Баррикады. Глава 12

Глава 12. Повторная встреча


Стешкин сидел в своём рабочем кабинете, пересматривая документы на подпись. В этот момент снаружи со всей силы дёрнули дверную ручку, однако та не поддалась. Сделав пару попыток, посетитель принялся настойчиво стучать в дверь кабинета, продолжая дёргать ручку на себя. Дверь была не заперта, просто открывалась вовнутрь, и тот, кто в неё тарабанил, был явно не в себе. Стешкин выдохнул, закрыл папку с документами, и встав со своего кресла, направился ко входу, чтобы впустить настойчивого визитёра.

Спокойным и уверенным движением руки начальник управления земельных ресурсов открыл дверь – и буквально с порога на него обрушился поток обвинений из уст его бывшего научного руководителя, а ныне заведующего кафедрой дистанционной электроники, профессора Альберта Графченко.

– Подлости исподтишка – это единственное, на что ты способен? – третий этаж мэрии пронзил громкий голос профессора.

– Вот уж кого точно не ожидал увидеть, так это тебя. Вы же мне бойкот объявили. Разве не так? – усмехнулся Стешкин. – Ну что ж проходи, Альберт, не кричи на пороге. Ты в мэрии, как-никак, а не у себя в университете.

Чиновник отошёл от двери, приглашая визитёра проследовать внутрь. Графченко переступил порог и стал напротив Стешкина. Он тяжело дышал и смотрел, оскалившись, на своего бывшего студента, как бык на красную тряпку.

– Опуститься до того, чтобы подослать свою шалаву рыться в моих вещах, – с ненавистью выдавил он, глядя на своего оппонента. – Не можешь сам свои делишки проворачивать, так уже левых людей подключать начал? Чужими руками жар загребаешь?

– Слушай, я вообще не пойму, о чём ты, – пожал плечами Стешкин. – Давай ты отдышишься, и мы спокойно всё обсудим. У меня есть чай. Могу предложить, если хочешь, покрепче – наливки. Садись и рассказывай, что произошло. По порядку, с чувством, с толком, с расстановкой.

– Ты под дурачка-то не коси, – буркнул его оппонент. – Твоя шавка дождалась, пока Клара понесёт бумаги Караваеву, залезла на кафедру, шарилась в моём портфеле. А когда её застукали на горячем, стала нести чушь про то, что ты очень переживаешь из-за бойкота и не знаешь, как наладить отношения.

– Боже, что за бред? – у Стешкина глаза полезли на лоб.

Он сначала качал головой и разводил руками. Но в какой-то момент до него начало доходить, что речь идёт о Калинковой, и что о бойкоте с Графченко могла говорить только она. Но зачем? И проникать на кафедру, рыться в чужих вещах… на Нику это не было похоже.

– Альберт, это какая-то ошибка. Если ты про Веронику Калинкову, то сделать этого она не могла.

– Хватит идиота строить! – трясясь от злости, прошипел Графченко. – Ты же знаешь, какими системами наблюдения оборудован вуз. У нас же всё фиксируется. Или ты думал, что она уйдёт незамеченной и никто ничего проверять не станет?

Графченко достал из нагрудного кармана планшет и включил видео, тыкая экраном перед носом Стешкина.

На записи чётко было видно помещение кафедры дистанционной электроники и девушку с малиновыми волосами, сидящую на корточках. На её коленях лежал чёрный портфель, на нём – кипа листов бумаги. После этого он включил вторую запись – и на ней в замедленном темпе прокручивался момент, как Калинкова (а здесь уже можно было разглядеть лицо) засовывает руку в карман пиджака профессора и вытаскивает оттуда какой-то прибор.

Стешкин нервно покачал головой, досмотрев видео. Потом достал из кармана мобильный и набрал номер журналистки.

– Ника, зайди ко мне, пожалуйста. Сейчас. Срочно. Надо поговорить, – строго произнёс он.


* * *


Ника быстро пересекла парк Победы и остановилась, выйдя к понтонному мосту. Именно отсюда они с Артуром ещё недавно смотрели на умирающий завод. Именно здесь, облокотясь на перила и глядя на реку, она приняла решение проникнуть на предприятие, чтобы снять всё то, что творила с ним «Сити-Индастриал».

Дойдя до этого места, журналистка остановилась и задумалась, как же ей поступить. Рассказывать ли Громову и Стешкину про встречу с иностранцем или всё-таки сохранить в тайне, как он просил… Хотя он даже не просил. Просто сказал, что это в его интересах. Но почему? Девушка смотрела в тёмные воды, пытаясь понять, как быть дальше.

В сознании Калинковой теперь боролись два желания: с одной стороны, она пообещала этому человеку, что никому не будет рассказывать об их встрече. Но с другой — она ведь даже не знала, кто он. Она не знала, зачем он её выгородил от Графченко. И она не понимала, к чему эта конспирация – устраивать встречу в какой-то тёмной генераторной, просить, чтоб никому не говорила, – и в какие игры и интриги её хотят вплести.

Это была ситуация, в которой ей трудно было принять самостоятельное решение. И даже в случае его принятия, она не могла быть уверена в его правильности. Ей обязательно нужно было с кем-то посоветоваться.

Звонок Стешкина словно вывел её со ступора. Чиновник срочно просил зайти к нему. Конечно! Уж с кем с кем, а с ним, как с уполномоченным представителем органов власти и своим старшим товарищем, она могла поделиться всем, что с ней произошло. И Ника твёрдо решила, что всё-таки поведает ему о разговорах с иностранцами. Быть может, он, как человек с опытом, ещё и как дежурный по городу, подскажет ей, кто это такие и что им от неё может быть нужно.

Поэтому Калинкова ускорила шаг, направляясь в мэрию. Она уже представляла, как расскажет Стешкину об упавшем портфеле, заявке на патент, подтверждающей факт плагиата, о том, как она перепутала свой телефон с непонятным прибором, работающим по тому же принципу, что и аппаратура у него в кабинете. И про таинственного иностранца, перенёсшего облучение ещё в утробе матери, который столь странным образом ей помог – избавил от повторных диалогов с людьми, которым ей пришлось противостоять на кафедре, и от неприятных разговоров с охранниками, которые помчались наверх, когда она просила Дорогина ехать в редакцию, а сама направилась обратно за своим телефоном.

Она пересекла мост, поднялась по высокой каменной лестнице, соединяющей нижнюю и верхнюю набережные, и оказалась перед мэрией. Показав на входе журналистское удостоверение, девушка промчалась на третий этаж. Толкнув дверь, она практически влетела в кабинет Стешкина.

– Иван Митрофанович, как хорошо, что вы мне позвонили. Я вам кое-что должна расска… – воодушевлённо начала Ника. Но прервалась на полуслове и застыла посреди кабинета.

Рядом со Стешкиным стоял заведующий кафедрой дистанционной электроники Альберт Эдуардович Графченко. Калинкова вошла в ещё больший ступор. Её секундного замешательства хватило, чтобы профессор приблизился к ней и больно схватил за запястья.

– Где он? Где синхронизатор? – больно сжимая ей кисти рук, неистовал он. – Куда ты его дела?

– Альберт, прекрати! – одёрнул его Стешкин. – Сейчас мы всё по-другому решим.

Он поднял трубку служебного проводного телефона и набрал чей-то номер.

Тем временем Графченко, обладая недюжей силой, крепко держал Нику одной рукой, а другой шарил по карманам её куртки.

– Думала уйти незамеченной, да? На камере видно, как ты залазишь ко мне в карман и вытаскиваешь из него одну очень важную и дорогую штучку! – практически рычал он.

– Я полезла за своим телефоном, который вы у меня перед этим отобрали, профессор, – не растерялась Ника. – Больше мне в вашем кармане ничего нужно не было.

Говорила она решительно, но сил сопротивляться у неё совершенно не было.

Графченко начал щупать ей лицо и нервно рассмеялся, бросая взгляды то на Калинкову, то на Стешкина.

– Ишь, какая она у тебя послушная. Только ты её набрал – сразу к тебе примчалась. И ты мне будешь говорить, что она у тебя не на побегушках? – И, вновь сосредоточив взгляд на Калинковой и не отпуская её руку, продолжил: – Где сейчас твой телефон?

– У меня, в кармане, – выдавила Ника, пытаясь выдернуть руку.

Стешкин пребывал в замешательстве и пытался подобрать слова.

Ощупав карманы куртки, профессор, продолжая держать Нику, пытался залезть под куртку, в карманы её джинсов. Всё это происходило на глазах у стоящего перед ними двоими Стешкина.

– Ай-ай-ай, как негигиенично, профессор. Голыми руками, без резиновых перчаток. Что же вы Клару с собой не взяли? Она-то знает, как это делать, – язвила Ника. Её голос при этом дрожал, но не от страха – от обиды.

– А теперь здесь, при мне, достала свою снималку и удалила свой говняный пост! Быстро! – скомандовал Графченко так, что у Ники аж заболели уши.

– Ты же говорил, что она у тебя что-то забрала. Какой пост? – недоумевал Стешкин, который ошарашенно смотрел на всё происходящее и не мог ничего понять.

– О том, как Альберт Эдуардович Графченко оформляет на себя чужие изобре… – дерзко начала Ника, всё ещё надеясь, что Стешкин всё поймёт и хотя бы вступится за неё.

Но закончить фразу ей не удалось, так как профессор резким движением уцепился ей в челюсть и сдавил её так, что девушка аж застонала.

– Замолчи, сука! – яростно закричал профессор. – Сейчас ты поедешь со мной! Я тебя, шалава, быстро перевоспитаю!

– Альберт, прекрати! Это переходит уже все границы! – попытался вмешаться Стешкин.

Но всё его вмешательство ограничилось только тем, что он подошёл к Альберту и взялся за его плечо, пытаясь как бы отвести от Калинковой.

Высвободив левую руку, девушка схватила ей профессора за бороду. В этот момент ей удалось освободить ещё и правую – и она со всей силы дала Графченко затрещину в ухо. Тот опешил от удара и ослабил хватку. Это позволило Калинковой вывернуться и выбежать из кабинета.

– Ника! – Стешкин бросился за ней в холл.

– Так вот вы как со мной! Тоже мне «дежурный по городу»! – бросила она чиновнику уже практически на лестнице.

Журналистка устремилась к выходу из мэрии, однако там её задержала охрана. Мужчины крепкого телосложения взяли девушку под руки и отвели в специальную комнату рядом с гардеробной для досмотра. Спустя несколько минут вошли две женщины в форме охранной фирмы. У одной из них в руках был прибор, похожий на металлоискатель, другая начала проводить наружный досмотр. Осмотрев карманы куртки и брюк, Нику вежливо попросили снять одежду. Достав все имеющиеся в карманах вещи, их разложили на столе и сказали, что она может одеваться. После чего в помещение комнаты наружного досмотра вошёл Иван Стешкин. Растрёпанная Ника подняла на него взгляд, полный боли и укора.

– Вот всё, что у неё нашли, – отрапортовали работницы охранной фирмы, указывая на изъятое.

Глядя то на поникшую девушку, то на её личные вещи, лежащие на столе, у Стешкина защемило сердце.

– Ника, прости… – пробормотал он, стыдливо опуская взгляд.

– А я вам верила, – горько выдавила Калинкова, уже не в силах сдерживать слёзы. Она быстро собрала свои пожитки и направилась к выходу.

Предательство человека, от которого она меньше всего его ожидала, разрывало девушку изнутри. Она глотала слёзы и неслась прочь, не разбирая дороги. Ника находилась в состоянии шока и думала: почему, почему это всё происходит именно с ней? Почему все те, кому она больше всего доверяет и старается помочь, в итоге обходятся с ней, как с вещью?

Впереди показался еловый сквер и расположенный возле него мемориал героев Великой Отечественной войны. Калинкова замедлила шаг. Иногда она приходила сюда – в моменты, когда ей было особенно плохо, и могла долго стоять, вглядываясь то в каменные лица героев, то в живые языки пламени Вечного огня.

Сейчас Нике было противно от воспоминаний о том, как она помогала Стешкину. В памяти всплывало, как они с Дорогиным оказались на утреннем митинге разозлённых судостроителей, пришедших захватывать мэрию, и они старались снимать так, чтобы отбить желание у особенно буйных причинить какой-либо вред Стешкину; как защищала Ивана перед Агатой, что та аж вжала её в заводскую стенку. И ради чего? Ради того, чтобы этот университетский бородатый чёрт её лапал, хватал за лицо и запястья, оскорблял, унижал, а Стешкин стоял и безучастно наблюдал за происходящим, словно это в порядке вещей?

Телефон в кармане подавал уведомления, на которые Ника поначалу даже не реагировала. Но подумав, что ей могут писать из редакции, достала смартфон и провела по экрану пальцем. Как выяснилось, под фотографией заявки на патент, которую она сфотографировала в кабинете у Графченко и, дабы сохранить, выложила себе на страницу, появились десятки комментариев. Первые были оставлены её коллегами: «Ничего себе», «Вот это поворот», – и не содержали ни критики, ни субъективных оценок. Но спустя полчаса после этой публикации словно прорвало канализацию. Под постом писали совершенно незнакомые Калинковой люди, которые не даже не состояли у неё в друзьях.


Дура! Ты хоть понимаешь, что написала? Удали эту ахинею и не позорься.

Какая ещё «квантовая ловушка»? Ты хоть знаешь, что такое квант?

Да она кванты от кварков отличить не сможет!

Никогда не думал, что местные журналисты настолько тупые.


Остальные были примерно такого же характера. Первый раз Калинкова настолько стойко и спокойно восприняла критику в свой адрес. Автором поста была не она. Более того, журналистка была уверена, что тот, кто это писал, имел полное представление о предмете дискуссии.

Ника открыла профили некоторых отписавшихся – писали в основном работники университета. Что же их всех так зацепило? Неужели дело только в имидже АКУ? Ведь всё, что опубликовала Калинкова – это всего лишь фотография с заявкой на патент, подписанная именем Графченко, на изобретение, о котором в Адмиральске знали не многие. Откуда же такая бурная реакция? Может, что-то содержится в тексте, который написал иностранец? Ника дошла до ближайшей скамейки и открыла пост, чтобы спокойно вчитаться и понять.

Начинался пост со информации о том, что в 1988 году югославский конструктор Милош Лучич, работая в КБ «Маяк», находящемся в городе Адмиральске, предсказал возможность существования неких условно замкнутых областей пространства, в которых потоки квантовой энергии замыкаются в кольцо. Согласно гипотезе Лучича, в «квантовую ловушку» возможно запросто проникнуть снаружи, а вот вырваться обратно очень сложно. Дальше приводилась цитата изобретателя:

«Внутри замкнутого квантового контура будут непрерывно создаваться вихревые энтропийные поля, мгновенно обнуляющие любые энергоёмкости, и, согласно теоретическим исследованиям, должны оказаться способными повлиять на течение времени внутри контура».

Поток звуковых уведомлений не давал Нике возможность сосредоточиться. Журналистка с сожалением закрыла пост, решив, что более внимательно прочтёт его с компьютера в редакции. Хотелось ей ещё и с кем-то посоветоваться, чтобы понять смысл того, что написано у неё на странице. Но с кем? Ответы на все вопросы ей мог дать Иван Стешкин, тем более что раньше, более примитивно и на пальцах, он ей объяснял этот принцип действия. Но идти к нему сейчас она явно не собиралась.

Буквально через минуту она увидела входящее сообщение. Отправителем был Денис Графченко.


Denis: Читала комментарии?

Denis: Их будет значительно больше.

Denis: Удаляй. Не зли народ.

Denis: И верни то, что забрала у профессора.

Denis: За последнее плачу отдельно.


«Надо же, как они засуетились, – подумала Ника. – Платить он мне готов».

Под публикациями на собственной странице Нику ещё никогда так не обгаживали. Но она понимала, что массовое комментирование с оскорблениями и колкостями в её адрес вызвано не тем, что она что-то не так написала или не так себя повела. Видимо, она сделала нечто такое, чего кто-то очень сильно боялся. И массированной атакой в комментариях её, вероятно, пытаются вынудить удалить и фотографию, и текст.

«А потом ещё потребуют принести извинения», – невольно подумалось ей.

Калинкова снова перевела взгляд на экран, думая, что написать Денису в ответ, но диалоговое окно было пусто. Словно ей никто ничего не присылал. Видимо, расчёт был на то, чтобы она это прочитала, а дальше уже ждать действий с её стороны. Журналистка даже поругала себя за то, что не догадалась сразу сделать скриншот.

Телефон в её руках завибрировал. На экране высветилась фотография седовласого чиновника в рабочем кабинете и подпись: «Иван Стешкин». Ника вглядывалась в фотографию, слушала музыку звонка, но на вызов не ответила.

Всё происходило как-то слишком одновременно. Одни её обгаживают в комментариях, другой ей ставит ультиматум – и удаляет сообщения сразу же после прочтения, чтобы не осталось никаких доказательств. И в эти же минуты ей звонит «дежурный по городу». Тот самый, который позвал её срочно к себе (а по сути, на встречу с Графченко) и не приложил никаких усилий, чтобы защитить её от него. Ещё и звонил кому-то в своём кабинете, чтобы «решить всё по-другому».

«Что же это получается? Выходит, Стешкин и Графченко заодно? – сгорая от обиды и разочарования, раздумывала девушка. – А я ведь так ему доверяла! И когда он пригласил встретиться, я же хотела всё рассказать, думала, он выслушает. А он мало того что устроил мне повторную встречу с человеком, который практически бил меня на кафедре, так ещё и приказал меня обыскать, чтобы добыть какой-то злополучный синхронизатор…».

И тут журналистка вспомнила, что спрятала неизвестный прибор в рюкзаке, который передала Дорогину. Она несколько раз глубоко выдохнула, выводя себя из стрессового состояния, и набрала на смартфоне номер Дорогина.

Тот ответил практически сразу, и от его голоса, доносившегося из динамика, ей стало даже как-то легче. Артур сказал, что специально не звонил, чтобы «не палить контору» – мол, вдруг она где-то прячется, а телефон от его звонка запиликает. Нику этот ответ даже немного развеселил. Что касается её рюкзака, он в целости и сохранности и дожидается хозяйки на её рабочем месте.

Но один момент заставил её напрячься. С ней срочно хочет пообщаться Громов. И просит, чтобы она пришла как можно скорее.