О творчестве Исмаила Семенова

БИЛЯЛ ЛАЙПАНОВ
СЕМЕНЛАНЫ ИСМАЙЫЛ БЛА БЕГИЙЛАНЫ АБДУЛЛАХ

Julian Barnes: “The greatest patriotism is to tell your country when it is behaving dishonorably, foolishly, viciously.”
Джулиан Барнс (Julian Barnes): «Величайший патриотизм – сказать своей стране правду, если она ведёт себя бесчестно, глупо, злобно. Писатель должен принимать всё и быть изгоем для всех, только тогда он сможет ясно видеть».
Сэмюэл Тейлор Кольридж (Samuel Taylor Coleridge): «..поэзия — наилучшие слова в наилучшем порядке».
Иосиф Бродский: «Поэзия это не «лучшие слова в лучшем порядке», это — высшая форма существования языка».


Бу юч онглу джазыучуну оюмларыны тюзлюгюне бизни адабиятда шагъатлыкъ эталлыкъ — джазыуу бла, назмулары бла да — джангыз бир закийибиз барды, ол да — Семенланы Джырчы Сымайыл.
Бир дуния ючюн бир дунияны атмагъан Джырчы Сымайыл, эки дунияны да Аллах джаратханын билген диндар Исмайыл. Хакъ сёз бла Акъ сёз, Зикир бла Орайда — Семенланы Исмайыл деген буду. Хакъ сёзню Акъ сёз бла да айталгъан, зикирлериндеча, джырларында да нюр джарыгъы болгъан аллай закий эди Исмайыл.
Хоу, Поэзиябызныны къулагъына азан къычыргъан Джырчыды Семенланы Исмайыл. Бизни адабиятны аллында аны хизметин (заслугасын) ол затда кёреме. Назмучуларыбыз сёз эшикни кими Батыгъа, кими Шаркъгъа ачаргъа кюрешген эселе, Исмайылны поэзия юйюню терезеси Кёкге ачылыбды. Кёкге ачылгъан терезе уа тёрт дуниягъа ачылгъан терезеледен башха болгъаны хакъды.
Сымайыл кючлю адам болгъанды. Аны чалгъанын кебдирир ючюн, башы тюбюне айландырыргъа да керек болгъандыла — алай кенг, къалын болгъанды аны дюрюсю. Назму дюрюлери да алайды Исмайылны — аланы айландырыб къарамасанг, магъанасын кёралмай къалыргъа боллукъса. Алай эте билир ючюн а, Исмайылны джети къатлы сёзюню магъанасын кёрюр, кёргюзтюр ючюн а - бек уллу фахму керекди.
Исмайылны сёзюню таша магъанасын бизге ачыкъ эталгъан аллай назмучубуз, эссеистибиз, тинтиучюбюз, эслетиучюбюз барды: Бегийланы Абдуллахды ол. Окъуучугъа малкъар закийлени джангыдан ачхан Абдуллах, Джырчы Сымайылны сёзюню да биз эслемей тургъан теренлигин, мийиклигин, ташасын туру этгенди бизге. Фахмуну фахму кёралады толусу бла.
Айтыргъа излегеним: Джырчы Сымайылны чыгъармаларын окъугъан бла къалмай, аланы юслеринден джазылгъанланы да окъургъа тыйыншлыды. Джырчыны сёзюн Абдуллахча терен тинталгъан, таша магъанасын кёргюзталгъан болмагъанды. Сымайылны чыгъармалары да, аланы юслеринден Абдуллахны оюму да бир-бири къатында, баш табхада турлукъларына ишек джокъду.

Хоу, уллу поэтни толусу бла уллу поэт ангыларгъа, бизге да ангылатыргъа боллукъду. Анга сиз да тюшюннюксюз Бегийланы Абдуллахны Адабият газетде Джырчы Сымайылны юсюнден джазгъанын окъуй. Андан бир юзюгюн сизге да теджейме - толусу бла "ЛитБалкария и Карачай" газетни бешинчи номеринде окъургъа боллукъсуз.

«...Исмайыл жырчыды, къаны-жаны да – жырданды дейдиле. Поэтди, Назмучуду деген атны къызгъанып айтадыла. Болур, алай жилягъанын, сагъышын, ауузу къандан толгъанын жыры бла жашыра уа болурму? Огъесе жилягъаннга, сагъыш этгеннге да Жырчымы дейдиле? "Сарнайса сен, тау джуртунгу ийнакълай, / Джарлы халкъым, ой, джаралы Къарачай!.." – бу жырмыды, сарынмыды?..

Уллу сагъышда жашайды Жырчы, ушакъ нёгер да болады, ичги сёзюн да айтады, аманаты, осуяты да алайды – барын да поэзия тили бла, таза, керти сёзю бла, сурат сала турады жюреклеге, сыфатланы бирин бирине жалгъай, ол арада магъана чыгъара, сёзледен сатыр-сатыр, шатык-шатык оюмла согъа, жюрек къыллары бла, сезими бла оюула, накъышла сала, къанын-жанын макъамгъа, жыргъа байлап...

Аллай адамгъа – Назмучу дейдиле. Сюйсенг – Жырчы де, Шайыр, Поэт – башха тюйюл! Исмайыл – аланы барын да жюрегине сыйындырады. Хоу, асламында – жыр макъам бла, сарын бла, ийнар къылла бла, зикир бла, аланы да – кесини энчи ауазы-ёню бла. Жюреги-жаны бла. Аллайгъа уа не айтадыла? Исмайыл – аланы ичлеринден тышына къарап тургъан бир терен магъана сезимди...

Жырчы, бизни ангылауубузда, назмучу болмазгъа да болур, алай назмучу уа, чынтты назмучу, – ол не заманда да Жырчыды. Кёп тюрлю сезим къылладыла аны жырлатхан, жылатхан да. Исмайыл – Назмучуду деп андан айтама. Керти назмучуну сёзю жыр бла, макъам бла бирге тууады.

Халкъ Исмайылгъа Жырчы ат атай туруп, бизден башхаракъ, терен, таза, бийик магъана бере эди. Исмайыл Жырчы бола тургъан кёзюуледе халкъыбызда жырчы деген сёз бла тенг поэт деген сёз жюрюген болса эди, бир шексиз, Исмайылны аты – Поэт Исмайыл боллукъ эди. Исмайылны «поэт» болурун огъурамагъан «назмучула» – Жырчыды деп не бек кёл басаргъа кюрешселе да, Исмайыл – Поэтди! Башха мадары – басмасы зат дегенча – болмагъандан жыргъа буруб а айта болурму эди назмуларын? Кязим хажи этгенча?..

Баям, Исмайылны сурат салгъан фахмусу да болур эди. Ма аны суратларындан юлгюле (назмусун сайлап алмагъанма), кесими, бу айтханымы да сынар ючюн, китабын бир ачып эслегеними кёргюзтеме:
Трам Семенни джашы эдим,
Къарачайны къадау ташы эдим,
Назмучуланы башы эдим…

Къарагъыз: жырчыланы демейди – назмучуланы дейди. Мен да ма шёндю эследим аны! Жырчы тюл, Назмучуду деп бу мен башында айтханнга Исмайыл кеси да шагъатлыкъ этгенча болду.
Къарачайны къадау ташы не магъананы тутханын айтыр кереклиси бармыды? Неда назмучуланы башы дегенин?
Къырау урду – къатдырды,
Ёрге-энишге чабдырды…

Неге айта болур: Къырау урду – къатдырды деп? Къартлыкъгъамы – угъай! Къартлыкъ ёрге-энишге чапдыртмайды – чёкдюрген, олтуртхан этеди. Назмуну окъуй баргъанынг сайын, башында айтханы артдан ачыла барады.
Октябр элде джашайма,
Шай бла ётмек ашайма,
Къарыусуз къартха ушайма…

Да, ма: къарт болгъан болса – «къарыусуз къартха ушайма» дерик тюл эди. Айран бла гырджын демей, шай бла ётмек деп да не себепден айтады? Шай бла ётмекни юсю бла къарап, къайсы таулуну кёраллыкъса? Бошдан салмагъанды да?..
«Айыб этме да, бу сёзлени бир айыр» деп (ол затла ючюн…) нек айтады?

Къаллай сейир ишле болгъандыла: Къарачайны къадау ташын ёрге-энишге чапдыртхандыла, къарыусуз къартха ушатхандыла, шай бла ётмекге тыяндыргъандыла… Да андандыла бары да:
Юй салгъанма самандан,
Хайыр табылмайд сабандан,
Ийнек акъ бермей амандан.
Бу сабий-балыкъ – кебекча,
Юй бийче десенг – сернекча,
Ырысхым тутмайд, – элекча.
Арбазым десенг – тар кибик,
Огъары жаным – жар кибик,
Хоншула десенг – зар кибик...

Исмайыл кеси айтханча, бу сёзлени бир «айырайыкъ»: арбазы, жашауу – тар, ары-бери чыгъар онг жокъ, «огъары жаны» (эслегиз: «огъары жаным» деп бош айтмагъанын), сёз керти арбазны юсюнден барса, «огъары жаны» дерик эди, сёз башха затны юсюнден баргъанын ол шарты да билдиреди), Исмайыл былайда магъана жашыргъанды – жашаууну тёбен жаны тюйюл къайгъысы, огъары жаныды, тамбласы, келлик кюню, алда не сакълагъаны… – жар кибик! Сезип турады. Закий адамлада ол барды – келликни, боллукъну сезген.

Мени эсим жетмеген, мен ангылаялмагъан, ангылаталмагъан затла да бардыла назмуда.
Ташдан болмай, самандан юй салгъаны да (шай бла ётмегича), сабандан хайыр табылмагъаны да, ийнеги сют бермегени да… – была тюзюнлей айтылгъан затла тюйюлдюле да – хар сёзюню ич магъанасы, оюм жюгю барды. Суратдыла. Кюзгюдюле.
Октябр элде жашайма деп, Октябр элде жашагъаны ючюнмю эсгереди элини атын да? Огъай!..

Эй, хан Семенни джашы эдим,
Къарачайны къадау ташы эдим…
Не этейим? Кърау урду, къатдырды,
Ёрге–энишге чабдырды,
Айтмаз сёзюмю айтдырды…

Айтмаз сёзюн ким айтдырды? Кърауму? Кърау нек айтдырыргъа керек эди аллай затланы? Кърауу – Къраумуду, Къралмыды?.. Оюмун жаз тил бла айтхандан сора да, жангыз сёзню да жаз тилге бургъанды. Кърауну орнуна Къралны сал да, окъу жангыдан, назмуну ичин билирге сюе эсенг.
Айтмаз сёзю уа не эди:

Трам Семенни (Хан Семени) джашы болгъаны…
Къарачайны къадау ташы болгъаны…
Назмучуланы башы болгъаны…

Айтдырадыла да – айтады. «Ханлыгъы» ючюн айтмайды, къаллай болумгъа тюшгенин, не кюннге къалгъанын айтады. Ким болса да, биреу айтыргъа керек эди да? Андан сора да болур эди айтылып къалгъан айтмаз сёзю – ышаннган, ийнаннган эди да, ахшы къуууму, ариу умуту бар эди да, алданнганын ангылап да жазгъан болур: Айтмаз сёзюмю айтдырды деп. Тобагъа къайтханча…

Къадау таш а некди – ол Исмайыл тутхан иш, ол жакълагъан затла: тил, тин, дин, бет, намыс, сый, адет… – аладыла миллетни къадау ташы. Халкъ аллында борчун, магъанасын шарт билгенден айтханды: Къарачайны къадау ташы эдим деп.
Да, ёз къадарыны юсюнде Къарачайны юсюне тюшген къыйынлыкъны да белгилегенди.

Аргъышым эсе – къыйнагъан,
Биченим эсе – байлагъан,
Юйдегим эсе – сайлагъан.

Трам Семени ким болгъанын билмегенлеге, кеси да аны бла не айтыргъа сюйгенин ангылатыргъа деп къошханча, назмуну ахырында сёзюн къатлайды:

Муну айтхан – Семенланы Сымайыл.
Айыб этме да, бу сёзлени бир айыр.

Къаллай назмуду! Назму да тюйюл – поэма. Сау бир тарих поэма!..
Аллаха шукур, къайры, кимге, неге къарап ёсер юлгюлерибиз бардыла.
Миллетни жашауунда назмучулукъ, поэзия деген затла – бош затла тюлдюле. Къайсы миллетни да ниет-иннет, сыр-сагъыш даражасын белгилеген затладыла.
Поэзиясы болмагъан миллет болмайды.
Поэзиясы болмагъан – миллет да болмайды.
Анга алай къараргъа керекбиз.
А. Бегий улу»















Назир Хубиев,
Народный поэт Карачаево-Черкессии

ПЕВЕЦ ЭЛЬБРУСА

Каждый крупный художник является яркой звездой не только своего времени. Творчество классиков литературы и искусства обращено ко всем грядущим векам. Планета богата талантами. В этом плане не обделен и наш тысячегорный Кавказ, край древней культуры, снежных вершин, плодордных долин, звонких водопадов и ласкового солнца, где живут братские народы, говорящие на многих языках. Они выдвинули из своей среды таких крупных поэтов, как Шота Руставели, Низами, Коста Хетагуров, Аветик Исаакян, Сулейман Стальский, Гамзат Цадаса, Эффенди Капиев, Кязим Мечиев, Али Шогенцуков, Расул Гамзатов, Кайсын Кулиев и другие. Среди блистательных имен горской поэзии почетное место занимает народный поэт Исмаил Семенов, автор знаменитой песни "Эльбрус", ставшей гимном Кавказа. Он - человек сложной и в то же время завидной судьбы.

Исмаил Семенов родился в 1891 г. в древнем ауле Учкулан, у подножия белокрылого Эльбруса. Мать Джулдузхан была сказительницей. Она порой разговаривала стихами собственного сочинения. Отец Унух знал арабский язык, интересовался восточной поэзией. Он совершил паломничество в Мекку, чтобы поклониться мусульманским святыням. Хаджи-Унух прожил 38 лет, умер в Мекке и похоронен там, рядом со своим отцом Хаджи-Умаром.

Любовь к восточной поэзии Исмаил унаследовал от отца, к родной словесности - от матери. Его учителями были родители. Здесь нельзя умолять незаменимую роль и великое значение сказочной природы родных гор, особенно величавого Эльбруса, который не не производить впечатление с младенческих лет. С самого детства до глубокой старости поэт не уставал восхищаться красками и звуками гор родного Кавказа.

В Карачаево-Черкессии и Кабардино-Балкарии знают, что в роду Семеновых было немало известных певцов. Прадед Исмаила Калтур сложил о чуме песню "Эмина", ставшую народной.

Говорят, орленок в полете делает то, что видел в гнезде. Ребенок подобен орленку. Искра рождает искру, любовь пробуждает любовь, песня зажигает звезду. Любознательный мальчик стал складывать песни. И спустя годы он стал воистину народным поэтом Карачая. Исмаил был принят в члены Союза писателей СССР и награжден орденом Трудового Красного Знамени.

Семенов своим искрометным творчеством зажег одну из самых крупных звезд Карачаево-Балкарской поэзии и музыки. Что послужило взлетной полосой для великого таланта? Прежде всего благоприятная среда, красота и величие родного края, несмолкающие звонкие водопады, чью музыку горцы издавна называют речью Бога. Кроме этого поэт заражался красотой и магической силой народного творчества, восточной классической поэзией. Он был в широком масштабе первой звонкоголосой ласточкой и непревзойденным соловьем Карачая и Балкарии. В дни радости он ликовал вместе с народом, в тревожные часы страдал, оплакивая погибших героев войны. Его песни высекали огонь из человеческой души. Потому бытует в наших горах поэтическое выражение: "День начинается с рассвета, Кубань с Эльбруса, а новая крылатая песня - с Исмаила". Он сумел услышать и уловить свое время. В этом и заключается его счастье.



Жизнь карачаевского народа, как в зеркале, отражена в творчестве великого ашуга, непревзойденного певца Эльбруса. Его удивительные песни-шедевры приближают земного человека к высоким небесным светилам. Об этом свидетельствуют песни "Эльбрус", "Актамак", "Мама" и другие. В пейзажной лирике горцев трудно найти равной первой из этих песен. В любовной лирике карачаевцев и балкарцев "Актамак" занимает свое особое место. В ней ашуг воспевает величие и очарование женской красоты. "Мама" посвящена покойной матери поэта Джулдузхан, которой суждено было испытать все муки сталинского геноцида в Казахстане в годы ссылки карачаевского народа. В этой песне поэт, выражая свою личную утрату, скорбит, оплакивая всех, кто навсегда остался на чужбине.

Жизнь великих поэтов всегда складывалась нелегко. Не был усыпан цветами весны и согрет лучами ласкового солнца жизненный и творческий путь и нашего Исмаила. Тяжелую рану нанесла сердцу великого поэта депортация народов. Творческий рассвет его совпал с периодом культа личности И.Сталина. В годы ссылки строго запрещалось печатное слово на родном карачаево-балкарском да и на любом другом языке представителям депортированных народов. Да, были времена, когда молчали колокола справедливости, когда были отрезаны крылья свободы. Поэты молчали, как онемевшие жаворонки, но горский соловей, рискуя собственной жизнью в ноябре 1943 года, будучи узником телячьего вагона, в пути писал о трагедии своего народа:

Моя песня рыдает, но ты не плачь, мой народ,
Увозят нас, куда-то поезда, качая...
Я верю, что звезда справедливости взойдет
И вновь над Эльбрусом - заря Карачая.

(Перевод Назира Хубиева)

На далекой чужбине Исмаил Семенов испытал нечеловеческие лишения и унижения, но ни разу не уронил честь и достоинство певца. Там поэт похоронил свою мать, родного брата, родственников и друзей. Он писал о строгом комендантском режиме целый цикл стихов, которые невозможно читать без содрогания. В них он сумел показать трагедию народа и свою великую тоску по родной земле. Их я сравниваю со строками восьмистишья основоположника балкарской поэзии Кязима Мечиева, который в 1910 году, совершая паломничества в Мекку, в аравийской пустыне написал о своей тоске по родным горам:

Серый камень сорвался с утёса,
В мрачной бездне остался лежать...
Никогда ты наверх не вернёшься,
Свой утес не увидишь опять...
Я молю тебя, господи, ныне:
Лучше в камень меня преврати,
Но остаться не дай на чужбине,
К моему очагу возврати.

(Перевод Семена Липкена)

Исмаил Семенов в 1957 году вместе со своим народом вернулся на Кавказ и поселился в родном ауле Учкулан, куда я пришtл пешком из города Карачаевска, чтобы познакомиться с классиком карачаево-балкарской поэзии. Это был удивительно мудрый, добрый и красивый человек, чья белоснежная борода перекликалась с Эльбрусом. С того дня до конца его жизни мы встречались с ним в городе Карачаевске, в аулах Учкулан, Красный Октябрь, Джингирик и Терезе. Таким образом в течение 24 лет я имел счастье общаться с ним. Он подкупал простотой и скромностью. Рассказывал Исмаил о том, что до Великой Отечественной войны он издал пять сборников стихов, был участником декады литературы и искусства народов СССР и тысячелетнего юбилея армянского народного эпоса "Давид Сосунский", где он победил всех акынов и ашугов Советского Союза. Дали высокую оценку его творчеству выдающиеся мастера художественного слова Александр Фадеев, Кайсын Кулиев, Леонид Соболев и Давид Кугультинов.

В 1940 году в Пятигорске был издан сборник стихов двух народных поэтов Карачая "Касбот Кочкаров и Исмаил Семенов". Составителем его был Эффенди Капиев. В том же году были опубликованы стихи Исмаила Семенова в журнале "Огонёк" с превосходным предисловием.

Исмаил умер 1 августа 1981 года. Он похоронен в ауле Терезе Малокарачаевского района Карачаево-Черкесской республики. Творчество великого поэта ждет своего переводчика.















ЗУХРА БАСХАНУКОВНА КАРАЕВА
доктор филологических наук

ВВЕДЕНИЕ ДИССЕРТАЦИИ (ЧАСТЬ АВТОРЕФЕРАТА)
на тему «Исмаил Семенов: Художественное мировидение, национальные приоритеты, поэтика»
Карачаевская литература - одна из новописьменных литератур Северного Кавказа. Основным компонентом в формировании карачаевцев и балкарцев, как считают различные ученые, были древние кавказские племена, кипчаки и аланы. Уже первые упоминания о карачаевцах в русской и европейской литературе и официальных источниках (XVII в.) фиксируют карачаевцев в горах и предгорьях Центрального Кавказа, начиная от Терека и до Лабы, т.е. у подножья Эльбруса ,где и происходило формирование этнического ядра нации. После монгольского нашествия XIII века большая часть равнинных алан была истреблена или ассимилирована. Те из алан, которые издавна населяли верховья Кубани и её притоки, оттесненные высоко в горы, приняли участие в этногенезе карачаевцев, а те что осели в верховьях Терека , Чегема и Баксана, стали одним из этнических компонентов балкарского народа, [(см. об этом 9.49, 92,103, 106, НО)].1

К XIV - XV веку в борьбе с Крымским ханством укрепляются исторические связи Кавказа с Россией. После окончания кавказской войны Карачай окончательно входит в состав Российской империи. С 1788 года карачаевцы были подданными России, но окончательное присоединение их к Российскому государству произошло после исторического сражения при Хасауке (20 окт. 1828 г.), после поражения в котором карачаевцы согласились на переход своего государственного образования под юрисдикцию Российской империи, что было отражено в договоре между Россией и Карачаем, заключенным 28 окт. 1828 г.[110. 96]

Здесь и далее в тексте в квадратных скобках первая цифра - порядковый номер библиографии, вторая- страница цитируемого источника. Надстрочные цифры обозначают порядковый номер в примечаниях к каждой главе - З.К.

К XIX веку среди карачаевцев господствовали феодально-патриархальные отношения, основным занятием карачаевцев было скотоводство. Карачаевцы - мусульмане, но ислам утвердился в Карачае сравнительно поздно, к середине XVIII века. К началу века социальный строй Карачая оставался феодальным, но с заметными элементами капиталистических отношений [93,192,223].

Переломные моменты истории карачаевцев, своеобразие их общественных отношений, быта и духовной культуры нашли свое отражение в фольклоре. В устно-поэтическом творчестве карачаевцев запечатлелись исторически сложившиеся черты национального характера, представления о мире и человеке, получившие дальнейшее развитие в письменной литературе.

Карачаевская литература, как литература профессиональная, возникла в 20-е годы в результате социально-политических преобразований. Дореволюционные усилия первых карачаевских просветителей Ислама Крымшамхалова (Тебердичи), Тохтара Биджиева, Исмаила Акбаева, Иммолата Хубиева по созданию карачаевской письменности и распространению грамотности среди родного народа подготовили почву и определили тенденции развития духовной культуры Карачая в новое время. [88]

Принимая во внимание, что возникновение национальной литературы, как правило, связано с процессом активного общения с инонациональным и общезначимым художественным опытом", а " в ходе взаимодействия литератур разных уровней и этапов развития решаются проблемы их ориентации" [15.4] , отметим, что ещё в XIX веке в карачаевском обществе обозначились два пути духовного развития. Один - ориентированный на культуру Востока и мусульманское религиозное образование. Другой - на русскую культуру и систему светского образования на русском языке. Для реализации каждого из них существовали определенные условия. В первом случае - это близость, основанная на единстве вероисповедания и связанных с этим норм и традиций, обусловившая значительное духовно-культурное влияние. Проникновение ислама в национальную среду неизбежно ориентировало большую часть народа на знание или хотя бы понимание, пусть и очень поверхностное, арабского языка, на котором проводились все религиозные отправления. Арабский язык в рамках изучения Корана преподавался в школах при мечетях, а в первых светских школах (в 1878 г. - в Учкулане, в 1879г. - в Теберде) "основными предметами были закон божий (Коран), русский язык (чтение с объяснением), ." [85.36] Первые карачаевские поэты создавали свои произведения фиксируя их арабскими буквами на карачаевском языке.

Естественно, что одновременно с религиозной литературой , усваивался и транслантировался определенный пласт культуры, носителем которой был арабский язык. Ученый обнаруживает здесь определенную закономерность: "Феодализм развивает письменные языки, объединяющие ряд стран, ряд этнических образований. Но этим дело ограничивается: эти письменные наднациональные языки существуют на основе такой же наднациональной, общей для ряда стран культуры, типичной чертой которой является её связь с религией" [118.40]. Кроме того, восточная культурно-историческая доминанта проявлялась в сложившейся на Северном Кавказе общем литературном пласте произведений на так называемом языке "аджам", приспособленном для восприятия всеми северокавказскими народами. Книги на аджаме , в основном, представляли собой религиозные тексты различного характера, адаптированные в соответствии с местными национальными особенностями. Помимо этого имели широкое распространение переложение и пересказы классических восточных поэм о любви, которые многие исследователи относят уже к первым попыткам создания национальной литературы, к подготовительному периоду, неразрывно связанному с переводами и заимствованиями. "К числу первых опытов по созданию в дореволюционное время литератур на родном языке относятся, на наш взгляд , и переводы популярных на Востоке классических поэм "Тахир и Зухра", "Лейли и Меджнун", "Хосров и Ширин" и др. Популярность этой литературы среди карачаевцев в дооктябрьский период подтверждает обнаруженные нами книги, например поэма "Тахир и Зухра", издана в Темир-хан-Шуре (Дагестан) в 1916 г., поэма "Сахиб Джамал иБузджигит". Фрагменты этих произведений и поныне бытуют в народе"[85.36].

В связи с разысканиями и исследованиями последних лет в области теории и истории литератур и культур Северного Кавказа и Дагестана и вопрос о времени зарождения и путях развития карачаевской литературы представляется не столь однозначным и определенным, каким он преставал в литературоведческих и исторических работах многих десятилетий. Проблемы того порядка определяют направление теоретического поиска и культурологического анализа в современных гуманитарных исследованиях, выявляя типологическую близость литератур и культур Северного Кавказа и общность решаемых ими задач. По существу, и Г.Г.Гамзатов в своем "исследовании путей и сущности культурных связей и литературных влияний, а также традиции , давших всходы национальной литературы" в Дагестане[41] и Ю.М.Тхагазитов в анализе "духовно-культурных основ кабардинской литературы"[20 4], З.Г.Казбекова в процессе изучения дагестанско-европейских литературных связей[84], З.Х.Толгуров, прослеживая "движение балкарской поэзии"095], Л.А.Бекизова, определяя пути развития черкесской литературы" от богатырского эпоса к роману "[2$, А.И. Караева, рассматривая пути становления и развития карачаевской литературы [83], В.Б.Тутов, изучающий историю и становление абазинской литературы от истоков до современности[203], хотя и с различной степенью конкретизации и обобщения, но решают одну общую задачу - пишут родословную национальной культуры. При этом объективно выявляя некоторые основные моменты и факторы, являющиеся общими для культур и литератур северокавказского региона. Эта общность достаточно четко осознается и самими исследователями , отмечающими её значимость и актуальность "также для национальных литератур ряда других народностей Северного Кавказа, судьбы которых складывались в аналогичных исторических ситуациях" [41.65.]. Три достаточно универсальных фактора, определяющих характер литературы - истоки, традиции влияния - для северокавказского региона во многом являются не только близкими, но и общими. Это национальные фольклорные традиции и в том числе общий для большинства северокавказских народов героический эпос "Нарты", эпико-мифологическое сознание, сформировавшееся на языческой, домонотеистической стадии развития общества, комплекс традиционных нравственных норм, сложившихся в повседневной национальной практике и единой для горцев Кавказа. Это истоки и традиции, то, что Ю.М.Тхагазитов вмещает в формулу "Миф - эпос -этикет".

Вопрос о влияниях в рамках региона также решается на пересечении восточных и российских культурных ориентации. Характеризуя достижения мусульманской науки и культуры исследователь отмечает, что "она не ограничивалась каким-то одним регионом мусульманской империи, а широко распространялась повсюду , где были сильны позиции ислама"[205.97.]. Таким образом, исламизация и хотя и в разной степени, и разное время вводила народы Кавказа в мусульманский "круг мирового культурного сообщества" [22.112].

Не имея возможности глубоко вдаваться не только литературоведческие, а скорее историко-культурные проблемы истоков, влияний и традиций во всей их полноте, отметим лишь некоторые основополагающие моменты.

К XIX веку духовная жизнь карачаевцев определялась мифоэпической стихией сознания, наиболее ярко выразившейся в героическом нартском и песенном эпосе, религиозными нормами ислама и связанным с мусульманством влиянием арабовосточной культуры.

Это влияние во многом соотносится с той классификацией путей и форм взаимодействия контактирующих культур, которую дает Н.И.Конрад в процессе анализа взаимосвязей литератур Востока и Запада: "1/проникновение " непосредственное, в подлиннике, "в собственном облике", через представителей "принимающей " стороны, владеющих языком "передающей "стороны; 2/ через перевод, получивший особое распространение в новое время; 3/ путем воспроизведения в "принимающей" литературе мотивов и содержания произведений "передающей" литературы; 4/ в форме национальной адаптации, т.е. приспособления памятника одной литературы к новой географической, этнической идеологической среде; 5/ в форме бытования единого литературного памятника в разных вариантах и видах в целом ряде стран культурного мира ."[98.324-327].

Так, к этому времени в карачаевском уже существовала и функционироваламестная литература на " аджаме", представлявшем собой арабо-графическое письмо, трансформированное применительно к карачаевскому языку [78.2]. Об этом пишет и Г.Г. Гамзатов, характеризуя роль " аджама" в становлении литератур народов Дагестана: "Ко второй половине XVIII в. многовековые усилия по выработке родного письма были увенчаны созданием на арабской графической основе алфавита, приспособленного к фонетическим особенностям дагестанских языков. С появлением "аджамской" письменности связывается возникновение первых литературных памятников народностей Дагестана на их родных языках. Одновременно появилась в Дагестане переводная литература довольно широкого диапазона" [42.72].

На этом языке существовал целый пласт литературы, складывавшейся, во-первых, из переводных памятников общевосточного культурного фонда, во-вторых, из текстов религиозного характера, как переводных, так и оригинальных, и в-третьих, из определенного количества деловых и бытовых записей и документов, отражавших заметные события в социальной жизни карачаевского общества. К первым относились уже упомянутые восточные поэмы о любви. Ко вторым - духовные стихи (зикиры), толкования Корана, жития мусульманских святых. Примером такой литературы является книга "Китавуль Иман" (Основы вероучения), имевшая довольно широкое хождение в Карачае в начале XX века[95]. К третьим - документы такого плана, как, например, приложение к рапорту генерала - аншефа П.А. Текелли Г.А.Потемкину, представлявшее собой "перевод с прошения карачаевских владетелей, живущих в вершинах реки Кубани". Перевод на русский язык данного документа осуществлен с текста на карачаевском языке, записанного арабо-графическим письмом [161]. Уже гораздо позже, в советское время учебная и художественная литература для школ частично продолжала издаваться на арабской графике , не говоря уже о "Книге для чтения" И.Я.Акбаева, изданной на аджаме в 1912 году [6].

Эти примеры можно продолжить, но для обозначения тенденций и вех развития духовной культуры карачаевцев они представляются репрезентативными в контексте данной работы и служат достаточно точными историко-генетическими и эстетическими координатами, в пересечении которых возможно выявление реальных масштабов, индивидуальных особенностей и точного места в пространстве национальной культуры писателей и поэтов переходного для национальной духовности времени 20-х -30-х годов.

Таким образом, творчество первых карачаевских поэтов и писателей, имея своим общим истоком миф и эпос, испытывая влияние мусульманского Востока, развивалось в рамках соотнесенных с этим культурным контекстом литературных стилей и направлений -религиозной и любовной поэзии - или соотносясь с ними и развивая их в русле национально-фольклорной традиции (К.Кочкаров, И.Семенов), или противостоя и отталкиваясь от них, в своей ориентации на русскую, советскую поэзию 20-х годов (А.Уртенов, И.Каракотов и др.).

Нельзя не сказать о том, что общекультурное влияние Востока, транслировавшееся в основном через религиозную общность, опосредованно сказалось и на духовной жизни общества в целом, определяя в большой мере стиль и жанры будущей профессиональной литературы, воздействуя на формирование типов художественного мышления на переходном этапе от фольклора к литературе, на национальное художественное мировидение. Разумеется, приобщение Карачая к развитой и древней культуре Востока было частичным, в чем-то поверхностным, неполнообъемным, н, тем не менее, зрелость и масштабы воспринимаемого культурного пласта не могли не сыграть своей цивилизующей ускоряющей роли в духовном развитии.

Вовлечение карачаевского общества в общее русло экономического развития России, изменение общественных отношений и социальных связей обусловили все более усиливающееся влияние русской культуры на духовную жизнь карачаевцев, определили второй и основной путь развития Карачая. В первых светских школах появившихся в Карачае в конце 70-х годов XIX века, одними из основных предметов были "русский язык (чтение с объяснением), чистописание и краткий очерк географии России. Дети поступали в школу не зная русского языка, поэтому обучение их начиналось с ознакомления с окружающими предметами. Во втором полугодии они начинали осваивать устную русскую речь, а со второго года учили детей читать и писать по-русски» [85.26.] В результате функционирования этих школ в Карачае к концу XIX века было 535 грамотных. Многие русские учителя, не ограничиваясь преподавательской деятельностью, проделали огромной важности работу по сбору и записи карачаевского фольклора, изучению карачаевского языка, этнографическому описанию народа. Заведующим Карт-Джуртским училищем Н.И. Кириченко был составлен первый русско-карачаевский словарь, где для записи карачаевских слов впервые был применен русский алфавит.

В конце XIX - начале XX века выдвинулись первые учителя из среды карачаевцев, получивших среднее образование в

Ставропольской гимназии, а также в средних специальных учебных заведениях в Екатеринодаре и Майкопе, Кубанской учительской семинарии.

Детям из дворянских и княжеских семей сначала было предоставлено право поступать в кадетские корпуса, где они получали светское образование, а затем служить в Конвое его величества Лейб-гвардии Горском полуэскадроне. Так в 16 лет был принят на службу и провел три года в Петербурге Йслам-бий Крымшамхалов. Здесь он в совершенстве овладел русским языком, основами ряда наук, обнаружил художественный талант. И. Крымшамхалов стал первым карачаевским просветителем. Свои просветительские и творческие идеалы он выразил в очерках, опубликованных в газете «Северный Кавказ» (1896 г.) и в журнале «Мусульманин» (1910 г.)4 Крымшамхалов, рассматривая истинную цивилизацию как синтез научного знания и нравственной культуры, писал: «Если у наших горцев отсутствуют знания чисто научные, то зато у них развит в высшей степени культ воспитания, между тем как к этому важнейшему вопросу лишь приближается наикультурнейшая Европа» [104.55]. Не выходя за рамки чистого просветительства, И.Крымшамхалов чутко улавливал направление, в русле которого предстояло развиваться его народу, связывая его не только с русской, но и глобально с мировой и европейской культурой: «В душе у горцев сидит основательно и верно очерченный облик хорошего человека, которому он поклоняется. и вот лишь из рук носителя этих принципов горец с радостью примет факел просвещения. Если бы каким-нибудь способом было бы возможно показать горцу на экране внутренний и внешний облик людей - представителей истинно интеллигентного, добавлю, культурного класса Европы, то горец заключил бы их в свои объятия и сказал бы громко: «Я поклоняюсь тому, чему поклоняетесь вы, я буду верен вам, как вы верны свету и правде» [104.55.]. Ислам Крымшамхалов вместе с другими прогрессивными общественными деятелями способствовал открытию в Карачае светских школ, введению преподавания в них русского и родного языков. В 19081910 годах он составил азбуку карачаевского языка на основе латинского алфавита, поскольку считал, что «арабский алфавит тормозит дело распространения грамотности». Он стал, по существу, зачинателем карачаевской письменной литературы. Некоторые его стихи и басни, включенные в книгу «Родная речь (Ана дили)» И. Акбаева, изданную в 1915 г. (Баку) и предназначенную для учащихся светских школ и некоторые неопубликованные стихотворения, идеи, провозглашенные Крымшамхаловым в его публицистических произведениях, его портретная и пейзажная живопись демонстрируют близость его эстетических и идеологических позиций общему направлению, в котором развивалась русская и европейская передовая культура. В таких его стихотворениях как «Тенгиз джагъада» («У моря») и «Суукъ ташлагъа джан сала» («Одушевляя холодные камни») нельзя не заметить огромного влияния европейской и русской романтической традиции [105]. Вокруг личности и идей И. Крымшамхалова объединилась группа горской интеллигенции - будущих учителей, врачей, инженеров (Тохтар Биджиев, Ильяс Байрамкулов, Иммолат Хубиев, Хызыр Халилов и др.), разделявших его взгляды и ориентацию.

Таким образом к началу XX века сложился определенный круг горцев, в силу своего социального положения получивших доступ к образованию и потому вплотную соприкоснувшихся с прогрессивной русской общественной мыслью. Их причастность к национально-освободительному движению, их просветительские идеи, подкрепленные научным знанием закономерностей общественного развития, находили свое выражение уже в формах письменной литературы, создававшейся на русском языке. Через газетный очерк, публицистические выступления в журналах, сатирический памфлет осваивали первые карачаевские писатели русскую литературную традицию.

Во времена социальных исторических перемен, утраты стабильности существования происходит распад локальных структур, и при утере в определенной степени уверенности, ясности пути обретаются широчайшие возможности выбора, смены социальных ролей и судеб. Перевод этих гипотетических возможностей, потенциально существующих путей развития в план реальности, конкретного воплощения, обусловливал трансформацию традиционного общества в новое социальное образование. Этот процесс шел в разных направлениях и на разных уровнях, выражался личностями, представляющими различные слои народа. После революции 1917 года, с жестким включением каждого этноса в единую структуру социалистического государства, процесс параллельного существования двух рассмотренных тенденций развития завершается утверждением русской ориентации, тем более, что привязанность к Востоку внушала властям опасения, связанные с возможными экспансионистскими притязаниями исламского мира на Кавказ, и потому искоренялась. Как уже отмечалось, в 1928 году был осуществлен официальный переход карачаевской письменности с арабской графики на латиницу.

Влияние русской культуры и литературы на национальные культуры - сложный, многозначный и противоречивый процесс. Изучение его в рамках взаимодействия русской и карачаевской культуры выявляет множество нерешенных проблем и вопросов, оставшихся без ответа. К ним относятся проблемы разностадиальности развития взаимодействующих культур и литератур, различная языковая и этническая принадлежность, существование в идеологической ситуации «колонии-метрополия». Игнорирование всех этих проблем, отсутствие концептуального подхода к их решению предполагало равномерное развитие отдельных литератур и применение «единых оценочных критериев» (Д. Дюришин), что сразу ставило молодую карачаевскую литературу в подчиненное положение и вызывало к жизни определение «отстающее развитие». На самом же деле происходило формирование некоей литературной общности (под взаимодействием особых социальных факторов). Такого типа образования рассматриваются как «историческое явление, живые изменяющиеся формации, которые в процессе развития реагируют на самые разнообразные исторические детерминанты. Образования не однородны, а сложны. Благодаря этому происходит пересечение сфер их влияния, их онтологических принципов. Одна национальная литература, как историко-литературная единица, может таким образом принадлежать разным системам» [69. 9].

Итак, карачаевская литература складывалась во взаимодействии различных типов национальной духовной культуры, развивавшейся в рамках историко-культурного процесса, что соответствует общей закономерности развития национальных литератур в соответствующих исторических условиях.

Творческое стяжение на исторически малом временном отрезке духовной, культурной работы, выполняемой нациями на протяжении многих веков, обусловило синтез мощного арсенала национальных фольклорных традиций различных культур, как

Востока, так и Запада. На перекрестке этих влияний и взаимодействий возникали и развивались различные типы творческой индивидуальности. Естественно, особенности их мировидения и специфика художественного отражения действительности определялись множеством факторов; происхождением, уровнем и направленностью полученного образования, степенью таланта.

Но ясно одно, все они начинали с опоры на национальный фольклор, в дальнейшем эволюционируя в различных, часто противоположных направлениях.

Можно говорить о трех основных направлениях и ориентациях карачаевской литературы, особенно ярко проявившихся в период ее формирования и становления, но прослеживаемых и в процессе дальнейшего развития.

Одно из направлений, связанное с идеями просветительства и эстетикой романтизма наиболее ярко представлял уже упомянутый Ислам Крымшамхалов с его изначальной и последовательной ориентацией на европейскую и русскую культуры. В его творчестве зримо проступают следы влияния поэзии Пушкина и Лермонтова и в целом русской литературы с ее основными образами, темами, мотивами. Вот как раскрывается в его поэзии образ морской стихии, совершенно нетипичный для карачаевской литературы того времени, во взаимодействии с внутренним эмоциональным состоянием поэта:

Убегает море от меня,

Падает и валится волна.

Просит у меня - не уходи.

Отвечаю - нет.

В обиде смотрит,

Косит в сторону и роет берега.

Как коса стальная Тохтаула

Разрезает камни пополам.

Закипая волнами своими,

Разметав всех рыб в своих глубинах,

Грозно хмуря брови,

Поднимаясь вверх и снова рушась,

Гневом наливаясь

Лижет скалы.

Вот его работа день за днем. Ухожу я снова зарыдает, Но не знает, что внутри меня, И не хочет слушать, что со мною, Не сгорает изнутри как я. Не поймет моей тоски по дому. Волнами меня хватает, тащит. Плача и рыдая, вновь уходит. [ 105 ] / подстр. перев. мой - З.К./

В советское время в русле этой традиции пишет известной журналист и публицист Ислам Хубиев / Къарачайлы /. Но направление его творчества определяется уже не только русской, но и советской литературой и скорректированы новой социальной действительностью и идеологией, что во всей определенностью проявляется и в тематике, и в стиле его произведений.

Другой карачаевский просветитель Исмаил Акбаев, тяготея к тем же идеям национального прогресса, просвещения и образования народа пытался осуществлять их на путях восточной ориентации национальной культуры. Им был создан карачаевский алфавит на основе арабской графики, явившийся первой книгой на карачаевском языке.

Иное направление развития литературы, вобравшее в себя множество частных стилевых и идеологических ответвлений обрело на долгое время статус единственного, утвердившись в жестких рамках идейно-эстетических установок пролетарского искусства. Ярчайшим представителем этого направления стал Азрет Уртенов, талантливый поэт, в творчестве которого национальная и индивидуальная самобытность сознательно подчинены художественным клише новой социалистической культуры:

Моя поэзия сердцем крепко связана с жизнью.

Классовой борьбе, классовым битвам отданы мои годы.

Не до развлечений натоях, не до девушек-красавиц моим песням .

Дорогой мой читатель !

Я борюсь с классовым врагом,

Лишь победив врага и похоронив его, я сложу песню про свои высокие горы. Перевод А. Караевой /

И третье направление развития карачаевской литературы выразилось в том типе художественного творчества, которое наиболее полно представлено поэзией Исмаила Семенова. Этот тип творчества, полностью вырастающий из стихии фольклора, представлял национальное художественное сознание в его самобытности и наиболее возможной «автономности», опираясь в своем развитии на органичные и исторически обусловленные этические и эстетические приоритеты данного этноса.

В рамках этого направления выявляются определенные «знаковые» стиле и формообразующие произведения. Именно они выступают в качестве неких национально-художественных ориентиров, определяющих истоки и составляющие творчества И. Семенова, произведения которого, в свою очередь, сами обозначают и инициируют качественно новый уровень национального художественного сознания.

Прежде всего, это ярчайший образец фольклорного творчества карачаевцев «Песня о Бийнегере». На первый взгляд, ее можно отнести к жанру исторических песен. Историзм проявляется в конкретной обозначенности национальных, родовых признаков, индивидуальности / за которой просматриваются черты реально существовавшего человека / главного героя и его окружения, брата, возлюбленной, родственников, в географически четких, адекватных реальному пространству ориентирах происходящего, в строгой детализированной завершенности, фабульности повествования, в его событийности. С другой стороны, содержание песни явно мифологично, тяготеет к волшебной сказке, что проявляется и в образе сверхъестественного существа, дочери божества покровителя оленей - Апсаты, и в общей идее - судьбы, рока, тяготеющего над человеком. Такая двойственная природа песни доказывает, что узкая конкретика не является ее непосредственным предметом.

Песня, имея в своей основе реальный факт, по существу является мировоззренческим откликом на него, в специфической художественной форме наиболее полно воплощающим идеи, воззрения и чувства сложившиеся к данному времени в сознании народа.

То есть двойственность песни обусловлена тем, что в миросозерцании народа оформляется определенный круг понятий и представлений. Поскольку эти представления во многом еще назрели и неясны в силу своей новизны для данного исторического этапа развития, они не имеют для своего воплощения адекватно художественно освоенного материала и потому используют материал, имеющийся в национальном эстетическом опыте / здесь это мифологические образы божества охоты Апсаты и его дочери -покровительницы оленей /.

Для того чтобы уяснить структуру повествования и характер отношения к действительности, обратимся к тесту песни: знаменитый охотник Бийнегер - сын Гезоха, искусный стрелок, убивший много оленей, отправляется за единственным лекарством, которое может спасти родного брата Умара от неминуемой смерти -за молоком маралихи. В горах он встречает трехногого оленя и гонится за ним, взбираясь на неприступные вершины, но олень исчезает бесследно, оставив охотника на голой и не имеющей обратной дороги скале. Обращается к нему Бийнегер и слышит в ответ, что не олень перед ним, а дочь бога Апсаты, которая и проклинает его за то, что погубил он множество оленей. Сбывается страшное проклятие божества: « Да не смогут подойти к тебе люди», [ 108. 48 ]. Обречен Бийнегер на медленную мучительную и унизительную смерть от голода на вершине скалы, подобно пойманному в капкан зверю. Все полярно меняется: был он охотником, загонявшим дичь, ловцом - теперь сам превратился в зверя, загнанного в тупик, а преследуемый им олень предстал в человеческом облике. Кажется, что ничто не сможет изменить предопределенное свыше наказание, никто не сможет заставить его решиться на быструю и достойную человека и великого охотника гибель в прыжке со скалы. Не помогают ни уговоры его брата Умара, ни друзей: «Люблю душу (жизнь) свою, не брошусь», -отвечает Бийнегер брату. Просит он привести возлюбленную свою из селения Бабугей. И лишь она побуждает его совершить достойный великого охотника поступок. Бросается он со скалы и погибает у ног своей возлюбленной.

Даже при сжатом изложении в песне четко выделяются два мотива, две линии, первая ярко завершается и находит свое законченное выражение в финале песни: поступок Бийнегера, его гибель в прыжке со скалы - преодоление себя, своей человеческой слабости, через это преодоление утверждается личность, ее самоценность и независимость, разрушается предопределенность судьбы и зависимость от высших сил /фатум, рок/. Не сбывается предсказанное божеством: «И да будут долгими дни твоей жизни на этой скале, и да не смогут подойти к тебе люди .» Проклятие разрушается благодаря осознанному личностному действию Бийнегера. Особое значение обретает чувство любви. Оно усиливает все лучшее, что есть в человеке, Бийнегере, оно побуждает его к активности, к поступку, приводящему через физическую гибель к духовному утверждению. Преодоление физической слабости, страха плоти, голоса инстинкта, т.е. в какой-то мере животного начала в человеке - гуманистическая суть происходящего, извлекаемая из традиционного сюжета охотничьей песни. Причем выявляется и такой момент: суть проклятия божества прямо противоположна заклинаниям любимой. Они как бы борются за душу Бийнегера, первая уничтожая в нем человека, вторая заставляя его быть им.

Второй мотив песни - трагический конфликт человека и природы, то есть повторение, параллель к первому мотиву. Там человек в борьбе с природным в самом себе, внутри себя, в мучительном выделении себя из природы, в осознании себя не только частью, но и высшей целью ее. Здесь же, столкновение Бийнегера с дочерью Апсаты, как олицетворением всего живого, как с чем-то внешним по отношению к человеку, существующим рядом с ним, но отличным от него. И в первом, и во втором случае Бийнегер одерживает победу, преодолевая самого себя, свое несовершенство как личности изнутри, и благодаря этому преодолевает обстоятельства, действующие на него извне / силы природы, олицетворенные в образе божества /. Нельзя преувеличивать степень выделенности Бийнегера из природы. В этом и заключается трагичность конфликта. Ведь и Апсаты, и дочь его - это, по существу, порождение духовного космоса того человеческого сообщества, к которому принадлежит и Бийнегер. По сути, это он сам, его сознание, творящее этот миф на определенном уровне, этапе своего развития и вступающее с ним в противоречие на последующем.

Здесь в художественно-эстетической форме отражен неизбежный в духовном развитии каждой национальной общности переход от личностной невыделенное™, от отождествления себя и природы к осознанию человека как индивидуальности, т.е. переход от сознания мифологического к сознанию историческому.

В поэзии И.Семенова нет прямых фольклорных заимствований, образных или сюжетных параллелей с эпосом, его связи с национальной духовностью лежат гораздо глубже, на уровне мировоззренческих миропознающих структур, что выходит на поверхность текста в виде отдельных тем, мотивов, повторяющихся образов и метафор. К ним относится и возникающий в «Песне о Бийнегере» мотив спора и преодоления судьбы и смерти, проблема столкновения и разрыва эпического и индивидуально-личного в мироощущении человека.

Другой уровень фольклорной эстетики, воплотившийся в любовной лирике, характеризуется безоговорочным преобладанием реального плана в ткани песен. Здесь «знаковыми» произведениями, оказавшими заметное влияние на творческий стиль и художественные приоритеты поэтики И. Семенова, особенно при создании поэмы «Актамак», стали авторские, но созданные в фольклорных традициях песни «Кемисхан», и «Айджаяк».

В основе первой - образ реальной девушки, Кемисхан. Известные в своем селении поэты и певцы Батдыев Кайсын и Байчоров Шеке сложили в 1909 - 1910 гг. песню, посвященную ей.

Искренностью и непосредственностью чувств певцов объясняется разнообразие форм поэтического выражения, в котором находит место и фольклорная традиция, и индивидуальное освоение новой действительности. Поэтические параллелизмы и сравнения заимствованы и из окружающего мира природы^ и из арсенала традиционной устно-поэтической образности, а рядом с этим -реалии новой жизни, поражающие воображение певцов именно своей новизной и необычностью. В то же время, вполне органичны и образы религиозно-фантастические, но акцентирующие внимание не на самой религии, а на ее народно-сказочных символах и представлениях.

Влюбленные желают девушке, чтобы лицо ее всегда оберегала тень «деревьев, растущих на склонах тебердинских гор». И тут же рядом: «А если полюбишь меня так, как я тебя, пусть полюбят тебя ангелы в раю» / 108. 101 /. Ниже - поэтический образ совершенно иного семантического и эстетического ряда: «Глаза твои светозарны - они как огни корабля» /108. 102/. Но все эти образные ряды, рисующие чувства авторов в несколько ироническом по отношению к самим себе плане /поскольку чувство, выражаемое при свидетелях, не может быть столь обнаженно-откровенным как наедине, то оно и требует некоторой завуалированности, в данном случае выражающейся в иронической интонации /, фокусируются в нескольких четверостишиях, где исчезает поэтическая условность, ослабевает фольклорная формульность и ироническая игра со словами и возникает высокая точность изображения благодаря конкретной образности:

Каждое утро любуюсь я станом твоим, Подобным серебряной лозе, выточенной серебряных дел мастером. На груди твоей вижу две прелестные, Подобные двум желтым соколам на белой скале.

108,102]. Перев. А. Караевой . / В русле тех же традиций создана и песня Касбота Кочкарова «Айджаяк» / «Луноликая» /. Но психологический рисунок ее богаче, своей новизной и необычностью. В то же время, вполне органичны и образы религиозно-фантастические, но акцентирующие внимание не на самой религии, а на ее народно-сказочных символах и представлениях.

Влюбленные желают девушке, чтобы лицо ее всегда оберегала тень «деревьев, растущих на склонах тебердинских гор». И тут же рядом: «А если полюбишь меня так, как я тебя, пусть полюбят тебя ангелы в раю» / 108. 101 /. Ниже - поэтический образ совершенно иного семантического и эстетического ряда: «Глаза твои светозарны - они как огни корабля» /108. 102/. Но все эти образные ряды, рисующие чувства авторов в несколько ироническом по отношению к самим себе плане /поскольку чувство, выражаемое при свидетелях, не может быть столь обнаженно-откровенным как наедине, то оно и требует некоторой завуалированности, в данном случае выражающейся в иронической интонации /, фокусируются в нескольких четверостишиях, где исчезает поэтическая условность, ослабевает фольклорная формульность и ироническая игра со словами и возникает высокая точность изображения благодаря конкретной образности:

Каждое утро любуюсь я станом твоим, Подобным серебряной лозе, выточенной серебряных дел мастером. На груди твоей вижу две прелестные, Подобные двум желтым соколам на белой скале.

108,102]. Перев. А. Караевой . / В русле тех же традиций создана и песня Касбота Кочкарова «Айджаяк» / «Луноликая» /. Но психологический рисунок ее богаче, разветвленней. Песня имеет повествовательный характер, что выражается не в сюжете, а в изображении чувства, т.е. дается не само событие, а история чувства любви, история переменчивых состояний души в связи с этим чувством. А поскольку изображение различных моментов душевного состояния в их взаимообусловленности и есть психологическое изображение личности, то внутренний мир горца обретает здесь свое полноценное выражение. Сложность, богатство оттенков и даже противоречивость душевных движений в этом произведении любовной лирики находят адекватные формы художественной выразительности. Внутренний мир, душевное состояние певца, влюбленного даны уже не в статике и завершенности, а как бы в процессе своего возникновения, изменения, т.е. в динамике, градации, развитии.

Чувство героя, певца проходит несколько этапов, изменяясь от надежды на взаимность, к упрекам и досаде на ее нерешительность, желанию похитить любимую даже против ее воли и, наконец, получивши все-таки отказ, к досаде на весь мир и на самого себя. Соответственно с этими настроениями Меняются интонации песни. Кажущаяся логическая несвязанность частей /характерная и для поэмы И. Семенова/ при внимательном рассмотрении текста подразумевает сложную систему связей по принципу психологического параллелизма, т.е. посредством введения в повествование повторяющихся сквозных мотивов, символизирующих чувство любви, возлюбленную, самого лирического героя. Такое мотивное связывание частей дает возможность выявить сущность, психологические корни происходящего.

Каждое столь конспективно рассмотренное произведение, представляя различные грани эстетической и историко-культурной традиции, аккумулировало национальный художественный опыт и определяло тенденции развития карачаевской литературы.

Одной из наиболее ярких творческих индивидуальностей в карачаевской литературе был и остается поэт Исмаил Семенов. Это имя на протяжении многих десятилетий практически было выведено за рамки литературного процесса. Стихи Семенова не печатались с начала 40-х годов. Становление и развитие карачаевской литературы достаточно полно и глубоко изученное карачаевскими литературоведами 5, не может быть осмыслено и понято во всей своей полноте без определения роли и места творчества И. Семенова в национальном культурном и литературном пространстве.

Исмаил Унухович Семенов6 родился в марте 1891 года в старинном карачаевском ауле Учкулан, в Кубанском ущелье Карачая. Отец его Унух Хаджи Семенов, внук известного народного певца Калтура Семенова, был глубоко верующим и религиозно образованным человеком. Дважды совершил хадж в Мекку. Во время второго паломничества к святым местам скончался и был похоронен в Каабе, там же, где и его старший брат Юсуф (это отражено в автобиографических строках поэта в его поэме «Актамак»).[177]

Узнаем новости Кабы, Посмотрим на камень, висящий в воздухе. Эй! Унуху хаджи, Умару хаджи Сделаем зиярат. с. 174)

Спросишь об отце - Унух хаджи,

Постигший арабскую науку. Эй! Семь раз посетивший Каабу, И умерший там. с. 40)

Мать поэта, Джулдузхан Биджиева была родом из богатой, уважаемой семьи. Ее имя прославил впоследствии поэт в своем хрестоматийном стихотворении «Анам»: / « Джулдуз атлы, балдан татлы, / Ой, анам !» - «Имя твое- звезда, / Как мед сладка, / Ой, мама !»/.2

Заботясь о воспитании и образовании Исмаила в духе религиозности и благочестия, отец определяет его в школу при аульной мечети, к самому компетентному и знающему эфенди -Назали Хаджи. Исмаил легко и быстро усвоил арабское письмо, чтение Корана. Затем будущий поэт2 продолжил образование в Гунделене (Балкария) у балкарского эфенди. Имеются сведения и о том, что И. Семенов уже в более зрелом возрасте обучался в Дагестанском духовном училище (медресе). Как бы то ни было, Исмаил получил достаточно серьезное для своего времени образование в системе арабоязычной, религиозной грамотности. Он изучил основы шариата, хадисы (жития мусульманских святых и пророков), тафсир (толкования Корана), историю ислама и параллельно прошел начальные курсы географии и астрономии, познакомился с арабской и шире восточной поэзией. Знал наизусть поэму «Лейла и Меджнун».

С детства поэт был приобщен отцом ко всем мусульманским службам и обрядам, очень рано стал создавать зикиры. (Первые зикиры были написаны им между 20 и 28 годами, а затем большой объем зикиров был создан в старости, после возвращения из ссылки. 76 зикиров этого периода составили завершенный, цельный поэтический цикл).

Все эти составляющие, все этапы образования и формирования духовного мира поэта нашли отражение в его поэме «Актамак», изобилующей сведениями из самых разных областей знания: истории, географии, истории ислама и др.

Писать стихи Исмаил начал очень рано, и, как уже говорилось, первые опыты были связаны с религиозной тематикой (зикиры) и сразу же широко распространились в народе. Вероятно это было связано и с тем, что изначальная фольклорность творчества Семенова, определявшая характер и специфику рождения стиха от мелодии к словам, удачно соотносилась и соответствовала каноническим требованиям к зикиру, исполнявшемуся обязательно на определенную мелодию.

Исмаил, лишившись отца в семнадцать лет, рано начинает трудовую жизнь, типичную для горца-хозяина. Он пропадает на кошах, пасет скот, косит сено. Но при этом не лишает себя праздников и радости жизни. По свидетельству сына поэта, Азрета Семенова, Исмаил Семенов был ярким, оптимистическим человеком, любящим веселье, праздники, различные игры и состязания. На одном из таких праздников он и встретил свою большую любовь, девушку, ставшую прообразом и героиней его поэмы «Актамак», где и описана поэтическая версия его любви и ухаживания за своей будущей женой. Это была семнадцатилетняя Ижаева Анисат, дочь Окуба эфенди из соседнего аула Карт Джурт.

2 Здесь и далее под-строчные переводы мои - З.К. Тексты стихотворений кроме специально оговоренных случаев цитируются по изданию: Семенланы Сымайыл. Джырла бла назмула. М.,Инсан. 1992.

Поэма «Актамак» была первым крупным произведением поэта. Она создавалась в течение многих лет, но первые ее строки и четверостишия, появившиеся в конце второго десятилетия нового XX века, стали широко известны и любимы в народе. Многими они долгое время воспринимались как народная песня, так же как и другое замечательное творение И.Семенова, знаменитая песня об Эльбрусе - «Минги Tay». Таким образом, к 1920 году И. Семенов уже мог считаться сложившимся поэтом как автор широко известных религиозных стихов (зикиров), поэмы «Актамак» и программного стихотворения «Минги Tay», Но большая часть дореволюционного творчества И. Семенова остается неизвестной, так как, по свидетельству современников, была уничтожена во время фашистской оккупации.

И. Семенов искренне принял лозунги и идеалы Октябрьской революции 1917 года, которые в своем идеале глубочайшим образом соответствовали естественному, органичному для поэт представлению о справедливости, счастье. Поэт активно включается в динамику общественных преобразований, откликаясь поэтическим словом на все социальные новшества. Он охотно публикует свои стихи в газете «Къызыл Къарачай» ( «Красный Карачай»), принимает участие в литературной жизни страны.

В 1937 году выходит первый поэтический сборник И. Семенова «Cirla» (« Песни»), В 1938 и 1939 годах издаются его сборники «Cirla bla inarla» («Песни и инары») и «Джырла бла назмула» («Песни и стихи»),8

В это же время поэта принимают в Союз писателей СССР, он получает звание Народного поэта Карачая, в 1940 г. он награждается орденом Трудового Красного знамени.

Наслышанный о Семенове известный дагестанский писатель Эффенди Капиев присылает в область письмо, в котором, обращаясь к руководителям, пишет: «Я много слышал о карачаевском певце и стихотворце, хорошо осведомлен о нем. Прошу вас, ничего не меняя, сохранив таким, как он есть, переведите нашего настоящего, удивительного поэта. То, что уже переведено, не задерживая высылайте мне. Если выберу время, сам приеду в Микоян-Шахар, чтобы лично познакомиться с автором. Уезжая в Москву, захвачу переводы с собой. Я поговорю о возможности издания стихов Исмаила в переводе на русский язык в Москве. Мне кажется, это встретит в Москве основательную поддержку, будет важным и заметным событием.

С дружеским приветом Эффенди Капиев.

Октябрь 1938 г.»9

И действительно, 11 стихотворений И. Семенова в переводах С. Родова, Г. Орловского, В. Звягинцевой, В. Торопецкого и Э. Капиева были опубликованы в сборнике «Стихи и песни», вторую половину которого составили стихи старейшего карачаевского народного певца Касбота Кочкарова. Составителем и переводчиком отдельных стихотворений являлся Эффенди Капиев.

Несмотря на общий оптимистический и лозунговый характер поэзии Семенова этого периода, в ней начинают почти незаметно, подспудно назревать мотивы сомнения, непонимания, разочарования, пессимизма связаны и с событиями лично жизни, и с общенародной трагедией. В 1937 году умирает жена Исмаила, та, которую он прославил под именем «Актамак» (Анисат Ижаева). Поэт глубоко и мучительно переживает эту утрату, выразив свои мысли, чувства, свою тоску и страдание в знаменитом «Плаче» («Кюу»), вошедшим в текст поэмы «Актамак».

Великая Отечественная война и последовавшая в ноябре 1943 года депортация народа резко изменили и настроения поэта, и его мировоззрение и нравственные ориентиры. Основными мотивами его творчества 40-х - 50-х годов становятся крушение веры в справедливость и правду, уход в себя. Со временем эти настроения усиливаются, находят выход в религиозности, в отрицании ценности земной жизни. Лирика поэта в 50 - 70-е годы - это философские размышления и поиски в сфере вечных эстетических и нравственных категорий добра и зла, жизни и смерти, судьбы и воли. Его творчество последних лет жизни глубоко психологично и предельно индивидуализировано, полностью сосредоточено на внутреннем, духовном мире личности.

В 1957 году И. Семенов вместе со всем народом возвращается из Средней Азии в родной аул Учкулан, осенью того же года переезжает в Кызыл-Октябрь. В 1981 году Исмаил Семенов умирает в селе Терезе, где и был похоронен.

Начиная с 1940 года Семенов не печатается, его имя не упоминается в связи с политическими обвинениями в его адрес.

В 1963 - 1964 гг. в учебнике родной литературы для 4 класса составители помещают стихотворение И. Семенова «Минги Tay» с подзаголовком «Джыр» («Песня»), без упоминания имени автора. Впервые за много лет молчание было нарушено в фундаментальном труде по карачаевской литературе А.И. Караевой «Очерк истории карачаевской литературы», вышедшем в Москве в 1966 году. Здесь, в хронике литературной жизни, были впервые систематизированы и обозначены вехи творческого пути поэта до 1940 года. Большую роль в возвращении народу имени поэта, его творчества сыграла пропагандистская и журналистская работа писателя и критика Назифы Кагиевой, в 1988 году начавшей публикацию материалов о И.Семенове в областной прессе. Огромная работа по сохранению творческого наследия и увековечению памяти И. Семенова была проделана поэтом и автором учебников А. Суюнчевым.

После более чем 50-летнего молчания усилиями энтузиастов - поэта Биляла Лайпанова и издателя Д. Семенова был издан сборник стихов Семенова - «Джырла бла назмула» («Стихи и песни»). И, наконец, в 1996 году в Нальчике, в литературно-художественном журнале «Минги-Тау» издается его поэма «Актамак».

Значение творчества Исмаила Семенова для карачаевской литературы и культуры в целом огромно и бесценно. Исторический смысл и эстетическая ценность этого творчества определяются положением человека и личности, творца, оказавшегося на переломе эпох и на стыке культур. Он оказался художником, которому время и история предназначили завершить одну культурную эпоху национальной жизни и начать другую, не разделяя и отсекая их друг от друга, а силой своего таланта сопрягая и рождая новое качество звучащего слова - профессиональную литературу. Точно и емко выражено это положение и роль народного поэта в истории национальной литературы в связи с личностью другого великого поэта, Коста Хетагурова: «Он был последним великим народным певцом и первым великим народным поэтом».

Примечания

1. Караева А.И. Карачаево-балкарский фольклор. Карачаевская литература в дооктяббрьский период. Черкесск, 1990. (Автор указывает местонахождение и обладателей указанных книг в Карачае. Так, например, поэма «Тахир и Зухра», изданная отдельной книгой в 1915 году в Темир - хан - Шуре находится у Лайпановой Абидат Дадашевны, в девичестве Аппаковой, 1901 года рождения, училась арабской грамотности в селе Учкулан, читает по памяти наиболее любимые его отрывки из поэмы. - Записи А.И.Караевой в 1982 г.).

2. «Во второй половине XIX века начинается процесс зарождения в Дагестане книгоиздательского дела. Абсолютное большинство книг было издано литографским способом. В функционировавших в Темир-хан-Шуре, Порт-Петровске и Хасавюрте типо-литографиях книги издавались на аварском, даргинском, кумыкском, лакском, лезгинском, а также на недагестанских языках: адыгейском, азербайджанском, арабском, балкарском, кабардинском, карачаевском, осетинском, русском и чеченском языках». Книги были изданы «с помощью арабографического письма, а также на кириллице и латинице» (Курсив мой - З.К.). Исаев A.A. Изучение истории печатной книги в Дагестане //Тезисы докладов научной сессии Дагестанского филиала АН СССР. Махачкала, 1985. С. 13.

3. См.: Беседы о происхождении животных и человека. М., 1925. (Арабская графика на карачаевском языке); Ланков A.B. Арифметический задачник для школ первой ступени. Перевод на карачаевский яз. АкбаевИ, Байрамкулов У. Баталпашинск, 1925. (арабск. граф.)

4. Журнал «Мусульманин» - издавался в Париже на русском и татаро-тюркском языках с 5 июля 1908 по 1912 год, два раза в месяц (15 и 30 числа каждого месяца. Редактор-издатель Магомет-бек Хаджет Лаше (черкес). От Карачая и Балкарии в журнале сотрудничали Ислам Крымшамхалов, Мисост Абаев, Фатима Абаева, Ислам Хубиев (Карачайлы), Иммолат Хубиев и др. Целью журнала было объединение «на почве прогресса, любви и труда и приобщиться к цивилизованным народам». Все это находит свое полное выражение в предисловии к 1 номеру (30 января) за 1910 год: «.Мы, сплоченные единой, высокой целью, пойдем с нашими друзьями к тому яркому солнцу, лучи которого давно согрели

34 наших соседей. Только свет науки, только стремление к прогрессу вынесут наших братьев на истинный путь. Вне этого - мрак и гибель.»

5. См.: Караева А.И. Очерк истории карачаевской литературы. М., 1966; О военной прозе в современной карачаевской литературе. Черкесск, 1971; Обретение художественности. М., 1979; Байрамукова Н.М. Поэзия и условная поэтика. Ставрополь, 1973; Ортабаева Р. А-К. Уртенов Азрет. Черкесск, 1971. Ортабайланы Римма. Къара сууну къатында (У родника). О карачаево-балкарских народных певцах. Черкесск, 1981; Акачиева С.М. Карачаевский роман. Черкесск, 1980; Борлаков Б.К. Карачаево.Балкарская довоенная драматургия. Черкесск, 1975 и др.

6. Биографические сведения о жизни и творчестве Исмаила Унуховича Семенова предоставлены сыном поэта Азретом Исмаиловичем Семеновым и записаны в беседе с ним автором данной работы 24 сентября 1996 года в г. Черкесске.

7. Зикир (мус) - молитвенные стихи, стихи религиозного содержания. См.: КБРС, М., 1989. С.290.

8. По имеющимся сведениям публикации стихов И.Семенова осуществлялись в следующем порядке: Girla. Mikoyan-Sahar, 1937; Girla bla inarla. Mikoyan-Sahar, 1939; Стихи и песни. Пятигорск, 1940; Песни Карачая // Огонек, 1940, № 14; Джырла бла назмула. М., 1992; Актамак // Минги Tay, Нальчик. 1996. № 1

9. Цит. По: Къагъыйланы Назифат. Къарачайны халкъ джырчысы // Ленинни байрагъы. 1988 дж., окт. 7 (Кагиева Назифат. Народный поэтКарачая// Ленинское знамя. 7 окт.

1988.