21. Себе на уме

Просторная, почти квадратная кровать, орхидея на низкой тумбочке, плотные сборчатые шторы и плазма на стене – обстановка таяла в бежевом свете ночника.

Влажно отдыхиваясь и клокоча, щёлкнул чайник. Алеся плеснула в кружку щедрую струю кипятка. Она помнила, что в гостиничных номерах всегда максимум два пакетика, а таскать их с общего стола за завтраком не привыкла. Да и разве тут чай? Никакой крепости.

У неё была с собой баночка растворимого кофе, полпачки эрл грея, остатки аргентинского мате, но она знала, что рано или поздно перейдёт и на эту гадость. Пуэр. Дивный смолянистый напиток с запахом промокших рельсов и осеннего разложения.

Раздался стук в дверь. Он призван был сочетать уверенность и галантность, но любой шум сейчас казался резким, и Алеся сердито дёрнулась. Хотя открывать таки пошла.

- Ой, а что это вы в темноте сидите? – вместо приветствия начал мужчина на пороге.

Алеся неопределённо повела плечами. Вряд ли полковник Курлович, её непосредственный начальник, пришёл нарочно за ответом на этот вопрос. А ей просто всегда нравился уютный полумрак. И уединение. Но у полковника были иные соображения.

- Я иду ужинать, не составите ли компанию? – улыбнулся он краешком рта.

Стамбровская слегка растерялась, но ответила:

- Спасибо, я бы с радостью, но как-нибудь в другой раз. Как раз начала писать отчёт.

- Ну, уж он бы подождал, я думаю. А вы всё трудитесь, аки пчела, пора бы и немного развеяться, нет? Здесь на берегу весьма симпатичный ресторан.

Алеся опять поколебалась, но повторила вежливый отказ. Полковник демонстративно пожал плечами: «Дело хозяйское», - и на прощание одарил её туманной улыбкой.

Закрыв дверь, она закатила глаза: «Ну и что это было?». Стамбровская предпочла не гадать, имеет ли приглашение хоть толику романтического подтекста. Она просто прикинула, хочет ли созерцать эту физиономию - которая так-то была ничего: черты благородные, хотя несколько бесцветные и меланхолично-высокомерные, как у министра иностранных дел в опале. Алеся прикинула и решила: однозначно нет.

Стамбровская была членом делегации Великого княжества Литовского на конференции Интерпола по незаконному использованию энергоинформационных технологий. Параллельно мероприятие называлось проще и яснее: Конференция по магическим преступлениям. Речь шла о неконтролируемом использовании магии в ущерб государственной безопасности. Это собрание носило секретный характер и потому было перенесено в параллельный мир, который для Алеси когда-то был родным.

Официально Министерство госбезопасности ВКЛ представлял как раз полковник Курлович. Но маг из него был никудышный: только способности странника, и на том спасибо.

В ведомстве однозначно не хватало кадров. Десять лет назад в стране был раскрыт крупный антиправительственный заговор. Глава Инквизиции, как в просторечии именовалось Министерство, играл в нём заметную роль. Его сняли с должности и посадили, а заодно устроили чистку.

Поэтому поначалу, поступив на службу, Алеся была сбита с толку: вопреки ожиданиям, Инквизиция не напоминала точный и отлаженный часовой механизм. И хотя на её личное продвижение по службе это почти не влияло, иногда казалось, что обязанности и правила игры меняются на ходу. Алеся слишком любила свою работу и ни на что б её не променяла. Но порой она ощущала неопределённость статуса, и это действовало на нервы.

На конференции было то же самое. Фактически, рутинной работой должна была заниматься она («аки пчела»), а полковнику оставалось красиво презентовать информацию. Он делал это с видимым удовольствием. Ходили слухи, что начинал он военным атташе при МИДе, оттуда и проистекали его замашки. Но без Алесиной помощи он тоже не мог обойтись. И порой именно ей приходилось вести дискуссию по узким, специфическим вопросам – особенно когда дело касалось практической части.

Стамбровская при этом вела себя нарочито сдержанно и бесстрастно. Но Курлович не мог не испытывать ревности. Конечно, он старался ничем не подать виду, однако проскакивала сухость и чопорность. Временами он спохватывался и тщательно отмеривал дружелюбные слова и жесты. Например, как сегодня.

Ей-богу, уж лучше бы хранил официозность, досадовала Алеся, а то сиди и голову ломай, на что он рассчитывал и что имел в виду.

«Ох уж эти человеческие отношения», - проворчала про себя Стамбровская и уселась обратно за ноутбук. Отпив глоток пуэра, она отметила, что чашечка этой жидкости вполне может заменить прогулку по депрессивному мокрому Подмосковью под песни «ДДТ».

Хотелось скорей расправиться с отчётом о командировке. Но всё-таки Курлович её сбил: наковыряв два худых абзаца за полчаса, Алеся хмуро свернула многострадальный текст. Ах так? Ну ладно, не идёт, так не идёт. Она решила заняться чем-то условно более приятным и творческим.

Начальство решило, что пора пополнить ряды специалистов магического профиля, а Стамбровской как одному из самых опытных практиков надлежало передать свои знания новой смене. В первую очередь её видели преподавателем. Хотя пришлось заниматься и вербовкой - чему она теперь была несказанно рада – и проводить начальное сопровождение и диагностику. Вот этим Алеся и собиралась сейчас заняться.

Она оставила чай на столе и поудобней устроилась на кровати (как обычно, с лёгкими уколами совести, что забирается в одежде на идеальную поверхность). Не успела она закрыть глаза, покрывало подалось под небольшим весом, возле уха раздалось чуть слышное мурчание, а щеки коснулись тонкие усы.

«Привет, кисулька», - мысленно поздоровалась Алеся.

Животных в отеле держать запрещалось. Но эта кошка была не животным, а явлением. Можно сказать, самым первым паранормальным явлением в её жизни. Когда-то Алеся дала пришелице громоздкое испанское имя – Франсиска Доминга дель Соль. Потом сократила до Франкиты. Теперь чаще называла просто «кисулька» или «чернушка» – вполне естественно для долгого знакомства. И это казалось очень правильным: что в студенческие годы – совсем не «лучшие», а очень даже паршивые, наполненные тревогой и острым одиночеством – именно этот симпатичный дух стал её проводником в мир сверхъестественного. Франкита гуляла сама по себе, но являлась очень вовремя.

И сейчас Алеся тоже намеревалась использовать её в качестве проводника. Вот только в не совсем привычном смысле.

Она положила руку на тёплую меховую спинку и начала по памяти перечислять всех своих потенциальных курсантов, делая паузы. Мысленное звучание имён отдавалось в ладони температурой и пульсацией.

Стамбровская осталась довольна. Во-первых, без Франкиты процедура отняла бы кучу сил, времени и внимания. Было смутное предчувствие, что силы сегодня ещё понадобятся. Во-вторых, энергетический фон почти у всех оказался ровным.

Как ни странно, даже у Карины.

От неё исходила тяжёлая теплота и лёгкое покалывание под кожей. Подвижное и неугомонное, но без скачков и ударов статического электричества. А ведь ожидался гораздо больший раздрай, после таких-то откровений и воспитательных бесед. Излучение казалось не совсем обычным, но без ощущения угрозы.

Алеся озадаченно прислушивалась не одну минуту. Она даже сделала несколько попыток контакта и, наконец, с облегчением решила: «Растёт. Вот потенциал и фонит. Но главное, всё спокойно», - и мысленно перекрестилась.

Напоследок сладко потянувшись, она встала с кровати с чувством исполненного долга и вдруг поняла, что ужасно хочет пройтись. Недолго думая, Стамбровская обулась и набросила длинное чёрное пальто. Кошка, поняв, что сейчас не до неё, спрыгнула на пол и растаяла в воздухе.

Но Франкита немного ошиблась: какое-то время Стамбровская думала именно о кошках. Точней, о гепарде Фалька: присутствие Хильды во время потусторонних вылазок Карины очень интриговало.

Алеся успела прочитать, что большинство лётчиков Великой войны держали собак - а этот вон как отличился. Правда, в эскадрилье Лафайет и вовсе жили львы. Хотя вряд ли неискушённые в магических вопросах янки вкладывали в это некий смысл... А что тогда Герман? Как бы там ни было, сейчас у него имелся сильный дух-покровитель. Такое доступно не каждому. Силой человек может обладать даже без осознанности.

Вся эта история начинала затягивать. Сказывалось научное любопытство, наличие похожего опыта, дружба с Кариной. Но не только.

Алеся избегала думать об этом слишком откровенно. Не потому, что личный интерес казался ей чем-то предосудительным. Но она помнила, что слишком «громкие» думы и желания тоже способны нарушать равновесие. Говоря попросту, она боялась сглазить. Она бы вообще предпочла следовать своим природным наклонностям и выжидать, анализировать, а лишь потом уже нечто предпринимать.

«О да, одно сообщение в закрытом чате – великое предприятие», - мысленно съязвила Алеся.

Максимум её могли пожурить за излишний оптимизм. Но ведь проект-то никуда не делся. И ей даже настоятельно рекомендовали при подходящем случае обращаться напрямую, минуя полковника, так что нарушения субординации тоже нет.

Вот только являлся ли случай подходящим?..

Короткий сигнал – «Разрешите доложить» - был принят, две галочки напротив текста зажглись синим, но ответа не следовало. Это напрягало.

Стамбровская остановилась посреди улицы, несколько раз глубоко вдохнула, с силой сцепила и расцепила пальцы и зашагала дальше. Ходьба успокаивала, это тоже всегда роднило её с Кариной.

Район Остенд выглядел непримечательно и днём, и сейчас, в вечерней темноте. Скромные угловатые дома с простецкими балконами и трамвайные пути навевали ассоциации с Минском – хотя вряд ли там удалось бы отыскать в точности похожий уголок. в первую очередь из-за того, что минские панельки-«человейники» гораздо выше.

Алеся не жалела, что выбралась на прогулку. В благодушном порыве даже подумала: «Может, зря я спровадила Курловича?». Но тут же одёрнула себя: «Да ну, ерунда какая!».

Пожалуй, она бы предпочла компанию Вальтера – с ним только и получилось, что увидеться во время короткого перерыва и сыграть партию в шашки. Вальтер Хольт был Алесиным коллегой из Интерпола. Пару лет назад им довелось работать вместе. Знакомство оказалось приятным, сотрудничество плодотворным, и они даже несколько увлеклись друг другом – в тесных рамках дозволенного. Во всяком случае, смело можно было сказать, что чисто служебные отношения переросли в дружеские.

Вспомнился и Дмитрий Батура - инженер-конструктор, потомок знатного рода и по совместительству давний приятель, так что она запросто звала его Митей, а он её Лесей. Познакомились на фестивале стрелков в Беловежской пуще. Оказалось, у них много общего, а несовпадения вызывают любопытство – так, что даже наметились амплуа: Батура просвещал её по технической части, а она его по магической.

Знакомство казалось вполне комфортным. Дмитрий был женат на дворянке смешанных кровей, некой Ядвиге Кройц, и вроде как даже доволен. Его супруга представляла собой нечто среднее между политиком-аутсайдером и богемной интеллектуалкой. В прессе обычно обсуждали то её резкие высказывания, то культурные инициативы и фото с мероприятий. Подробностями Алеся не интересовалась. Она, помнится, лишь поначалу удивилась: какая странная парочка. Но кто его знает, говорят, противоположности притягиваются.

Или нет.

Или же только временно.

Последнее время встречи с Митей стали чаще, а лицо его - мрачнее. Он вёл себя сдержанно и избегал скользкой темы, но было ясно как божий день: дела на личном фронте не ладятся. Из-за этого Батура начал бросать на Стамбровскую новые, непривычные взгляды. Не заговорщицкие. Другого рода. И она пока не знала, как на них реагировать, уж по крайней мере, при личной беседе.

Сейчас же, пробираясь по переулку с желтеющими квадратиками одинаковых окон, она прямо на ходу громко, раздражённо вздохнула. Ну почему людей так иногда и тянет взять и начать всё резко портить? Например, хорошую и душевную дружбу – дурацкой интрижкой.

Сегодня Алесю не радовали никакие намёки на тему романтики. «Как, впрочем, и всегда», - хмыкнула она.

Когда-то она переживала от недостатка внимания, вскоре стала тосковать, что сама никак не может влюбиться. Отношения оставляли мыльный привкус разочарованности. Вместо ярких, незаурядных эмоций она получала недоумение, хлопоты и головную боль.

Она считала, что кавалеры ни при чём. Казалось, что ей с любым будет «не очень», да и любому с ней. Алеся чувствовала себя инопланетянкой, которая с трудом пытается наладить контакт с людьми, но любая попытка терпит фиаско – по крайней мере, это касалось амурных дел.

Наконец, она устала огорчаться и завидовать. И теперь относилась к любовным заботам других с отстранённостью и снисходительностью. Не с неприязнью, но с толикой пренебрежения – именно снисходительно: как к очень человеческой, но всё-таки слабости.

Гораздо более волнующим и возвышенным казался ей роман с призванием, профессией и делом жизни – в её случае, со службой в Инквизиции...

Её осенило: «А ведь у Фалька – лав-стори с авиацией. Канонический случай! А у Карины, видимо, с живописью. И притом ещё у них – друг с другом. Прикольно!».

Впервые за вечер Алеся улыбнулась.

Нет, этот сюжет ни в коем разе не казался ей «романтическими бреднями экзальтированной особы». И уж тем более не имел ничего общего с «мещанскими» реалиями «типичных отношений».

Мигом посерьёзнев, она прибавила про себя: «Здесь есть метафизическое напряжение».

А это в её глазах оправдывало если не всё, то очень многое. Если бы не многочисленные «но»...

Она озадаченно вздохнула, и ноздри защекотал сыроватый воздух Майна. Алеся, наконец, вышла к набережной. Слева виднелось какое-то заведение (не туда ли хотел пригласить Курлович?), рядом портовый кран, выставленный для антуража. Сзади нависал Европейский Центробанк. Все окна уже потухли. И тут же, прямо на глазах, погасла скупая прохладная полоса подсветки на боковой грани здания.

«Вот это новости, экономят, что ли?», - удивилась Алеся. - «Да нет, ещё рано».

Она хмуро поёжилась. Теперь глухая плита небоскрёба сливалась с фоном, только краснели, как из засады, паучьи глаза заградительных огней. Стамбровской подумалось, что высотка похожа на стильное надгробие - она сама бы от такого не отказалась.

- Кх-х-х!

Это был смех: Алесе показалось забавным собственное сравнение. У неё редко включался голос: смеялись глаза, сверкали зубы во рту до ушей – но вылетали оттуда только шипящие кошачьи звуки.

Сейчас они были нервными. И повторились от нового каламбура: Стамбровской пришло в голову, что больше всего живости у неё было в отношениях с мёртвыми – c героями прошлого, к которым относился и её обожаемый председатель. Все они что-то давали Алесе в плане постижения магии, увеличения личной силы и опыта, хотя порой довольно тёмными и опасными путями. 

Каринин случай изрядно перекликался – у неё был мёртвый лётчик. Хуже всего, что при всей родственности душ они с Кариной всё-таки слишком сильно различались, и что тёмной душе стресс, то светлой смерть.

«Метафизическая краса любви, ну как же!» - вдруг рассердилась Алеся. – «Я и то в своё время чуть коньки не отбросила...».

Об этом надо было рассказать – чем быстрее, тем лучше, обстоятельно и без прикрас. Не для того, чтобы снова попугать, как злой полицейский – а с тем, чтобы убедить подругу хранить самообладание.

...Она была нужна Стамбровской в максимально стабильном состоянии.

«Легко сказать!».

Она вспомнила, как Карина с каким-то тревожным возмущением рассказывала ей про Геринга и историю его любви.

Тогда её бурная досада казалась кристально ясной: такое красивое имя – и такие поганые ассоциации, а как же быть с персонажем, к которому уже прикипела душой? Как человек творческий, Алеся прекрасно это понимала. Но теперь её осенило: может, Карина уже тогда чувствовала какие-то нехорошие зацепки? И её возмущение коренилось в подспудном страхе?

Биография рейхсмаршала оставляла Алесю равнодушной. Но вот история его отношений с первой женой не просто зацепила, а украдкой расцарапала, словно кончиком ножа. Через несколько дней Стамбровская поймала себя на том, что ей тоскливо, и невольно мечтается об альтернативной версии со счастливым концом.

«А не этим ли я сейчас занимаюсь?» - усмехнулась Алеся.

В лицо бросилась кровь: хорошенькое занятие! Будто люди, живые или неживые, на самом деле не более чем призрачные буквы в текстовом файле...

Ситуация вообще навевала невесёлые мысли – как раз таки одиозными параллелями. Да, Карин Фок, Карин Хаммаршёльд и Карина Корбут – это разные люди. Да и два Германа – птицы разного полёта. Но куда деваться от закономерности существования родственных миров? На различия понадеяться можно, но ведь совпадения толкают сходные процессы в одном направлении...

Но что, если всё-таки ввести другие переменные?!

Наблюдая пляску бликов на глянцевой черни воды, Стамбровская принялась тереть свои ледяные руки, а по поверхности лица прокатывались волны жара – будто вся кровь прилила к голове.

«Карина всё помнит и знает, могу об заклад побиться. Но разве ж она свернёт? Нет, пойдёт в лобовую атаку и погибнет смертью храбрых! Слишком они похожи, эти «сёстры». Эх, где тут ближайшая церковь – свечку поставить, чтоб всё обошлось? А другую – чтоб Митя со своей Ядвигой помирился».

Эта идея здорово противоречила Алесиному профилю и звучала по-дурацки. Но на её плечи легло слишком много – и вербовка, и конференция, и сейчас ещё эта история с Фальком – так что на мало-мальски эффективные мероприятия по обеспечению безопасности (читай, защитные чары) попросту не было ресурса. Вот уж действительно, оставалось уповать на милосердие высших сил.

Алеся поступила как типичное дитя постмодернизма: потянулась за телефоном смотреть в гугл-карты, но всё с саркастическими ужимками, каждую секунду напоминая себе, что это она не всерьёз.

Тут же экран требовательно вспыхнул, трубка завибрировала, и всю иронию как ветром сдуло – несмотря на то, что зазвучавшая мелодия была выбрана тоже весьма иронически: «Мгновения» в исполнении Кобзона.

- Здравия желаю, пан генерал! – отчеканила Алеся, рывком поднеся мобильник к уху, и вытянулась в струнку посреди сумрака набережной.

- Отставить, Стамбровская, мы же не на плацу, - раздался в ответ насмешливый густой баритон. – Ближе к делу. Я так понимаю, у вас какие-то обновления по проекту «Валькнут»?

- Так точно...

- Не прошло и ста лет! А чего так несмело?

Алеся густо покраснела: на самом деле, она засомневалась в верности формулировки (не лучше ли было ответить: «Да»). Но вообще-то высокий начальник наступил на больную мозоль. И она пояснила:

-  У меня нет готового плана действий, но есть свежие намётки. Я посчитала, что нужно вам сообщить.

- И правильно посчитали. Жду вас через пять минут.

Раздался короткий гудок: отбой.

Холодные электрические отблески съехали, заплясали, замельтешили перед глазами – и через секунду вернулись на место. Алеся глубоко выдохнула: «Ух!..». По мышцам прокатилась волна напряжения. Стамбровская поспешно сунула телефон в сумку, мысленно отругала себя и за нервозность, и за шуточку с рингтоном – которая не разряжала обстановку, а совсем наоборот. Затем прикинула точку перехода.

«В речку я точно не полезу», - мысленно проворчала она.

Зато вспомнила о рельсах. Здесь проходила старая ветка: по ней несколько раз в день пускали прогулочный туристический состав с винтажным паровозом и вагончиками. Лучше и не придумаешь.

Алеся торопливо прошагала к невысокой насыпи, взбежала по лестнице, нетерпеливо хватаясь за перила, и с разгону перемахнула через узкую колею. Её фигура мелькнула и растаяла в воздухе, чтобы материализоваться в коридоре Министерства.