Монах

      -Алипий.., Алипий.., вот же напасть на мою седую голову, куда запропостился этот непослушный недотепа, - негромко звал скрипучим старческим голосом, монах Варнава.
      -Бес его куда опять утащил, послал записки к утрене отнести отцу дьякону, а его уже битый час нету, а тут ходу двадцать минут, туда и обратно!- ворчал старец.
       Он стоял вдыхая вечернюю прохладу, которая стала обволакивать всё вокруг, после нескольких дней июльской жары. И вглядываясь в темноту, по направлению, куда ушёл его послушник и келейник инок Алипий,и пытался в ней разглядеть, но не было ни какого-то движения, ни звуков от шагов.
      -Вот вернётся, Бог даст, поставлю его на поклоны, а как ещё дурь-то эту выгонять из него. - думал он. 
     Темно, и только звезды небесные светят, а так темнота хоть глаз выколи. Хоть не случилось ли что там с ним, с Алипием-то?- начал было уже беспокоиться Варнава. Постояв, немного подышав свежим воздухом он зашёл в небольшую келию , затворив за собой массивную толстую дверь.
      -Матушка Пресвятая Богородица, не остави нас грешных, заступись, - вот уже пол- часа, стоя на коленях и кладя, земные поклоны, молился инок Алипий.
      -Заступись и спаси и помилуй отца моего духовного Варнаву, дай ему  здравия, крепости, чтоб оставили его немощи телесные, а так же отца настоятеля Феофана с братией, и всех насельников обители сей!- горячо молился инок. Он так глубоко погружался в молитву, что всё, что находилось вокруг его, уже как бы не существовало, ни ночной прохлады, ни твёрдых камней под коленями, ни какое-то ощущение времени, всё это  на молитве уходило куда-то на задний план, далеко, а перед его духовным взором открывались небесные просторы, и дух его парил в это время над землёй!
    - Вот опять влетит мне от отца Варнавы, думал помолюсь минут с пяток, да в келию, а звезды не небе вон уже куда повернулись, час прошёл уже не меньше, - сокрушался он. Надо бегом возвращаться назад, пока не попал под прещение  от духовного отца!  Но уже так и так попадёт.
   - Матушка Царица Небесная, заступись, - взывал он к Божией Матери, пока бежал в келию.
 -Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе сыне Божий, помилуй нас... громко проговорил он у дверей келии , и услышал с небольшой паузой, скрипучий ответ старца, - Аминь.               
    -Фуу- х, пронесло пока,  но всё равно что-то надо говорить, где так долго был.., а что я скажу ?  Ведь то, что он тайно уходил молиться, он всячески скрывал, даже от духовного отца. Это был как бы его обет, данный самому себе, ещё в далеком детстве, когда от них ушёл отец, он и дал этот обет, молиться 2 часа в сутки с земными поклонами. И открыть эту тайну он не мог никому, даже своему духовному отцу, которого он очень уважал и любил. 
      Отворив дверь келии, Алипий увидел старца Варнаву стоящего на коленях, и творящего молитву, и ему ничего не оставалось делать, как тоже встать на колени с ним рядом и молиться. Так прошло ещё полчаса, а потом старец благословил на ночной отдых, так как уже было поздно, и надо было в четыре утра вставать на общемонастрырское молитвенное правило, а телу как известно нужен отдых. Алипий взяв благословение, заснул очень быстро, так как за день очень устал, выполняя разные послушания.   Сквозь крепкий сон он услышал негромкий звон колокола, и не мог понять, во сне ли он это слышит, или нет, и начал просыпаться только тогда, когда старец начал его трясти за плечо.
      -Вставай Алипий, пора на молитву, - хриплым голосом проговорил он. Только вот вроде заснул, ещё и пяти минут не прошло, и вставать, -медленно отходя от крепкого сна он сел  на своей кровати, всё ещё находясь в полудрёме. Варнава уже в углу  келии бренчал умывальником, освежая лицо прохладной водой.
       -Надо и мне пойти умыться, но как спать хочется, просто нет сил, встать и идти, но надо, благослови Боже, - с этими словами он встал и пошёл к умывальнику. Утро встретило их прохладой, и свежестью, воздух был такой чистый, что его хотелось прям « пить» лёгкими. Со всех уголков монастыря, шурша мантиями и подрясниками двигались фигуры братии к соборному храму в честь иконы Матери Божией Казанской, который величественно стоял в самом центре монастырских стен. Полное безмолвие нарушало только пение соловья, который поселился в монастырском саду, да крики пролетающих галок.
       Братия крестясь заходила в храм, и каждый шёл на своё место, где стоял уже не один год, Алипий мог даже с закрытыми глазами определить где кто стоит, там у колонны справа отец эконом архимандрит Власий, рядом с ним, ближе к окну отец Илия, там вон у иконы Божией Матери Казанской, послушник Евлампий, чудной такой, все время всем улыбается, и помолиться просит о себе грешном, а самому и четырнадцати лет отроду нет. Все отца игумена постричь его в монахи просит, да тот  отказывает, по летам малым не положено его постригать, вот пока в послушниках и ходит, да  в трапезной помогает братии. Говорит всем, что грешнее чем он, нет на земле человека, все эго слушают, да улыбаются.
      А том вон поодаль на коленях седой весь , постник отец Симеон, бывший военный, в отставку когда ушёл, сразу попросился послушником в монастырь, ну и  потом весь путь послушания и до монашеского пострига прошёл. Точно никто не знает, но поговаривают, семья у него трагически вся погибла... Вот и взял он такой обет себе,  благословясь у духовника обители, за семью свою ушедшую без покаяния, пост строгий до конца дней своих держать.
     Сколько людей, столько судеб разных, всех Бог призвал на служение,  и зовёт , но только разными дорожками, кого она коротенькая, а у кого и длинною в жизнь.
      Вот и он Алипий, тоже пришёл, но дорожка его была не совсем прямая. Семья у них большая была, семеро с ним, сестры и брат ещё один, старше его. Жили себе не тужили, как говориться, но пришла в семью беда-разлучница, молодая да веселая, с соседнего села, да и увела отца. Сколько мать слез пролила, не счесть, очень он её любил, маму свою, и жалел, а отца стал ненавидеть, за то, что их бросил. Потом в техникум поступил, в деревне была восьмилетка, вот после окончания её и пошёл в техникум. Закончил его, стал работать с инспекцией по районам ездить, по заготконторам, работа то хорошая была, да постоянно наливали по рюмочке, за встречу, а он это дело не очень любил. А тут и отпуск подошёл, а он возьми да поедь к тётке в гости, а она как раз в том городе и жила где монастырь этот и обитель сия.
      А в Бога он всегда верил, да и дедушка у него молитвой обладал, и его с детства учил, пост держать, да молиться.  Пока у тетки гостил, все на службы монастырские ходил, нравилось, и пение монашеское, и как читают, и сама служба.
      Тут то и мысль у него и закралась, послушником в монастырь пойти. В армию не взяли, по зрению не прошёл, на личном фронте тоже не было пока претенденток, да и сам уже твёрдо для себя решил стать монахом. Надо было только как-то к отцу игумену попасть, да попроситься к нему в обитель. 
       Намерение положено,а за ним и помощь Божия пришла. Давно уже служащие храма заметили молодого парня, который сосредоточенно молился, клал земные поклоны, и приходил на все всенощные бдения и долгие монастырские службы , и после службы не уходил, пока не обойдёт все иконы, и не совершит перед ними земной поклон, и не приложиться. А тут как раз праздник случился обители, празднование иконы Божией Матери Казанской, и крёстный ход совершали вокруг монастыря, вот и предложили ему ещё с одним послушником хоругви нести, ему как раз и досталась с иконой Божией Матери Казанской. Потом всех в трапезную позвали, там и познакомился с иноком Василием, разговорился, а тот возьми да и предложи к отцу игумену после трапезы сходить, под благословение, инок Василий писарем был в монастыре.
      Отец Феофан посмотрел на него тогда каким-то глубоким-глубоким взглядом, благословил, и улыбаясь сказал: - Приезжай к осени, послушником тебя возьму.   А он даже и ничего ему ещё не сказал, да и Василий не успел, а он уже знал, зачем пришли, и ответ дал. От отца настоятеля он словно на крыльях летел, ничего и никого вокруг не видя!
-Матушка, Царица Небесная, благодарю Тебя, услышала мои молитвы, и просьбу мою! Я не подведу Тебя! Всего себя Богу и Тебе посвищу!- ликовала его душа.  Он решил пока ничего никому не говорить, отбыть до конца отпуск, помогая тёте по хозяйству и огороду, и ходя в монастырь на службы, после которых, инок Василий, брал его иногда в монастырскую библиотеку и хранилище, где он мог прикоснуться к очень древним книгам и текстам на старо-славянском языке. У инока Василия было послушание разбирать эти древние книги, и приводить их в порядок, где подклеивать, а где и переписывать целые страницы, так как старые, уже буквально рассыпались от ветхости.   
       Так и закончился вскоре его отпуск, и он взяв билет на поезд, отправился к себе домой, чтобы отработать последние месяцы, и написать заявление об увольнении, вернуться назад. С домом его уже тоже ничего не связывало, жил он в городе, в общежитии от его организации, сестры уже давно вышли замуж, и старший брат тоже женился , а их деревенский дом они продали после того как умерла мама, и они все потихоньку разъехались кто-куда, кто раньше, а кто позже. Нужно было заехать к брату, благо он жил рядом в соседнем небольшом городке, все ему рассказать, и потом собраться и ехать обратно к тётке, а там и в монастырь.
      Он едва сдерживался, дорабатывая эти последние месяцы, душой и телом он был ещё здесь, а духом уже давно в обители Божией Матери, которую очень любил, и в молитве к который всегда обращался. Брат отнёсся с пониманием, к его решению, так как знал, как его младший брат любит Бога и молитву, так как не раз заставал его за этим занятием. Сказал что хорошо, что будет в их семье молитвенник за их весь род.
       На том они и порешили, и как только он устроиться, то даст о себе знать, либо позвонит, либо черканет пару строк.
       Вот и наконец настал воскресный день, день отъезда, накануне в субботу приехали к брату сестры, кто смог отпроситься с работы, посидели дружно за столом, как это и бывало раньше в детстве и юности, повспоминали жизнь в своём родительском  доме, и все поехали провожать его на вокзал.
       Сев в вагон, и помахав им рукой, он уже мыслями был там в обители. Ещё на приняв монашества, и даже не будучи зачислен в братия монастыря, он уже всем своим существом принял на себя весь образ строгой монашеской жизни.  А это,постоянная молитва, по возможности пост, не вкушение  мяса, чтение душеполезных книг, ну и земные поклоны. В дороге попались хорошие попутчики, с которыми было приятно вести беседу, но планы свои, кроме сестёр и братьев он ещё никому пока не открыл.
       Приехав к тёте, которая обрадовалась ему, но не совсем понимая, почему он вернулся, стала догадываться, что все это не с проста. Пришлось ей открыть тайну, что он поступает послушником в монастырь, про монашество пока не было и речи, пока просто послушником. Тетя была тоже верующим человеком, но намерения его не сразу одобрила, зачем, ты ведь молодой, вся жизнь впереди, поживи, а там может и видно будет. На что он ей ответил, что решение принято, и его благословил игумен монастыря, да и сестры с братом не против, и пусть она тоже его благословит.
      -Ну что с тобой поделать, раз решил, то иди с Богом, я как старшая сестра твоей матери, вместо неё, тебя благословляю, - и встав на табурет, сняла с уголка семейную икону Божией Матери Владимирской, и перекрестив, благословила его.
      -Молись за нас грешных, и будь достоин носить этот святой образ в своём сердце, - немного всплакнув, произнесла она.
      -Не грустите тетушка, я уже давно для себя это решил, ещё в юности, просто теперь время для этого пришло, - ответил он, и погладил её по руке. Попив вечернего чайку, они ещё посидели рядышком на диване, повспоминали родственников, маму его, и пораньше отправились отдыхать, так как завтра ему уже нужно было предстать перед игуменом, в 8 часов утра. Он ещё долго не мог заснуть, так как нахлынули воспоминания , детство, мама, её добрая улыбка, как она собирала , в своей сельской лаборатории , за большим столом деревенскую детвору, и чем-нибудь кормила вкусным. Очень любила она детишек, а его самого младшего  в семье, больше всех. И он её очень сильно любил! Даже слезы навернулись у него от этих воспоминаний.
      -Ну и ладно пусть слезы, все равно никто не видит, только Бог обо всем знает, и Ему я только все могу рассказать. Надо только простить всех, всех.., и отца получается тоже.. Нет, отца не могу, никогда его не прощу!- в сердцах про себя проговорил он. Так в размышлениях он незаметно погрузился в сон, и только звонок будильника вернул его из царства грёз.  На дворе было залитое солнцем утро, с осенней прохладой, ароматом цветущих роз и радостным пением птиц. Все вокруг ликовало, и как бы говорило, - Зачем, тебе это, смотри как прекрасен мир, как он красив, и ты ещё только начал жить, передумай, не торопись, потом может когда состаришься, то и пойдёшь в монастырь и станешь монахом. Но не сейчас! Не спеши, подумай хорошенько! Не запирай себя такого молодого, в этих унылых каменных стенах! -Смотри как враг навалился, я ещё шагу не сделал в сторону монастыря, а он уже все уши прожужжал, - подумал он.
     -Значит правильно я решил, раз враг так напал, не хочет меня там видеть среди братии, а это верный знак правильного поступка.
      -Матушка Царица Небеснвя не остави мя грешного, спаси и сохрани от козней лукавого! - произнёс он молитву Божией Матери, идя к летнему умывальнику в середине сада, и осенив себя крестным  знамением.


Продолжение следует....