И АД, И РАЙ...

Двенадцатая глава

Порывы весеннего ветра бьются в закрытые окна. Небо заволокли  низкие тяжелые тучи , а в стёкла с шипением стучится мелкий  дождь вперемешку с колючими крупинками снега.
Скоро начнется обход врачей и Мураду пора уходить
Глядя  на меня  с еле заметной улыбкой,он держит  мои руки в своих , затем  мягко касается щеки.
В этих кажущихся со стороны скупыми жестах  столько заботы и переживаний, что на мои глаза наворачиваются слёзы.
Мысленно ругая себя за то, что стала слишком слезливой, я сдерживаюсь, чтобы не расстраивать его.

Каждый раз, уходя от меня, Мурад говорит, что  придет снова, хотя никакой нужды в его словах нет. Я и так знаю, что он будет приходить каждое утро и каждый вечер.
Я знаю сердце своего мужа. За все  эти годы я хорошо изучила его.
  Но сегодня он задумчивее и молчаливее обычного, а где- то глубоко в его глазах застыло знакомое чувство потерянности, которое он тщательно старается скрыть от меня.
Внутренне напрягшись, я вдруг вспоминаю, какой сегодня день, и застываю от нахлынувших снова тягостных воспоминаний...

...Я старалась терпеливо пережидать моменты, когда Мурад замыкался в себе, хоть это и стало происходить с ним всё чаще.  По опыту зная, что ни на один свой вопрос  не получу ответа ,а выяснение отношений ни к чему не приведет, я молча занималась детьми, бытом и другими своими делами.
Мой муж умел выстраивать вокруг себя непробиваемую стену и я уже научилась держать дистанцию и  молча искать ответы на все вопросы у себя самой.
Мы почти перестали разговаривать друг с другом, сведя общение к нескольким общим фразам, если без них совсем уж было не обойтись.

В какой- то момент для меня стало очевидным то, что наши  отношения и жизнь в нашем доме  напряжены до невозможности, как натянутая до предела струна, и всё вокруг замерло в нехорошем предчувствии.
Казалось ,  только позволь себе немного расслабиться,только заговори, нарушь эту оглушительную тишину,- и струна лопнет, и воздух зазвенит , взорвется криком, и все так тщательно загнанные внутрь чувства и слова вырвутся наружу и  разметут , разрушат нашу жизнь и похоронят нашу семью...

Чтобы как- то отвлечь себя от сводящих с ума мыслей и в тысячный раз не мучиться в поиске ответа на вопрос, где и в какой момент я ошиблась, я много работала, а дома бралась в который уже раз переделывать одни и те же домашние  дела, доведя все свои движения до автоматизма: приготовить, убрать, постирать, погладить...приготовить, убрать...
 Не имея возможности и не находя способа влиять на настоящее, я стала жить прошлым, в котором мы все были так счастливы.
Больше всего я вспоминала не  многочисленные поездки, походы в театры, на концерты, в рестораны, приёмы гостей , каких было немало в нашей жизни, а тихие домашние  вечера, полные тепла и доброты, радостного общения друг с другом и детьми, спокойное обсуждение самых обычных домашних дел.
Я вспоминала, как  муж уговорил меня поступить заочно в университет, как он  таскал  нужную литературу и  контролировал мою подготовку к сессии, взяв заботу о детях на себя.
Я вспоминала наши сошедшие на нет радостные  воскресные обеды от папы, его игру на гитаре и песни, которые он пел красивым низким голосом.
Я вспоминала , как ласково называл меня мой любимый мужчина - моя Мотик...И безумно тосковала по всему этому.

Таким был в душе мой настоящий Мурад, ответственным,трепетным, безгранично  добрым и щедрым человеком. А то, как всё незаметно и вроде бы без всяких причин изменилось позже, это...это временно, это пройдёт. Просто надо  терпеливо переждать всё это.
И я ждала.

- Я перехожу жить в дом, за строительством нужен присмотр. Со мной будет жить сын.- сказал мне Мурад однажды как бы между прочим.
Он говорил , как всегда, спокойно, почти без эмоций, стоя ко мне вполоборота, а мне казалось, что он кричит и  его слова больно хлещут  меня по щекам.
Я стояла ,оглушённая неожиданной новостью , и не могла проронить ни слова, понимая, что  говорить что- либо бесполезно. Если он так решил,  обсуждать это бессмысленно. Так было всегда.

,, Вот и начало всё рушиться..." - мелькнула растерянная   мысль.
Даже в самые тягостные для себя моменты я продолжала убеждать себя в том, что все наши трудности- явление временное , без которых не обходится в любой семье.
Я  чувствовала себя обязанной любой ценой  сохранить семью. Потому что  дети. Потому что все привыкли к тому, что у нас чудесная семья... Потому что я люблю своего мужа , по- настоящему и преданно.
И он меня...и он меня тоже любит!..Просто  характер такой. И работа сложная, нервная...

Я  старалась не допускать сомнений в том, что Мурад в силу своего характера просто не может открыто выражать свои чувства ко мне и прячет их глубоко в душе , и это одно из  последствий той проклятой войны,  сделавшей его совсем другим человеком.
И даже в тот день, когда он заявил мне, что переходит жить в наш ещё не законченный дом, я ,внутренне  мертвея от стучащей в голове мысли ,что это и есть  конец моей семьи, молча, дрожащими руками  собрала  необходимые ему вещи.

Так мы стали жить раздельно.
Лейла к тому времени была уже замужем и мы с Аминой остались в квартире одни, а Мурад с сыном,сначала студентом, а потом  уже работавшим после окончания  университета , жили в строящемся   доме.
Мы оба делали вид, что всё нормально и ничего страшного не происходит, но ни один человек на свете даже не догадывался, сколько бессонных ночей я проводила, не имея сил отойти от окна и лечь в постель. Каждый раз, услышав шум приехавшей во двор машины, мое сердце сжималось и замирало  в надежде, что это он...

Мурад никогда не давал нам в чём- либо нуждаться , часто звонил, спрашивал, не нужно ли нам чего , и в материальном плане его отсутствие в доме совсем не ощущалось, но  его не было там, где он был мне нужнее всего-  в моей жизни.
Моё сердце ныло по нему день и ночь, как саднящая рана,и я  безумно скучала по своему суровому горцу.
 Даже то время, когда мы жили под одной крышей по разным комнатам ,как молчаливые соседи, мне теперь казалось не таким уж мрачным и холодным. Без него мне было намного холоднее.

То весеннее сумрачное утро с моросящим неприятным дождем  я запомнила в мельчайших деталях. Ночью мне снился всё тот же  тревожный и мрачный сон из моего детства, а непогода за окном и  вовсе уничтожила желание вставать с постели и я, проводив Амину в университет, снова легла в постель и  с головой накрылась одеялом.
Зазвонил оставленный где- то в прихожей телефон. Обычно так рано мне никто не звонил и от  неприятного предчувствия у меня  судорожно сжалось сердце.
 Звонил Мурад , но почему- то молчал.

- Шамиль погиб...- сказал он , наконец, каким- то деревянным  голосом  и, помолчав, отключился...
На какое- то мгновение  всё вокруг меня  замерло, потом земля качнулась, поплыла из- под ног , и я, схватившись за стену, опустилась на пол.
Нет, нет...Разве возможно, чтобы это было правдой?!...
Возникшая неожиданно боль согнула меня пополам и не давала выпрямиться .

 
...Отслужив после университета в армии, Шамиль  работал в молодой перспективной организации и считался одним из лучших экономистов. Мурад уже задумывался о его женитьбе, когда он впервые заговорил о  желании сделать военную карьеру.
Мать и знавший о военной жизни непонаслышке Мурад почти  год отговаривали сына, но ничего из этого не вышло.
К началу второй  чеченской кампании Шамиль уже  дослужился  до звания капитана.

Активная фаза боевых действий, начавшаяся в  августе девяносто девятого года продолжалась до весны двухтысячного  ,а затем перешла в ведение местных чеченских сил самоуправления и самообороны. Но обстановка в Чечне всё ещё оставалась тревожной и Мурад пытался отговорить сына от командировки туда, но у него опять ничего  не вышло.
Шамиль был таким же упёртым, как и его отец, и очень совестливым.
- Прости, пап, ты же понимаешь...Не могу я не ехать,мне перед ребятами своими неудобно, трусом посчитают,- ответил он отцу, прощаясь.

- Я боюсь за него, Патимат. Он моя надежда , моё продолжение и след, который останется после меня,- позвонил мне Мурад за несколько дней до его гибели, словно предчувствуя  беду.- Купи сладостей и раздай. Много купи...

А теперь парня нет... Нет больше единственного сына у моего Мурада.
Бедный мальчик, такой  умный и добрый наш мальчик...
Бедный мой Мурад, бедная мать...
Как страшно, господи!...
Мне было страшно думать о том, какую невыносимую боль испытывают они, его родители, если даже мне  так больно.

Прежние обиды и страхи, совсем недавно казавшиеся такими громадными и неразрешимыми, перед лицом навалившейся большой беды вмиг стали мелкими и утратили   свою остроту.
Я переехала к Мураду.

С того черного дня прошло почти двадцать лет, и половину из этого времени я была свидетелем того, как сильный и волевой мужчина, находясь в глубоком отчаянии,учился сосуществовать со своим горем.
Он вроде бы и смирился, и научился жить с непроходящей болью и тоской по погибшему сыну в душе, но порой немигающий взгляд  затравленного зверя, устремленный в одну точку,  всё же  выдавал, какую  незаживающую рану он прячет глубоко в сердце .
Мне до сих пор больно вспоминать, как сильно ударила гибель сына по моему крепкому, как скала, и мужественному мужчине, до основания пошатнув весь его мир.