Судьба путешественника

        Первые лучи солнца осветили пустыню. Ветер начинал потихоньку поднимать синий, как вода в глубоком море, песок. Он пока что неохотно вздымался с налёжанного места и, пролетев пару метров, опять укладывался. Посреди бесконечного океана песка вздымались тысячелетние каменные столбы. Казалось, что их создал какой-то древний скульптор, не нашедший себе места среди обычных людей и удалившийся в пустыню, для единения с природой. За эти столбы, выжженные палящим солнцем с одной стороны и пребывавшие в вечной тени с другой, постепенно начинали сбегаться мелкие зверушки, боящиеся света и рассчитывающие ближайшие пятнадцать часов (а именно столько длится день на Синее) провести в уютной и прохладной тени.
И всё это мог наблюдать лишь один человек. Это был простой путник, каких не так мало в Пустыне. Он был в ободранных штанах и такой же ободранной рубахе без половины рукавов. Его обветренное лицо было покрыто неаккуратной прозрачно-пепельной бородкой и растрёпанными длинными волосами, заплетёнными в косу. На вид ему было лет двадцать пять-тридцать. Этого человека звали Котунг.
Была жуткая, почти гробовая тишина, которую иногда мягко разрубали шаги странника. Казалось, что вокруг на много километров во всех направлениях нет никакой живности. Но пустыня не была мертва, и Котунг знал это. За те несколько месяцев, которые он провёл в странствиях, он заметил одну вещь. Все животные, будь то самые простые и безобидные зиарры или раххи, одно воспоминание о которых заставляет шрам на ноге Котунга ныть страшной болью, все они не издают звуков. Вообще. За миллионы лет эволюции они научились ходить и красться так бесшумно, что никакой человек, никакой Бир Золотое ухо не смогли бы их услышать. В Синейской пустыне всегда стоит тишина. Только вот за её завесой могут скрываться такие твари, которых человек никогда не видел, а если и видел, то был неминуемо съеден этими же тварями.
Вчера Котунг спросил у звёзд: «Повезёт ли мне завтра?». Звёзды ответили «Да». Оставалось лишь надеяться, что звёзды не соврали…
                ***
Измученный долгой дорогой, Котунг лёг на землю и сразу же уснул, даже не зарыв тело в песок, пресекающий запахи и спасающий от неведомых гостей. Снов не было.
Наконец, Котунг начал просыпаться. Он открыл глаза и посмотрел наверх. Прекрасный закатный цвет заливал купол неба. Скоро луна будет высоко и небо станет не ало-пунцовым как сейчас, а тёмно-синим или даже чёрным. Мысли путались в полусонном разуме Котунга. Там было и бесконечное море песка, и столбы, и звёзды, и голубое небо. Потом мысли стали плавится в цвета: синий, чёрный, голубой, розовый, оранжевый. Ветер донёс до ноздрей Котунга приятный запах нечистот и перезрелых груш. Сам не поняв, почему ему этот запах показался приятным, Котунг открыл глаза. На него бежал рахх.
Это было существо размером с собаку с двумя рядами кривых клыков, с острыми ушами и таким же острым взглядом. Рахх бежал невероятно быстро, так что возможности спрятаться не было. В голову ударил адреналин. Тело Котунга обмякло от страха, но он сделал усилие над собой и  встал на ноги. Он судорожно нащупал оружие – прочную, кондовую кинжал-шпагу, доставшуюся от отца и всегда напоминавшую ему длинную заточенную отвёртку. На ногах Котунг продержался недолго, рахх накинулся на него и повалил на землю. На Котунга хлынул мерзкий сладковатый запах, исходящий из пасти зверя. Задыхаясь, он попытался всадить кинжал в бок рахха, но безуспешно. Вынимая кинжал-шпагу из ножен, он забыл, что её нужно вынимать лезвием вверх. Из-за того, что левая рука его была зажата копытами рахха, а клинок был направлен вниз, Котунг не мог проколоть живот рахха – его единственное незащищённое место. Рахх не смог не воспользоваться этим. Он мгновенно укусил его в плечо. Точнее, откусил часть кожи и видимо, чего-то ещё. Кожа синейцев, закалённая палящим солнцем, всегда была очень крепкой, но рахх смог прокусить и её. Кровь хлынула на песок. Котунгу очень повезло, что рахх укусил безоружную руку, иначе он был бы обречён. Шок вперемешку со всё нарастающим адреналином застлали боль. Котунг воткнул кинжал в песок, повернул кисть руки, вытащил его из песка и воткнул кинжал в живот рахха. Он вошёл лишь немного в глубь тела, но это дало Котунгу преимущество. Правой рукой (левая как будто опустела после укуса) он попытался сбросить с себя зверя. На грудь Котунгу полилось что-то тёплое и неоднородное. Рахх издал ужасный крик, тело его начало слабеть, он уже не пытался укусить Котунга. Тот в последнем приливе адреналина скинул с себя тушу и начал ослабевающей рукой добивать рахха, продолжающего издавать дикие вопли.
Из-за потери крови и из-за усталости Котунг почти потерял сознание. Усилием воли он вывел себя из этого состояния и заплетающимися ногами приковылял к каменному столбу, оторвал откуда-то кусок ткани и сложив его в несколько раз приложил к месту укуса. Оторвав ещё кусок, он попытался обмотать его так, чтобы прижать первый кусок ткани ближе к телу, но не успел. Сознание покинуло его.
Когда Котунг проснулся, была уже глубокая ночь. В голове было пусто, тело окаменело от долгой неподвижности и каждое движение грозилось отозваться целым камнепадом из застоявшейся крови в конечностях. Котунг с трудом разлепил веки и быстро заморгал из-за сухости в глазах. Когда поверхность глаза достаточно увлажнилась, Котунг чуть приподнял шею для того чтобы осмотреться.
Подул лёгкий ветерок. Котунг очень смутно помнил, как дошёл до сюда и почему так плохо себя чувствует. Наконец, он увидел свои запёкшиеся раны, и в его памяти начали прорисовываться очертания какого-то клыкастого зверя. Не пойми откуда взявшаяся муть в глазах мешала видеть окружающий мир и лишь когда она рассеялась, Котунг увидел силуэт трупа зверя, укусившего его. Наконец, Котунг вспомнил, почему у него разорвана часть рубахи на животе, куски которой теперь почти срослись с рукой, и вчерашняя ночь окончательно прояснилась.
Теперь, дала о себе знать сильная боль в левом плече, навеявшая на Котунга плохое предчувствие. Он попытался поднять левую руку. Получилось это сделать лишь ненамного, и даже это малейшее движение отдалось дикой болью в плече. Была повреждена мышца. Теперь нужно найти не просто врача, а врача регенератора, способного восстановить мышцу.
Котунг погрузился в раздумья, где бы найти себе лекаря. Впрочем, долго в раздумьях он находится не любил и заключил, что надо бы пойти в ближайшую деревню. Проблема была лишь в том, что чем больше Котунг приближался к Великой арене, тем меньше стало попадаться указателей на дорогах, а соответственно, меньшим было и количество населённых пунктов на его пути. Внезапно в памяти у Котунга всплыли слова мужика в кабаке одной из деревень, в которой наш скиталец по Синею был проходом. Он говорил что-то про деревню, находящуюся от Арены километрах в ста. Называлась она то ли Лаггар, то ли Раххар, то ли ещё как. В любом случае, надо выйти хоть на какую-то дорогу, а она сама меня выведет, – заключил Котунг.
Оторвавшись от раздумий, странник посмотрел на небо. Бесчисленные звёзды орошали землю своим светом – кто больше, кто меньше. Большая Нимма была примерно на первой трети своего звёздного пути, а это значит, что до рассвета оставалось ещё семь-восемь часов – как раз достаточно для того чтобы найти дорогу. Звёзды несколько успокоили Котунга и как бы приглушили тупую боль во всём теле, сопровождавшую его со времени пробуждения. Недаром древние говорили, что свет звёзд целебен.
Котунгу вспомнились строки стиха, услышанного им в далёком детстве.
«…Синяя пустыня в сердце у меня
Быстро оседлаю белого коня
И помчусь бесстрашно прямо по песку
В городе родном оставивши тоску.
В этом синем царстве
Я навек один
Здравствуй, мать-пустыня,
Я твой блудный сын»
Теперь Котунг сам был тем блудным сыном, о котором писал автор стиха. Жаль, что поэт (то ли его звали Арг Катан, то ли Кар Таган) умолчал, что случается с такими бесстрашными удальцами в Пустыне. Но Котунг об этом не задумывался, когда уходил в Пустыню. А из Пустыни как известно дороги нет…
Подул ветер, пробирая Котунга до костей. Рана на плече противно заныла, и он наконец-то решил сдвинуться с места и пошёл куда глаза глядят. Котунг шёл долго. Шаги, звуки которых знатно опостылели ему, мерно отбивали секунды, песок под ногами, как и всегда, был голубоватым, так что чтобы не сойти с ума от скуки, однообразия и боли в плече, приходилось углубляться в свои мысли.
  Часа через четыре ходьбы Котунг стал замечать, что идти ему стало гораздо проще. Ноги уже не утопали в песке, а ступали по чему-то твёрдому, слегка пружинящему. Такая перемена выдернула его из мыслей и заставила посмотреть под ноги. Там была глина. Наконец-то чёрт возьми, глина! Значит до Арены каких-то три дня пути!
Котунг вдруг нутром почувствовал, что кто-то пробежал за его спиной (каким-то чудом, правда, не всколыхнув воздуха). Он оглянулся. На глине были отпечатки заячьих лап. Котунг глазами пробежал путь этого зайца и в правду, метрах в тридцати от него прыгала и отдалялась небольшая белая фигурка. Видимо, заяц был на выпасе. Значит рядом деревня. Это известие придало Котунгу бодрости, и он в предвкушении зашагал по следам зайца, затаптывая их.
Минут через тридцать на горизонте начали появляться мелкие одноэтажные глиняные домишки, в каких обычно живёт синейская беднота. За ними минут через пять стали виднеться уже дома с чердаками и наконец, засиял, заблестел в лучах восходящего солнца золочёный шпиль местной ратуши. Людей на улицах почти уже не было, разве какая баба выходила за дом с ведром помоев и, вылив их, заходила обратно. Со страшным синейским солнцем не хотел видеться ровным счётом никто.
Завидев первые лучи, Котунг ускорил шаг и когда солнце начало знатно припекать, он был уже в деревне. Следы зайца заходили за чью-то калитку и теперь этот самый заяц жадно пил из маленького корыта. Котунг улыбнулся и пошёл искать место для сна. Обойдя все дома, он наконец наткнулся на не пойми зачем так далеко упрятанный кабак. Открыв лёгкую дверь из лиасхового дерева, измученный рассветной жарой путник завалился внутрь.
Наконец-то твёрдый пол! После глины и песка стоять на нормальном ровном, никуда не проваливающемся и ни разу не пружинящем полу было очень непривычно, и Котунг сразу почувствовал крепость своих ног. После рассветных переулков посёлка, тьма кабака была непривычна. Засаленные окна из тонкой полупрозрачной коры того же лиасхового дерева, из которого была сделана дверь, почти не пропускали свет и Котунг простоял ещё секунд десять, пока его глаза не привыкли. Кабак был убран небогато: два безлюдных деревянных столика с четырьмя стульями у каждого из них, стойка со спящим на ней хозяином кабака, полка с Молитвенником и ободранным котом, свернувшимся на нём калачиком, дверь в погреб за спиной бармена, да и всё. На полу валялись две красноватые бутылки из-под какого-то дешёвого пойла. Котунгу не сильно хотелось говорить из-за пересохшего от жажды горла, и он пнул одну из бутылок, надеясь, что хозяин кабака от этого проснётся. Это сработало.
- Что вам надо? – сонным голосом спросил бритый худой хозяин кабака.
- Пить хочу, - глухим сиплым голосом проговорил Котунг
- Кого тебе? – хозяин кабака чуть повернул туловище к двери в погреб и взялся за ручку.
- Воды.
- А-а-а, так ты из пустыни, - бармен подобрел, - то-то я тебя не узнал. Сейчас принесу.
Он взял из своей стойки ковш, открыл дверь в полутёмный подвал, подошёл к одному из бочонков, стоящих там, открыл его и зачерпнул оттуда воды. Бармен вернулся, достал оттуда же, откуда и ковш, бутылку, стал аккуратно заливать туда мутноватую воду и, наконец, отдал эту бутыль Котунгу.
Котунг мгновенно присосался к бутылке. Хозяин кабака молча ждал, пока тот допьёт, с чем Котунг справился достаточно быстро.
- Как звать-то тебя? – дружелюбно спросил бармен
- Котунг.
- Меня Хас. Ты откуда, кстати?
- Из Халла.
- На Арену небось идёшь?
- Ну а куда ещё в этой глуши идти, только на Арену и остаётся.
- Слушай, знаешь сколько я таких гладиаторов молодых навидался.
- Сколько? – задал Котунг очевидно глупый вопрос, которого тут же постыдился.
Бармен почесал затылок, чуть помолчал и сказал:
- Много. Чуть не каждый месяц какой-нибудь паренёк на вроде тебя заявляется - издохший, худющий, воды просит. Ты хоть покрепче будешь, а те совсем. Тебя уже в пустыне покусали, а на Арене так совсем в клочья раздерут.
Котунг чуть помолчал и сказал:
- Пути назад у меня в любом случае уже нет, так что я предпочитаю молиться богу и не думать об этом.
- Ну это правильно конечно, но я тебя предупредил.
Котунг заглянул одним глазом в бутылку и влил себе в рот оставшиеся капли драгоценной влаги.
- Где тут можно переночевать? - спросил путник.
- Есть тут у нас одна старушка, она всех забредших сюда домой берёт, - Хас посмотрел в окно, - так подожди, рассвет уже, на солнце лучше не выходи, сгоришь.
- Ну и где мне перекантоваться?
- Можешь и у меня в кабаке.
- На столе что-ли? – с усмешкой произнёс Котунг
- Можешь и на столе, если хочешь, но я бы на твоём месте спал в погребе.
- Ну и на кой мне эта сырая могила сдалась?
- У меня там сухо, можешь не беспокоиться, да и пол там новый.
Котунг недоверчиво поглядел на проход в погреб, откуда сочилась мгла. В целом, деваться ему было всё равно некуда, а попадаться под взор Синейского солнца было смерти подобно, так что путник решил остаться в кабаке.
- Ладно, остаюсь.
- Хорошо, - хозяин бара снял со стены одну из свечей и с помощью спички зажёг её, - пошли.
Котунг повиновался, и они вошли в погреб. Погреб был небольшой (метров пять в длину и четыре в ширину), потолок нависал прямо над макушкой Котунга и он рефлекторно пригибался.
- Так-с, - молвил Хас, - вот твоя подстилка, чтоб мягче было, - хозяин кабака выудил откуда-то из-за бочки кусок ткани и дал его Котунгу.
Какой сервис! Жаль, что ткань жёсткая. Ну да ладно, всяко лучше песка.
- Спасибо, - сказал Котунг и вспомнив про плечо напомнил, - у вас тут докторов-регенераторов в деревне нет случайно?
Он произнёс это беззаботно и как-бы мимоходом, понимая в глубине души что если доктора в деревне не будет, то не видать ему Арены.
- Не, брат, нету. Точнее был, да его дом продали.
У Котунга внутри всё похолодело.
- Кто продал? – спросил он растерянно.
- А чёрт бы их знал, барыги какие-то.
Рана на плече разболелась вновь, как-бы дразня Котунга. Мысленно поругав её за это, странник спросил у хозяина кабака:
- И где этот доктор сейчас?
- Говорят, ушёл в пещеру, на юг от посёлка вместе с такими же, как и он бедняками, - бармен замолчал, ожидая новых вопросов от гостя, но тот лишь смотрел сквозь него с раздосадованным видом, - подлатать тебе чего-ли что-то надо?
Котунг молча показал левое плечо. Погружённому в свои переживания, ему не показалось странным, что бармен до сих пор не заметил плечо, кое-как перевязанное окровавленной тканью. Видимо к нему часто захаживали такие посетители.
- О-о-о… - протянул Хас, - с таким никто тебе тут не поможет. Теперь только богу молиться.
Котунг замолчал. Выход теперь был лишь один – идти в пещеру к бездомным и пытаться найти среди десятков небритых мужей бывшего врача, у которого, быть может, давно уже огрубели некогда искусные руки, а взгляд замутился от постоянного пьянства. Хотя Котунг и сомневался, что у людей, живущих в пещере была возможность покупать алкоголь, который они видимо просто исподтишка крали у местного винокура.
- Ладно, я спать.
- Извини, парень, я тебе тут ничем помочь не смогу, - расстроенно сказал напоследок хозяин кабака и захлопнул дверь.
В этот день в сыром подвале, пропахшем алкоголем, Котунгу спалось беспокойно. То и дело он просыпался от вдруг заболевшей раны и вновь забывался зыбким, как гладь воды сном.
Наутро Котунг расплатился с Хасом за отдых и рассеянно поблагодарив, отправился прочь из деревни…
Солнце, окроплявшее весь день деревню своим светом, уже уходило. Волны песка, с одной стороны красноватые от закатного зарева, и тёмные как нефть с другой, почти не вздрагивали от ветерка, пролетавшего над ним. Синей просыпался. И ни звука.
Вскоре на горизонте замаячил небольшой песчаный пригорок с большим отверстием посередине, куда вели круглые глиняные ступеньки. Котунг подошёл ближе. Оттуда струился слабенький свет и доносились тихие перешёптывани, которые тут же прекратились, когда Котунг подошёл поближе. Внутри кто-то засуетился, и послышались угрюмые хриплые возгласы: «Дэв, твоя очередь».
Вскоре из отверстия показался человек, которого видимо звали Дэв. Человек был изрядно бородат, с растрёпанными грязными волосами и тёмной кожей.
- Вы кто? – с опаской и явным неодобрением спросил он и пара глаз сверкнула из-под густых седоватых бровей.
- Мне нужен доктор, - сказал Котунг, пытаясь придать своему голосу уверенности.
- Доктор? – спросил мужчина уже чуть мягче, - Нгис что-ли?
- Да, мне нужно восстановить своё плечо, говорят, он когда-то знал, как регенерировать мышцы с помощью… трав каких-то кажется. Я без плеча на Аре…
- Нгис умер вчера. Травы он все распродал чёрт знает куда, так что можешь не надеяться, - мужик ухмыльнулся беззубым ртом.
Зарево на горизонте уже окончательно погасло и небо было усыпано огоньками звёзд, тусклыми и далёкими. Синей поглотила тьма.
- Ну что, будешь заходить? – спросил у остолбеневшего Котунга мужчина.
Котунг спустился по лестнице вниз и скрылся в темноте пещеры.