Изерброк. Глава XIX

XIX


В день открытия Эры Красоты Мамушка не был на площади, не участвовал в массовых гуляниях и не видел всего того, что произошло потом. Он вообще не любил больших скоплений людей, толпы боялся, массовых мероприятий избегал.

Обо всем случившемся он узнал на следующий день, сначала от хозяина табачной лавки, той самой, на перекрестке Сонной и Медной, где Мамушка много лет покупает папиросы «Румита», иногда – чай, кофе, ром и газеты. Бессменный хозяин, он же продавец, по имени Абдель Салем, неизменно пожилой ливанец, рассказал сыщику, что произошло на площади Принца Луи: начало Эры Красоты ознаменовалось провалом и несчастьем – механическая бабочка рухнула на землю и убила человека. Еще несколько человек пострадало в давке. Сейчас они находятся в больнице, их жизни ничто не угрожает.

Затем примерно о том же самом сыщик прочитал в газетах, в свежем выпуске «Метрополии», который он купил тут же у господина Абдель Салема, и потом в двух негосударственных газетах, купленных в Венетском квартале.

На улицах города было спокойно. Кафе и магазины работали, торговцы торговали, праздные горожане прогуливались по бульварам и площадям. Никто, кажется, не проявлял особенного беспокойства по поводу того, что произошло вчера. Однако уличной жандармерии, конных и пеших патрулей, стало на улицах заметно больше.
Рано зажглись уличные фонари. Мамушка выпил пару стаканчиков рома в небольшом кафе на проспекте Маршала Буга. Вышел и пошел по направлению к Лосиной площади. Моросил мелкий холодный дождь. Изо рта вырывался пар. Холодало.

На Лосиной площади Мамушка зашел в гостиничный ресторан, выпил и там рому. Вышел из ресторана, дошёл по улице Победителей до Моста самоубийц.

Возле реки было холоднее. Мамушка уплотнил шерстяной шарф под воротником плаща, глотнул рому из фляжки, завинтил крышечку и взглянул в туманную даль через реку. Громада моста вставала в мокрых размазанных сумерках, обозначенная желтыми расплывчатыми пятнами фонариков.

Три дня Мамушка пил, бродил по городу или сидел у себя дома перед камином. Пил в основном ром; наливал золотистый напиток из большой бутылки, купленной у торговца Абдель Салема, в свой неизменный четырехгранный стакан с толстым донышком.
Натягивал утепленный плащ с пелериной, наматывал на шею теплый шарф, нахлобучивал шляпу, выходил из дому… Брёл по мокрым улицам. Заходил в бары, заказывал снова ром, иногда что-нибудь перекусить.

За несколько дней до Нового Года в городе установились туманы. Так бывало каждый год. После Нового Года туманы рассеивались, чтобы снова прийти в феврале.
Наконец Мамушка явился в «Пеликан». Три дня его здесь не видели. Или четыре. Умберто Перона как всегда сидел на своём месте напротив пустого стула – места Мамушки. Перед Пероной стоял стакан с белым вином.

Первым делом магистр поинтересовался у друга, что тот думает о произошедшем на площади Принца Луи. Протянул ему  номер «Метрополии» трёхдневной давности, который Мамушка уже читал. Однако Мамушка взял газету и принялся читать снова, чтобы ясно вспомнить свои первые мысли касательно обсуждаемой новости.
Подошел господин Якоб, кельнер. Сдержанно поприветствовал сыщика. Мамушка, не отрываясь от газеты, попросил принести бутылку левантийского золотого рома, стакан и лимон.

«Что-нибудь закусить?» – вежливо поинтересовался Якоб.

«Нет. Пока не надо. Впрочем, если господин магистр что-нибудь желает…»

«Нет, я уже ужинал. Принесите еще вина», – сказал Перона.

Мамушка отложил газету и закурил папиросу. Он внимательно сквозь тонкую поволоку глаз, характерную для человека уже несколько дней беспрерывно пьющего, посмотрел на Перону. Он думал, насколько будет для магистра безопасным, если Мамушка поделится с ним той необыкновенной информацией, что открылась ему в связи с событиями на площади. Пока без доказательств, но… даже на уровне слухов, на уровне приватных разговоров, за подобную информацию теоретически могли убить. Поскольку эта информация в любом виде, безусловно, представляет опасность для власти. В данном случае для триумвирата. На уровне концепций, на уровне идей, Мамушке открылось нечто такое, что в принципе может перевернуть все представления об алхимиках.

– А что вы сами об этом думаете? – спросил Мамушка.

– Аттракцион не удался. Конечно, фокус с полетом механической бабочки впечатляет. Я не мог предположить ничего подобного. И как они только до такого додумались? Вычурная фантазия алхимиков – не новость. Но чтоб такое… да, они постарались на славу. Удивили. Но еще удивительней было бы, если б у них всё получилось. А так… Фарс закончился трагедией. Ничего неожиданного. Но каков фарс! Жалею, что меня там не было. Я не любитель многолюдных празднеств, однако на эту бабочку, на этот механический шедевр, хотелось бы взглянуть. Говорят, что она поднялась до облаков. Но… с другой стороны, конечно, страшно. Собственно говоря, если эта железная бабочка была символом могущества нашей цивилизации, то её падение крайне символично. Что не может не пугать. До известной степени. На что они рассчитывали, затевая этот фокус? Неужели не просчитали рисков? Глупцы. Самонадеянные глупцы. Они были уверены, что бабочка не упадёт, что она взмоет в чудесном полете в небеса, преодолеет слой черных облаков и улетит в голубые выси, взяв всех нас с собой. Она не могла не упасть. Ну и, напрашивается вопрос, зачем вообще нужно было затевать этот балаган? Так обнадежить людей, заставить их поверить в мечту, и потом… ведь разочарование неминуемо. Не надо было ничего устраивать. Но они так верят в свою алхимию, в свою науку и механику… Они сами ослеплены. Вот и получили в итоге то, что получили. Всё это крайне символично. И человека того жалко. Жертв могло быть больше, но и одного жалко. Пришел маленький наивный человек со своей маленькой верой в спасение, с мечтой. И вот так вот всё нелепо закончилось. А ведь этот маленький человек – это, в сущности, все мы, – Перона вздохнул и припал к стакану с вином.

– В какой-то степени это я  виноват в его гибели, – сказал Мамушка.

Перона, ставя стакан, внимательно поглядел на Мамушку.

– Не слишком ли вы много пьёте в последнее время, мой друг? – спросил он.

– Нет, нет, не в этом дело, – ответил Мамушка, – я действительно, хотя, наверное, и косвенно, причастен к произошедшему.

– Каким образом?

Мамушка всё еще сомневался, стоит ли делиться с Пероной неожиданными результатами расследования. С полицией, с комиссаром Поцем он не стал бы откровенничать ни коем случае, несмотря на то, что именно полиция платит и заказывает музыку. Дело касается политики, а сыскной отдел нельзя считать независимым игроком на этом поле. Комиссар Поц подчиняется начальнику Полицейского Департамента  Максимилиану Лею, а тот в свою очередь подчинен министру охраны и безопасности, генерал-полковнику Йоакиму Браге. Генерал-полковник Йоаким Брага подчиняется непосредственно Леопольду фон Зайчеку, генерал-бургомистру Изерброка. А тот находится под влиянием Высокого триумвирата. Как бы ни желал этого, Мамушка ввязался в политику, и теперь многое будет зависеть от его умения помалкивать. Но как быть с магистром Пероной? Перона не просто друг, собеседник и собутыльник. Именно благодаря Пероне, его знаниям и рассуждениям, сыщику удается сохранять необходимую для успешного расследования ширину кругозора и свежесть мыслей.

Именно благодаря Пероне Мамушка сначала вышел на Родю Мухомора, потом вернулся к нему и, далее уже при помощи своей изобретательности, открыл то, что ему открылось. Да и сам магистр, будучи проницательным человеком, уже догадался, что сыщик знает что-то такое, о чем опасается говорить, но и держать это в тайне уже не может. Но так ли уж опасна будет данная информация для Пероны? Магистр умеет хранить тайны, безусловно. И к тому же известно, как он относится к триумвирату. В принципе за его взгляды его давно уже должны были арестовать. Пятьдесят лет назад так бы и сделали. Но в последнее время власть не слишком увлечена преследованием инакомыслящих. У неё другие заботы. Нечто непонятное, страшное, угрожает, кажется, самому мирозданию. С инакомыслящими всё ясно.  Аресты случаются, но не так часто, как раньше. Власть понимает, пересажай она хоть всех несогласных, она этим не предотвратит катастрофу, предощущение которой плотно стоит в воздухе. Власть не понимает, откуда проистекает угроза, изучает звезды в обсерватории, пытается всё объяснить взаиморасположением небесных светил…
В общем, если магистр не станет делать публичных сенсационных разоблачений, то тайна Мамушки не причинит ему вреда. Правда, конечно, то, что открылось сыщику, кардинально меняет картину государственного устройства в Триполи.
Мамушка решился всё рассказать. К тому же скепсис магистра теперь как никогда будет кстати.

– Пью я по другой причине. Я наливаюсь тяжестью, чтобы сохранить внутреннее равновесие. Иначе можно расстроиться так, что…

– Что вас так расстроило? – спросил Перона.

– Я узнал кое-что такое, что в некоторой степени способно опрокинуть устоявшиеся представления о нашем мире.

– Вот как. Ну, это не в первый раз, надо заметить. С вами уже такое бывало раньше, насколько я помню, – улыбнулся магистр. – При вашем роде занятий постоянно что-нибудь этакое да раскопаешь. Как тут не пить.

– Действительно. Но в этот раз всё обстоит гораздо серьезнее, – сказал сыщик, снял шляпу и пригладил ладошкой волосы.

– Понимаю. Так что случилось? Что вы раскопали?

Мамушка поднял палец, призывая к тишине и терпению, – к столику с подносом приближался господин Якоб. Мамушка молча подождал, пока кельнер, поставив на столик стакан вина для Пероны и бутылку рома для Мамушки, подозрительно зыркнув на сыщика, с достоинством удалится – причем кельнер так долго не отходил от стола, так медленно двигался; открыл бутылку, налил напиток в стакан, всё это степенно, неторопливо. Пока он всё это делал, над столом висела тишина. Старый кельнер исполнился подозрительности, но, наконец, протер белоснежным полотенцем бутылку, выпрямился и отчалил. Перона и Мамушка проводили его подозрительными взглядами.

– Что вы думаете о Высоком триумвирате? – обернув лицо к магистру, приглушенным голосом спросил Мамушка.

– Собственно, ничего хорошего я о них не думаю. Да вы сами знаете. Я считаю, что они – мошенники и самозванцы. Они занимаются псевдонауками. Запудрили мозги генерал-бургомистру и доведут страну до краха в ближайшее время. Иерократия – это тупик, окончательный идейный и политический тупик.

– Следовательно, вы поддерживаете обер-прокурора?

– Нет. Откуда вы взяли, что я его поддерживаю? Я этого не говорил. Я прекрасно помню, какие беззакония творил обер-прокурор со своей тайной полицией во время второго сепаратного кризиса. Да и потом…

– Вы утверждаете, что триумвират ведёт Федерацию к краху. Но… получается, что ведёт почти уже три столетия и всё никак не доведет. Нельзя отрицать некоторой стабильности этого, так сказать, движения. И верности избранному пути тоже не отнять, – сказал Мамушка, ровными спокойными глотками осушил стакан и провел тыльной стороной ладони по губам.

– Вы забыли, что в прежнее время алхимики не имели такого влияния, каким обладают сейчас. Переворот, это моё твердое убеждение, произошел в тот день, когда Департамент Алхимии и Астрологии объявил гелиоцентрическую систему мира ложной. И реставрировал геоцентрическую. В тот момент я понял, что нашему миру – хана. Пока правит Департамент Алхимии и Астрологии, ничего хорошего ожидать нельзя.

– Геоцентрическая, гелиоцентрическая – всё это философия, – заметил Мамушка, – все мы с земли видим примерно одну и ту же картину – плотную дымовую завесу, а что там за нею находится, видят только единицы. Да, в горах – небо чистое. В телескопы видно лучше и больше, но это те же звезды, небесные объекты. Департамент Алхимии и Астрологии взял старые академические карты звездного неба, что-то заново вычислил и объявил научную революцию. И мне кажется, сделано это было по политическим мотивам. Карты не изменились, картина звездного неба не изменилась, порядок небесных орбит тот же, телескопы те же… Но теперь данные интерпретируются иным образом. Пройдет какое-то время и, вероятно, снова произойдет революция, опять – смена парадигм. Всё это философия. А нам, простым людям, какая, в сущности, разница, какая астрологическая система на данный исторический период считается верной?

– То есть как это какая разница? – Перона чуть не захлебнулся вином от негодования. – Вам плевать… на… на истину?

– На истину мне как раз не плевать. Я сыщик. И реалист. Можно сказать, приземленный реалист. А то, что вы с точки зрения отвлеченных наук называете истиной, является философской интерпретацией. Одной из. И мне, как…
– Но как вы можете? Ведь они… они же подменяют основы мироздания. Просто вот так взять и отменить правду… Переписать учебники. – Перона гневно вращал глазными яблоками.
– И что изменилось? Они поменяли только слово. Сначала была геоцентрическая Птоломея, потом гелиоцентрическая, а сейчас снова геоцентрическая. Только слово. Ничего больше не поменялось. Всё это какие-то ваши высокие философские игры. А нам… А мне как сыщику они бесполезны. Я и знать о них ничего не желаю. Я…

– Так, значит. Вот как. Философские игры. А вы, значит, реалист? – вдруг успокоился Перона и, сделав глоток вина, принялся набивать трубку.

– Да, реалист.

– Раньше вы себя так не называли. Помнится, недавно вы говорили совершенно другие вещи. Называли себя, между прочим, интуитивистом, почти мистиком. Утверждали, что ваш сыскной метод схож с художественным творчеством, что вы – детектив-художник, а решающее значение в художественном творчестве имеет интуиция. А интуиция непосредственно связана с мистикой. Мистик постигает мир посредством интуитивных прозрений. И вы сами в расследовании используете интуитивные прозрения. А теперь, значит, парадигмы сменились. Теперь вы – реалист. Куда всё подевалось? Где вы находились эти три дня?

– Да. Раньше я приоритет отдавал интуиции и, действительно, пребывал в некоторой… мистике. Я не отрицаю. Но детектив не может оставаться на месте. Он развивается. Ищет. Совершает открытия. Объем его сведений о мире неизбежно достигает критического в какой-то момент. Возникает необходимость пересмотра своих методов.

– Любопытно. Что же вы узнали такого, что так кардинально изменило вас?

– Ну я бы не сказал, что уж прям кардинально. Но…, – Мамушка понизил голос и придвинул лицо к собеседнику, – я узнал, что… о чем вы сами уже давно говорили. Великие алхимики…

В этот момент к столику подошел господин Якоб. Кельнер невозмутимо поставил на стол чистую медную пепельницу и взял использованную, на дне которой лежало немного пепла и несколько окурков с золотым кольцом. Двигался он опять крайне неторопливо. Мамушка и Перона молча наблюдали за его действиями. Кажется, господин Якоб ожидал каких-то слов от Пероны или Мамушки, может быть, просьбы об извинении, поскольку лицо его всё более и более вытягивалось. В конце концов, кельнер, прихватив пустой стакан Пероны (срочной необходимости в этом не было, как и в смене пепельницы) отошел от стола. Отошёл он с видом человека, сумевшего удержать свои честь и достоинство на высочайшем уровне.

– Я узнал, что великие алхимики, – продолжил Мамушка, – я узнал, что они… дурят народ.

– Дурят народ? – с улыбкой воскликнул Перона.

– Тише вы, – зашипел сыщик, – у меня есть доказательства, что Высокий триумвират принимает важнейшие государственные решения, основываясь не на астрономических наблюдениях, не на алхимии, астрологии, алгебре, древней мудрости, трактатах, как они утверждают, а на… на… я даже не знаю, как это назвать. Они основываются на чепухе, на снах, причем не на своих, а на чужих, на бреде наркомана.

– Что вы… такое говорите? – улыбка всё еще не сходила с лица магистра, но глаза его уже посерьезнели.

– Погодите, не перебивайте. Великие алхимики – обыкновенные пьяницы. Ничем не лучше вас или меня. Может быть, они и читают старые научные книги, наблюдают за звездами в горной обсерватории, производят алхимические опыты… Но всё это – чепуха! Всё это игра! Главное, а именно то, что делает их властителями умов и вообще всей Федерации, главное они добывают – вы не поверите – у нагов, на болоте. Но и это еще не всё. Сами наги тоже ничего не знают. К ним самим информация поступает от – кого бы вы думали? От Роди Мухомора! А Родя Мухомор, этот полоумный курильщик лотоса, который запутался во времени, – у него в сознании произошел 17-летний сдвиг во времени, – просто бредит, или фантазирует, или видит сны. Я точно еще не знаю, каким образом наги добывают сведения у Роди Мухомора. Сам ли он им рассказывает, или они уже потом курят его бабочек, которых он приносит к ним на обмен. А уже потом наги осмысливают эту информацию и передают её великим алхимикам. Как всё это устроено в деталях, я еще выясню. Точно известно одно: между Башней алхимиков и логовом Роди Мухомора существует прямая двухчастная связь. Сам Родя Мухомор, разумеется, ни о чем таком не подозревает. Но, получается, что именно он через нагов, а потом через Великих алхимиков управляет нашим миром. Ни архонты, как многие полагают, ни король Мутанга, ни мифический Великий Арбитр, а именно Родя, Родя Мухомор из Болотного, изгой, многолетний курильщик лотоса, бывший проститут, больной хризализмом. Вот краеугольный камень нашего мироздания. А может быть, он и есть Великий Арбитр, но сам, конечно, не осознает этого.

– Но как?.. – магистр Перона открыл рот.

– Сейчас объясню, – сыщик огляделся и продолжил, – Великие алхимики объявили угрозу конца света? Так? Они вычитали в "Книгах Пророков" и в других книгах, что как только начнется покраснение Сириуса, жди беды на земле. Этого я не оспариваю. Книги действительно есть. Написаны давно разными мудрецами, пророками и учеными. Кто будет оспаривать истинность этих важнейших источников информации? Книги есть, алхимики их читают, разбираются в них. Целые институты существуют. Обсерватория есть. Я не отрицаю, действительно, скорее всего, в обсерватории заметили некие цветовые изменения с Сириусом. А дальше – пошло-поехало. Но вот кто такая Надя? Да, возможно, о спасительнице тоже есть сведения в некоторых трактатах. Или в легендах. Но по факту, я как сыщик говорю, Надя выдумана Родей Мухомором. То есть, конечно, не выдумана. Она существует в действительности. Но то, что она – Белая Тара, спасительница – это создано искаженным воображением обкуренного Роди Мухомора. Просто однажды в Пограничном Родя Мухомор случайно встретил девушку, познакомился с ней, влюбился… Жениться на ней он, разумеется, не мог. Дальше он просто видит её во снах, грезит о ней. Её образ в его наркотическом уме приобретает всё более и более причудливые очертания. Она является к нему в виде какого-то ангела. Наги, которые вообще-то сами живут в своем лотосовом мире, мире своих духов, богов, демонов и спасителей, объяснили Роде, что Надя – это не кто-нибудь, а сама Белая Тара, то есть Адья – спасительница мира. Но в реальности она обычная девушка. Родилась в средней семье из ПромСектора, училась в школе, в Пограничном. Может, она и отличается, как утверждают многие, знавшие её, особой красотой внешности и необыкновенными талантами, редкими для девушки происхождением из ПромСектора, но по факту она – не Белая Тара, и не спасительница. Вот, что позволил мне узнать мой реалистичный подход. Без реализма, я, возможно, закопался бы с головой в древние книги в поиске сведений о Белой Таре, погряз бы в мифологии архонтов. Подал бы прошение генерал-бургомистру о разрешении полета в Королевство Мутанг, чтобы там, в Королевской библиотеке, прикоснуться к священным фолиантам.

– А было бы неплохо, кстати говоря! Мало кто из ученых удостаивается чести быть допущенным в Королевскую библиотеку Мутанга. И я бы с удовольствием…
– Но дело-то не в этом! Библиотека – это прекрасно! Но кто такая Надя? Получается, что никто. Обычная девушка из Пограничного. И кто такие великие алхимики? Тоже никто. Пьяницы, обожающие разные мистические аттракционы, фейерверки и чепуху.

– Насколько мне известно, миф о Белой Таре – это не чепуха. Белая Тара – действительно спасительница рода людского. О ней имеются сведения, например, в Ханьском каноне, 5-й век до нашей эры. Она существует как…

– Пусть существует. Я же не спорю, – сыщик чиркнул спичкой и подкурил папиросу, – для меня важно, кто есть Надя. Куда и почему она пропала, вне зависимости от того, кем её считают. Мне важно это выяснить. Мне за это деньги платят. То, что она никакая не спасительница, я уже выяснил. И я выяснил, с каких пирогов её считают спасительницей. Теперь информация о самом конце света – под вопросом. И многое-многое другое, объявленное Высоким триумвиратом, введенное в реестры, манифесты, уложения и предписания, в школы и университеты – теперь для меня тоже сомнительно. Я и раньше не доверял всему, что пишется на первой полосе «Метрополии», особенно, если от имени триумвирата, но сейчас мои глаза окончательно раскрылись. Вот мы тут заговорили о геоцентрической системе или гелиоцентрической… Это же основной, смыслообразующий вопрос нашего мироздания? Так?

– Так, – кивнул Перона.

– Но… мне просто нужно еще раз навестить моего старого друга, Родю Мухомора, и выяснить у него, что он думает по этому поводу. Или, может быть, что-то видел во сне. Увидел космос, в котором мы все живем, устройство небесных сфер. Покурил лотос, изверг бабочку, отнес эту бабочку к нагам. У нагов их главный шаман, скурил эту бабочку, прозрел. А потом передал откровения о космосе великим алхимикам. Те кое-что подправили – и новая космогония готова. Но вся она – это порождение наркотического сновидения Роди Мухомора. Все мы живем в его наркотическом сне, в его бреду, в его искаженных причудливых представлениях о мире. А возможно, сами великие алхимики курят бабочек Роди Мухомора. Но эта версия слабовата. Они, по-моему, даже и лотос не курят. Только пьют много вина. В этом они на нас с вами похожи. Но только вино у них странное, необычное, опьянение от него сильнее и как-то причудливей, а голова с утра не болит.

– Они добавляют в вино свои специальные добавки. Алхимики же, – сказал Перона. И взглядом поискал кельнера. Во рту у магистра пересохло от рассказа Мамушки, и срочно требовалось еще вино.

– Самое главное я еще не сказал. Бабочка эта механическая на площади Принца Луи и вообще, в целом, День Красоты – это уже я. Это от меня всё.

– Как это от вас?

– Это я придумал. Ну, то есть, бабочек в небо. Будто бы Белой Таре не хватает красоты. И если на главной площади города в небо взлетят бабочки, то это будет знаком, сигналом к тому, что все мы ждем Белую Тару. И Надя это увидит и вернется к нам. Всё это я рассказал Роде Мухомору, когда был у него в гостях в последний раз. Я рассказал, что ко мне во сне явилась сама Надя и оставила мне такое послание. И еще оставила цветок – синий артифиор. Потом я сам его купил у венетов за две с половиной тысячи драхм, купил и отнес Роде, будто бы от Нади… подарок ему. А через несколько недель с площади Принца Луи произошел неудачный запуск прекрасной железной бабочки в небо в ознаменование начала Эры Красоты.

– Да. Невероятное совпадение. Учитывая, что Родя Мухомор был знаком с Надей, – прокомментировал магистр Перона.

– Это не совпадение. Во всяком случае, я могу устроить еще одну подобную проверку. В крайнем случае. Но лучше теперь наведаться к нагам. Я чувствую, что наги знают что-то такое, что поможет мне в поиске Нади. В конце концов, меня интересует только Надя.

Подошел господин Якоб. К его подходу Мамушка как раз замолчал. Кельнер услышал только последнюю фразу: «В конце концов, меня интересует только Надя».

– Чего изволите? – холодно и официально спросил господин Якоб. С его левого предплечья ровным белым платом свисало полотенце строго перпендикулярно полу. Крахмальная манишка сверкала белизной в контрасте с безупречной чернотой жилета и галстука-бабочки. Седые усы печально повисли. Серебряные волосы на голове были тщательно прилизаны.

Магистр Перона заказал еще стакан вина, а Мамушка попросил принести маринованные перцы с каперсами.

– И ведь, надо же, алхимики прямым указом объявили нагов вне закона, – сказал Перона, после того, как кельнер удалился. – Насколько я помню, это было одним из первых распоряжений Департамента Алхимии и Астрологии.

– Вот именно, – закивал Мамушка, – и напрямую от триумвирата, между прочим. Строжайше были запрещены любые контакты с нагами.

– Ну там, вроде бы, был опубликован целый список запрещенных сект. За любой контакт с ними – сразу увольнение с государственной службы без сохранения права на пенсию и другие выплаты.

– Но первыми в списке идут наги. Не случайно. Алхимикам не нужно, чтобы с нагами вообще кто-то контактировал, кроме них самих.

– И проверенных людей из Королевской Эзотерической Комиссии. Не знаю, как сейчас, но в то время, когда я там работал, Комиссия проводила экспертизу, а триумвират выносил окончательный вердикт. Но, действительно, алхимики с наибольшей неприязнью относятся к нагам. Это как будто даже подчеркивается. В соответствующих кругах все об этом знают. Возможно, именно с этим связано распространение слухов, будто наги больны разными страшными инфекционными заболеваниями. Чтобы никто лишний раз не совался к ним. Но люди всё равно идут. За гаданием, за колдовством и так далее. Шураваси продолжают хоронить своих близких на Старом кладбище. Хотя это тоже давно запрещено. Кладбище-то закрыто, – задумчиво сказал Перона.

Магистр имел в виду старое, наполовину заболоченное кладбище в северной части Черного болота, на левом затопленном перед плотиной берегу Изера. Именно там издавна обитали наги, хоронили соседских не богатых горожан, шураваси и цыган по своему обряду. Как только произошло затопление кладбища, похороны на нём запретили. Но беднота из трущоб, из периферийной зоны, из ближних кварталов продолжала тащить туда своих мертвецов. А там их встречали отверженные – наги. Одним из традиционных занятий нагов издревле было похоронное дело, препровождение почившего в мир иной. Наги часто использовали трупы для своих магических нужд.
Со временем это место, то есть кладбище и часть болота, приобрело таинственную атмосферу гнезда зловещих некромантов, могущественных магов, принадлежащих тьме. Кладбище называлось Старым южным, но обычно его называли просто Старым или кладбищем нагов.

Черное болото, как уже говорилось, имело репутацию самого смрадного, мрачного, зловещего места Изерброка. Всякие чудовища, мутанты, колдуны, наркоманы, перерожденные, незаконные сектанты, так или иначе, были связаны с Черным болотом.
Болото существует издревле. А расширилось оно и приблизилось к городу не без помощи правительства. Метрополия решила перекрыть реку Изер плотиной на восточной периферии ниже по течению от коксохимического завода. В то время рядом с коксохимическим заводом был всего лишь небольшой прудик с отработанной водой, а возле прудика – небольшое химическое болотце. Изер разлился, обширная территория восточной окраины по  левому берегу реки Изер была сначала затоплена, а потом заболочена. И коксохим с подходящей к нему веткой железной дороги, и Старое кладбище были поглощены болотом.

Болото продолжает питаться водой от реки Изер до сих пор. Вода Изера предельно загрязнена отбросами жизнедеятельности города. Мутная бурая вода чего только не приносит к плотине: раздутые трупы бродячих животных, людские эмбрионы, части людских тел, трупы бродяг, разных утопленников, самоубийц, бытовой мусор, промышленный мусор, экскременты, потоки мазута, полые алюминиевые манекены, детали протезов и манекенов, шляпки, обувь, гнилые барки, лодки, тряпье, обломки мебели, целую мебель, плавучие внутренности животных, перья, – часть всего этого поглощается и переваривается болотом, часть используется нагами для своих хозяйственных или ритуальных нужд.

– Всё хорошо просчитано. Вряд ли кто-то из правительственных кварталов добровольно сунется к нагам. Никто в здравом уме из ядра не пойдет в Болотный или на Старое южное кладбище. И уж никому в голову не взбредет, что наши великие алхимики черпают свои откровения именно у нагов, – сказал Мамушка и плеснул в свой стакан рому.

– Действительно. Кстати, и мистический символизм соблюдается: голова кусает за хвост. Первое, высшее, непосредственно связывается с последним, низшим. Кольцо замыкается. Нет, над этим стоит поразмыслить. Когда вы собираетесь к нагам? – Умберто Перона устремил на сыщика свои горящие научным любопытством выпуклые бледно-серые глаза в скудных белесых ресничках.

Но ответить Мамушка не успел – к столику, на этот раз бодро и деловито, подошел, точнее, почти подскочил господин Якоб. Он ловко и весело поставил стакан с вином перед Пероной и тарелку с маринадами перед Мамушкой; поставил и, галантно изогнувшись (Мамушка подумал, что кельнер вот так неуловимо над ними издевается), доложил:

– К вам, господин сыщик, прибыл корреспондент из «Метрополии». Он желает вас интервьюировать. Прикажете пригласить? – кельнер произнес это с чрезвычайно самодовольным видом. Казалось, он едва сдерживает смех. Во всяком случае, господин Якоб был чему-то очень рад.

Мамушка нахмурился.

– Куда деваться. Пригласите уж, – ответил он.

Кельнер исчез.

А Мамушка сказал со вздохом:

– Один раз придется дать им интервью. «Метрополия» не отвяжется. Видимо, сюда их переправил господин Поц.

– Хм, так-с, так-с, – с улыбкой промычал магистр Перона и хорошенько отхлебнул прохладного белого вина.