Альтернатива или авантюра?

                (План Босфорской десантной операции в художественном описании Кира Булычева и Николая Андреева)

                Безнадежные вариации

         Давний философский афоризм однозначно и категорично утверждает: у истории нет сослагательного наклонения. События, которые в действительности так и не произошли, просто не имели, вероятнее всего, реальных шансов на их осуществление. Во всяком случае, если даже и возникала в свое время хотя бы минимальная возможность воплощения в жизнь каких-либо альтернативных вариантов изменения хода истории, то всё это уже окончательно и бесповоротно отошло в прошлое – и теперь не имеет никакого смысла всерьез обсуждать несостоявшийся сценарий с его внезапными перипетиями и непредсказуемыми поворотами. Линейное развертывание исторической панорамы якобы исключает надуманные ответвления и гипотетические развилки, делая всякий разговор о них делом праздным или, в лучшем случае, служащим исключительно досужему воображению на темы о том, чего не было и чему, по всей видимости, не суждено было исполниться. Короче говоря, отставьте в сторону произвольную фантазию и займитесь лучше тщательным изучением достоверных фактов.

         Такая позитивистская точка зрения является универсальной и общепринятой в научно-исторических исследованиях, однако, при всей своей академической основательности, она все-таки не могла полностью исключить и сделать «крамольным» иной взгляд на возможные варианты прошлого. Разнообразные версии и ретроспективные обзоры сложной и зачастую противоречивой картины минувшего получили законное приложение в рамках другого нарратива – не столько научного, сколько художественного, хотя и опирающегося на знакомство с историей, но, тем не менее, гораздо более смело оперирующего конкретным материалом, дошедшим к нам из минувших эпох. Речь идет о жанре так называемой «альтернативной истории», получающем сейчас всё более широкое распространение в художественной, а отчасти и научно-популярной литературе, с элементами новаторских интерпретаций и акцентирования внимания на малоизвестных и не обращавших на себя достаточного внимания событиях былых времен. Одному из таких несостоявшихся событий, а точнее говоря – тем чрезвычайно далеко идущим последствиям, к которым могло бы привести это событие, если бы оно все-таки имело место в истории, как раз и посвящена эта статья.

         Как все мы хорошо знаем, Первой мировой войне довелось сыграть поистине роковую, без всякого преувеличения катастрофическую роль в судьбе целого ряда оказавшихся вовлеченными в нее европейских держав, и прежде всего Российской империи [1–2]. Приоритетные геополитические интересы, во имя достижения которых правительство Николая II решилось принять участие в ожесточенном международном противоборстве, включали в себя, среди прочего, историческую задачу и вековую мечту романовской монархии – овладение находившимися под властью Османской империи черноморскими проливами Босфор и Дарданеллы для свободного и беспрепятственного выхода российских военного и торгового флотов на стратегические просторы акватории Средиземного моря. Этот внешнеполитический вектор отчетливо намечался еще со времен русско-турецких войн второй половины XVIII века при Екатерине II, однако решительное противодействие ведущих военно-морских государств Запада, главным образом Британской империи и Франции, не позволяло как тогда, так и позднее рассчитывать на успешную реализацию этого замысла. И лишь в годы Первой мировой войны, когда эти страны временно оказались союзниками России по Антанте, появилась потенциальная возможность наконец-то утвердиться русскому владычеству над проливами – это условие было оговорено в качестве необходимого военного приза и политической награды России за совместную вооруженную борьбу с Турцией и поддерживавшими ее Германией и Австро-Венгрией.

         Впрочем, одной лишь вынужденно благосклонной санкции союзников на овладение Босфором и Дарданеллами было явно недостаточно. Для начала требовалось захватить эти проливы вооруженной силой, в совместном взаимодействии флота и сухопутных войск, а это представляло собой отнюдь не легкое дело и вовсе не гарантировало непременный успех, тем более что в ходе мировой войны, особенно с весны 1915 года,  положение складывалось для России не самым благоприятным образом – основная масса войск была скована на германском фронте, с трудом противостоя натиску мощной кайзеровской милитаристской машины. Тут уж поневоле становилось не до проливов. Только ближе к концу 1916 года стали понемногу обозначаться предварительные контуры тайно разрабатываемого плана Босфорской десантной операции, нацеленной не только на овладение одним ударом сразу обоими проливами вместе с Константинополем, но и на выведение Османской империи из войны, что должно было бы обеспечить дальнейший стратегический перевес Антанты и привести к общей победе. План операции не удалось претворить в жизнь из-за чересчур сложного контекста сопутствующих обстоятельств, но сам по себе замысел был очень интересен и перспективен, тем более что главным его исполнителем призван был стать человек, чья историческая роль в последующий период оказалась в высшей степени заметной и значимой.

                «Колчак-Босфорский»

         Непосредственное руководство запланированной на апрель 1917 года  Босфорской десантной операцией возлагалось на командующего Черноморским флотом вице-адмирала Александра Васильевича Колчака, имя которого скоро получило широчайшую известность, но, увы, не в качестве великого флотоводца, осуществившего историческую победу, ставшую переломной во всей мировой войне, а в связи с гораздо более трагическими событиями гражданской войны в послереволюционной России, где, к сожалению, желанная победа вновь вовсе не сопутствовала этому благородному, но несчастливому человеку [3]. Однако это была уже совсем другая война и совершенно иная история. А когда в 1916 году по личному распоряжению императора Николая II, являвшегося Верховным главнокомандующим русской армии и флота, Колчака срочно переводили по службе с Балтики на Черное море и вверяли ему всю работу по скорейшей подготовке комбинированного десанта, никто, разумеется, не мог предвидеть и предугадать, что из этих планов ничего не выйдет, хотя, конечно же, не по вине самого Колчака. Получить почетный титул Босфорского, по аналогии с Потемкиным-Таврическим, ему так и не довелось.

         Сразу же по прибытии в Севастополь энергичный адмирал безотлагательно приступил к делу. Позднее, в последние дни своей жизни, в январе 1920 года, давая показания судебной комиссии в Иркутске о своей предыдущей – дореволюционной – деятельности, Колчак со смешанными чувствами горести и гордости вспомнил о нереализованной миссии, на успех которой возлагались такие большие надежды: «По плану этой босфорской операции, в мое непосредственное распоряжение поступила одна сухопутная часть, дивизия ударного типа, кадр которой мне был прислан с фронта и командиром ее был назначен один из лучших офицеров Генерального штаба – ген. Свечин; начальником штаба был назначен полковник Генерального штаба Верховский. Эта дивизия готовилась под моим непосредственным наблюдением и должна была быть выброшена первым десантом на неприятельский берег, для того, чтобы сразу на нем обосноваться и обеспечить место высадки для следующих войск, которые должны были идти за ними. Так вся эта подготовка работ шла до наступления государственного переворота в конце февраля месяца» [4, с. 429]. Для формировавшихся полков дивизии Колчак подобрал знаменательные названия. Первый полк, который должен был составить авангард будущего десанта, предполагалось наименовать Цареградским, а три остальные получили бы прославленные имена знаменитых русских адмиралов – героев Крымской войны и легендарной обороны Севастополя: Нахимовский, Корниловский, Истоминский.

         Но, к великому сожалению, ничему из этих смелых и решительных замыслов не суждено было осуществиться на деле. Стихийные революционные потрясения, внезапно всколыхнувшие всю страну и быстро приведшие сначала к брожению, а затем и к неуправляемому развалу в армии и на флоте, поставили окончательный крест на планах Босфорского десанта – и это оказался отнюдь не косой крест Андреевского военно-морского флага. Вместо похода на Константинополь Колчак был отозван в Петроград, а его преемник не имел уже никакой возможности продолжить начатые приготовления. Операция не состоялась, и союзники добились победы в мировой войне только через полтора года и уже без участия России, выбывшей из борьбы для того, чтобы надолго погрузиться во внутренние смуты и бедствия. Проливы так и остались под властью Турции, а Черное море не превратилось в русское «внутреннее озеро». Оказавшийся на недолгий срок Верховным правителем России адмирал Колчак никогда уже больше не увидел севастопольского рейда и пришвартованных у причалов десантных судов боевых кораблей охранения. Морской поход не состоялся.

                А могло бы быть иначе...

         Так развивались исторические события на самом деле. Однако тем-то и замечательна альтернативная история, что она, в отличие от подлинной военной хроники, все-таки допускает обсуждение возможных (пусть даже и маловероятных) вариантов реализации неосуществленных планов и стратегических сценариев, выражая их внутренний смысл в яркой, образной, наглядной художественной форме. В таком случае изрядная доля домысла стремится вовсе не к тому, чтобы опровергнуть объективно зафиксированный исторический факт, а к его умозрительному дополнению и логическому анализу. По сути, мы имеем дело с весьма своеобразной исторической реконструкцией прошлого, и элементы фантастики выполняют в данном контексте не декоративную функцию, а выступают в качестве инструмента анализа потенциальных возможностей, скрывавшихся в материалах истории, поневоле оставшихся лишь подготовительными черновыми набросками, не доведенными, в силу объективных причин и факторов, до стадии воплощения в настоящих действиях.

         Вот почему нет ничего странного и удивительного в том, что дерзкий план Босфорской десантной операции вполне закономерно привлек к себе внимание сразу нескольких отечественных писателей, очень разных по своим методам и подходам. Первым из них, еще в 1990-е годы обратившимся к этой теме, был классик отечественной фантастики Кир Булычев (псевдоним доктора исторических наук, крупного ученого-востоковеда Игоря Всеволодовича Можейко). Он удачно сочетал в своем творчестве высокое художественное мастерство с основательной научной подготовкой. В романе «Штурм Дюльбера», являющемся частью обширного цикла «Река Хронос», Булычев детально воспроизводит увлекательные происшествия из побочного ручейка истории, случайно и на короткий миг отклонившегося от магистрального русла, несущего в мощном потоке тесное переплетение индивидуальных судеб как вымышленных персонажей, так и реальных исторических лиц. Этот композиционный прием органичного сочетания историзма, базирующегося на точном знании документальных источников, характеризующих описываемую эпоху, и увлекательной альтернативной интерпретации их возможных модификаций и неожиданных превращений, замешанных на талантливо использованных элементах фантастики и авантюрно-приключенческого жанра, проходит через все произведения «хроносовского» цикла.

         Остросюжетное действие «Штурма Дюльбера» разворачивается в марте 1917 года в Крыму – как раз в тот момент, когда должна была бы близиться к осуществлению Босфорская операция. Рассказ о последовавших (жаль, что лишь в романе, а не в действительности!) событиях начинается с констатации подлинного факта практически непреодолимых затруднений, встретившихся при подготовке морского броска на Константинополь: «Операция, которую предпринял адмирал и те генералы, которые знали о ней, была не только рискованной, но и недостаточно подготовленной, иными словами, была авантюрой, как ее уже называли в Генеральном штабе и в военном министерстве. Предложив в свое время этот план, Колчак, Алексеев и Иванов встретили сопротивление наверху и отказались от наступления» [5, с. 397].

         Булычев совершенно верно очерчивает круг людей, имевших прямое отношение к задуманному военно-стратегическому плану, называя в этой связи не только имя Колчака, но и особо приближенных к императору Николаю II лиц – начальника штаба Ставки Верховного главнокомандующего М. В. Алексеева, а также бывшего командующего армиями Юго-Западного фронта Н. И. Иванова, являвшегося доверенным царским советником по военным делам. Учитывая влиятельность и авторитет этих военачальников, именно от их позиции в конечном счете зависело дать ход всей операции, убедив императора в целесообразности ее проведения. Но разразившаяся Февральская революция спутала первоначальные планы.

         А вот дальше в романе на первый план выдвигается альтернативная версия военно-политической истории. Первостепенная, решающая, ключевая роль в Босфорской операции отводится уже персонально одному только Колчаку, который, в интерпретации Булычева, предстает как истинный продолжатель славных флотских заветов и традиций: «Со времен адмирала Ушакова, штурмовавшего Ионические острова, русский флот не предпринимал еще попытки взять укрепленную сухопутную твердыню, каковой являлся Стамбул, вернее, охранявшие его форты» [5, с. 399].

         Выдающиеся организаторские способности командующего Черноморским флотом дополнялись, согласно линии романа, крупным стратегическим дарованием адмирала: «Наибольшие трудности возникли в связи с топливом и продовольствием, но весь расчет Колчака строился на том, что нападение будет внезапным, результаты его сокрушительными и снабжение флота возьмет на себя поверженный неприятель. Длительного похода флот, почти не обеспеченный десантом, выдержать не мог» [5, с. 398]. Да, это выглядит вполне резонным, и планам Колчака, если они действительно были таковы, нельзя отказать в практичности и обоснованности.

         Но все-таки самым сложным аспектом предпринимаемой операции был не столько даже военный, сколько политический. Вести подготовку десанта приходилось в условиях резко нарастающего и всё усиливающегося революционного брожения среди экипажей боевых кораблей. Без восстановления жесткой дисциплины любые военные действия становились попросту немыслимыми. В романе адмирал сумел успешно справиться с этой задачей, которую на самом деле ему выполнить не удалось, как известно из истории хотя бы по эпизоду с золотым кортиком, демонстративно выброшенным Колчаком за борт в знак протеста против требований матросского комитета к офицерам сдать личное оружие. Наоборот, в романе он оказался, можно сказать, во всеоружии: «Колчак не позволил командирам кораблей и тем матросским Советам, что образовались уже не некоторых судах, проводить собрания и митинги по поводу того, брать Константинополь или не брать. И запрещение митингов, объясненное походными условиями и близостью неприятеля, ввергло в растерянность социалистических агитаторов» [5, с. 399].

         Торжество воли адмирала над хаотическими настроениями революционизированной матросской массы Булычев объясняет не только особыми качествами характера Колчака, но и тем, что он смог выдвинуть объединяющую патриотическую идею, якобы заставившую уже было совсем распропагандированную социалистами толпу нижних чинов на время забыть о заманчивых призывах к немедленному прекращению войны, проявив вместо этого общий одухотворенный порыв во имя исторического торжества России и обретения ею своего мессианского идеала: «В тот миг были забыты все идейные споры и посулы социалистов. Взятие Константинополя, священного города, стало куда более важным, чем повседневное благополучие. И подобно крестоносцам, бедным крестьянам, устремившимся к Иерусалиму следом за Петром-пустынником, матросы линкора готовы были перенести любые муки и, может, даже пожертвовать жизнью ради великой цели» [5, с. 395].

         К сожалению, несмотря на возвышенность и благородство пафоса, столь подчеркнуто звучащего в этом пассаже, реальные политические настроения матросов и солдат были чрезвычайно далеки от патетических тирад и христианских идеалов, поэтому затруднительно разделять оптимизм автора относительно успеха консолидирующей программы Колчака.

         Зато художественное описание морского похода на Константинополь подано в романе необычайно образно и выразительно: «Шесть крейсеров, более дюжины миноносцев и тральщики несли охранение и как пастушьи собаки подгоняли к стаду толстозадые транспорты и ленивые канонерки» [5, с. 400]. Эффектности картины соответствовала такая же полная эффективность предпринятых усилий. Враг был застигнут врасплох: «Турецкая береговая охрана, убежденная в том, что Россия безнадежно погрязла в своих политических спорах и проблемах, приближение флота проморгала» [5, с. 401–402]. Всё шло как по маслу и было разыграно как по нотам: «Без единого выстрела, подобно летучим голландцам железного века, следуя за миноносцами, линкоры один за другим вошли в Босфор и развернули башни главного калибра против султанского дворца, военного министерства, стоявших на рейде двух турецких и одного немецкого крейсеров, и в шесть часов одну минуту изготовились к бою» [5, с. 402].

         Начало десантной операции стало подлинным апофеозом проницательного и действенного колчаковского замысла: «Ровно в шесть часов двадцать три минуты утра одновременно громыхнули все орудия главного калибра, а также артиллерия миноносцев и вспомогательных судов...» [5, с. 404]. Запланированная стремительная развязка не замедлила и превзошла все ожидания: «Смерть султана Турции Абдул-Гамида, а также всего военного совета, заседавшего в столь ранний час и обсуждавшего сведения разведки о движении русского флота к югу, которая наступила от прямого попадания двенадцатидюймового фугаса в зал заседаний, парализовала управление Стамбулом. Энергичные действия немногочисленного десанта с русских кораблей, захватившего береговые батареи, военное министерство и генеральный штаб, а главное, разумеется, начало борьбы за власть между младотурками и сторонниками Кемаля Ататюрка, привели к такой дезорганизации, что из города в первую очередь убежали генералы, которые и должны были организовать сопротивление» [5, с. 404–405].

         (Следует отметить одну фактическую неточность: султан Абдул-Хамид II никак не мог находиться в тот момент во дворце, поскольку был свергнут с престола еще в 1909 году, а роковой участи должен был бы в таком случае подвергнуться сменивший его последний османский султан Мехмед V. Впрочем, и он благополучно остался в живых, хотя и принужден был в 1918 году в свою очередь отречься от престола.)

         Согласно альтернативной исторической концепции Булычева, тактический успех Босфорской десантной операции вызвал целую лавину стратегических последствий, предопределивших грандиозные победы войск Российской империи на восточном направлении: «Панические слухи о событиях в Стамбуле были разнесены телеграфом по всему миру. В тот же день наступление русской Кавказской армии от Трапезунда к Стамбулу развернулось сказочными темпами – еще трое суток, и первые русские самокатчики увидели волны Мраморного моря, а гидроплан, перелетевший оттуда и опустившийся на Босфоре у борта “Екатерины”, принес радостные поздравления Колчаку командующего Кавказским фронтом» [5, с. 405].

         Сразу же за этим запустилась настоящая цепная реакция военных действий, в самое ближайшее время предопределивших исход мировой войны в пользу России, прочно и по праву стоявшей во главе всего славянства: «Турция вышла из войны на четвертый день после падения Стамбула. Это нарушило без того непрочное равновесие в Европе и оголило южный фланг австро-венгерских армий. Последовало внешне неожиданное, но неплохо подготовленное Иозефом Пилсудским восстание Польской военной организации и легионов. Галиция отпала в несколько дней» [6, с. 406]. Совместными силами славяне одолели своего давнишнего угнетателя и притеснителя – лоскутную монархию Габсбургов: «Объединившись с русской Юго-Западной армией, поляки ударили, тесня австрийцев и венгров, а оттуда на помощь славянам уже спешили чешские боевые дружины» [5, с. 406].

         Такая же тяжелая судьба ожидала в конечном счете и кайзеровский Второй рейх: «Мир, подписанный в многострадальном Брюсселе 8 июня 1917 года, лишил Германию большинства колоний, возвратил Франции Эльзас и Лотарингию, даровал выстраданную независимость чехам и западным полякам и подвел черту под многовековым существованием Священной Римской империи» [5, с. 406–407].

         Главным же результатом блестяще осуществленной десантной операции стало политическое умиротворение внутри самой России, тесное сплочение всех государственных сил вокруг наиболее достойных представителей романовской династии. В романе упоминается о том, как победоносный адмирал Колчак, восстановитель Российской империи, послал из покоренного Константинополя ко всеобщему сведению официальную телеграмму от имени вдовствующей императрицы Марии Федоровны, провозглашенной регентшей при малолетнем цесаревиче Алексее Николаевиче: «В ней сообщалось о только что завершившемся обряде в соборе Святой Софии, наконец-то возвращенном Православной Церкви после почти пятисотлетнего исламского унижения. В соборе вершилось торжественное коронование государыни императрицы Марии по древнему византийскому обряду, а также “in absentia” ее внука цесаревича Алексея» [5, с. 405].

         Что же касается злополучного и неудачливого правителя – императора Николая II, то он в романе вместе со своей супругой императрицей Александрой Федоровной был выпровожен за пределы России без права возвращения, чтобы не стать причиной новых гражданских смут и неустройств. Эх, если бы действительная участь «полковника и полковницы», как насмешливо-презрительно называли венценосную семью в оппозиционных кругах, оказалась столь мягкой и щадящей! Но стране пришлось пройти через большую кровь – и свои струйки влила туда расстрелянная в подвале Ипатьевского дома вся царская семья. Закончить дни в изгнании и умереть своей смертью довелось из всех упомянутых в романе Булычева исторических лиц только Марии Федоровне. Гуманная альтернатива, к огромному сожалению, не сбылась.

                Настоящий полковник?

         И всё же история, при всей своей жестокости по отношению к дому Романовых, пощадила не одну лишь Марию Федоровну. В благополучной эмиграции на чужбине оказался в числе нескольких других великих князей также и двоюродный брат последнего императора – великий князь Кирилл Владимирович, ставший героем еще одного романа в жанре альтернативной истории, под призывно-декларативным названием «За Русь святую!», написанного молодым литератором из Воронежа Николаем Юрьевичем Андреевым. Вот уж поистине фантастическая вещь в самом буквальном смысле слова, начиная прямо с главного действующего персонажа, представляющего собой в высшей степени странную фигуру, скомпонованную по принципу «два в одном».

         Дело в том, что каким-то непостижимым и парадоксальным образом в великого князя психологически (хотя совсем не логически) вселился его тезка – бывший полковник из «компетентных органов» Кирилл Владимирович Сизов. Казалось бы, очередной весьма сомнительный шаблон в духе пресловутой серии псевдоисторически-авантюрных поделок о «спецназе Третьего Рима». Но надо отдать должное автору: он, паче чаяния, сумел-таки составить достаточно добротный в литературном отношении текст и даже с явным антисоветским направлением, как это ни странно, учитывая служебную биографию Сизова, ставшего в одночасье Романовым. Иначе говоря, эклектика иной раз действительно способна творить чудеса, а именно это как раз и требуется для фантастических романов.

         Итак, бурная, а точнее – сумбурная фантазия провинциального романиста почему-то забрасывает революционной весной 1917 года великого князя Кирилла Владимировича в Крым (а вовсе не в Финляндию, где он скрывался на самом деле). Ну а быть в Крыму и не встретиться там с командующим Черноморским флотом вице-адмиралом Колчаком для Кирилла Владимировича, являвшегося профессиональным военным моряком, – это, конечно же, представлялось бы еще более несуразным, чем даже сам ничем не мотивированный крымский вояж великого князя. Разумеется, Колчак не мог не посвятить своего высокородного гостя в планы Босфорской десантной операции. И вот тут-то, что называется, с места в карьер, великий князь с душой и менталитетом полковника КГБ сразу же становится не просто активным участником, а едва ли не фактическим руководителем готовящейся военной акции или, по крайней мере, ее идейным вдохновителем. Так уж получилось, что те стратегические замыслы, которыми, в интерпретации Булычева, был проникнут Колчак, переадресуются теперь Андреевым не кому иному, как Романову-Сизову. Этот амбивалентный уникум на полном серьезе пускается в умозрительные (чтобы не сказать уморительные) внутренние монологи о грядущем успехе затеи со стратегическим десантом, а попутно и о том, «как могут люди, объявляющие себя патриотами и радетелями за благо России, ставить крест на возможности спасти сотни тысяч жизней одним ударом? Ударом, который не потребует много сил, зато принесет множество выгод даже в случае поражения...» [6, с. 139].

         Странно все-таки, почему Андреев ничтоже сумняшеся, явно сгоряча и опрометчиво посчитал, что младшему и по званию (всего лишь контр-адмирал), и по возрасту (на два года моложе Колчака), да к тому же еще и практически не имевшему реального боевого опыта великому князю Кириллу Владимировичу уместно было бы взять на себя инициативу в ускорении подготовки такой сложной и масштабной военной операции, налагавшей на ее руководителя величайшую ответственность и требовавшей полной самоотдачи? Но, тем не менее, на страницах фантастического романа именно Сизов-Романов становится главным организатором дела: «Приходилось рассчитывать только на три дивизии и полк, усиленный двумя пулеметными бригадами. По словам Романова, это было всё, что можно было стянуть в Крым, а затем перебросить под Константинополь» [6, с. 136]. На долю же командующего Черноморским флотом выпадали второстепенные функции почти что исключительно технического обеспечения всей операции: «В Крым стягивались дивизии, а Колчак должен был предоставить транспорты и охранение для них» [6, с. 139].

         По всей видимости, такую логическую неувязку можно объяснить весьма специфическим представлением автора и его героя о сущности предстоящей десантной операции, воспринимавшейся и, соответственно, понимавшейся чуть ли не как морская блиц-прогулка к враждебным берегам. Масштабы потенциальных трудностей при этом заведомо занижались. Андреев дошел даже до такого легкомысленного и легковесного пассажа: «Впрочем, и атаковать приходилось не самые лучшие укрепления. Заброшенные окопы, редкие батареи, армия, почти полностью уничтоженная в боях на Кавказе и в Галлиполи, – вот и всё, чем могла похвастаться Турция, в чье сердце был направлен удар» [6, с. 136–137]. Любопытно, что из поля зрения романиста-фантаста начисто выпал неудачный прецедент скандально провалившейся Дарданелльской операции союзников, состоявшейся всего-то годом ранее и не принесшей им никаких лавров – наоборот, существенно дискредитировавшей британское адмиралтейское командование, что привело к отставке первого лорда Адмиралтейства сэра Уинстона Черчилля, вынужденно взявшего на себя ответственность за ощутимый конфуз. 

         Ну и что! Разве же какому-то там британскому лорду, пусть даже столь знаменитому, под силу сравниться с асом из КГБ или ГРУ? Залихватские тенденции авантюрных беллетристических боевиков о подвигах героического «спецназа Третьего Рима» все-таки прорвались в босфорских эпизодах андреевского романа – и, естественно, в эпицентре всей операции оказался супермен с Лубянки, всезнающий, во всё вникший и всё заранее предусмотревший. Вот как это выглядит в безапелляционной интерпретации автора новоявленного бестселлера «За Русь святую!»: «Сперва требовалось наладить связи с местным христианским населением. Несколько подлодок должны были всплыть неподалеку от фракийского и малоазийского берегов. Романов обещал прислать специалистов, которые справились бы с предварительной подготовкой антитурецкого восстания. Вместе с людьми Кирилла Владимировича на берегу оказались бы запасы оружия и турецких лир. Затем периодически должны были прибывать новые группы “специалистов” с запасами всего необходимого для подрывной работы» [6, с. 137].

         Механизм спецоперации, прямо-таки в лучших традициях и в точном соответствии со стилем имперской доктрины «Разделяй и властвуй», предусматривал розыгрыш национальной или, правильнее сказать, националистической карты. Право же, напрасно такой изощренный подход к решению военных задач оказался плотно увязан в романе с тактикой прямолинейно мыслившего великодержавника Колчака, чуждого столь коварных приемов в политике: «Девятнадцатого мая флот, взяв на борт десант, отправлялся к берегам Турции. При этом следовало прекратить всяческую связь с материком, “во избежание недоразумений и опасности для дела”. Затем – высадка десанта на берегу Анатолии. Если бы всё пошло как надо, там русские дивизии уже встречались бы с поднявшимся на восстание нетурецким населением. Также из Кавказской армии должны были прибыть армянские бригады добровольцев. Колчак, памятуя о резне, развернутой султаном против армянского народа, не завидовал врагу. Армяне не станут жалеть противника, не станут терзаться по поводу смерти убийц своих родичей. Они станут одними из самых стойких солдат в десанте...» [6, с. 141].

         Нет, это уже больше смахивает не на альтернативную историю, а на ничем не заслуженный поклеп в отношении исторического лица! Однако всё встает на свои места и смотрится достаточно органично, как только Андреев вновь обращается к своему диковинному герою, совмещающему в себе внешний облик великого князя низвергнутой династии Российской империи с внутренней сущностью экс-сотрудника «компетентных органов» Советского Союза, как будто бы речь шла не о военной операции эпохи Первой мировой войны, а, например, о диверсионных акциях по свержению неугодного Кремлю афганского правительства Хафизуллы Амина. Во всяком случае, стамбульский сценарий кажется ненароком списанным с кабульского: «Затем после высадки следовало прорываться к Стамбулу. В городе должны были начаться вооруженные выступления мятежников, поднявшихся не без помощи “специалистов” Романова. По словам Кирилла, город вряд ли смогут долго оборонять, при ударе и изнутри, и извне. Царьград наконец-то откроет ворота русской армии, через столько-то веков борьбы...» [6, с. 141–142].

         Последствия успешного проведения босфорского десанта виделись Андрееву, в отличие от Булычева, преимущественно в военном, а не в политическом отношении. Главное – показать и доказать собственную боевую силу и мастерство, чтобы все это видели и непосредственно убедились. Приведут ли достигнутые результаты к скорейшему наступлению мира и стабилизации ситуации в своей стране, это не так уж и важно. Вот какие мысли на сей счет Андреев не очень-то корректно приписывает Колчаку: «А на следующий день центральные державы содрогнутся. А еще больше – союзники. Они вряд ли будут ожидать, что в считанные дни можно будет завершить такую операцию. Да, если всё пойдет четко по плану... Хотя никогда такого не будет: вряд ли операция закончится в назначенный срок. Но в неудачу десанта Александр Васильевич просто отказывался верить, потому что не верить было нельзя» [6, с. 142].

         Вот и читателям андреевского романа, в свой черед, трудновато поверить в то, что автор достоверно и объективно изобразил действительно альтернативный вариант хода исторических событий. Скорее всё это напоминает какой-то нелепый, с натяжками и передержками, нарочитый анахронизм. Такого рода авантюрная модернизированная беллетристика имеет мало общего с принципами историзма, которые должны быть положены в основу научного изучения и художественного воспроизведения эпохи Первой мировой войны, как это и делается сейчас в серьезных и добросовестных исследованиях [7]. И отнюдь не случайно литературные произведения историка-профессионала Булычева-Можейко из цикла «Река Хронос» могут служить отличными образцами талантливых и ярких сочинений в жанре альтернативной истории, тогда как фантастический роман Андреева хоть и претендует на принадлежность к той же жанровой форме, однако останется скорее в качестве курьеза для любителей авантюрных «историй», нежели примером серьезного текста, адресованного настоящим ценителям и знатокам столь неоднозначных исторических альтернатив.               

                Литература

    1.  Вест Э.  Первая мировая война. Иллюстрированная история. – М.: Эксмо 2005. – 256 с.
    2.  Стоун Н.  Первая мировая война. Краткая история. – М.: АСТ, 2010. – 224 с.
    3.  Урбан В.  Мог ли появиться Колчак-Босфорский? // ВПК (Военно-промышленный курьер): Общероссийская еженедельная газета. – 2006. – 30 авг. (№ 33).
    4.  Зырянов П. Н.  Адмирал Колчак, верховный правитель России. – М.: Молодая гвардия, 2006. – 637 с.
    5.  Булычев К.  Штурм Дюльбера (Река Хронос. 1917): Роман. – М.: АСТ, 2000. – 448 с.
    6.  Андреев Н.  За Русь святую!: Фантастический роман. – М.: Яуза; Эксмо, 2009. – 320 с.
    7.  Актуальные проблемы истории Первой мировой войны / Под ред. Е. Ю. Сергеева. – М.: ИВИ РАН, 2014. – 282 с.

        Октябрь 2014

                (Статья написана в соавторстве с М. Ю. Манаковым)