С днём рождения, опа!

         "С днём рождения, жопа!"

Он сидел за столиком в кафе, нависнув  над стеклянным бокалом, наполненным каким-то спиртным,   и мутным взором оглядывал окружающие окрестности.

         За прозрачной витриной кафетерия сияло солнце, отражаясь в только что образовавшихся лужах после прошедшего летнего  дождя, в них даже можно было увидеть серое здание с бело-красной вывеской    “Лира", оно,  это здание почти упало в дождевую канавку  и там засветилось иными красками, играя ими  на рябой поверхности воды.  В витрине кафетерия, что так и  плавала в луже, отражался он сам, сидящий над бокалом со спиртным,  и его глаза с набрякшими,  будто обвалившимися  по внешним углам,  веками, отчего он сильно,  ещё  и своим  тоскливым  выражением лица,  напоминал какого-то пса,  то ли породы бассет, то ли спаниель, то ли еще какой, но всем своим видом походил на побитую собаку.

        Он всегда был  таким, с собачьей мордой вместо лица  и с плачущим взглядом  золотисто-карих глаз.  Даже в молодости он напоминал вечного страдальца, несмотря на подтянутость щёк и отсутствие второго подбородка тогда, да   ещё  и тёмно-каштановая густая шевелюра, которую заменила теперь вечно блестящая, будто отполированная поверхность пианино, лысина, тоже  не делала его моложе,  не делала из  него  оптимиста,  набрякшие опущенные  веки и этот постоянно мутный взгляд выдавал его с головой,  что означало, что Стасик пил,  и пил давно  и  крепко, сидя на этой теме беспрерывно, при том, что обладал какой- никакой эрудицией, но всё равно продолжал пропивать  имеющийся интеллект и потому питейную тему протягивал в любом разговоре и не обходя этот предмет стороной,  так,  будто,  куда бы ты не пошел, по какой дороге, куда бы не свернул,  всегда упирался в один и тот же знакомый до боли угол, называемый  Стасиком: "Я и бутылка"
 
        Вот и сейчас он находился в знакомой ситуации, сидя за столиком в кафе и полоща   свои мысли непонятно  в каком уже по счёту  бокале   со спиртным. Он своей застывшей позой напоминал даже  золотого Будду в состоянии медитации, если бы не те его по собачьи преданные бутылке глаза и потому темы его раздумий не были глубоко философскими, вернее его философские размышления  упирались  в житейские ситуации, в которых казалось ничего не менялось,  как не проходящий стасиков алкоголизм.


      Сегодня был особый день,  когда не нужно было придумывать специально какой- то повод своего питейного настроения,  сегодня был день рождения его жены,    его Олечки, на  которой он был женат...  Вот тут-то  и случилась загвоздка, что послужило причиной и всё же  поводом налить себе в бокал ещё,  по какому разу он  не помнил,  как и не помнил сколько  же  лет уже был женат на Олечке.

      И Стас,  выпив ещё и  с горя по такому случаю,  вспомнив ещё раз, что не помнит,  мрачно подумал про себя о том, что порою ему кажется,  будто жена его,  несмотря на то, что они были ровесниками, водила его в детский сад и  не будучи его дражайшей  родительницей, учила завязывать шнурки на ботинках.

          И всё  же  она — его жена и тоже наверное, когда-то родилась, а именно  сегодня.   И от того, что удалось хоть что-то вспомнить, Стас даже покраснел,  ибо был доволен собой. Такая мелочь, а как приятно,  что вспомнил день рождения своей жены, ведь это ещё  один повод выпить и он тут же с радостью   налил в  бокал.

        —   А чего бы я ей пожелал,  если бы она была сейчас рядом? —   Подумал  Стас и рука его даже застыла, не донеся   до рта  налитый вожделенный напиток, который искрился градусами.

       —    Вообще трудно что либо желать человеку,— продолжил он свои рассуждения, —  которому ты обязан хотя бы тем, что не голодаешь,  тем не менее стакан вина в старости я ей обещал принести, осталось только дожить. 

        И потому желать ничего жене он не стал, тем более, что её  и рядом-то  не было, так что обойдется,  и сам Стас обошёлся коротким,  но метким, произнеся  даже не про себя,  а вслух :

          —  С днем рождения  тебя, жопа!

         Под "жопой" он подразумевал  конечно же,  свою ненаглядную Олечку, с которой вот беда,  не помнил сколько лет  уже был женат, похоже, что вечность, хоть  и не дожил ещё до обещанной старости, и именно её-то  он  так ласково и называл -  жопа.

           Ну, как говорится,  у каждого свое семейное счастье, у кого киска с милашкой или просто родная и милая,    а у кого,  вот  так запросто,  понятно и незамысловато —    жопа.

       —   Так что с днем  рождения тебя, жопа! 

      Ещё    раз с чувством  сказал Стасик,  и, ни с кем не чокаясь,  ибо не с кем было,  поспешно   опрокинул горящий подоспевший бокал с красноватой жидкостью себе в рот, отчего в горле  сразу как-то знакомо - приятно защипало, а следом рубиновое пойло смешалось с красного цвета  кровью, бурлящей в его венах,  став единым целым, как два отдельных водоема, которые слившись,  стали  одним водоканалом.


                После выпитого Стас  не просто решил, а почувствовал, что  наконец,  удачно начал  праздновать день рождения  своей жены, пусть и  в её  отсутствие, как будто удачно разродился бременем, тем плодом воспоминаний, который  никак не мог родить, а тут, ну, вот,  наконец-то,   и он на радостях, словно счастливый папаша,  обвёл своим собачьими взглядом с глазами спаниеля или бассета окружающий антураж, и,  не увидев ничего интересного,  он в помещении был совершенно один, в такой-то  день, в день рождения его благоверной, посетителей не было, не было желающих  отпраздновать эту дату,   день, когда родилась его жена,  его  любимая жопа,  и он сначала,     ощутив себя ещё  больше собакой,
 такой одинокой, кинутой хозяином на произвол судьбы, решив, что раз перед ним всё  же не миска с грязной водой, а бокал с дорогим алкоголем,  то в своём желании поговорить с самим собой, а больше и не с кем было,  он будет лучше Буддой, таким философом - отшельником  посреди города  и его суеты, находясь в одиночестве в том здании,  что купалось в луже после прошедшего дождя.

            Его отношение к женщинам и конкретно к своей  жене- жопе, обычно выливалось в философские  размышления, тонувшие в очередной налитой рюмке,  на тему  “Что хорошего в женщинах”.

        —   А  действительно,    вот  что  хорошо в женщинах,— с упорством  пьяного, всё спрашивал  он сам  себя, всегда и заранее  зная  ответ.  —  То, что  им всегда что-то надо.

       Как бы  сразу и  определил для себя Стас потребительское  ко всему  отношение  женщин  в этом мире, эдаких обывательниц на уровне его жены- жопы.
 
            —  Сидишь ты, пьёшь тихо водку,  —   продолжил он свои размышления на тему    “Что хорошего  в женщинах”.   —   Думаешь о бесконечности, но тут приходит женщина и говорит:   Да что ж такое, мне совершенно нечего носить!
   
        И ты уже, значит, начинаешь думать про себя, что ходила бы ты голой, дура, но ведь всё  одно будет ныть, а значит, нужны деньги. И вместо водки и бесконечности думаешь о  том, как заработать.
 
     Но и сам Стас, несмотря на необходимость заработать на женины нужды, а не себе на водку,   не забывал   и  о своем, таком же  потребительским  отношении  к  женщине, как к таковой, не только как к жопе, зная, что  если бы не женщины, то  сидел бы он  так и пил     без закуски.

      Вот как сейчас, в одиночестве и  в кафе, и только с налитой водкой в рюмке или вином не в хрустальном, а в простом стеклянном   бокале.


        А   был бы дома, так ему  хоть борща сварили бы.  Так нет же,
  пьянствует он уже  дня три,   а толку, только мысли разные, что навевали алкогольные пары, дурманящие голову и мозг,  и не давали покоя его проспиртованным по всем статьям  извилинам.

             Он давно и долго спивался, медленно уходя от жизни,   не замечая, как теряет журналистскую хватку, а он, поговаривали  был неплохим когда-то  журналистом, почти акулой пера.  Остатки своего таланта, того, что толкал его  к мыслям о былом и вечно-насущном, он тоже давно посеял на дне стеклянного сосуда с вечно болтающимися градусами в нём.  Короче, он попросту деградировал, и уже почти больше ни о чем не мог говорить как только  о питье  и  о  своем бесконечном пьянстве, которым он вынужденно гордился, потому что больше гордиться в этой жизни ему было нечем.

       В молодости худенький подтянутый,  ещё с густой волнистой шевелюрой на  крупной голове Сократа или Платона,  он не был похож на собаку спаниеля или ещё какую,  с  опустившимися уголками век над пьяными уже тогда  глазами, которые были прозрачными по причине  состояния   вечного подпития.

     Он женился и прожил, кажется целых  25 лет единственно  для того, чтобы  мог сейчас  в очередной раз сказать “С днем рождения, тебя, жопа!”,   уже не помня имени своей жены, той самой, которая и борщ могла сварить и  подать и напомнить, что надо  бы иногда поработать, а не только наливать и опрокидывать, живя на дивиденды от  родительских инвестиций в свою и как оказалось в его, стасову  жизнь,  живя на деньги от сдачи оставшейся от умерших отца с матерью квартиры, и жил припеваюче  и даже ещё лучше, особенно,  когда вспоминал, что он ещё  и философ, напившись в очередной раз, и когда мог  позволить  себе посидеть и поразмышлять на тему  “Что хорошего в женщинах”,  а тут прослышав, что   женщин  нельзя бить,  вспомнил без отрыва от своего  пьянства, уже перешедшего в стадию алкоголизма, о том,  как   несколько раз общался с женщинами  и в те моменты, когда их, может, и стоило бы  побить, но   сделать это было невозможно.  По одной простой причине —   поди в неё попади, она стремительна и быстра, как кот перед кастрацией. Нет никакой силы, чтобы с ней совладать. 

        Потом, чуть позже, когда женщина, —   подумав про свою жену-жопу, продолжил Стас свои тяжелые думы  с  такими же  воспоминаниями,  —   несколько утомится, она сядет пить вино.

       Да, он с такими вот  пьющими и не только вино по  большей части-то   и общался в своей жизни, они были для него и женами- однодневками,  и собутыльниками  одновременно, это был хороший, а главное, честный выбор с его стороны.

         Так вот, сядет, бывало  она, утомившись,  рядом  вино попить, и  тут по ней уже можно было бы и  попасть, но как ударить человека с бокалом в руке ? Это была та  неразрешимая за годы его питейной  жизни дилемма, как вечное и бесконечное:  что лучше, коньяк или водка.  Стас ведь очень уважал алкоголь и бережно относился к рюмке, не важно в чьей руке она находилась,  и  потому   бить то женщин можно, считал он, будучи   тут заодно  со всеми,  но всё ж таки это   никак не возможно.
 
       “Чем они все и пользуются. Да! ” - С  пьяным упорством в умат упившегося алкоголика   любил повторять он, на самом деле просто  боясь остаться без любимого борща и просто без закуски к водке.

        А   покушать он любил, вон, какую   рожу наел на жениных и не только её  харчах,  везде она  омерзительная, не жена, а рожа  его, давно круглая, как головка голландского сыра, и даже без какого-либо намёка на целлофановую шкурку в виде волос, глаза почти полностью заплыли, с трудом выглядывая из под тяжёлых набрякших от выпитого за всю жизнь  алкоголя век, и впрямь   реально мерзкая рожа,   зато внутри у него, как он говорил,  почти всегда присутствовала  почти благодать,  особенно, когда возникала идея пойти   купить крабов и немного виски, и  в тот же момент ему думалось:  ”  Хотя как-то глупо жрать крабов с видом на дворника из Киргизии, метущего двор. Но водки я что- то не хочу, а, видимо, всё же надо”

       Он,  как бросающий пить алкоголик,   вечно ко всему прибавлял: не хочу, но надо, нельзя, но буду, а итог всегда был один —  он, нехотя и под запретом  напивался,  входя в штопор дня на три, а то и больше.


       А потом,  оказывался   вот так   утром хрен пойми где, и  тут ему уже  и    комплимент приносит на  блюдечке   его благоверная или не она, или не дома и  не  комплимент.

        А  лучше  бы  принесли   пельменей и водки, или хотя бы чебурек.  Да,  даже на шаурму был он  согласен, он, Стас любитель крабов и дорогого вина. Да, какая разница что, лишь бы уже  что-нибудь, ведь  во рту  сушняк, голова раскалывается  по обычаю, и вообще,   теперь ведь придётся пить не пойми что, не только потому что  и сам не пойми где и не пойми  с кем, а потому что философ, и потому что в мироустройстве много изъянов, а он, как человек,   слаб и не  склонен их   замечать.

          Да, ещё  когда  тебе  ещё в пьяном угаре    всю ночь снились эротические сны, хотя, какая там эротика — одна порнуха,  а  после, проснувшись, ты видишь собственную  рожу на блестящем дисплее старенького   телефона  и понимаешь, что это  вид  какого-то   маньяка и что  пора идти на кастрацию во имя человеколюбия, чтобы вспомнив всё же, что сегодня за день, день рождения жены, поздравить её,   сказав не заезженно-привычно “С днем рождения тебя, жопа! ” и тут же  упасть той самой рожей маньяка, лишенной на самом деле какого-либо человеколюбия ибо любовь только к выпивке осталась, прямо на стол в том кафетерии, где в одиночестве сидел и мнил себя великим философом, напиваясь всё больше и больше,  когда вся философия уперлась давно  только в ту тему,  “Что такое  женщина  и  для чего  создана она  богом”.  Да, ясно же для чего, без лишних сантиментов,  для того борща, который хорош после водочки и под водочку, что  гораздо лучше меркантильной женщины любого разлива,  привыкшей быть потребительницей его мужского счастья, где его  эго давно потонуло и находилось  на самом  дне не понятно какой по счёту налитой  рюмке  водки и потому, “С   днем рождения тебя, жопа!” ибо больше ничего в   моей жизни не осталось, как одна огромная  жопа, которая есть не моя жена, а моя жизнь, и её- то я и променял сто похмельев назад  на то, что назвал своей жизнью, когда уже не трезвея больше ни на минуту,   чувствовал  себя мудаком, а   жизнь свою ощущал, как  лишенную каких -либо   контрастов, и слабо помнил ещё о том, что двадцать пять, кажется,   лет тому назад  женился и что в   принципе, для него  это было похоже на обряд крещения, и сейчас он  мог бы сказать  спасибо той женщине, которая всё это время  была рядом с ним,  сказать спасибо за то,   что все эти года она   оберегала его   и терпела, и что это  нелегко, а вместо  этого он только    произнес заезженное:  “ С днем рождения тебя, жопа!”— и это было   всё, на что он  был     теперь способен, и Стас  снова опрокинул непонятно какую по счету рюмку со своим любимым алкоголем.

29.11.2020 г
Марина Леванте