И АД, И РАЙ...

Одиннадцатая глава

- Ты меня давно так не называл , - неожиданно вырвалось у меня.
Мурад ничего не ответил . Он смочил салфетку ,аккуратно протер моё лицо,  бережно , одну за другой ,вымыл мои руки в поднесённой пластиковой миске и помог почистить зубы.  Открутив у термоса крышку,  налил немного бульона в пиалу и стал осторожно кормить меня.

Как и всегда, его лицо не выражает никаких эмоций, а движения  размеренны и спокойны,  но  меня давно уже не обмануть этой кажущейся невозмутимостью.
В душе Мурада  могут  грохотать самые жестокие грозы,но внешне он останется сдержанным и спокойным.

Много разных событий , радостных и не очень, случалось в нашей непростой жизни. Мурад человек строгий по характеру, да и  горское воспитание не прошло даром , сделав его  скупым на эмоции.
Не один десяток лет, прожитые с ним, научили меня читать его настроение или реакцию на что- либо по мельчайшим подрагиваниям мышц лица,  по слегка сдвинутым  бровям и напряжённым рукам, а больше всего по взгляду его темных магнетических глаз, глядя в которые я теряюсь до сих пор.
Сейчас у него плотно сжаты губы и чуть прищурены глаза, взгляд устремлён куда- то сквозь  меня.
 Бессмысленно о чём- либо спрашивать его. Он задумался.  Может быть,  о том же, о чём невольно думалось и мне?...

...Большим  и безоблачным было наше счастье, и в чём- то, как ни странно , благодаря  Ахмеду.
Ахмед , поздний и самый младший сын у своих  немолодых уже родителей, рос довольно своенравным и упрямым парнем. Ему удавалось и прощалось  многое, что не прощалось его старшим братьям.
Все считали его избалованным и хулиганистым , способным на любой необдуманный поступок, но  оказалось, что по- настоящему его никто и не знал.

Приехав в село после разговора  с Мурадом,  он взял всю ответственность,  весь удар на себя и сообщил и своим , и моим родителям, что  разводится со мной, потому что  любит другую женщину, которая  скоро родит ему ребенка.
Не знаю, было это правдой или нет, но в любом случае я была потрясена  его поступком.
Я , хоть и запоздало, но корила себя за то, что была  несправедлива к нему и за то время, что мы были вместе,так ничего и не захотела разглядеть за его молчаливостью.
Много крови выпили бы мне родные, да и вряд ли бы согласились так скоро принять Мурада, если бы не благородство Ахмеда.

Спустя полгода , уладив все формальности, мы с Мурадом поженились.
Лейлу Мурад любил и баловал как собственную дочь, а  родившуюся через год Амину просто боготворил.
 Меня не покидало  ощущение, словно я долгое время прожила в тёмной, тесной комнате, мучительно вживаясь в чужую для себя роль, и вдруг открылась  дверь и мне сказали: иди и  живи!...
И, растерянную и не знающую , как жить и куда идти дальше, мой сильный  мужчина повёл меня  за собой уверенно и спокойно. И я шла за ним осознанно и с всё больше нараставшим   ощущением беспредельного счастья.

Да, я была по- настоящему счастлива.
Мурад совсем не из тех мужчин, что часто говорят красивые и нежные слова  о любви,но он умело восполнял отсутствие признаний бесконечной заботой и исполнением наших малейших желаний.
-Мои девочки,-  обнимал он меня с дочками, возвращаясь.домой. 
- Моя Мотик,-  не сводил  с меня нежного взгляда . 
И горячее чувство благодарности и ответной нежности густым облаком накрывало меня с головой , и я с трудом сдерживала подступившие слёзы.

В будние дни Мурад полностью принадлежал работе, но я знала, что в любую свободную минуту он стремится к нам,домой, и терпеливо ждала выходных.
Зато выходные у нас превращались чуть ли не в праздник.
Мы еще спали , когда Мурад уже возвращался , скупив почти пол рынка .
Воскресенье было нашим любимым семейным днем и наш папа сам готовил  обед, а мы не имели права даже  заходить в кухню, пока вкуснейший плов, люля- кебаб или ещё что-нибудь не менее вкусное и любимое всеми не будет готово. 
Накрывали на стол уже все вместе, под  радостную суету детей.
Часто к большому счастью девочек к нам присоединялся и сын Мурада - Шамиль .
Пообедав, мы сажали детей на заднее сиденье и ехали на море, в парк, в кафе- мороженое или в ,, Детский Мир",- в зависимости от настроения и времени года.

Мурад был добрым и заботливым отцом не только для девочек, но и для сына . Бывшая жена так и не простила его, но общению сына с отцом  не противилась  и почти все выходные и часть каникул Шамиль проводил с нами.

Потом был Афганистан...
Как я уже писала, четыре года, проведённые на  афганской войне,   очень сильно изменили нас, заставив смотреть на жизнь совсем по- другому. Изменились приоритеты и ценности, характеры и мышление. Мы всё так же дорожили друг другом, и,наверное,  даже больше, чем прежде, но...

 Мурад стал ещё сдержаннее и даже наедине со мной порой  бывал молчаливым и задумчивым, глубоко уйдя в свои мысли, а я не смела вторгаться в это его состояние  и переступать границу, которая вдруг возникала между нами...Он шутя  называл меня своим  барометром,хотя я старалась не показывать , как сильно реагирую на малейшие изменения в его настроении.
Иногда, словно забывшись, он становился прежним, открытым и понятным. И тогда для меня расцветал весь мир и я верила , что еще немного-  и всё в нашей жизни вернется в свое привычное русло.

Так и жили. С течением жизни всё вокруг нас менялось , одни обстоятельства сменялись другими, разные люди  приходили в нашу жизнь и уходили из нее.
У Мурада много времени и сил отнимала его работа, карьера, и дома ему требовался покой. Дети росли, учились, взрослели...
Семья уже не так нуждалась во мне и появилось больше времени на общественную деятельность , которой мне  всегда хотелось заниматься, и на своих близких- братьев и сестер.
Мурад, серьезно занятый своей работой и профессиональным ростом, был рад, что я не сижу без дела, и не мешал мне.
----------------------------------

Мама ...
При воспоминаниях о ней  меня захлёстывает  теплое и нежное чувство благодарности, смешанное с не утихающей с годами    тоской по ней.
Ей, всегда занятой хозяйством и детьми,  нечасто выдавался повод   надеть что- то нарядное, но даже в домашнем халате и с подойником в руках она казалась мне самой красивой из всех женщин.
Статная, белокожая, с большими черными глазами, с красивыми, спокойными манерами и тихим смехом, который она прикрывала длинными , тонкими пальцами, добрая и щедрая, мама казалась аристократкой, случайно оказавшейся в нашем горном селе  из совершенно другого мира.  Но стоило кому- нибудь постарше  задеть или незаслуженно обидеть ее ребенка, она преображалась . С жёстким выражением на лице подойдёт неспеша к обидчику совсем близко и скажет тихо несколько слов...Уж не знаю, что она такое  им говорила, но больше этот человек к нам и близко не подходил, или же , наоборот, становился нам хорошим другом.

Сколько интернатских девочек и мальчиков  мы приводили домой... Мама жалела их , вынужденных жить вдали от дома и родителей, чтобы учиться, и всегда ставила нам в пример.
Даже уже будучи взрослыми людьми, они  не раз вспоминали вкус  ароматного хлеба и горячей еды моей мамы , которые ждали нас после школы. 
- Вечером, уходя от вас и возвращаясь в интернат, я , чуть не плача,  оглядывалась на ваши освещённые окна. Так не хотелось уходить,- вспоминала моя школьная подруга.
- В вашем доме была такая добрая атмосфера, что мы порой забывали, что  находимся не  у себя дома. Твоя мама к каждому находила подход и нужные слова,- говорила другая.
 
Хозяйство было большое и все дела были распределены так, что у каждого в семье было дело,  за которое он  отвечал, но мама никогда  не позволяла, чтобы хозяйственные дела хоть как- то мешали учебе в школе.
- Жизнь с каждым годом меняется, люди живут лучше и интереснее. У вас будет другая жизнь, новая. Готовьтесь к ней, учитесь тому, к чему лежит ваша душа.- говорила она нам.- Но уроните честь семьи, - не прощу. Не поддержите друг друга, не поможете в трудностях, - не прощу.Горой друг за друга стойте, в этом сила семьи.

Каждый из нас крепко - накрепко усвоил на всю жизнь то, что мы должны быть опорой и поддержкой друг для друга , несмотря ни на какие обстоятельства в жизни, а я, как старшая из семерых братьев и сестер, с самого детства была приучена к  ответственности за всех младших детей.

Живя в большем материальном достатке , чем братья и сестры, я  поддерживала их, как могла. Я чувствовала себя главой большой и дружной семьи, и мои близкие так ко мне и относились. Всё в их семьях делалось с моего ведома, - не только  то, куда им, а затем их детям  поступать учиться ,на ком женить или за кого выдавать замуж племянников и племянниц, но и все остальное , вплоть до мелочей.
Я испытывала огромное моральное удовлетворение от того, что хорошо выполняю мамин главный наказ и сохраняю в нашей  семье теплую , добрую атмосферу и готовность в любое время бежать спасать друг друга, что бы ни случилось.

Наша семья росла: дети женились, выходили замуж, у них рождались дети, и наш родовой дом, в который мы все любили приезжать во время отпусков или просто поддавшись ностальгическим настроениям, становился тесным для всех нас, и  я взяла на себя  полную реконструкцию  родительского дома, к которому помимо всего прочего было пристоено еще несколько комнат.
Сколько радостной памяти и жизни было за освещёнными окнами родительского дома, когда мы все собирались в нем!
Я сохранила и обновила наш дом, не дала исчезнуть той удивительной  атмосфере, царившей в нем при родителях.
 Это было ни с чем не сравнимое ощущение счастья  от  широты своих возможностей и своей необходимости родным людям.

Несмотря на всё испытываемое удовлетворение от того, что я делала,иногда на меня  наваливалось чувство бескрайней и физической, и моральной усталости от постоянного напряжения и чувства ответственности.
Но от меня зависело не только благополучие моих близких , но и многих чужих , порой совершенно незнакомых мне людей, в решении чьих проблем я участвовала не только как член многих общественных комитетов и движений, но и потому, что , узнав о чьей- то беде, я просто не умела оставаться в стороне.
Уж не знаю, хорошо это или плохо, но привитое родителями чувство ответственности   оказалось тотальным и как- то незаметно распространялось на всё и всех вокруг.
Казалось, стоит немного расслабиться, отойти в сторону и хоть что- то упустить из- под своего контроля, и  все рухнет, развалится , исчезнет.И я снова и снова продолжала бежать по жизни в привычном напряженном  темпе, свято веря, что кроме меня никто этого не сделает.

Но рухнуло совсем не там, где я боялась.
Рухнуло то, что мне казалось вечным, незыблемым...