Образ Христа в поэме Александра Блока Двенадцать

М.А. Бродский
Образ Христа в поэме Александра Блока «Двенадцать»
В предлагаемом материале изложен опыт обсуждения поэмы А. Блока «Двенадцать» со старшеклассниками — слушателями Школы истории духовной культуры, при Российской государственной детской библиотеке и занимается, в частности, изучением Библии и художественных произведений на библейские темы. Всем присутствующим был задан один вопрос: что именно символизирует появляющийся в конце поэмы «Двенадцать» Иисус Христос? А при подготовке к разговору они, кроме чтения самой поэмы, познакомились еще с ря¬дом высказываний известных современников А. Блока, которые изложены, например, в кни¬ге ОЛ. Смолы «Черный вечер, белый снег...» (М., 1993) и в статье Е. Ивановой «Загадочный финал "Двенадцати"» (Москва, 1991. № 8. С. 191 -196);.
Например, С.Н. Булгаков: «Двенадцать», вещь пронзительная, кажется, единственно значительная из всего, что появлялось в области поэ¬зии за революцию. Так вот, если оно о большевиках, то великолепно; а если о большевизме, то жутко до последней степени. Ведь там эти 12 большевиков, растерзанные и голые душевно, в крови, «без креста», в другие двенадцать превращаются. Знаете, кто их ведет?… — Иисус Христос… Поэт здесь не солгал… он кого-то видел, только, конечно, не Того, Кого он назвал, но обезьяну, самозванца, который во всем старается походить на оригинал и отличается ка-кой-нибудь одной буквой в имени... И заметьте, что это явление «снежного Исуса» не радует, а пугает».
П.А. Флоренский: «Поэма «Двенадцать»— предел и завершение блоковского демонизма... Характер прелестного видения, пародий¬ность лика, являющегося в конце поэмы «Исуса» (отметим разрушение спасительного име¬ни), предельно убедительно доказывают со¬стояние страха, тоски и беспричинной тревоги «удостоившихся такого видения».
А.В. Амфитеатров: «Никогда до «Двенадцати» Блок не кощунствовал бесстыдно, не славословил Зверя, богохульно именуя его име¬нем Христовым».
Ю. Айхенвальд: «Поэт большевизма Ал. Блок задумал воспеть кровь и грязь революции. В своей поэме «Двенадцать» он не удалил¬ся от правды, но кощунственно приплел к «керенкам», проституции, убийствам и нелепому жаргону — Христа».
А.М. Горький: «Достоевский... убедительно доказал, что Христу нет места на земле. Блок сделал ошибку полуверующего лирика, поста¬вив Христа во главе «Двенадцати»».
П.С. Коган; «Поэма «Двенадцать», несомненно, гимн революции, но революции первого пе¬риода... Его Христос «в белом венчике из роз», этот единственный образ, который был в распоряжении поэта-романтика, такой странный и не-привычный в качестве символа, воплощает идеалы революции, <...> и в данном случае фигуру Христа он выдвинул как мировой символ той любви, которая «полагает душу за други своя». <...>. Ни Каин, ни Иуда, ни антихрист, а Христос идет».
М. Волошин: «Двенадцать блоковских красногвардейцев изображены без всяких прикрас и идеализации... никаких данных, кроме числа 12, на то, чтобы счесть их апостолами, — в по¬эме нет. И потом, что же это за апостолы, кото¬рые выходят охотиться на своего Христа?... Блок, поэт бессознательный и притом поэт всем своим существом, в котором, как в рако¬вине, звучат шумы океанов, и он часто сам не знает, кто и что говорит через него».
Е. Ростин: «Чувствует поэт, что эта разбой¬ная Россия близка к Христу... Ибо Христос пришел, прежде всего к блудницам и разбойникам и их называл первыми в своем царстве. И от того станет Христос во главе их, возьмет их кровавый флаг и поведет их куда-то по своим путям неисповедимым».
Ю. Никольский: «Двенадцать красноармейцев, блудящие без креста среди петербургской метели, это ведь не коммунисты, это русские лю¬ди, в безумье своем провозгласившие в 1917 году над собой царство Ленина. < …_> Это, может быть, и мы, потому что виноваты все: Блок чувствовал недаром историю как возмездие... И тот с нежной поступью Христос, который обходил у Тютчева бедные селенья России, он у Блока под¬нялся над вьюгами в белом венчике из роз, сим¬вол кристально белой России. Многие говорят: почему он с красным флагом? И обманываются, подобно красноармейцам. Флаг не красный, а кровавый, намокший в человеческой крови, флаг страдания: ведь красноармейцы сами видят «провокацию» и стреляют в Христа!»
Прежде чем обсудить различные трактовки об¬раза Иисуса Христа в поэме «Двенадцать», отметим общие моменты. Зададим себе почти риторический вопрос: как выглядела бы поэма, можно ли представить ее без образа Иисуса Христа?
Совершенно очевидно, что образ Христа — это идейный стержень, символ, «который не просто увенчал, закруглил поэму, но придал всем ее слагаемым новое освещение. Благодаря ему «Двенадцать» обрели иное философско-этическое измерение» ;.
Вот почему поэма имела такой огромный резонанс по всей России, помогая людям как-то оценить, осмыслить происходящее у них на глазах, тем более что нравственный авторитет А. Блока был несомненным. Споря с ним, уточняя многозначный образ Иисуса Христа, люди уточняли и свое отношение к революции, большевикам, большевизму. Ясно и другое: анализ образа Иисуса Христа, как и всей поэмы, невозможен вне исторического контекста, т.е. без учета того, как в начале 1918 г. автор и его первые читатели могли относиться к новой (советской) власти в тот отрезок времени, когда Учредительное собрание было уже разогнано, но еще мало кто догадывался, в каком направлении и как будут развиваться события, и к чему они приведут.
И сейчас, на не менее переломном этапе нашей истории, у школьников возникает при чтении «Двенадцати» немало трактовок и ассоциаций.
Рассмотрим наиболее характерные ответы и варианты их анализа. Как мы помним, образ Христа возникает в последних, завершающих строках поэмы.
...Так идут державным шагом —
Позади — голодный пес,
Впереди — с кровавым флагом,
И за вьюгой невидим,
 И от пули невредим,
Нежной поступью надвьюжной,
Снежной россыпью жемчужной,
В белом венчике из роз —
Впереди —
Исус Христос.

а) Известно, что на рубеже XIX и XX вв. многие интеллектуалы, и А. Блок в их числе, сочувствовали простому народу, в массе своей бесправному и необразованному, ощущали свою вину перед ним за свою богатую, по край¬ней мере,  духовно, жизнь, верили в его созидающую, но пока не востребованную силу.
Возможно, А. Блок считал, что «привилегированный класс должен ожидать мести безжа¬лостной и жестокой, как того заслужил... Неда¬ром в поэме «Черная злоба, святая злоба» (Енишерлов;). Во всяком случае, «ощущение жертвенности как оплаты родового долга народу, истории» (Горелов;), чувство «истории как возмездия* (Никольский;) было А. Блоку действительно присуще.
Почему бы в таком случае не предположить, что образ Иисуса Христа, идущего с «кровавым флагом», олицетворяет собой знак Апокалипсиса, второго Его пришествия и искупитель¬ную жертву русской интеллигенции за ту сытую и спокойную дореволюционную жизнь во время страданий народных?
При всей логичности, такая трактовка нам кажется, вряд ли соответствующей авторскому замыслу. Хотя бы потому, что в поэме Иисус идет «Нежной поступью надвьюжной,/Снежной россыпью жемчужной...», т.е. Христос — слишком «женственный призрак» (выражение самого А. Блока), чтобы походить на грозные апокалиптические образы Откровения  Иоанна Богослова. (Сравним: «Он был облечен в одежду, обагренную кровию. Имя Ему: Слово Божие... Из уст же Его исходит острый меч, чтобы им поражать народы. Он пасет их жез¬лом железным...» и т.д. — Откр. 19,13 — 15.)
б) По этой же причине, как нам кажется, вряд ли можно трактовать блоковского Христа и как Спасителя от безбожников, как знак, символ гря¬дущего, неминуемого «высшего суда» над теми, кто легко, «без креста», «без имени святого» со¬вершал убийства и насилия. Об этом, наверняка, думали многие. Но думал ли так А. Блок?
Нечто подобное уже бывало во времена Иисуса Христа. Тогда иудеи ждали Мессию-воина, Освободителя от римского гнета. А явился Царь «не от мира сего» (Ин. 18,36). И у А. Блока, нам кажется, Христос символизирует нечто более высокое и вечное.
в) Иисус — Мессия, основатель нового уче¬ния, провозглашавший равенство всех людей перед Богом, изгонявший торгующих из храма и тд. Так, может быть, шествие Спасителя впе¬реди (во главе?) двенадцати (число апостолов!) красногвардейцев под кровавым (красным) флагом означает, что Он вместе со Своими последователями идет реально воплощать в жизнь Свое учение?
Вспомним: идеи равенства, в том числе и имущественного, как известно, легко вычитываются из Священного Писания. Например, беседуя с богатым и праведным юношей, Христос говорит ему: «Еще одного не достает тебе: все, что имеешь, продай, и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на небесах, и приходи, следуй за Мною. Он же, услышав сие, опе¬чалился; потому что был очень богат». (Лк. 18, 22-23).
Другой пример: описание одной из первых христианских общин в Иерусалиме, почитав¬шейся за образец. «У множества же уверовавших было одно сердце и одна душа; и никто ничего из имения своего не называл своим, но все у них было общее... Не было между ними никого нуждающегося; ибо все, которые вла¬дели землями или домами, продавая их, приносили цену проданного. И полагали к ногам Апостолов; и каждому давалось, в чем кто имел нужду» (Деян. 4,32 — 35). И далее описывает¬ся страшная смерть супругов, Анании и Сап-фиры, утаивших часть своего имущества при вступлении в общину.
Конечно, сегодня для большинства из нас восприятие Иисуса Христа как «первого ком¬муниста» не очень приемлемо. Однако оно вполне исторично. Здесь не все так просто и однозначно.
В первые годы Советской власти большевистские идеи воспринимались в разных слоях обще¬ства именно как новое христианское учение. «Иисус — вершина человечества, осуществляю¬щего в себе величайшую из всех человеческих истин — истину о равенстве всех людей... Вы продолжатели дела Иисуса»;, — писал в Совнарком академик И.П.Павлов, упрекая большевиков в склонности к догматизму и излишней жестоко¬сти, но еще надеясь быть услышанным.
Православные традиции были в России на¬столько сильны, что даже среди большевиков находилось немало таких, кто воспринимал христианское учение (в их понимании) как ру¬ководство к действию, как «религию пролетарской ненависти», ибо «пролетариат, сын отчая¬ния, полон гнева и огня мщения. И этот гнев выше всякой небесной любви, ибо только он родит царство Христа на Земле».; (Трудно до¬гадаться, но эти горячие строки принадлежат великому русскому писателю Андрею Платонову. Правда, написаны они в 1920 г., и, кто знает, если б их не было, вернее, если б писатель тогда думал иначе, не было бы, наверное, ни «Чевенгура», ни «Сокровенного человека», ни многого другого.)
Но разделял ли такие решительные взгляды автор «Двенадцати»? Ответ, нам кажется, может быть таким. А. Блок, как и многие русские интеллигенты того времени, не был безбожником, но отделял Христа от церкви как государственного института самодержавия. «Если бы в России су¬ществовало действительное духовенство, а не только сословие нравственно тупых людей ду¬ховного звания, оно давно бы «учло» то обстоя¬тельство, что «Христос с красногвардейцами»»;.
Однако из этого вовсе не следует, что красногвардейцы с Ним, и что «грабежи» совершаются в поэме именем Сына человеческого, действительно, как считал поэт, «установив¬шего равенство людей». Во всяком случае, две¬надцать в поэме обходятся «без имени святого» и даже, что символично, не узнают идущего «за вьюгой» Спасителя, хотя успевают разглядеть у него в руках красный (свой!) флаг.

— Кто там машет красным флагом?
— Приглядись-ка, эка тьма!
— Кто там ходит беглым шагом,
Хоронясь за все дома?
— Все равно, тебя добуду.
Лучше сдайся мне живьем!
— Эй, товарищ, будет худо,
Выходи, стрелять начнем!

Может быть, это означает, что двенадцать красногвардейцев осуществляют идею Христа о всеобщем равенстве, сами не сознавая этого, в том числе и по причине своего отношения к «товарищу попу»?
Может быть. Однако полностью принять та¬кое суждение было бы, наверное, не совсем правильно.
А. Блок не разделял толкование христиан¬ского учения как «непротивление злу насилием». Но его Христос шел впереди людей, тво¬рящих насилие и, возможно, уже исповедую¬щих другую веру. Право на такое предположение нам дает одна мысль о Христе, записанная поэтом в те же самые февральские дни 1918 г.:
«...Он идет с ними, а надо, чтобы шел Другой»; . Кто — Другой, А. Блок не уточняет.
г) Иисус Христос — это нравственный эта¬лон человеческого бытия, имя которому — Любовь. Им измеряется вся человеческая история, включая и происходящее у нас на глазах. И появление Христа среди двенадцати может означать лишь то, что Он не бросает детей Сво¬их, пускай не ведающих, что творят, не соблюдающих данные Им заповеди, но искренних в своих помыслах и поступках.
Такая трактовка, на наш взгляд, возможна, но, наверное, не исчерпывает всего содержа¬ния образа Христа в поэме.
д) В контрасте с окружающим кровавым хао¬сом Иисус, шествующий «нежной поступью надвьюжной», олицетворяет высшую духовность, культурные ценности, не востребованные (по¬ка?), но «надвьюжные», т.е. не исчезающие и не уничтожаемые ни при каких обстоятельствах.
На такое понимание образа Христа наталкивает подчеркнутая искореженность родного языка в поэме («етажи...грабежи», «головку вскидывает» и т.п. — язык революции, язык «новой силы», который мы различаем в произведениях ММ. Зощенко, И.Э.Бабеля, АЛ. Платонова Б.А. Лав¬ренева, МА. Шолохова и многих других). Это в настоящем, но впереди Иисус Христос «снежной россыпью жемчужной...» — совсем другой образный ряд. «Те из нас, — писал А. Блок тогда же в статье «Интеллигенция и революция», — кто уцелеет, кого не «изомнет с налету вихорь шум¬ный», окажутся властителями неисчислимых ду-ховных сокровищ».
Такая трактовка, как и предыдущая, выглядит правомерной, но тоже не исчерпывающей.
  е) Образ Иисуса Христа олицетворяет вы¬сший смысл происходящего, который человеческому разуму не всегда дано понять, но о котором можно лишь догадываться. В заключительных строках происходящее четко опре-делено во времени: двенадцать идут (сейчас), «позади — голодный пес» (прошлое), «впереди — Иисус Христос» (будущее).
Старый мир, по всему видно, симпатий не вы¬зывает, во всяком случае, ясно, что он уходит, и скорее всего безвозвратно. Разгул народной вольницы («без креста») поражает своей бессмысленностью, что можно проиллюстрировать многозначительной «актуализацией» известной тогда, наверное, всем «Песни узника», написан¬ной декабристом Ф.Н. Глинкой в Петропавловской крепости и ставшей потом народной.

Не слышно шуму городского,
В заневских башнях тишина!
И на штыке у часового
Горит полночная луна...
А бедный юноша! ровесник
Младым цветущим деревам,
В глухой тюрьме заводит песни
И отдает тоску волнам!...
         
          В поэме «Двенадцать», напомним, это звучит так

Не слышно шуму городского,
Над невской башней тишина,
И больше нет городового —
Гуляй, ребята, без вина!

Но есть сила (и мы ее видим!), способная и желающая противостоять хаосу. Пусть эта сила неразвита духовно, но она идет «державным ша¬гом», и это пробуждает надежду, что очиститель¬ная вьюга скоро уляжется и все люди спокойно заживут в новом справедливом мире. Значит, появление Христа не случайно: происходящее вокруг не бессмысленно, раз «кровавый» (крас¬ный) флаг в Его руках. То есть мы можем сказать, что автор «Двенадцати» образом Христа как сим¬вола Абсолютной Истины и Высшей Справедли¬вости как бы оправдывает настоящее будущим. Другое дело, что это будущее так и не насту-пило. Поэт успел понять, что ошибся в своих ожиданиях, написав в одном из последних сво¬их стихотворений горькие строки:

Но не эти дни мы звали,
А грядущие века...

Но это было после, в 1921 г. А поэма «Две¬надцать* осталась для нас памятником эпохи (его художественных достоинств мы не касались), в котором отразилось настроение очень многих людей в очень небольшой временной период самого начала советской власти. Поэтому, наверное, образ Христа и получился та¬ким, каким только и мог быть: неясным и многозначительным, как само время, когда создавалась поэма «Двенадцать*.

Литература

Горелов А.Е. Гроза над соловьиным садом. Александр Блок. Л.: Сов. писатель, 1973.
Долгополов  Л.К. Поэма Александра Блока «Двенадцать». Л.: Худож. лит., 1979.
Енишерлов В.П. Александр Блок. Штрихи судьбы. М.: Современник, 1980. (Б-ка «Любителям российской словесности»).
Иванова Евг. Загадочный финал «Двенадцати»//Москва. 1991. № 8. С. 191 — 196.
Иванова Евг. Об эволюции Блока после Ок¬тября и поэме «Двенадцать»//Литература в школе. 1993. № 3. С. 23 — 28.
Крыщук Н.П. «Открой мои книги...»: Разговор о Блоке Документ, биогр. очерк. — Л.: Дет. лит., 1986.
Смола О.П. «Черный вечер, белый снег...»:
Творческая история и судьба поэмы Александра Блока «Двенадцать». М.: «Наследие», 1993.
Соловьев Б.И. Поэт и его подвиг* Творческий путь Александра Блока. М.: Сов. Россия, 1973.