свои уже имеющиеся посадки плодовых деревьев и кустарников. В общем, планов было много, жизнь и в доме, и в саду профессора кипела целыми днями напролёт! Надо сказать, что хотя основная часть "рационализаторских" и творческих интересов Фернана сейчас сосредоточилась на садоводстве, какие-то обновления и свежую покраску он сделал и в доме – в основном, на крыльце и веранде.

Однако, как-то незаметно осень полностью вошла в свои права. Жара совсем спала, хотя солнышко по-прежнему светило ярко, листья на лиственных деревьях начали желтеть и краснеть уже довольно-таки давно, но настоящая осенняя прохлада стала ощущаться только сейчас, в основном - по утрам. Профессор, очень рьяно подошедший к идее обновления и сада, и дома, вдруг понял, что черепица, покрывающая крышу его дома, кое-где совсем покосилась и стала отставать от основы крыши, и что было бы очень кстати обновить её именно сейчас, до того, как могли пойти осенние дожди, пусть и не очень сильные в этом тёплом, южном регионе Франции, но всё-таки случающиеся. И вот эта-то, казалось бы, не отличающаяся какой-то особенной сложностью задача, более того - почти обыденная для жителя частного дома в провинции, - чуть было не обернулась трагедией… 


       Катастрофа

Итак, запасшись необходимыми для ремонта крыши материалами и инструментами, профессор приставил к одной из стен дома большую лестницу, которую он заблаговременно принёс из подвала, в котором она хранилась. Лапка даже видел эту лесенку во время своей прогулки в ту загадочную для него часть дома. Она была деревянная, очень высокая – ещё бы: покупая её, Фернан подбирал лестницу, по которой не только можно было бы подняться на крышу двухэтажного дома с чердаком, но профессор хотел, чтобы ещё оставалось несколько ступенек, которые возвышались бы над крышей – так для него было удобнее: он мог как-то закрепить лестницу за выступающие ступеньки, чтобы она не упала, например, от порыва ветра в то время, когда сам он находится на крыше. В большинстве домов, особенно деревенских, выход на крышу предусмотрен прямо из чердачного помещения. В доме Фернана эта возможность также имелась, он не был исключением, однако маленькое чердачное окошко было расположено не очень удобно. Так что, чем, с трудом выбираясь из этого окна, вытаскивать через него на крышу все необходимые материалы и инструменты, предварительно внеся их в дом и подняв на чердак, профессору было куда проще взбираться на крышу по приставной лестнице, поднимая на неё "напрямую" последовательно всё необходимое. 

Убедившись, что лестница достаточно устойчиво прислонена к стене дома, Фернан поднялся по ней на крышу, чтобы внимательно осмотреть черепицу, определив место, с которого лучше начать ремонт. Прикрепив верх лестницы к краю крыши - как и было задумано,  - профессор осмотрел черепицу и спустился вниз. Теперь у него был намечен план действий, и он незамедлительно приступил к его осуществлению. Для начала нужно было поднять на крышу все материалы и инструменты, чем Фернан и занялся в первую очередь. Сделав это, он в очередной раз поднялся на крышу, чтобы приступить непосредственно к началу ремонта. Поскольку профессор предварительно выяснил, как правильно ремонтировать черепичную крышу и вообще, подойдя к проблеме "по-научному", что называется, "основательно изучил вопрос", то план действий вырисовывался перед ним вполне определённо. Итак, ремонт начался.

Как Фернан и предполагал, ремонт крыши – дело далеко не быстрое. И то, что он выбрал для этого занятия уже не очень жаркое время года – было абсолютно верным решением. Находиться часами на крыше дома совсем не просто даже в сравнительной прохладе всё увереннее окутывающей Прованс поздней осени! И в связи с этим профессор предпочитал прерывать ремонт в районе полудня: солнышко в это время суток даже в не самое тёплое время года всё ещё заметно припекало. Тем более, что небольшой перерыв на обед после активно проведённого в занятии ремонтом утра был совсем не лишним!

Лапка внимательно наблюдал за всем происходящим и, волнуясь за своего друга, радовался тому, как день за днём работа успешно продвигается, и всё большая часть черепицы уже заменена и заново закреплена.

Сосед Фернана тоже видел, чем тот занят, и иногда давал ему какие-то практические советы. Имея некий опыт в ремонте черепичных крыш, он был бы рад помочь своему приятелю не только словом, но и делом. Однако, от физической помощи профессор упорно отказывался, так как ему это новое для него занятие доставляло огромное и искреннее удовольствие, а то, что работа достаточно быстро продвигается, несказанно его радовало, вдохновляло и придавало всё новых и новых сил для дальнейшего продолжения ремонта.

И вот настал тот долгожданный день, когда вся крыша была отремонтирована! Новая черепица даже как-то по особенному светилась на осеннем солнышке, а Фернан, его друг сосед и Лапка с удовольствием смотрели из сада на результат этой огромной работы, проделанной профессором, осуществлявшим такой ремонт впервые в жизни, так быстро – всего за неделю, может быть, дней за десять, если считать все приготовления! Лестница была уже убрана, и тут вдруг Фернан обеспокоенно присмотрелся к дымоходу: прямо у его основания лежал молоток – обычный молоток, которым профессор часто пользовался во время ремонта, и не заметил, что этот инструмент остался лежать на крыше, скрытый дымоходом и не заметный с того места, откуда Фернан в последний раз оглядел обновлённую крышу, прежде чем окончательно спуститься вниз со всеми инструментами и немногими оставшимися материалами (которых профессор заведомо купил немного больше требующегося количества – на какой-либо непредвиденный случай) и открепить лестницу.

Но что делать, Фернан не хотел оставлять такую досадную "недоделку" и решил не медля подняться на крышу и забрать молоток, тем более, что, если бы поднялся ветер, то молоток, начав съезжать по крыше вниз или покатившись по ней, мог попортить только что положенную черепицу. Выслушав доводы приятеля, сосед покачал головой и указал на приближающиеся к их деревне "подозрительные" тучи. Они выглядели вполне мирно, но и профессор, и его сосед жили здесь достаточно долго, чтобы уже знать, чем чреваты такие вот "безобидные" облака, лишь немного серые, хотя и какие-то "тяжёлые". Тем временем, за обсуждением обнаруженной проблемы и попытками договориться о её решении, друзья и не заметили, как погода резко ухудшилась. Помимо облаков, на небе появились весьма грозные чёрные тучи, которые быстро заволокли всё небо. В один момент солнце скрылось за ними, и поднялся сильный ветер. Всё говорило о том, что вот-вот пойдёт дождь. Вокруг становилось всё темнее, и Фернан, конечно же, понимал, что подниматься на крышу сейчас – не самая лучшая идея, но он боялся, что даже уже после окончания дождя, начав скользить по мокрой черепице, подгоняемый порывами ветра, молоток может упасть с крыши на кого-то, находящегося внизу – соседа, Лапку, него самого или ещё кого-то - просто на минутку зашедшего поздороваться. Объяснив свои аргументы в двух словах соседу, и дополнив свою короткую речь доводами о том, что хотя через чердак выбраться безопаснее, но по лестнице – быстрее, профессор побежал в дом и, вытащив из подвала только что убранную туда лестницу, в одно мгновение оказался у того самого места, где она была установлена во время ремонта, прислонённая к стене. Дождь уже начался, ветер налетал резкими порывами, но Фернан, молниеносно проверив, надёжно ли стоит лестница, стал быстро подниматься по ней наверх. Сосед, подбежав к своему приятелю, ухватился обеими руками за лесенку, стараясь удержать её под всё усиливающимися порывами ветра. Профессор ловко взобрался на крышу, добрался до молотка и, взяв его в руки, резко развернулся, чтобы подойти к лестнице и спуститься вниз. В этот момент дождь полил сплошным потоком! Крыша в одно мгновение стала скользкой, как лёд на зимнем катке! Порывы ветра стали шквалистыми, и Фернан, поскользнувшись и потеряв равновесие, упал и покатился по скату крыши в сторону её края. Сосед схватил лестницу и, подняв её, пытался переставить к тому месту, куда со всё нарастающей скоростью катился его приятель с зажатым в руке молотком. Это ему практически удалось, но, налетев на создавшую барьер лестницу, профессор, не удержавшись, обогнул её сбоку и, сорвавшись с края крыши, на всей набранной скорости полетел вниз, на землю…

Лапка, всё это время испуганно бегавший в нескольких метрах от стены, стараясь не путаться под ногами у соседа, дабы не мешать ему, отчаянно замяукал, увидев своего друга, с грохотом упавшего недалеко от лестницы и по-прежнему с упорством сжимающего в руке молоток. Бросив лестницу на землю, сосед подбежал к Фернану и, убедившись, что тот жив, понял, что, судя по громким, вырывающимся из его гортани стонам и перекошенному от боли лицу, профессор сильно ударился и, скорее всего, ранен. Не потребовалось много времени, чтобы понять, что не только идти, но даже подняться на ноги Фернан не в состоянии, а ещё через несколько мгновений сосед, работавший до выхода на пенсию врачом, понял, что у профессора сломана нога. Осмотрев и прощупав её, сосед понял, что у Фернана закрытый перелом со смещением, и что его срочно нужно доставить в больницу, где ему смогли бы оказать необходимую помощь. Отвезти друга туда на своей машине сосед не рискнул, так как боялся навредить профессору во время транспортировки в машину. Лучшим решением в данной ситуации было вызвать неотложную "Скорую помощь", что сосед и сделал, вбежав в дом и позвонив по телефону. Вернувшись бегом к Фернану, он схватил его под руки и втащил на веранду, чтобы – по крайней мере – укрыть от всё усиливающегося дождя, сопровождающегося порывами шквалистого ветра…

       ***

Так начался сильнейший шторм, который длился несколько часов, почти весь остаток дня, начав немного стихать только поздно вечером. Благодаря завершённому Фернаном так вовремя ремонту крыши - она не протекла, а благодаря его сиюминутному решению вернуться за молотком - последний не соскользнул по крыше вниз и не свалился кому-либо на голову из-за порывов сильного шквалистого ветра. Однако, косвенным следствием второго из этих событий оказалось то, что профессор был госпитализирован с тяжёлым переломом левой ноги в больницу в Ницце врачами "Скорой помощи". Не только тот факт, что им, при сложившихся погодных условиях, удалось добраться из Ниццы быстро, но и, да что там говорить, то, что им вообще удалось добраться в деревню по горному серпантину под проливным дождём и порывами шквалистого ветра, нельзя считать ничем иным, как только каким-то чудом! Это казалось просто невозможным! Остаётся только восхищаться мастерством водителя машины "Скорой помощи"!

В больнице Фернану вправили перелом, наложили гипс и оставили в клинике под присмотром врачей, по предварительным прогнозам, на несколько недель. Профессор очень беспокоился за Лапку, но навещавший его сосед заверил своего приятеля, что тому совершенно не о чем волноваться: он с удовольствием присмотрит за полюбившимся и ему малышом! От этих слов Фернану стало спокойнее, и, поразмыслив, он попросил соседа всё-таки открыть для Лапки калитку около утёса: да, профессор очень переживал за котика, но хотел, чтобы тот продолжал любоваться так полюбившимся ему видом даже в его отсутствие.

Вот так жизнь Лапки снова изменилась. Но на этот раз, это были просто временно возникшие обстоятельства. Котик очень скучал по своему другу, но - по выражению лица соседа - понимал, что всё в порядке и нужно просто немного подождать. Сосед же был рад общению с Лапкой, всегда заботился о том, чтобы малыш был сыт, часто звал его к себе на участок. Как и просил профессор, он открыл замок калитки в дальней части сада, чтобы Лапка мог её приоткрыть, просто зацепив и немного потянув на себя лапкой. Как и Фернан, сосед волновался за малыша, особенно увидев, как, только заметив, что проход свободен, малыш направился на утёс, который, как ни крути, не был совсем безопасным местом. Но, проследив за Лапкой, сосед мгновенно успокоился, заметив, что тот не подходит близко к краю, а, осторожно подойдя к скамейке, запрыгивает на неё и молча, как заворожённый, смотрит вдаль. Узнав это, он не преминул успокоить только что раздобытыми сведениями своего приятеля Фернана в следующий же визит к нему в больницу.

Лапка был несказанно рад этому новшеству. Конечно, ему было очень грустно, что профессора нет рядом, но он понимал, что это лишь временные трудности, скоро его друг вернётся домой, а тем временем, зная, что Фернан будет рад за него, продолжал ходить на ИХ утёс. И сейчас он ходил туда уже не только на закате, но и днём – просто чтобы полюбоваться открывающимися с утёса видами на горы, море, бороздящие его корабли, катера и яхты. Это тоже было очень занимательно! А однажды ему довелось даже увидеть грозу над морем! Причём, над деревней погода в это время была не то что хорошая, а просто великолепная: было солнечно и небо было ясное; а вот над морем вдруг начали клубиться чёрные тучи, сгущаясь всё сильнее и сильнее! Скоро сверкнула молния, через несколько мгновений прогремел гром, и над морем пошёл сильный дождь, вернее сказать – ливень! Его было слышно даже на утёсе, и видно – чёткие полосы дождя прорезали небо между тучами и морской гладью, начавшей заметно волноваться – видимо, с приходом грозовых туч над морем поднялся сильный ветер. Как же был поражён Лапка! Как это ни странно, но грозу, тем более над морем, он видел впервые! Игра красок при этом была не менее эффектной и впечатляющей, чем на закате или рассвете, но в случае грозы цветовая гамма возникающих оттенков была абсолютно другой, и, в целом, зрелище было гораздо менее мирное, напротив - благодаря истинному разгулу стихии, оно выглядело не на шутку угрожающе! Гроза завораживала и притягивала Лапку не меньше, чем тёплые краски заката, но в случае грозы притяжение  было какой-то другой природы: котик буквально застыл на месте, поражённый разгулом стихии, цветов и звуков...

Иногда Лапка ходил на утёс и по утрам. Но чаще он встречал рассвет на веранде дома, куда, проснувшись и приведя себя в порядок, он выходил, чтобы послушать утреннее пение прованских птичек. Надо сказать, что многих из них он никогда раньше не слышал. Видимо, они жили только здесь, в Провансе (может, и где-то ещё, но по крайней мере в Турции, котик точно их не слышал). Как и трели любых птичек, песни этих пернатых на рассвете, в оживающем после сна саду, в становящемся всё теплее воздухе, были прекрасны! Через некоторое время малыш уже безошибочно различал - когда, какая именно пташка и с какой стороны сада включалась в утреннюю "симфонию"! Каждое утро Лапка слушал их, как уже старинных знакомых, добрых друзей, начиная даже волноваться, если какой-то из голосов, всегда в это время "вступающий" в совместный "концерт", немного запаздывал или менялся местами (в строго выверенной последовательности трелей) с "партией" какого-то другого голоса, какой-то другой птички!..

Были, кроме этих пернатых, регулярно дающих утренние концерты, и другие - совсем уж необычные для Лапки, даже по сравнению с теми неизвестными ему доселе птичками, с пением которых он познакомился только здесь, в Провансе. Как Лапка узнал, это были так называемые "чайки" - большие и очень сильные белые птицы, прилетающие сюда со стороны моря. Лапку так поражали и удивляли звуки их голосов! Это не было пение, скорее - какие-то крики. Но они настолько гармонично сливались с иногда долетающим до дома Фернана шумом моря, что Лапка с искренним нетерпением ждал появления этих впечатляющих его своей мощью и криками морских птиц! И это - несмотря на то что поначалу он даже немного их побаивался, что и неудивительно: некоторые из них заметно превосходили маленького котика по размерам! 

Сколько же всего нового Лапка узнал за какие-то несколько недель, чуть больше месяца, и всё это - благодаря его другу профессору! И полёт в небе на самолёте, и море, и вот эта вот недавняя гроза! Не говоря уже о самом Лазурном побережье и Провансе, с которыми он познакомился хоть и не очень "всесторонне" и "исчерпывающе", но зато как бы "изнутри", и не просто с этими регионами, а с жизнью здесь, любуясь побережьем с утёса и живя в маленьком прованском домике Фернана!

Время шло, профессор шёл на поправку, сломанные кости уже почти срослись, и в скором времени Фернана собирались выписать. И вот однажды сосед, весело помахав Лапке, сел в свою машину и куда-то уехал. Судя по направлению – в сторону Ниццы. Лапка занервничал в предчувствии какого-то важного события: а вдруг сосед поехал за профессором в больницу??? Как было бы здорово, если бы его друг вернулся сегодня домой!!! Интуиция не подвела Лапку: часа через три он услышал приближающийся со стороны дороги шум. Это была машина соседа! Лапка не мог ошибиться, её звук, как и звук машины профессора, он уже давно научился распознавать издалека! Точно, это был сосед, подъезжающий к дому Фернана на своей машине, и… рядом с ним сидел кто-то ещё… Профессор!!! Лапка был вне себя от радости! Он побежал к калитке навстречу вышедшему из машины соседу, который помогал выбраться из неё своему другу Фернану. В одной руке сосед держал костыли, с помощью которых профессору было бы легче ходить первое время, пока нога не заживёт до такой степени, что можно будет обходиться сначала только одним костылём вместо двух, а потом и вообще ходить самому. Справившись с непростым процессом выхода из машины, Фернан, оперевшись на протянутые ему соседом костыли, стал взволнованно вглядываться в сад своего дома. Он искал своего любимого котика на трёх лапах. И тут, откуда ни возьмись, прямо из открытой соседом калитки ему навстречу стремглав выскочил Лапка! Он резко остановился, чтобы не сбить с ног стоявшего, оперевшись на костыли, профессора, и начал что-то восторженно мяукать. Хоть ни Фернан, ни его сосед по-кошачьи не говорили, но, чтобы понять охватившее Лапку счастье, этого и не требовалось!

Нарадовавшись встрече, все направились к дому. Хотя состояние профессора и улучшилось значительно, он всё же ещё не совсем выздоровел, и подниматься на второй этаж ему пока было трудно. Поэтому сосед заранее позаботился о своём приятеле и приготовил ему постель на диване, который стоял в гостиной на первом этаже. Фернан был очень рад вернуться домой, снова встретиться с Лапкой и, переполненный эмоциями, он произнёс шутя: "Вот, малыш, теперь и у меня покалечена "лапка"!". Но, помолчав немного, с грустью добавил: "... Правда, к сожалению, у тебя с лапкой всё закончилось гораздо печальнее…".

Глядя на профессора, котик вдруг понял, как сильно он испугался за своего друга, как он его любит и как скучал по нему всё это время. Но он был абсолютно уверен, что теперь всё обязательно будет хорошо! Иначе и быть не может! Нужно только очень сильно желать этого, стремиться к этому и верить!


       Всё будет хорошо!

Жизнь в доме Фернана потекла "почти" своим чередом. Она старалась войти в своё русло, привычное – навряд ли при сложившихся обстоятельствах, - но какое-то новое, временное, которое могло бы заменить то, привычное. И для этого нужно было прежде всего его найти, как-то определить, в чём обитатели дома старались преуспеть изо всех сил.

Пока ещё профессор проводил большую часть времени в гостиной. Лапка любил сидеть неподалёку от него, чтобы как-то поддержать и развлечь его во время этого вынужденного ограничения в передвижениях. И, хотя котик и не подозревал об этом, его присутствие было для Фернана очень важным, гораздо важнее, чем малыш даже мог себе представить! Оно придавало профессору новых сил для выздоровления, подбадривало и укрепляло в желании поправиться как можно скорее.

Тем временем, как-то незаметно за всеми последними многочисленными событиями, наступила совсем поздняя осень, почти совсем перешедшая в зиму, и уже близилось Рождество. Иногда Фернан всё же выходил из дома в сад – он старался воспользоваться оставшимся до наступления "настоящей" зимы временем, пока совсем не похолодало и не выпал снег, что на юге Франции бывает довольно-таки редко, но всё-таки случается. В этом случае аллеи в саду могли замёрзнуть, и ходить по ним на костылях было бы небезопасно. Профессор быстро шёл на поправку, и вскоре приноровился достаточно проворно ходить не только по первому этажу дома, но и подниматься на второй этаж, а также гулять по саду. Он, как и раньше, посвящал какое-то время работе – сначала делая это в гостиной, а потом – у себя в кабинете на втором этаже. Фернан поймал себя на мысли, что он, то и дело, вспоминает Лапку в те тяжёлые моменты после аварии и пытается представить, как непросто котику было позже, когда он остался жить один в Математической Деревне Несина, и, несмотря на все трудности, стал активным членом кошачьей общины, как жизнь там обернулась для малыша целым рядом таких счастливых для него событий. Профессор думал о силе воли этого маленького котика, о том, как он победил свою беду! Ведь в его состоянии это было просто чудом! И, вспоминая всё это, Фернан думал о том, что у него самого сейчас всего-навсего сломана нога! И нужно просто немного времени и усилий, чтобы всё восстановилось, и даже хромоты не осталось бы! Это не он придумал - ему сказали врачи, а уж кто-кто, а они-то в переломах разбираются!

Думая об этом, профессор старался не пропустить ни одного дня, чтобы не ознаменовать его какой-то, пусть даже самой маленькой, победой, например, подняться на второй этаж чуть быстрее вчерашнего, пройти по саду по немного более сложному маршруту, чем позавчера, и так далее. Очень скоро он решился попробовать ходить только с одним костылём, и это у него прекрасно получилось! Ещё через некоторое время Фернан попробовал вообще обходиться без костылей, используя для подстраховки палку-трость, купленную для него в специализирующейся на продаже медицинского оборудования аптеке его приятелем соседом, а немного погодя он уже вообще ходил сам, хоть и в гипсе.

Рождество профессор и Лапка отметили вместе с их другом соседом, которого Фернан пригласил к ним. Праздник прошёл чудесно, у профессора даже была маленькая электрическая ёлочка, гирлянду на которой друзья и зажгли. На это Рождество, как в сказке, выпал снег, укутав сад пушистым белым одеялом. Это было так красиво! Для Лапки это тоже было совсем в новинку: так уж получилось, что снег, как и ту грозу (над морем, когда Фернан был в больнице) котик видел впервые! На следующий день малыш попробовал прогуляться по этому великолепному пушистому и обжигающе холодному покрывалу и даже попытался зарыться мордочкой в эту белую, раскинувшуюся по всему саду и (как мог разглядеть малыш) далеко за его пределами, перину! Надо сказать, что, хотя такое восхитительное природное явление и было немного необычно и странно для Лапки, но оно привело малыша в состояние неподдельного восторга! Особенно ему нравилось найти сугроб побольше и, запрыгнув в него, валяться в снегу, кувыркаясь и раскидывая мордочкой снежинки вокруг себя до тех пор, пока снег под ним совсем не утрамбуется! Естественно, в целях безопасности, Лапка дальше аллей "фасадной" части сада не заходил: всё-таки, по снегу ему было ходить не только непривычно, но и, как он быстро понял, явно скользко! Было и ещё одно сразу же полюбившееся малышу "снежное" развлечение, но оно было возможно только в те моменты, когда шёл снег, и впервые котик познакомился с ним как раз в Рождество. А заключалось это развлечение в том, чтобы поймать носиком как можно больше падающих снежинок, пытаясь для этого угадать, куда упадёт каждая из них, мягко планируя в воздухе! Такая игра с падающими снежинками доставляла Лапке удовольствие, не меньшее, чем от валяния в снегу!

После Нового Года сосед отвёз профессора обратно в больницу в Ницце, где, сделав рентген и убедившись, что кости полностью срослись, врач снял гипс с ноги Фернана. Теперь профессор мог ходить совершенно спокойно, почти как раньше, лишь немного прихрамывая, но это – по словам врача – должно было пройти в скором времени.

Фернан был очень рад, что всё в порядке, и они с соседом в великолепном расположении духа вернулись домой. У профессора было много планов касательно некоторых усовершенствований в доме, от осуществления которых сосед, испуганный решительным настроем своего друга, поспешил его отговорить, точнее – уговорить повременить хотя бы до весны, на что Фернан неохотно, но всё-таки согласился.

Зима пролетела быстро, и вот уже весеннее солнышко своими ласковыми лучами согревало промёрзшую за зиму землю. В саду появились первые росточки. Профессор уже мог ходить совсем не хромая, он сам ездил на машине в магазины и всерьёз намеревался осуществить те, "посленовогодние", планы по обновлению дома. На этот раз его сосед, услышав о них, не возражал, так как видел, что Фернан совсем уже поправился.

Лапка был очень рад видеть своего друга выздоровевшим. Надо сказать, что он в течение зимы не ходил на утёс, так как часто подмораживало и было скользко, поэтому котик слегка опасался соскользнуть вниз, к тому же он знал, что Фернан будет волноваться за него, и не хотел лишний раз понапрасну тревожить друга. Но сейчас, с наступлением весны, Лапка всё чаще думал об этих прогулках, по которым он так сильно соскучился за зиму! Но на этот раз у него была и ещё одна цель: он хотел поймать момент грозы над морем, чтобы показать это зрелище своему другу профессору. Конечно, прежде всего Лапка надеялся, что Фернан вообще будет не против возобновить их вечерние прогулки, на закате, на утёс с видом на море, как раньше. Но он был почти уверен, что при любви профессора к прекрасному, тот не захочет отказываться от таких чудесных маленьких экскурсий. Так оно и вышло: как только вокруг потеплело достаточно, чтобы комфортно сидеть некоторое время на скамейке на утёсе, Фернан, как когда-то (казалось бы, уже так давно), как-то вечером направился к входной двери, поманив малыша за собой. Котик, сразу же понявший, о чём идёт речь, вприпрыжку побежал вслед за своим другом профессором. Они вышли из дома и, как когда-то осенью, добрались до утёса и устроились на стоявшей там скамейке. За зиму здесь ничего особенно не изменилось, разве что прошлогодние листья мягким ковром покрывали землю около каждого из растущих здесь лиственных деревьев.

Это была первая совместная прогулка Лапки и Фернана после выздоровления последнего. К огромной радости котика, эти маленькие экскурсии снова стали регулярными и доставляли обоим их участникам множество ярких положительных эмоций.

Таким образом, теперь уже можно было с уверенностью сказать, что жизнь в доме профессора вернулась в привычное русло! Фернан работал, ужинали они то у него в беседке, то у соседа – как в былые (на самом деле, не такие уж и давние, даже, скорее, совсем недавние) времена, возобновились вечерние прогулки!

И вот, однажды днём Лапка заметил, что со стороны моря небо явно темнеет, и оттуда раздаются какие-то звуки, напоминающие раскаты грома. Понимая, что это – шанс показать профессору грозу над морем, которая когда-то так впечатлила его самого, Лапка бросился к другу в кабинет и стал, мяукая, звать его за собой. Фернан понял призыв своего маленького пушистого друга и, поднявшись, стал спускаться вниз. Выйдя вместе с Лапкой из дома, они направились по уже так хорошо знакомой и привычной не только Фернану, но теперь и Лапке, аллейке в сторону утёса. Добравшись до него и взглянув в сторону неба над морем, малыш понял, что не ошибся: надвигается сильная гроза! По всему было видно, что эта гроза собирается быть гораздо сильнее, чем та, виденная Лапкой осенью. И на этот раз интуиция снова не подвела маленького котика! Тёмное, почти чёрное, небо было покрыто клубящимися грозовыми облаками, тучами, его прорезали яркие молнии, раздавались раскаты грома, и, когда Фернан с Лапкой сели на скамейку, то увидели, что далеко над морем пошёл ливень. Нити дождя пронизывали нависшее над морем свинцовое небо, ударяясь в морскую гладь тоненькими иголками, создавая на ней неповторимые узоры. Цвет моря из лазурного стал каким-то стальным и оставался таким до тех пор, пока гроза не закончилась. Профессор, как ни странно, никогда не наблюдавший грозу над морем с этого утёса, был поражён этим зрелищем и очень благодарен Лапке за это открытие! Однако, то, что произошло в следующее мгновение, стало открытием и для котика: над ставшим снова лазурным морем, сквозь посветлевшее небо, в лучах вновь появившегося солнца, небосвод "от края до края" пересекла яркая арка радуги! Она светилась разными цветами и охватывала весь купол неба, опираясь на морскую гладь в очень далёких друг от друга точках! Для Лапки это зрелище было совершенно неведомым доселе, поэтому он, не отрываясь, любовался радугой до тех пор, пока она не исчезла, не растворилась в светлеющем небе… Как же это было прекрасно! И как символично… Прямо как в жизни: после самой страшной грозы небо неминуемо проясняется, и на нём даже может появиться такая вот прекрасная радуга!


       Эпилог

Жизнь для Фернана и Лапки обрела свой обычный ритм, как-то устоялась, и прогулки на утёс стали для друзей чем-то очень привычным, но каждая следующая прогулка была для них не менее прекрасной, чем предыдущая. Эти ежевечерние экскурсии стали для профессора и малыша чем-то вроде моциона, в котором они уже испытывали своего рода потребность. Ведь природа никогда не бывает одинаковой - в каждый миг она неповторима! Поэтому такие прогулки просто не могут наскучить настоящим любителям красот окружающего мира и вообще всего прекрасного! Иногда во время таких маленьких экскурсий котик смотрел вдаль, вспоминая, как он так же любовался горами в Турции, размышляя, в какой стороне находится его родная страна и те самые виды, которые так восхищали его и по которым он поначалу всё-таки слегка тосковал. Но потом Лапка привык и очень полюбил эти, новые, пейзажи, открывающиеся его восхищённому взору с утёса в Провансе. Просто сейчас к нему пришло то драгоценное ощущение, даже уверенность, что теперь его дом и семья - здесь. Нет, его любовь к Турции и такие дорогие для него воспоминания о его жизни там никуда не пропали, а, напротив, навсегда сохранились в самых потаённых уголках души и сердца малыша, став бесценной частью той основы, надёжности и защищённости, которые так необходимы всем - и людям, и животным - в жизни, и которые так нужны каждому для гармоничного и счастливого будущего. Теперь новые впечатления котика как бы дополняли прежние, создавая непередаваемо восхитительный, удивительно прекрасный и разнообразный "ковёр" его жизни. И каждая "ниточка" этого "ковра", переплеталась с другими, соседними, и вместе они создавали неповторимый, неописуемо великолепный, яркий и, в то же время, очень гармоничный "узор".   

Приходя вечером на утёс, Фернан и Лапка просто смотрели вдаль на окрестные горы, холмы, море и наслаждались, радовались тому, что им посчастливилось видеть всю эту красоту!

В такие моменты каждый из них думал о чём-то своём, но видно было, что оба они счастливы. Лапка вспоминал свою жизнь, взлёты к прекрасному и падения в пропасть, перед его мысленным взором возникали образы всех тех, кого он встречал на своём пути, - люди и коты, места и впечатления. Здесь, в его воспоминаниях, были ветеринар и сотрудники Математической Деревни Несина, Каппадокия и кошачья община Деревни. Каждый из них был дорог Лапке, но по мере того, как эти образы сменяли друг друга, один из них становился всё отчётливее, он как бы стоял за всеми этими проплывающими видениями, как будто бы обнимая их всех, – это был Вожак кошачьей общины Математической Деревни Несина. Взгляд его мудрых, добрых глаз как бы окутывал Лапку теплом и спокойствием. В эти моменты Лапка ощущал особенно сильный прилив счастья и вдохновения. Непередаваемое чувство какой-то всепоглощающей гармонии охватывало его. И тогда, сквозь это волшебное ощущение Лапка снова и снова слышал когда-то спасшие его слова Вожака:
      
               НИКОГДА НЕ ГОВОРИ 'НИКОГДА'.


       ***

P.S.: Прототип Лапки - котик, потерявший в результате автомобильной аварии одну из передних лап и почти совсем лишившийся слуха, - и по сей день живёт в Математической Деревне Несина в Турции. Некоторые из посетителей Деревни неоднократно видели его по вечерам, сидящим на уступе холма, там, откуда открывается вид на долину и окружающие её горы. Эти случайные прохожие замедляли шаг, увидев котика, задумчиво-восторженно смотрящего вдаль, на холмы, купающиеся в лучах заходящего солнца. Но никто из свидетелей таких чудесных и чем-то завораживающих моментов не мог найти ответа на возникавший у них у всех один и тот же вопрос: о чём же этот необычный малыш думает в такие прекрасные минуты на закате?