А виновата ты лишь в том, что мама хочет кушать 41

Глава 41

Все в те же четырнадцать лет на весенних каникулах нас отправили проходить практику в один из детских садиков нашего города. Задача была не сложная – помогать воспитателям. Приходили к завтраку, рассаживали малышей за столиками. Помогали накладывать кашку по тарелочкам, разлить какао и молоко по стаканчикам. Потом накрывали им столы и рассаживали малышей по местам вокруг обеденных столиков. Тем, кто сам не умел кушать, мы помогали и кормили. Дальше, в течение дня, мы с ними играли в развивающие игры, учили рисовать, считать и делиться игрушками. Потом нужно было уложить их всех спать и следить, чтобы они спали, а не игрались в спальне. Дальше, после сна, мы их одевали и вели на горшочки. Потом - полдник, в виде стакана молока с печеньем. Дальше - прогулка. До закрытия садика мы не оставались. После ужина уходили домой.

Мне почему-то очень запомнилась маленькая девочка Евангелина, невероятно красивая и скромная, которой я после обеденного сна помогла застегивать замочек на платье и случайно пристегнула туда волосы. Ничего такого там не произошло. Запомнилось то, с каким спокойным и несколько удивленным видом девочка отреагировала на данное событие. Ребенок, не привыкший к боли и не считающий себя ничтожеством, она повернула на меня голову с удивлением и возмущением в глазах. Ни страха, ни паники, а смелое выражение своего недовольства всем происходящим.

-Ой, я случайно! – сказала я. Меня бросило в жар. Мне было так стыдно.

Я не знаю, кто приходил за Евангелиной, и как выглядели ее родители, но точно знаю, что эта девочка росла в любви. И красота ее была, не столько проявлением внешних правильных черт лица и пропорций тела, сколько полной внутренней гармонией и раскрепощенным поведением. Последнее - в самом хорошем смысле этого слова. Она была всегда расслаблена и спокойна. Наверно этим и запомнилась. А возможно, сходством со мной в ее годы, им всем было года по три-четыре, не больше.

Почему удивила реакция? Да потому, что когда моя мама расчесывала мои длинные волосы в моем глубоком детстве, то причинив боль, она не извинялась и даже не останавливалась. А продолжала нещадно драть их расческой. Делала это как-то дёргано и торопливо. И когда мне было особенно больно от ее рывков, я издавала звуки или приседала от боли или поворачивала голову, чтобы уменьшить силу, когда тянут за волосы, реакция мамы была незамедлительной - мою голову резко возвращали в исходное положение со словами:

-ДА стой ты ровно, С*КА! Что ты крутишься?!

-Больно – начинала ныть я.

-Заткнись и не скули, ты еще не знаешь что такое больно! Вот сейчас исполосую всю "ременякой", тогда узнаешь! Поняла?! Мне и так некогда!!!

А эту девочку, видимо, не смели бить. Очень надеюсь, что когда она стала постарше, это не изменило отношение ее родителей к ней.

Меня эти каникулы научили обращению с большим количеством маленьких деток. Самое интересное, что их я не стеснялась. Может быть потому, что они никак не реагировали на мою внешность. Когда мы рисовали с группой ребяток из двух-трех человек, они меня облепляли со всех сторон, спокойно прижимались, и им не было противно мое "внешнее уродство".

Воспитатель тоже совершенно спокойно со мной общалась, и не глумилась, и не смеялась надо мной. В их обществе я забывала о своем уродстве. Я расслаблялась и отдыхала душой.

Правда, не только детки так реагировали на меня. Очень часто со мной знакомились молодые люди. Чем я привлекала тех парней, что знакомились со мной на улице, я не знаю. Ведь ни с кем из них я не позволила себе никакого общения. На вопрос:

-Девушка, а можно с вами познакомиться?

-Нет – следовал всегда один и тот же ответ.

И даже не глядя на того, кто обращался, я очень быстро удалялась. Мне было стыдно. Я была уверенна, что он просто не рассмотрел всю степень моего уродства. И вот, когда я повернусь к нему или улыбнусь, он увидит, какая я уродливая и будет разочарован. Мне не хотелось обманывать этих мальчиков. Мне не хотелось их разочаровывать. Мне не хотелось видеть их реакцию разочарования и презрения. Мне не хотелось слышать их издевательский смех за моей спиной. Поэтому я уходила. Я бежала домой. К своим книгам и своим картам. А ведь вполне возможно, что карты не врали, суля свидания с тайными поклонниками. Я сама не воспользовалась ни одним шансом.
Нормальное и полноценное общение с мальчиками у меня было только у бабушки на летних каникулах. Да и то - это было общение с друзьями, которые меня знали с детства. Никакой романтики и обнимашек. Не говоря уже о целовашках. Я была очень хорошим другом, как для девчонок, так и для мальчишек с бабушкиной улицы. И те, и другие делились со мной по очереди своими неладами в паре, если в 14 лет уже можно говорить о парах. И я выслушивала и поддерживала и ту, и другую сторону, стараясь помочь наладить отношения. Я никогда не выдавала, того, что мне поведали по секрету. Я брала из этого рассказа нужную информацию и преподносила так, что другая сторона смягчалась, и конфликт сходил на нет. Они мирились, а я больше была не нужна. Я становилась лишней, и опять оставалась одна, когда мои друзья и подружки разбредались гулять парочками. По вечерам мы всей толпой собирались на лавочке и играли в тематические игры, которые были направлены на нормальный человеческий физический контакт между играющими. Например, ведущий складывает свои ладони вместе, а между ними прячет камешек, остальные игроки сидят на лавочке, руки в той же позиции, что и у ведущего. Ведущий подходит к каждому и кладет или не кладет в замкнутые руки игроков камешек, при этом он читает какую-нибудь считалку, про колечко или садовника. У кого выронит камешек, тот и становится ведущим и читает свою считалку. Днем мы ходили всей толпой на речку. Только в этом возрасте я больше не купалась, а сидела на берегу и наблюдала за теми, кто плескался и визжал в речке, ну, и сторожила их вещи по умолчанию. Продолжение следует...