Пути-дороги. Ненависть

Папа говорит, что земля на нашем участке в коллективном саду наполнена минеральными элементами, как фруктовый сок витаминами в детском саду. Но… находится этот питательный коктейль для растений в суглинисто-подзольной почве с обильными включениями кварцевой гальки. А значит, садоводам надо сильно потрудиться и попотеть, чтобы со своего участочка земельки получить хороший урожай.

Я это к чему напоминаю? Да к тому, чтобы предупредить вопросы мичуриных из других уголков нашей огромной Родины, которым повезло выращивать плоды на жирных чернозёмах или им подобных плодородных почвах.

Поэтому работая в саду я очень часто получал задание от папы привезти из леса 2-3 тачки  плодородной земли – гумуса, как говорил папа. Он, кстати, когда наша семья получила от завода четыре сотки земли, сразу приобрёл специальную литературу по садоводству и изучил предмет плодоводства так, что мог разъяснять многие вопросы, с которыми к нему часто обращались соседи по саду.

Сейчас я пригнал в сад на «Школьнике», который, если вы помните, мне подарили родители в прошлом году. Мама занята обрыванием усов клубники-виктории, папа прореживает и очищает от сушняка кусты смородины, крыжовника и малины, прививает подвой на «филипповку».

– Мама-папа! Привет! Я приехал. Что делать сегодня?
– Серёжа, ты квартиру закрыл? На два оборота? И сарай? А покушал? Я тебе на столе оставляла беляши в кастрюльке и в холодильнике бутылку молока. – Беспокоится мама.
– Привет, сын! Ставь велосипед на место, переодевайся, бери тачку – и в лес за перегноем. С тебя сегодня две ходки. – Поставил план работы для меня папа. – Потом разожжёшь костёр, и спали всё, что я выбракую с кустов.

Переодевшись в рабочую одежду, вооружившись деревянной тачкой и лопатой, я через калитку в заборе «телепортируюсь» в сосновый бор.
О-оо! Наш уральский лес – это особый мир – чудесный, сказочно-волшебный! В нём за каждым деревом, пеньком, в кустах и на полянках, за пригорком или из овражка кто-то прячется, смотрит, и наблюдает за  тобой, до поры до времени, пока не познакомимся. Лицом к лицу можно неожиданно встретиться с… да с кем угодно – хоть с зелёной ящеркой, хоть с пичужкой какой или вон белка выглядывает из-за ствола. Наверняка, где-то приготовила засаду полную шишек, чтобы обстрелять меня, как только отвернусь. Ей бы только поиграться, а мне абсолютно некогда ерундой заниматься: делов ещё целую кучу надо успеть сделать.

А ещё можно, сказывал Павел Бажов, и огневушку-поскакушку встретить. Увидеть-то её конечно можно, но не каждый поймёт – кто это весело смеясь, промелькнул – иль привиделось?! Является она только тем, кто самоцветными камнями уральскими одержим, ищет их повсюду и знает в них толк.

Или вот, прожужжал сине-зелёный жук с металлическим отливом – ох и красавец! Можно было поймать его и рассмотреть повнимательнее, но сначала землицы на участок привезём.

Перегной папа научил меня искать в дождевых ямках-блюдечках. Останавливаю тачку у такого углубления, срезаю, где 2, а где и 3 сантиметра верхнего слоя до каменистого суглинка – добычу в тачку и поехал дальше. Так и выполнил папин план по тачкам за часик. Не подумайте только, что тачку полную возил – только то, что под силу было.

– Пап, я пойду в лес, погуляю?
– У мамы спроси – может, ей помощь нужна.
– Нет, Серёжа, мне помогать не надо. Можешь идти, но только за железную дорогу не заходи.

Я порылся в ящике с инструментами, взял ножик, нашёл самый большой гвоздь, сунул его в карман и отправился в путешествие.

Прямо за забором у нас на небольшом участочке высажена картошка, так у границы делянки по какому-то чудному стечению обстоятельств приютились и растут, впритык друг к другу, три маленьких деревца: осина, ель и рябина. Я каждый раз, приходя в сад, иду посмотреть на эту троицу. Вот интересно, когда вырастут, ведь им тесно будет… или так и будут расти вместе, дружно обнявшись?

Стёжка привела к муравейнику. Здесь мураши устроили своё жилище в старом пне. На солнечную сторону натаскали иголок, земли, веточек, почечек, кусочков листьев, травы, коры до самого верха пня и получилась покатая горка-спуск. С другой стороны их дом защищает деревянная стена бывшего дерева – тут у них, стало быть, север.

Бегают, таскают чего-то: кто стройкой занят – бревно тянет, кто-то живность-пищу в муравейник волочит. Есть и охранники – эти бойцы защищают дом от нападений врагов.

Я взял соломинку, обслюнявил её и положил на муравейник. Вся ближняя охрана бросилась в атаку на «неприятеля». Кусают своими клешенками, брызгают едкой кислотой, рвут и мечут, да с такой силой, отвагой и бесстрашием. Их дружная защита вызывают уважение, и я рад, что я не такой маленький, как этот народец (или они не такие большие, как мы). Было бы страшно встречаться с ними! – фантазирую вообщем.

Через минуту я снял с муравейника свою травинку и слизываю кислоту. Потом ещё разок и ещё.… Про вкус ничего не скажу – сами не раз пробовали и знаете, а нет, так следующим летом полижите попки муравьиные, обязательно! Только прежде надо её понюхать, чтобы запах муравьиного царства запомнить на всю жизнь. Особенно этот опыт нас городских касается.

Тропинка привела меня к полотну двухколейной железной дороги. Постоял чуток у края леса и пошёл вдоль косогора собирать землянику: вниз-вверх, вдоль и поперёк. Ягодки нанизываю на травинку с пушистой метёлкой, чтобы не соскальзывали. Недозрелые и перезрелые – в рот, а ягодки, которые покрасней да покрасивей, сплошь усыпанные меленькими семенами-орешками, так те на две подарочные соломинки – одну маме, другую папе.

Через каждые пять минут с неимоверным грохотом проносятся пассажирские поезда и товарняки – тутут-тутук-фф, тутут-тутук-фф, туда-сюда, туда-сюда. Они напомнили ещё об одном деле: надо же расплющить гвоздь, чтобы потом сделать из него ножичек или сабельку, уж как получится. Выбрав момент, спустился к ближней колее и положил на рельс гвоздь, зафиксировал его капелькой сосновой смолы, чтобы до времени не слетел с «наковальни».

Отошёл к насыпи. Сижу, прислонившись к тёплой сосёнке, жду локомотива и ножом ковыряю землю перед собой. Доковырялся до камушка кварцевой гальки с искристыми крупинками золотистого пирита.

...Вот сколько себя помню, ещё с детского садика, всегда мечтал быть геологом. Путешествия, походы, костры, палатки, поиск камней и минералов. Радость от находок, счастье от новых открытий. Рядом со мною такие же увлечённые друзья-товарищи.

«...Под крылом самолёта о чём-то поёт зелёное море тайги…» - напеваю я, рассматривая искорки в найденном кварце.

Обязательно придёт время, когда позовёт меня к себе в гости Хозяйка Медной Горы, – мечтаю я. – Покажет своё необыкновенное подземное царство, все пещеры и гроты с могучими сияющими магическими кристаллами Земли, клады драгоценных металлов, сокровищницу с самоцветными каменьями.

Скажет потом, как в сказе Бажова:
– Оставайся у меня! Богатство это при тебе будет всегда – смотри, наслаждайся, лелей и храни его. Как и я – Властителем будешь во всём подземелье!

А я ей так в ответ: – Нетушки, Хозяюшка! Мне жить на земле надо, а не под землёй. Так что не обессудь, Царица, не останусь я у тебя. В гости, если позовёшь, то с удовольствием. А так нет! Другая у меня мечта. –  И поклонюсь ей в пояс.
– Ну, смотри парень, если мечте изменишь, накажу! – и на меня так глазищами своими зырк-зырк. (...Оно потом так и вышло – сдержала Хозяйка своё слово - наказала…)

Чёта я не понял? – она мне это действительно сказала или я нафантазировал? ...
 
– Вот ты где, Сергуня, таки нашёл тебя! – говорит папа, присаживаясь рядом со мной на пригорке. – Чем занят? Поезда встречаешь-провожаешь?
– Да так, разное… Вот на, полакомись, это твоя соломинка, тока-тока насобирал, а вторая мамина.
– Спасибо. У-уу, а вкусно-то как! А запах! – папа аж от удовольствия глаза прикрыл. –  Посижу с тобой – хорошо здесь!
 – Пап, а бывает с тобой так, что думаешь вроде о чём-то, мечтаешь, фантазируешь и вдруг бац! кто-то с тобой разговаривает или это просто мысли мои? – спрашиваю я, растянувшись на траве и уложив голову на папины колени.
– Бывало… – Папа поглаживал мою голову, о чём-то вспоминая. – А почему у тебя такой вопрос интересный возник?
Я рассказал ему, о чём только что мечтал, и что послышалось в ответ.
– Мечта!... Её можно сравнить с красивой сильной птицей. Есть мечта – летишь к ней на крыльях. Перестал мечтать – сразу камнем вниз, потому как крылья исчезли.

Я тебе расскажу, как люди могут убить мечту. Про свою встречу с завистью, породившей ненависть. Слушай, сын.

Папа рассказывает_ _ _

«Не скоро совершается суд над худыми делами;
от этого и не страшится сердце
 сынов человеческих делать зло».
(Экклезиаст)

Итак, в конце января 1942 года я был откомандирован в Комсомольск-на-Амуре. Необходимо было получить электрооборудование и материалы для электромонтажных работ, затем сопроводить и доставить груз на склады Управления в Биробиджане. В помощь, как ты помнишь, мне были приданы троё моих товарищей.
Добрались до Комсомольска быстро. Поставили в комендатуре штамп о прибытии, там и уточнили, где искать нужные нам склады в городе. Оказалось, что склад электроматериалов и оборудования расположен в районе Амурского судостроительного завода…

Вообщем, не отвлекаясь на ненужные подробности, расскажу тебе о важном случае, произошедшем со мной в этой поездке.

После получения на складе и отгрузки на пакгаузе ж/д станции всех полученных материалов, приборов и оборудования, я вернулся на склад, чтобы дооформить документы. Закончив все бумажные дела и попрощавшись с девчатами из бухгалтерии, я покинул контору и присел в курилке подымить «Беломором». Тут-то он и предстал передо мной…

– Сколько лет, сколько зим! Альбертик, ты живой? А я уж подумал, когда тебя арестовали: всё – конец ещё одному Домбровскому. Но нет – выжил?! Что ты здесь делаешь, и почему без охраны? Неужели освободили?!

Я поднял глаза и увидел, что напротив меня в курилке скалится золотой фиксой на переднем зубе иудушка-клеветник, по лживому доносу, которого я оказался в лагерях, а мои братишка с сестрёнкой фактически стали сиротами-беспризорниками.

– Что молчишь, Домбровский? Хорошую жизнь я тебе устроил! Хоть и были вы богаче и мастером называли твоего отца, но где вы все сейчас? А? Вот то-то и оно… Зато мы живём и здравствуем! Чёрт! Как я с детства ненавидел всю вашу семейку… И бате я тогда говорил, когда он захотел прибрать себе вашу артель, сообщив в органы о контрреволюционной деятельности твоего отца, что писать надо было про всё ваше гнездо, чтобы ещё тогда выжгли и раздавили ваше отродье. Жаль только, что не до конца уничтожили всех вас.

Слушай! Альбин, а может ты в бегах? Так давай я провожу тебя в комендатуру – там тебя и проверят. Долг коммуниста обязывает меня проявлять бдительность. Особенно в военное время. И, вообще, как член партии, я должен тебя предупредить, что…

Дальше иудушка уже ничего не успел сказать, и о чём хотел предупредить, осталось для меня тайной, так как от моего прямого удара в зубы мерзавец слетел со скамейки. На мгновение затих. Лежал молча, свернувшись, как отрыгнутая аскарида на утоптанном и заплёванном снегу. Видимо думал, что я буду его ещё бить. Его жёлтая фикса вместе с зубом лежала мерцая невдалеке и тихонько протапливала снежный наст.

Потом эта мразь заскулила. Начала подвывать. И вдруг он, весьма неожиданно для мужчины, истерично завизжал, как свинья перед закланием.
На его пронзительный визг из проходной выглянул вахтёр. Стали оглядываться редкие прохожие. Где-то из подворотни отчаянно залаяла собака.
Я плюнул на него и пошёл на станцию к своим товарищам.

Вечером наша группа уехала в Биробиджан. Я догадывался о том, что меня ожидает в лагере. Всю дорогу курил папиросы одну за другой, вновь и вновь представляя в мельчайших подробностях сцену встречи с подлецом. Его страшное признание, ненавидящие глаза и нечеловеческий визг.
Прав ли я был, заехав ему по физиономии?...

– Папочка! Ну, конечно же, ты был прав! Надо было ему ещё ка-ак дать… я вообще не знаю, что с ним сделал бы...
– Иногда, сынок, стоит сдерживать свой гнев – это когда дело касается только тебя. Но за семью, родных и близких, преданных друзей надо биться всегда яро и бескомпромиссно. Одним словом, я не жалел тогда, да и сейчас, что рассчитался с иудой так, как мог.

По нашему прибытию в лагерь дежурный  немедленно отправил меня к начлагу.
Начальник, оставив меня стоять посреди кабинета, подошёл к окну и долго молчал, глядя на заснеженные бараки, ограждения из колючей проволоки, вышки-охранники-зэки… Серое небо, грязно-серый снег, чёрная жизнь...

– Альберт Витальевич, доложи-ка мне, что у тебя произошло в командировке, – оторвавшись от картины за окном и от своих дум, приказал, не оборачиваясь.
Я рассказал ему всё как было, откровенно, ничего не утаивая.
Внимательно выслушав меня, начлаг прошёл на своё рабочее место. Сел. Достал из стола и положил перед собою моё дело, ещё какие-то бумаги и документы.
– Всё, что ты мне сейчас поведал, Виталич, не имеет никакого значения для определения твоей дальнейшей судьбы, да и самой жизни. Пришла бумага от прокурора города Комсомольска-на-Амуре, согласно которой утверждается, что ты напал на партийного работника – причём не рядового, а на члена парткома судостроительного завода. «…Преступное нападение усугубляется военным временем…» – зачитал он с бумажки.

Как ты понимаешь, картинка в прокурорском запросе рисуется диаметрально противоположная, твоему объяснению. Дело твоё у них на контроле; с нетерпением ждут нашего решения. И, конечно, жаждут твоей крови – так и написано: «Требуем уничтожить данного врага Советской власти… ожидаем незамедлительного принятия мер… Да здравствует…», ну, и так далее. – Выдал начальник, и выжидающе посмотрел мне в глаза, наблюдая за моей реакцией.

Было понятно, что ожидает меня нечто ужасное, с его слов похожее на смерть.
Я не стал ничего говорить в ответ. Не стал оправдываться, каяться и молить о… впрочем, о чём можно было просить представителя карательной власти? Виновным я себя не признавал. Если бы вновь повторилась эта встреча, то поступил бы точно так же.

Жалко только было, что не увижу больше своих Гелю и Рудика, поэтому попросил начальника не трогать их.

– Ладно, Домбровский, иди пока, работай. Решение о твоей дальнейшей судьбе будет принято в ближайшие дни. И, кстати, очень хорошо, что в своём представлении тамошний прокурор не написал «требуем расстрелять», а выразился «требуем уничтожить». И это означает, что у тебя есть шанс на жизнь.

Я сдал все сопроводительные документы в бухгалтерию, собрал личные вещи в дорожный деревянный чемоданчик и стал ждать. Работал и ждал. День за днём. Томление души. С надеждой на слова хозяина о шансе на жизнь.
Ожидание растянулось на неделю.

Приговором-наказанием стала ссылка на «каторгу» – в один из самых страшных северных лагерей Печорлага. А в Печорских лагерях самым гибельным местом считался каменный карьер ст. Джинтуй. Вот куда меня и сослали.

– Считай, Виталич, подарили тебе жизнь! Хотя, скорее, дали шанс выжить – это уж как масть пойдёт. – Прощались со мною друзья и товарищи, отправляя на этап.
 
– Так, Серёжа, на сегодня хватит воспоминаний. Пойдём к маме в сад. Не забудь земляничку! – Папа встал, разминая затёкшие ноги.
– Щас, пап! Я только сбегаю за одной деталькой. – Вспомнил я про расплющенный гвоздь и побежал к полотну железной дороги.

Железяку нашёл быстро, спрятал в карман. Поднявшись на пригорок, поднял травяные бусы с ягодами и побежал догонять папу.

– Послушай, папа, а вот как ты думаешь, если очень тесно расти, то все ли выживут? – запыхавшись и догнав папу спрашиваю я.
– Ты про что это?
– А вон, пойдём, покажу, – говорю, подводя его к своей троице.

Папа присел на корточки, мягко ощупал каждое молодое деревце, осмотрел и потрогал землю вокруг.
– Безусловно, им тесно. И чем старше будут становиться, тем ещё теснее будет. Но уже сейчас мы ничем им помочь не можем, так как корни их переплелись между собой очень плотно. Ну что ж, раз природа свела эти деревца вместе, то пусть растут – может, подружатся да так и вырастут в обнимку.
– Отлично! Я точно так как ты подумал!
– Немудрено – родственники всё же!

Мама, в ожидании нашего возвращения из лесу, накрыла красивый стол: приготовила салат из помидор со сметанкой, с лучком и зеленью, вареную в мундирах картошку, нарезала докторской колбасы, привезенной вчера из Свердловска, хлеба. Открыла баночку красноголовиков. Горячий чай в китайском термосе, морс из смородинового варенья. Украшал наше дачное «застолье», собранный ею букет из лилий с колокольчикми, окаймлённых декоративной травой с её цветника возле избушки.

– Мамочка, а мы с папой собрали для тебя земляники, ведь ты её так любишь!
– Ой, спасибо, мальчики мои! – она расцеловала нас. Потом велела идти к рукомойнику, помыть руки и садиться к столу.

Дачный домик наш был очень маленький и тесный – мы плотно уселись с двух сторон (две другие стороны стола примыкали к стенке и окну)- зато было очень уютно и дружно.

«В тесноте, да не в обиде!» – одновременно произнесли мы с папой, вспомнив те три деревца на огороде. Посмотрели друг на друга, на маму и захохотали все семьёй.

– Да ну вас! Чего вы смеётесь?! – мама едва перевела дыхание, вытирая на глазах выступившие от смеха слёзы.
– Просто смешинка всем троим в рот попала и стало хорошо! Все согласны? – выдвинул свою как всегда правильную версию папа.
– Да-а!! – весело отвечаем ему мы с мамой.
– Тогда приступаем к трапезе – и он, обняв, поцеловал маму.
И за меня, и за себя, и за всё за всё...

ПРОДОЛЖЕНИЕ http://proza.ru/2020/12/23/1593