Камбала. Роман. Ч. 2. Глава I. Брат

     Часть II. Камбала. Глава I. Брат               

                ***

     Когда в жизни совершаешь какие-то поступки и, тем более что до это-го никогда ничего подобного не делал, то не всегда осознаешь и можешь до конца предвидеть, к чему всё это приведёт и чем они могут закончиться. Сознание человека изменчиво во времени из-за того, что получает новые знания, приобретает умения и драгоценный или пагубный жизненный опыт.
     Если меня спросят, задав, ставший даже «дежурным» у корреспондентов: «Вы совершали в жизни поступки, из-за которых потом приходилось жалеть? – я отвечу: «Конечно, совершал! Жалел, но не обо всех свершённых деяний, некоторые, как кровь из носу необходимо было совершить, чтобы следующий жизненный этап начать с подъёма, а иногда даже со взлёта, стремительно, с большим желанием и рвением.
Некоторые ошибки и поступки нужно было совершить, чтобы сформировалось в чём-то твёрдые, доселе шаткие, убеждения и формирования устойчивых жизненных принципов. Но, к счастью, пока, слава Богу, не со-вершал таких, за которые казнил себя мучительно и долго, и даже всё оставшуюся жизнь. А пословица гласит, что нельзя зарекаться ни от сумы, ни от тюрьмы. Я не зарекаюсь, тем более, судя по всему, сума нам многим уготовила жизнью в ближайшие годы. Я не каркаю, это видно всем и невооруженным глазом.»
     Детские поступки совершались из-за желания пошалить или неосознания серьезности, к которой могут привести шалости. Что касается поступков взрослого, осознающего во многом и возможные последствия, тут уже иное суждение и осуждение должно быть. Помните чеховского «Злоумышленника», который «с умом» отвинчивал гайки на железнодорожных путях, через одну. Или героя фильма «Берегись автомобиля», Деточкина, который и виновен, потому что совершал кражу и не виновен, так как все вырученные деньги отправлял в детские дома.
     На различных жизненных этапах идёт переоценка поступков, принятых решений и даже, просто высказываний, в зависимости и от того, на каком уровне в данный момент поднялся или опустился умственный потенциал, умения анализировать факты в новых реалиях, и с учётом того, какие последствие имели через годы, и даже десятилетия, то совершенное, что пора бы и забыть, но не получается.
Мы помним много примеров того, когда людей осуждали за то, что они совершили, а потом оправдывали, но, увы, тем, кого больше нет, им уже всё равно. Нам, конечно, не всё равно, считают ли нашего родственника «врагом народа» или, наоборот, он герой и пример для подражания.
     Мой дядя в начале войны, будучи водителем, перевозил снаряды и другие грузы для фронта. В районе г. Белая Церковь, что на Украине, его «полуторка» попала под артобстрел, машину разбило вдребезги. Он чудом остался жив. Фронт в то время, и-за того, что Советская Армия даже не успевала закрепиться на новых рубежах, стремительно двигался на восток. Боец, спрятав, закопав под деревом документы у одной из хозяек в деревни, решил во что бы то не стало прорваться через фронт к своим.
     И нужно отдать должное, через несколько недель скрытного пешего перехода, пройдя по территориям, уже оккупированным фашистами, вышел к лини фронта и перешёл её недалеко от родных мест, где по реке Миус, установился временно фронт, названный и вошедший в историю, как один из кровопролитных, «Миус-фронт». Не прислушался он к призывал командиров тех частей, которые находились в противостоянии у линии фронта, которым «позарез» нужны были водители, чтобы он продолжил бить врага в рядах их соединений – отказался, сказав, пусть комендатура, которая должна была вскорости здесь разместиться, решит его судьбу, чтобы не приняла, как дезертира.
     Получилось же, в точности наоборот: прибыла комендатура и воен-ный трибунал, известный, как «тройка НКВД» - начальник НКВД, секретарь и прокурор, вынесли приговор – «8 лет тюрьмы, без права перепис-ки».
И потом, через какое-то время весточка – «Пропал без вести».
К чему я всё это говорю. Да к тому, что в своей повести, которую лучше можно назвать автобиографическая повесть.
     Почему экзотическое, для моих годных степных мест Примиусья, название, лучше бы подходящее к морской тематике, морских путешествий, жизни глубин морей и океанов? Потому, что кроме одного памятного мне случая, где очень верно и метко было отмечено в человеке то, что другим, даже ломая голову, невдомёк. И ещё потому, что мне давно хоте-лось поговорить о военно-морской службе и не только поэтическим слогом, что я давно уже делаю, но и, как бы вам это странным не показалось, прозой, которая в некоторых случаях может быть даже более выразитель-на или доступна и понятна читателям, любителям романов, детективов и повестей, хоть и не столь многочисленной является крайняя категория любителей прозы.
Я говорю о названии «Камбала». Ну, камбала и камбала. Раньше этим морепродуктом были завалены все гастрономы, кооперативные продовольственные магазины, как и креветками, которые давали, как семечки в нагрузку с той же килькой или тюлькой вяленой к бутылке портвейна или другого какого-либо плодово-ягодного вина. Кто-то вспомнит про сырки. Ну вы загнули. Сырки, чтоб было вам известно, молодые люди, лучше подходили к водочке.
     Что вы сказали? «Водочка и селёдочка – не надо ничего», имелось ввиду, кроме этой закусочки. Вы же помните «Иваси» — это название на этикетке, вкуснейшую сельдь иваси в металлических больших банка, кило-грамма на три по 3 рубля 20 или 50 копеек за банку.
     Опять-таки, на отлов той же сельди иваси в 80-е годы был мораторий на 25 лет. Иначе говоря, целое поколение, как минимум не знает этой по истине народной еды, как и многое то, что только в наших воспоминаниях, я бы сказал в «красной книге» нашей памяти.
     Это всё хорошо и поговорить, конечно можно, но как же быть с камбалой, нет, не так – с «Камбалой»? А, что значит как? Сказал «Аз», сказать придётся и «Буки». Кстати, у кого память хорошая, запоминайте. Ещё напомню из тех лет, что сейчас история с 50-летним стажем и приличным слоем пыли, осевшей на неё за эти годы. Иначе говоря, другой, более низ-кий «культурный исторический слой».
     - Ну, ближе к телу, Склифосовской! - … (внутренний голос).
     - Вы ничего не слышали? Нет?! Значит, послышалось.
     Хочу лишь напомнить, что по гороскопу я рак. Кто помнит, раки бывают нескольких видов. А к ракообразным относятся, начиная от креветок и крабов, и заканчивая морскими раками: богомолами, отшельниками и лобстеры, которым цены не сложить. Мы больше всего знакомы с речными раками, отзовутся много знатоков, любителей пива с раками. Сразу говорю, что я не вкусный, не съедобный даже (вспомнил какой-то фильм, где туземцы хотели белого человека просто скушать).
А вот камбалы в гороскопе нет. Рака считают не рыбой, а животным, но камбала также своеобразна и непохожа даже на рыб. То, есть, это что-то необычное, отличительное от   других. Пожалуй, я слишком много сказал, чтобы продолжать дальше. Иначе, пропадёт всякий интерес к прочтению. Вам предоставится возможность самим судить, что так, а что должно быть не так, но и так терпимо или «не в какие ворота не лезет» и т.п.
               
                ***
     Три года жизни – это много или мало? Пожалуй, однозначного ответа не будет. Но большинство читателей сойдутся во мнении, если в счастливой жизни – мало, если в горе, лишениях и не только связанных с отбыванием в местах несть отдалённых, то нестерпимо бывает много. Всё измеряется тем, получаешь ли ты за бесцельно прожитые или в достижении поставленной цели, годы удовольствие или нет. Так? Будем считать, что «молчание – знак согласия».
     Это я всё намекаю на три года службы, которые мне, признаюсь честно, не ради выполнения своего гражданского долга, а именно по своей собственной инициативе, выпало служить в рядах Военно-морского флота СССР. Вот теперь, подумал внимательный читатель, частично понятно, к чему будет слово, применяемое к глубоководной морской рыбе, сильно отличающейся от тех видов рыб, о которых мы чуть-чуть уже успели сказать и это рыба, правильно, камбала.
     А совсем продвинутый читатель даже осмелится предположить, что не просто о Морфлоте речь пойдёт, а о службе подводника, раз рыбка-то глубоководная. Вот какую дискуссию можно развить, взяв за основу всего одно слово. Разве, нет?
Не буду больше мучить читателя в догадках, надеюсь, что мне ещё не раз предоставится такая возможность и я, пренепременно постараюсь её воспользоваться.

                ***

     Имея повестку на руках, дней за десять до даты призыва, пришёл в правление, обождал окончания планёрки в приемной, удобно примостившись на стульчике, приставленном к стене рядом со входной дверью в кабинет председателя правления колхоза. Часто я слышал обращение «председатель колхоза», что не совсем правильно или совсем не правильно. Он же не руководить всем в колхозе: техникой, фермами, коровами, свиньями, деревьями в колхозном саду… Жаль, когда черешни поспеют, я буду уже в армии – думал я. И ещё хорошо, что маршировать за четыре месяца научился в институте.
     Теперь я неправ, не все четыре месяца я маршировал и изучал и устав и военную технику, и другие военные дисциплины всего один день в неделю, то выходит примерно 18 дней, а это меньше, чем курс молодого бойца в армии, говорят целый месяц гоняют. Но я-то не пацан уже, через полтора месяца 20 лет стукнет, морально устойчив и буду достойно переносить тяготы и лишения воинской службы.
     О чём я думал? Ах, да. Так вот, председатель правления колхоза – так будет юридически правильно и так я напишу в заявлении. Он руководит главными специалистами, а те уже бригадными. Бригадиры дат указания звеньевым, заведующим ферм, бригадным работникам. Что-то меня не в ту степь повело. Нужно было дома написать заявление спокойно. Так всё некогда и некогда.
     Мой читатель скажет: «Стоило немного по коридорам институтским мел пообтереть рукавами, как уже себя умным возомнил. Видать, за то и попросили, чтоб не умничал, а слушал, что старшие говорят».
     Вот так всегда, даже в мои мысли кто-то пытается пробраться, только стоит чуток расслабиться. Так, что мне ходить, как клапанная пружина механизма газораспределения, постоянно в сжатом, т.е. напряжённом состоянии. Но меня же тогда на долго не хватит, размышлял я от нечего де-лать.
     А, если не отпустит председатель меня, что в армию не ходить, скажет по телефону военкому «в связи с производственной необходимостью, прошу вас, дать отсрочку до конца уборочной страды…». Это, что же получается, продолжал размышлять я, придётся идти в армию осенью, в зиму? Нет, мы так не договаривались. Раньше пойду – раньше приду. Вот так и скажу, если что.
Открылась дверь кабинета и дружно начали выходить специалисты. Я старался со всеми поздороваться, а главный инженер, один из немногих, кто пожал мне руку. Я подумал, Николай Федорович, не переживайте, как минимум в ближайшие пять лет вам не грозит конкуренция лично от моей персоны: два года службы, да еще закончить учёбу нужно. А заочники, кажется, шесть лет учатся. Ого! Тогда и того больше.
Движение закончилось, и я решился войти. Сунул нос, чтоб убедиться, что Борис Тихонович один в кабинете и увидев, что он обсуждает вопросы сева с главным агрономам, собрался присесть на стул.
     - Саша, заходи! Мы заканчиваем уже, - громко позвал меня, увидев меня через открытую дверь.
     Здравствуйте, Борис Тихонович! Здравствуйте, - поздоровался я и с, собирающим со стола бумаги агрономом отдельно. Тот, не поднимая головы, кивнул мне в ответ.
     - Ты не новый трактор, случайно, пришёл просить? Хотя, какой трак-тор, у тебе же почти незаконченное высшее, я так понимаю. Или ты слинять хочешь в город? – не унимался председатель, не давая мне сосредоточиться ни на одном ответе.
     - Я, это… Ну, в общем, у нас с дедом Павкой трактор из ремонта, только обкатку прошли, «зверь», одним словом, не нужен мне новый. Я, это…
     - Ну, не тяни, говори. А-то мне сейчас в район бежать на совещание. Вот и Анатолий подъехал, - выглянув в окно и увидев подъезжающую «Волгу» сказал председатель.
     Видимо он сильно торопился, что, не дожидаясь моего ответа, продолжил свою мысль:
     - Учти, если в город собрался бежать из села, зная, что мы на тебя за учёбу потратились, придётся вернуть.
     - Борис Тихонович, я в армию ухожу. Повестка уже на руках. Мне расчёт нужен, хоть чем-то родителям на проводы помогу расчётными.
     - Напишешь заявление, я распоряжусь, проводим. Трактор сдашь, короче напарнику передашь, чтоб без нареканий там. Не ты первый, не ты последний. Только, как отслужишь, сразу в колхоз. Мы сейчас всем, кто возвращается из армии на новые машины и трактора садим.
     Председатель поднялся. Разговор окончен, я кивнул согласием и одновременно, как бы откланялся и пошел к секретарше, которая к этому времени уже готовила себя к новому трудовому дню: красила губы, тени, карандашом подводила ресницы, короче, красоту наводила. Попросил у неё лист бумаги и ручку. Она, не отрываясь от зеркальца, слыша разговор с шефом, молча протянула, на ощупь взятый лист из стопки и ручку, выбрав из подставки также не глядя.
     Я написал заявление, указав дату сегодняшнего дня, отдал секретарю и вышел на крыльцо правления. Весна была в разгаре. Первомай отпраздновали кто как, кто в рядах демонстрантов с флагами и растяжками, а кто в поле, на посеве пропашных.
Дом в 80-100 метрах от правления, практически по соседству. Идти домой не хотелось в такую-то погоду. Весна! Самый её разгар, рассвет, лучше будет сказать, когда сады цветут, сирень, тюльпаны, запахи весны такие, что ноздри рвёшь, ляпота. А уже через неделю с небольшим, 14 мая нужно явиться, как у нас модно было говорить в те годы «чисто выбритым и слегка выпившим».
     Чем заняться? Там у меня, хоть и не постоянные, но постоянно были девчонки, с кем можно весело провести время. Ну, осталась Наташка в Новочеркасске, которой вечерами продолжаю писать длинные письма и по-лучать коротенькие весточки типа: «Здравствуй, Сашенька! Получила твоё письмо. Спасибо! Где ты только слова берешь такие? Учиться в техникуме не охота, весна виной. Скоро экзамены. Буду писать тебе письма в армию и ждать. Приехать проводить ты просил. Мама не отпускает. Попробую ещё, как-нибудь, но вряд ли отпустит. Погода хорошая. Пиши. Жду ответа. Целую! Твоя Крошка Натаха.»
     Сердце болело ещё и от того, что тосковал о Наташке. Но странно, я как хапуга, мне хотелось сразу и много. Казалось, что есть любимая девушка, с которой переписываюсь уже с ней почти два года, всего дважды смог навестить её. Играть роль Евгения Онегина было почётно и трогательно, щекотало сердце влюбленное, но хотелось общения с девушками постоянного, мне-то ещё предстояло длительное воздержание от этого в течение двух лет, как минимум. Я сделал оговорку потому, что с детства меня называли «морячок».
     И я переключился на воспоминания детства. Ещё и потому нахлынули эти воспоминания, сто мой брат-близнец уже полтора года служил в г. Томске, а мне только предстояло испытать то, что он, уже, практически «дед» давно прошёл. Хоть он об этом и не писал, но я так подумал. Он во-обще о службе мало писал, может потому, что служил во внутренних вой-сках, не знаю.
     Мы росли со своим братом-двойней, как сказать, в общем не так, как подобало бы родным братьям, да ещё и близнецам. Постоянные ссоры доходили до драк, точнее сказать до схватки. Вот что-что, а бить друг друга, тем более в лицо не позволяли никогда.
     Из-за любой всячины мы сразу переходили на спор и выяснение того, кто кого должен слушать и подчиняться. Если брат старший на 4 года был, тут и вопросов не было, он для нас уже авторитет. А между нами, 15 минут или полчаса разницы – это то важное, что нужно было всё время утверждать и доказывать. Хотя все прекрасно знали, что я старше на эти минуты, но есть «жаба, которая из-за этого душит». Ладно на год-два или четыре, как брат Лёша, а ту?
     - А я выше тебя, коротышка! – обзывал меня Витя.
     - А я старше и «двойки» в портфеле не такаю. Лучше «колы» носи, батя забор сделает, частоколом обнесет межу с соседкой бабой Федорой, чтобы не светили в наш двор задом, когда в нужник без дверей и крыши ходят.
     - Сантёр-монтёр, щас, как дам тебе…
     - Держись, вражеский Петлюра. Я же всё равно тебя завалю.
     И мы катались по траве, по полу, если в комнате. Благо, что у нас в отличие от соседей, была черепичная крыша и деревянные, качественные полы, а у них крыша камышом крытая и полы-«мазанки», помазанные глиной с добавлением конского помёта.
Второй серьёзный повод для схваток был из-за того, что брат, в отличие от меня, был менее способен в учёбе, ему знания давались с большим трудом. Видимо я тоже в этом был виновен, находясь бок о бок с ним в утробе матери, что как-то смог ещё там «обокрасть» его тем, что мне больше досталось.
     Родились мы, хоть и доношенные, но не богатырями, конечно, но вполне здоровыми «пацюками». Хоть и грубое, но обиходное сравнение в деревне детей с поросятками и не чахлыми, а именно ухоженными и упитанными. Иначе говоря, это больше комплимент, чем обидное слово.
     В комнате просторной по тем временам хаты, имеющей три комнаты: прихожей, кухни и зала, в который была отделена ещё спальня на две кровати легкой, не капитальной перегородкой. В зале, пока не было у нас в селе электричества до 1964 года, в «святом углу» стояло громадное ламповое радио «Родина», которая питалась большими и мощными по тому времени сухими аккумуляторами, набранными в батарею, как я понимаю, для создания, как минимум 110 В напряжения постоянного тока. Здесь же стоял диван и буфет. В проёмах между окнами стояли высоченные цветы фикусы, доставляющие мне и моему брату Вите, поочередно, по субботам хлопоты – их нужно было осторожно мыть тряпочкой и вытирать широкие листья, чтобы не было разводов.
В прихожую был вход через летнюю кухню, пристроенную к впереди расположенной хате вместе с сараем, который был разбит пополам на стойло на две головы, коровы и тёлки, если такова была. Если рождался бычок, его, подкормив к зиме или продавали или, чаще даже, сдавали в колхоз – так было менее хлопотно. Зарплаты в колхозе были мизерные, а до того, так и вообще «трудодни», палочки в табеле выходов на работу, за которые в конце года давали «натуроплату» в виде зерна, соломы для подсобного хозяйства и прочего.
     В прихожей тоже стояла кровать, где изначально спала бабушка, а потом мы с ней поменялись на более теплое место на кухне. Не знаю, как мы жили, когда семья состояла из семи человек. Даже никогда не интересовался. Видимо, дедушка, пока был жив, я его не запомнил, мне было и трёх лет, как его не стало, спал с бабушкой в спальне на одной кровати, а родители там же на другой. Но это не столь важно.
     Планировка в хате периодически менялась и при моей памяти.  Я удивлялся, как живут наши соседей, в семье которых не было ни одного мужика: бабушка, её дочь, трое детей дочери. А хата была со стенами, высотой и двух метров не было, она как бы была немного в землю углублена, чтобы головой не цепляться за низкий потолок. О полах я уже говорил, они у них были мазаны. Но она была тёплой, конечно, стены из самана, крыша камышовая, но и невыносимо душно было, да ещё зимой, когда дверь мало была открытой.
     Самое главное, что помню не одну такую хатку в нашем селе. Боль-шинство их ещё довоенной постройки. Наша хата ровесница отца, была построена в 1927 году. И в ней до войны проживало 8 человек, у бабушки с дедушкой было шестеро детей. После войны, старший сын пропал без вести на войне, второй сын, выучившийся ещё до войны на инженера, уехал «на вольные хлеба», три дочки вышли замуж. Остался, как и води-лось в семьях со стариками меньший сын, мой отец.
     Разрушенную при обстреле, от упавшей авиабомбы стену прихожей подлатали, хоть она после этого постоянно давала усадку. Видимо уже после войны крышу перекрали не тяжёлой толстой черепицей, а легкой, представляющей собой ровные, без выступов, как у обычной пластины. Но у нас в селе больше такого покрытия крыши точно не было.
     В кухне, в правом углу, при входе в неё, располагалась печь, отапливающая дымоходными щитами все комнаты. Здесь же стояла у противоположной стены кровать, где мы с детства спали с братом Витей. Спали, как правило «валетом». И при этом, естественно перед тем, как заснуть, то одеяло делили, то ещё что-то.
     Над кроватью неизменно висела карта мира, которую мы любили изучать и играли, задавая вопросы с содержанием типа; «Покажи, где находится река Ориноко?», «Какая столица Индии?», «А, где находится Куба?». Но это чаще было занятие в зимние вечера. Летом до самого отбоя дел невпроворот, делай-не переделаешь. Любимым моим занятием была ловля мышей на удочку. Да, я не оговорился, на удочку. На кухне, возле печи, из-за высокой температуры половые доски сильно пересыхали и появлялась именно зимой, когда топилась печь приличная щель.
     От нечего делать, долгими зимними вечерами, я наблюдал, как мыши шуршали под полом, собирая, просыпанные туда хлебные крошки. Идея пришла незамедлительно. Выбрал один из самых меньших крючков, которые были у меня. Что другое, а это было всегда, хоть и для того, чтобы купить рыбацкие снасти, нужно было в район. Нанизав на крючок мякиш хлеба, как на рыбалке на тех же пескарей, да и сазан брался по сезону, я опускал в щель и ждал «поклёвки». Поклёвки как таковой не было, мыши стремглав снимали приманку с крючка. И признаюсь, что за всё время «рыбалки» ни одной мышки я не поймал, на пару крючков «на память» мышам под полом оставил.
     Вот чего нельзя сказать о курах, которые часто «вешались» на крючки удочек, свисавших с заборов, к которым уды были прислонены. Бабушка часто ругала меня: «Снимай, внучок, червей с крючков! Опять курица поймалась, еле отцепила». Она сильно меня не ругала по двум причинам: во-первых, я был самый любимый внук, всегда из-за уважения старался её слушать и, немаловажное, был очень сильно похож на её сыночка, не вернувшегося с фронта: «Ты так на сыночка моего, Алёшеньку, похож, - плача, гладила мне голову и причитала; во-вторых, я был самым заядлый из всех троих братьев рыболовом, днями всё лето пропадал на пруду и редко приходил без улова, а она очень любила жаренную рыбку, возможно из-за того, что старалась кушать скоромную пищу, особенно в посты.

продолжение следует