Чужая песня

ЧУЖАЯ  ПЕСНЯ

Инженер Фомичёв изобрёл детектор супружеской верности.

Алла Константиновна Фомичёва, уяснив мужнин замысел, разнервничалась, отчего разница в возрасте сделалась почти неразличимой. Обеспокоились и те, от кого зависела судьба изобретения. Им впервые пришлось иметь дело с прибором столь деликатного свойства. С технической стороны замысел изобретателя выглядел неуязвимым, но это, казалось бы, выгодное обстоятельство, чрезвычайно осложняло его реализацию. В выводах экспертов явно проскальзывало личностное отношение к предмету. У каждого были жёны и никакой гарантии, что присущее слабому полу любопытство  не распространится на детектор, вокруг которого витали густые облака догадок и предположений.

Но, как часто случается в борьбе идей, противники Фомичёва не выглядели монолитом. Пессимисты предупреждали о возможном дестабилизирующем влиянии детектора на семейные отношения, и без того ослабленные до крайности. «Сегодня, на основании одних лишь подозрений, – сокрушались они, – распадается каждый третий брак. Что станется со всеми нами, когда супруги получат доступ к неопровержимым и потому  убийственным доказательствам»?

Пораженческим настроениям коллег противостояли оптимисты, откровенно жирующие на любом новшестве, словно мухи на навозной куче. По их мнению, дамоклов меч всеобщего линчевания, постоянно висящий над головами грешников, благотворно повлияет на общественную мораль, укрепив тем самым институт семьи, а, возможно, и государства.

Между тем, не дожидаясь результатов спора, в атаку на Фомичёва ринулся его непосредственный начальник Рашид Корнеплодов.

– Ставлю вас в известность, Гавриил Романович, что ваш детектор не может быть рекомендован в массовое производство, – заявил он. – Есть мнение, что он нанесёт непоправимый ущерб окружающей среде. Велено ограничиться опытными  экземплярами, предназначенными исключительно для нужд начальства.

– По какому праву? – вздёрнулся Фомичёв.

– По праву заботы о благе и спокойствии общества. Мы желаем избежать морального Чернобыля. Представьте на мгновение, что ваша жена…

– Моя жена? – насторожился Фомичёв. – Не вижу связи!

– Прошу прощения! – поспешно согласился Корнеплодов. – Жена Фомичёва вне подозрений. Но сами-то вы, пардон, иногда позволяете себе левый манёвр? Согласен, согласен, коллега, ни вы, ни ваша жена… Согласитесь, однако, случаются и менее удачные браки.

– Технический прогресс не остановим! – в голосе Фомичёва звучала та особенная убеждённость, которую люди, лишенные творческого импульса, охотно принимают за самонадеянность. – Или вы предпочитаете, чтобы нас опередили японцы?

Отпустив Фомичёва, уставший от бестолкового препирательства Корнеплодов извлёк из сейфа бутылку, рюмку и, предварительно проглотив сорок капель валокордина, изготовился, в похожем на прыжок, ожидании. И всё же телефонный звонок буквально парализовал его нервную систему. Корнеплодов захрюкал, залебезил, сыпанул в трубку горсть комплиментов, но увести разговор в сторону так и не смог. От него требовали отчёта. 

– Не вышло? – услышал он.

– Извини, Аллочка, но вынужден огорчить… Кому, как не тебе, знать характер собственного мужа.

– Придумай что-нибудь. 


– Я?

– Кто из нас начальник? – осведомилась трубка и, не без ехидства, добавила: – И мужчина.

– Следует ли это воспринимать, как санкцию на его увольнение?

– Только в том случае, если возьмёшь меня на содержание.

– Не самое удачное решение, - вынужденно согласился Корнеплодов. – Придётся действовать методом удушения. Изобретение заволокичу. Отошлю на экспертизу в комитет ООН по правам человека. Организую по стране опросы населения. Отдельно мужчин и женщин.

– За мужчин не ручаюсь, но мы, женщины, не допустим, чтобы какой-то детектор посягал на самое святое. Мы желаем любить и быть любимыми  без того, чтобы у нас между ногами устанавливали прибор, определяющий границы дозволенного. Если бы мой Фомичёв, хотя бы время от времени,  в отношении со мной позволял себе известные вольности, ему бы не пришла в голову эта бредовая идея, а у меня не возникала необходимость, ради минутного удовольствия, совершать марш-броски на сторону…

 Вслушиваясь в журчащий в трубке голос, Корнеплодов с тоской думал о том, что заграница снова нагреет руки на отечественных приоритетах, и эта мысль для него, профессионала и патриота, была непереносима. Но куда важнее, считал он, мир в наших семьях, а потому, не колеблясь, готов был наступить на горло чужой песне.

Борис  Иоселевич