Мак Маг. Особенность Кати И. , гл. 3
Катерина поправляла причёску и протирала заспанные глаза.
Когда мы выбрались на трассу, и нам ничто не угрожало, я завёл разговор.
- Катя, скажи, как все это понимать?
- Как все это понимать! Я же тебе говорила! А ты - личность, личность. Вот тебе - личность!
- Нет, ты скажи…
- Когда я…
- Так.
- Макс, вы слушать будете, наконец-то или что? – Воскликнула виновница нашего внезапного жуткого побега и уставилась на меня.
На голове у неё - полный кавардак: рыжие волосы, начёсанные, как попало, торчали в разные стороны пучками, прутьями и притом всем, взгляд - требовательный, запальчивый, возмущённый.
- Катерина! Твою ж…, скажи мне: почему нам не дали дожить до утра!
- Вы на дорогу лучше смотрите, а то тоже того… - она принялась поправлять что-то на себе.
- Как тебе ещё одетой удалось выскочить! Удивительно! Так бы сейчас в исподнем и рванули!
- Ой-ой-ой! Ничего страшного. Мне своего тела бояться не стыдно.
- Боятся не стыдно, - повторил уродливую фразу.
Я молчал, крепко взявшись за руль. Давно я не испытывал такого фиаско. Погнали просто веником!
Мне приходили на память глаза Татьяны Яковлевны, - благодушной хозяйки, надеявшейся на что-то хорошее, на полезное знакомство… Может, сына своего хотела пристроить к рукам женским. А тут – Катюха-королева! Со всеми своими бзиками!
- И нечего на меня фыркать! – Произнесла она, прерывая мои размышления.
- Нет, ну и пофыркать-то нельзя! Это вообще… - Я был расстроен.
- Не надо фыркать, что было, то было. Ага! Поду-умаешь – выгнали! И что?
- Да, так, Катя, ничего! Только та дама чуть полсела не подняла на дыбы, когда увидела сына в этаком виде.
- В этаком измученном виде, ха-ха! А я виновата, да?
- Нет, извини. Это не смешно совсем. Совсем не смешно. Я, может быть, думал взять тебя с собой временно на одну мою операцию, а теперь…
- Ой, уж ещё!
Она помолчала, смущаясь.
- А какую операцию?
- Ладно, проехали.
- Нет, Макс, я не отстану – какую ещё операцию? Я хочу на операцию!
Я глядел на девушку, желая увидеть в ней вполне серьёзного вменяемого человека, воззвать к ее человеческому благоразумию, наконец.
Но кроме перепаханной рыжей головки перепутанной причёске на тонкой шейке, выпученных смешно диктующих мне тут огромных черных глаз я ничего не находил. Меня снова разбирал дурацкий смех. Пришлось поднять кулак и прокашляться, сбивая охотку.
- Да. Гляди ж, как ополчились все на меня! Уж-то! Гляди ж, как! Если подобрал меня на дороге, то и… Если приручил – то и вези!
Я обратил недоумение.
- Да. А что? – Она подёрнула острым плечиком, - спать я с тобой не собираюсь, ага, а помочь ты мне обязан!
- Да я и не собираюсь, - вставил я.
- Ой, ли? – Заметила она и взялась ещё больше на себе что-то обирать.
- Ты, знаешь, что, Катя, дорогая, уважаемая, Катя! Ты просила, чтоб я довёз тебя до ближайшего селения. Я - довёз! Что ещё?
- Ну, довёз.
- Ну, довёз.
- На дорогу смотри.
- Я смотрю на дорогу, но ты не ответила.
- Я отвечу, ты не переживай! – И она смолкла.
Я приказал себе, что пройдёт пусть хоть ещё полчаса, хоть час, хоть жизнь - не подниму глаз в ее сторону, не… игнорирую, сто процентов! Этой дерзкой неизвестного содержания, противной девчонки!
«Вот хоть что!»
И следующим же делом, я обратился к ней.
Она сидела, ровно сложив руки на коленках, думала.
Меня сразу пронизала жалость к ней.
Она старалась сообразить сама собой свою жизнь, своё местонахождение, куда послал ее Бог. Она старалась приложить все усилия, чтобы самостоятельно, сугубо разобраться, наконец, в своём бытие или… Не знаю. Так мне казалось.
- Что ты? – Не выдержал я и спросил.
Она подняла брови, на дорогу все глядя.
- Смотри, куда едем, - который раз предупредила. Губы ее, распушённые до того, сужались, смыкались в какой-то волевой интенсивности, - думала.
- Хорошо, - сказала, - ты хочешь высадить меня здесь?
Она посмотрела на меня выразительно, дёрнув чёлку, отводя ее от глаз, в которых проявилась невыразимая скорбь.
- Как я тебя высажу здесь? Как?
- Вот высади и все. Раз я такая дрянная! Да! Вот высади! Я никому ничего не сделала плохого. Если тот Ваня какого-то черта ввалился в мою комнату и просто … бесцеремонно стал лапать меня. Я не знаю, как это сказать!
- Говори!
- Он … ну, ладно, я понимаю там ухаживания, да хоть - в чуть! Но он просто набросился на меня и, самое обидное, самое обидное – стал плакать, как… Как мамке в юбку! Тьфу! Макс, это не тебе, но… Это уж совсем того, согласись?
- Стал плакать он?
- Я говорю, что вызываю какие-то совершенно дикие чувства. Все ко мне ходят плакаться, в ноги целуют. Ну, то-ошно!
- То есть, ноги целуют?
- То есть, ноги целуют, - не изменила она и следующим выдала:
- Да не человек ли я вообще в таком случае?
- Да-с, - прошептал я, поводя глазами, не понимая, что делать мне с этим дальше.
- Теперь и ты не хочешь брать меня на свою операцию! Вот ещё! Или не операция! – Она возмущённо ударила рукой по коленкам, будто мы с ней уже давно договаривались насчёт моих дел.
- Ну…, - пробубнил я. – Ладно.
Катя ждала.
- Это выскользнуло у меня, прости. Просто, когда мы выскочили из хозяйского дома, а в руках у неё была швабра, у меня уже мысленно строились планы, что нас тут прибьют, что ли. Я, понимаешь ли, в таких ситуациях еще не был.
- Да, если бы я не задержала ее, ты бы и машину не выгнали со двора! Это я! Я! Меня благодарить надо!
- Да, тебя, хорошо, тебя. Яковлевна бегала за тобой вокруг колодца. А ты ее придерживала. Кругов пятьдесят точно намотали оба!
Мы переглянулись и засмеялись.
- А притом, - смеялась Катя, - что я ж ещё вернулась в дом за своим, вот, платьем! Во – спорт!
- Ага. В три часа ночи!
- Ну, вот, что, Мак, я вижу вы, то есть, ты, ты, относитесь ко мне морально, то есть…
- Лояльно, - подсказал я.
- Ну, да, лояльно. Так возьмите, возьми меня дальше в эти ваши приключения.
- Катенька, мои приключения не настолько … как бы это сказать?
- Уж если сказал «А»…
Я посмотрел на девушку. Взгляд строг. Она перехватила на груди крест-накрест руки. Острые локотки торчали. Ей было, наверное, так неудобно.
- Я возьму тебя с собой, договорились. Но ты, - ставил я акцент на каждом слове, - ты должна подумать, что будешь делать дальше. И вообще, ты мне не сказала, где твой дом? Я думал, мы уже прибыли и ты где-то в своей местности. Разве не так?
- Я поссорилась с родителями. Временно. – Ответила она кратко.
- Так, добренько. Представляю, что они сейчас думают: где их дочь и все такое. И, наверняка, в розыск подали. Если ты сотню километров за две недели преодолеть не можешь… Не удивительно! И это – учесть – транспортом!
- Не серди меня, Макс. Не надо. Не обижай. Не вспоминай. Моя родня – это единственная бабка. Больше у меня никого нет. Вот она и… ты.
- Вот да – меня здесь не хватало!
- Это ты со зла сказал. Я же тебе нужна? - Тон девушк изменился.
Под днищем машины шуршал асфальт. Дымкой поднимался рассвет, потягивался, вздыхал звонко пением птиц, взявшимся ветром по каскадам дрожащей листвы деревьев пробуждался.
- Сегодня будет дождь, - сказал я.
- Да, но я не уверена, - вторила Катя.
Я посмотрел на неё. Она ответила взглядом.
И опять - невозможно было не вызвать друг у друга улыбку. Кажется, с этой секунды мы помирились. И все пошло на лад.
Девушка шумно потеснилась в кресле, устраиваясь удобнее, потом наклонилась вперёд, разглядывая бесконечный горизонт, расстилающийся полями, границах их – посадках.
- Ты, Макс, кажется, через перепуг выехал куда-то не туда, а?
- Да чуть в сторону дал. Я же не знал - может, за нами гонятся?
- Ну, ещё бы! Кому-то надо! Уж не птица!
Она перевела взгляд на мою усмешку.
- Ага, шутить изволите!
Некоторое время мы молчали. Катерина взялась за крохотную сумочку, которая всегда была при ней, достала косметичку.
- Ни помыться, ни кофе выпить – вот жизнь! – Жаловалась она.
- Ну, а что ж: вокруг колодца бегали с хозяйкой, там и ополоснулась бы.
- Не смешно. Смотри, на дорогу, умоляю! Ого, вон, видишь? Там блестит что-то. Да это речка! Я хочу выйти и умыться. – Приказным тоном передала Катерина.
- Еще полчаса. А теперь просто помолчи, - посоветовал я.
Машина свернула в пролесок. По накатанной тракторными шинами дороге мы направились к реке, которая руслом изгибалась, где-то далеко обгоняя нас.
Скоро мы выехали на прекрасный травяной берег в васильках луговых, где чудными волнами приветствовала нас прохладная местная речка.
- Ух, ты-ха! – Воскликнула Катя, открывая дверь ещё не остановившейся машины. Распахнутая дверь хлопнула два раза ровно так, как это взбесило бы любого водителя. Я отвернулся, чтобы этого не видеть. Остановил машину.
Катерина просто вывалилась из неё. Подламывая ноги, помчалась к воде.
Меня же занимало иное, - из капота валил дым.
«Ещё этого не хватало!»
Я открыл капот, смотрел. Резиновые шланги к баку с охлаждающей жидкостью потекли и бак опустошился пуст.
- Катя, - крикнул я девушке, - пожалуйста, набери воды в баклагу! Найдёшь в багажнике!
Девушка беспрекословно вернулась.
- Где, Мак? – Она полезла в багажник через своё место.
Я вернулся в салон, щёлкнул замком – багажник открылся.
Катя обошла машину, нашла ёмкость и побежала, размахивая руками к реке.
- Чистую, пожалуйста, по возможности! – Наставил я.
- Да, Макс! Да, Макс! Сейчас!
Принесла воду. Я возился с машиной и не видел дальнейших ее занятий.
А когда справился, Катя подошла ко мне с мокрыми волосами в мокром платье, и дрожа.
- Вытереться не подумала?
- Я не подумала, Макс, но и пойти к тебе не могла по-другому. Есть хоть что-нибудь?
- Да, есть хоть что-нибудь.
В багажнике я искал подобие полотенца. Нашёл х/б - тряпку, передал.
Она ушла.
Я отправился смотреть на реку.
Ясные упругие весёлые барашки воды покойно перебирались, куда угодно было им, пересекая самих себя, волнуясь под всплесками мелкой рыбёшки. Я уселся на траву и прикрыл глаза. Солнце ласкало мой лоб. Ветер -совершенно перестал. Где-то вдалеке толпились тучки. Но вот явных признаков дождя все-таки не наблюдалось.
Катерина подошла и бухнулась рядом. Ее лицо светилось.
- Так хорошо, правда? – Сказала она.
- Да, - подтвердил я, - неплохо.
- Так куда ты меня везёшь на свою операцию? – Спросила она.
Я понимал, что так просто от неё не отделаться и не сопротивлялся.
- Приведения хочешь посмотреть? – Спросил я.
Она помолчала, потом ответила с придыханием:
- Хочу.
- А я ведь не шучу, Катя.
- Я понимаю, Макс. Я – крепкая. Ты не знаешь. А ты весь такой загадочный. Классный! И работа у тебя такая, такая интересная. Я очень хочу, Макс! Может быть, и у меня что-нибудь получится, а? – говорила она.
От неё пахло галантусом, - талым снегом и весенней почвой.
Я вдруг остерегался повернуться к ней.
- Должно получиться, - выдавил из себя, - если нас оттуда палками… как в этот раз ...
Катя посмеялась.
Изумрудные ровные здоровые зубы ее оголились, блестели в пузырьках влажности, в ярком свете расходящегося солнца.
- Должно получиться, - повторил я, - ведь энергии твоей мы уже дали определение.
- Да. Епи… как?
- EPISTROFI. Телеэпистрофия. Это когда…, - начал я.
- Макс, давай без этого. Не нужно мне говорить психическими словами твоими. Просто помолчим, - повторила она давешние мои слова и сложила голову на моё плечо.
Нам было тепло, хорошо, уютно вместе.
И я старался не двигаться, чтобы не растревожить уют этот.
Свидетельство о публикации №220112801860