Квартет

Зимние каникулы у Николая прошли очень интересно. Сестра на своём предприятии купила ему путёвку на турбазу под Приозерском. Там собралась молодёжь - старшеклассники его возраста. После пары дней притирки друг к другу, подбора инвентаря и обучения азам хождения на лыжах они, группой в двенадцать человек, отправились в лыжный поход. Николай был горд, что инструктор поставил и его в хвосте колонны. Ведь до этого он огласил правило: «Сзади идут самые сильные и опытные, чтобы помогать слабым и отстающим».
Наконец-то он почувствовал себя взрослым, сильным и способным на помощь.
Со второго класса школы родители записали его в кружок баяна в Доме пионеров и школьников (ДПШ).  Пару лет его сопровождали, нося за ним тяжёлый баян, а потом сшили чехол, в котором инструмент можно было носить за плечами. Зимой и летом Коля ходил с этим рукотворным горбом, сутулился, и к восьмому классу врач-хирург на медкомиссии, глянув на его осанку,  удивлённо спросил: «Чего ж ты такой сутулый? Что же ты спортом не занимаешься? Так скоро и горб вырастет».
Действительно, о занятиях спортом Колька даже не задумывался, всё свободное время он отдавал музыке, хотя выдающихся успехов не проявлял. Три раза в неделю он ходил в ДПШ на занятия инструментом и сольфеджио. Много времени, кроме подготовки школьных уроков, занимало разучивание музыкальных пьес к следующему занятию, а в воскресенье их педагог собирал на репетиции  ансамбля баянистов. После успешного выступления на городском смотре их ансамбль доже записали в Доме радио и пару раз Коля с гордостью слушал запись «Персидского марша» из домашнего репродуктора. И вот такой пугающий финал…
Призадумался Колька… Стать аккомпаниатором для певцов, исполнителем в оркестре народных инструментов его не тянуло, педагогом,  как Виктор Алексеевич в ДПШ, для таких, как он оболтусов, тоже не хотелось. И Коля распрощался с кружком.
Теперь надо было выбрать вид спорта.
Лёгкая атлетика только называется «лёгкой», на самом деле это «лошадиный» вид спорта, Кольке он не давался. В детстве, как множество послевоенных ленинградских детей он состоял на учёте в тубдиспансере из-за частых простуд, перенесённого воспаления лёгких и «дыхалка» его была слабой.
На уроках физкультуры забег в кроссе на 800 метров у него не удавался, после 500 он задыхался и сходил с дистанции. Соответственно, все «беговые» виды спорта – футбол, баскетбол, хоккей, не подходили. «Тяжёлая» атлетика тоже не влекла.
Он остановился на гимнастике. Стройные, подтянутые, мускулистые, с отличным чувством равновесия спортсмены были его идеалом, особенно при его сутулости.
В его школе был «приходящий» тренер, после уроков ведущий эту секцию. Проведя собеседование и осмотр мускулатуры Самуил Ильич согласился его принять, предупредив, что об олимпийских лаврах он может не мечтать. В его группе, на зависть Кольке, был пятиклассник, выполняющий упражнения по программе кандидатов в мастера спорта, и лишь его возраст был препятствием к официальному подтверждению этого норматива на соревнованиях. Но Кольку это не оттолкнуло, ведь исправление осанки было его единственной целью. А то, что этот пятиклассник был малого роста и не подрастал, Кольку не смущало, он уже укладывался в норму своего возраста и не мечтал о большем.
Кроме него в секцию ходили ещё два девятиклассника. Они смотрелись как медведи среди шустрых зайчат и бельчат. Самуил Ильич пользовался этим для снятия усталости и разрядки однообразия занятий. Когда вся группа мальчишек по очереди заканчивала разучивание гимнастического элемента, он говорил: «А теперь – охота на медведей», и свора малышей набрасывалась на Толю, Вадима и Колю, стараясь повалить и распластать на гимнастическом мате хотя бы одного из них. Как армия лилипутов они крутились вокруг одного из Гулливеров, растягивая за руки, подкатываясь сзади и толкая спереди, дёргая за майку или трусы. Свободные Гулливеры оттаскивали малышню от объекта травли. Ни дать, ни взять – свора лаек, окруживших медведя. Самуил Ильич смеялся и подзадоривал малышей, пока они, «выпустив пар», не отходили в сторону. Нечестные приёмы  он пресекал, поэтому травм и обид во время этой игры не было. Зато ребятишки накачивали мышцы, учились преодолевать трудности и усталость. Занятия продолжались с радостью и интересом. Коля участвовал в соревнованиях и к концу школы сдал на третий взрослый разряд. Фигура выпрямилась, мышцы укрепились.
Да и для лыжных прогулок появилось время. Он с приятелем стал зимой ездить в Токсово, им очень нравился спуск с горы на лыжах. С завистью смотрели на обучающихся слаломистов, на прыжки с трамплина, пытались это изобразить на «простых» лыжных склонах, поворачивая туда-сюда при спусках, подпрыгивая на кочках…
И вот теперь эти занятия пригодились, он шёл с тройкой «богатырей» в хвосте группы. Порой, от привала до привала, они брали у отставших девчонок их рюкзачки, вешая их на грудь в противовес своему, гордость от своей мощи удваивала им силы. В день их группа проходила от 20 до 30 километров с ежечасными перерывами на лёгкий перекус - чаем из термосов и бутербродами, или техническими остановками в лесочках – «Девочки направо – мальчики налево». В сумерки подходили к избушкам, в которых была плановая ночёвка. Там уже хозяевами был подготовлен ужин, посуда, дощатый стол без скатерти и лавки. Натопленная русская печь позволяла подсушить носки, варежки, штаны и куртки к следующему утру. Завтрак обеспечивали тоже хозяева. Дежурные в группе резали хлеб и колбасу на бутерброды для «сухого пайка» на день, наливали по большим термосам чай, после чего группа выступала на следующий дневной марш-бросок.
Второй день пути был не тяжёлым, светило яркое солнце, ветер был не сильным, но леденящим и инструктор на привалах осматривал всех поголовно, советуя растирать лицо варежкой при первых признаках обморожения – белых пятнах среди румянца. Настроение было под стать погоде и с хорошим настроем группа подошла к бревенчатой избе для следующего ночлега. Но настрой сразу скис после первого же вдоха. Хозяин уловил это сразу и начал извиняться.
- Ребятки, потерпите уж одну ночку, по радио обещают ночную температуру за 30 градусов мороза, а у меня сарай не отапливается. Кур, кроликов, окотившуюся овцу хочешь не хочешь надо в избу от холодрыги спрятать, иначе погибнут.
Деваться было некуда, ведь хутора отстоят друг от друга на те самые 20 вёрст и идти было некуда. Молодость долго горевать не умеет, решили, сколько можно, дышать свежестью улицы, а там уже усталость не даст капризничать.
Луна была в полной физиономии и светила, как солнце днём. Кто-то предложил пойти на лыжах на склон озера. Другой предложил играть в «слона». Коля, как и многие, про такую игру не слышал и решил поучаствовать в ней. Внимательно слушали предложившего.
- Надо разбиться на две равные команды, капитан команды встаёт, наклонившись, к опоре, вон, хотя бы к столбу огорода. Остальные друг за другом, наклонившись, присоединяются к нему, образуя туловище «слона», сунув голову под руку предыдущего. Участники второй команды, разбежавшись поодиночке, должны запрыгнуть на «слона». Если не запрыгнул или упал со слона, минус одно очко. Если слон не удержался и развалился, то слону «минусуются» очки, по числу упавших седоков.  Если все сумели запрыгнуть и удержаться, то команды меняются местами.
Игра пошла. В лунном сиянии среди огорода у столба сформировалась тёмная фигуа «слона» с восемью ногами. Туловище было длинным и широким. Хотя тропинка к зверю была протоптана, но снег был рыхлым и расплывался под ногами.  Коля попал в команду «седоков». Гимнастика пригодилась, ведь прыжки через «козла» он освоил в совершенстве и с разбегу запрыгнул к самой «голове», надёжно сев на шею капитану, упёршемуся руками в одинокий столб заснеженного огорода. Тот крякнул, пошатнулся, но выстоял. Следующий прыгун тоже удачно оседлал могучего зверя. А вот девчонка не смогла как следует запрыгнуть. Потеряв силы на разбеге по рыхлому снегу, она улеглась на спину исполина, схватилась за его одежду и медленно сползла вбок, отчего ноги «слона» подкосились и все повалились в снеговой сугроб. Хохот смешался со стонами от снега, забравшегося за ворот. При повторе игры, слабую попрыгунью уже подстраховывали и, подталкивая в попу, придвинули к голове, чтобы хватило места для последнего «седока». Тот разбежался и вдруг применил подлый приём – ударил слона в зад коленом. Удар был силён и столб, на который опиралась голова «слона» хрустнул и повалился. Следом за ним упало и «туловище» и седоки. Реакция была сначала, как в чаплинских фильмах - хохот, а потом чувство гадливости охватило всех. Отругав без мата, (всё же девушки среди нас), мы объявили бойкот «шутнику», взяли в избе лыжи и отправились на склон озера.
Там было ещё краше. Холмистый берег возвышался над замёрзшим озером двойным склоном. Можно было забраться на самый верх берега и тридцать метров катиться по круче, переходящей в плавный двухсотметровый спуск, после которого ещё метров сорок катился по инерции по гладкому заснеженному льду.
Куинджи позавидовал бы этому ночному пейзажу, освещённому такой яркой серебряной луной. По бокам спуска стояли могучие ели протянув, словно аплодирующие ладони, свои заснеженные лапы. Ребята укатали полосу спуска метра три шириной, а по краям её сверкали и переливались бриллиантовыми отблесками сугробы нетронутого снега, как будто нежнейшая взбитая перина предлагала понежиться в её мягких пуховиках. Радостный смех, переклички, вскрики звонким эхом отражались от стены елей, обступивших склон и казалось, нет такой силы, которая могла бы остановить эту радость бытия. Но в полночь инструктор пришёл к склону и строгим голосом предупредил, что те, кто сейчас же е пойдут спать, будут оставлены, сонными, в этой избушке утром.
Усталость от катания и неоднократных подъёмов по склону, счастливый настрой уже на мог испортить спёртый воздух избы. Развесив на просушку нехитрый скарб, все быстро угомонились до утра.
Следующий переход был тяжёлым. От встречного морозного ветра перехватывало дыхание, рты и носы укутывали в поднятые шарфы и вороты свитеров. Усталость от ночного катания и «слоновьих» ушибов сковывали мышцы, но инструктор был неумолим, ведь надо было дотемна попасть в нужную точку, а поднявшаяся метель заслонила солнце и ему приходилось ориентироваться по карте и компасу, ведь маршрут пролегал в малолюдных местах. «Группе поддержки» пришлось забрать рюкзаки у всех девчат, чтобы они ускорили движение. Следующие ночёвки были уже не такими яркими и запоминающимися, сидели все вместе в избе, пели песни, рассказывали байки из школьной жизни.
Среди певуний голосами и знанием многих неординарных песен выделялись Ирочка и Надя. Светловолосая Иришка была озорной, шутливой и задорной. Она мастерски аккомпанировала себе на гитаре, пела песни Окуджавы, тогда ещё не широко известные. Темноволосая Надя, напротив, была серьёзной и эрудированной исполняла классические, известные романсы. Все парни, в том числе и Колька, не сводили очарованных глаз с Ирины и она купалась в море обожания, смеясь всё заразительнее и игривее. По Колиной внешности она небрежно скользнула взглядом, как по одной из одинаковых штакетин в заборе. Но Борька – Боб Собакин остановил скольжение её взгляда как на опорном столбе. Мужественная внешность и импортная одежда выделяли его из толпы обычных школьных пареньков. Дальше они общались, как близкие друзья в безликой толпе, не замечая остальных. Коля почувствовал взгляд Нади и стал разговаривать с ней. Постепенно группа разбилась на небольшие кучки беседующих, песни стихли, остался невнятный гул и бормотанье, как у тетеревов на току.
Разъёзжаясь из лагеря, обменялись городскими телефонами, не надеясь на дальнейшее общение. Но Надя позвонила Коле, пригласила пойти в Эрмитаж. Коля, бывший там последний раз со школьной экскурсией, согласился. Проходя за экскурсоводом по величественным залам, он вновь проникся мыслью о величии нашей страны, богатстве коллекций, красоте картин и скульптур мировой и исторической значимости. Он был благодарен Наде, что она вытащила его из раковины обыденных дел и мыслей. Поэтому, когда Надя в следующий выходной пригласила его в Русский музей, он пошёл с радостью.
Встречи их стали чаще, уже вне стен музеев, они ходили по улицам, рассказывая о себе, приятелях, о семье и увлечениях. Коля жизнерадостно болтал какие-то байки, она же была серьёзна и рассудительна. Девушки в том возрасте зреют и взрослеют быстрее мальчиков.
В какой-то момент Коля поймал на себе грустный, испытующий взгляд, будто ожидающий какого-то признания. Это встрепенуло его мысли, повернуло их в направлении отношения полов. Ведь в пятнадцатилетнем возрасте гормоны уже начинают бродить в мальчишеском теле. Но отклика на её призывный взгляд Колька внутри себя не почувствовал.
Надя была девушкой созревшей, даже более, чем Колины одноклассницы, но вызвано это было генетической расположенностью к полноте. Её округлые формы напоминали пышки, вспухаюшие во фритюре за прозрачным стеклом автомата в кофейных забегаловках. Даже просторные платья, казалось, вот-вот лопнут на соответствующих местах. Коля старался заглянуть в будущее и представить какой она станет, когда достигнет возраста зрелой женщины, будущее не радовало.
Он, порой, встречал на улице странные супружеские пары, напоминающие маму с худеньким ребёнком, которого она готова нести на руках. Но представить, что этот худосочный, хотя и жилистый мужичок возьмет свою супругу на руки, хотя бы для того, чтобы вынести из огня или перенести через бурную реку, он не мог.
Поэтому и мечты о первом поцелуе к нему даже не приходили. А в глазах Нади он читал надежду на это, но точно увериться в этом не мог, потому что о таких романтических чувствах он речь не заводил, а поверить, что он верно читает её взгляд, он боялся.
Как удалиться из этих загадочных отношений он не знал, а надо было. Ведь пока он ходит по улицам с этой загадочной девочкой, ни одна другая, к которой он сможет испытать первую любовь, романтические чувства, на него и не взглянет. Его одноклассники уже хвастались первыми свиданиями, ходили со счастливыми лицами…
Завести разговор о необходимости расстаться он не мог. Звонила всегда она ему, так как у него дома был телефон, а у неё нет, у её дома была телефонная будка. Он не раз пытался сказать, что занят в этот день, она переносила встречу на следующий, а сказать, «нет» он не мог. Так и длилась бы эта неопределённость ещё дольше, если бы не глупые ассоциации.
Надя пригласила его на отчётный концерт своей музыкальной школы. Да, я забыл сказать, что Надя обучалась игре на скрипке. Концерт состоялся в зале консерватории. Надя, в зелёном шелковом платье, встретила Колю на улице с пригласительными билетами и, усадив на место, пошла к сцене, где первым номером выступал ансамбль скрипичных инструментов. Исполнялось классическая сюита, очень красивая, Коля слушал её с удовольствием. Вспоминал свои репетиции и выступления в школе на вечерах самодеятельности, на смотрах, запись на радио…
Глядя на далёкую сцену, он видел ансамбль целиком и вдруг крупная фигура Нади, в своём зелёном платье,  в Колькином мозгу  представилась зелёным жуком-бронзовкой меж стройных стрекоз и бабочек. Коля улыбнулся и пытался отогнать от себя этот образ, а он всё лез и лез в его сознание.
Наконец Надя вернулась на место и Коля похвалил их выступление, но забавный образ так и висел у него перед глазами. Выступали другие коллективы и солисты. Коля знал толк в классической музыке и аплодировал всем выступающим, но мозг уже ехидно подбрасывал ему образы-аналогии из животного мира.
На сцену вынесли четыре стула, затем в очередной раз вышла ведущая и гулким голосом железнодорожного диспетчера сказала:
- А сейчас перед вами выступят преподаватели училища - она назвала их имена, отчества и фамилии, а также используемые инструменты, а затем объявила:

- Гайдн... КВАРТЕТ!..

На сцену быстро взбежала маленькая, шустрая женщина с маленькой скрипочкой в руках, нервно стала поправлять стулья, за ней вышел сутулый скрипач с большими ушами и продолговатым лицом, рядом с ним шагал большеглазый, с плешью и торчащими вихрами вокруг неё. Замыкал шествие крупный, рыхлый мужчина с виолончелью в руках. Раскачиваясь при ходьбе, он подошёл к стулу и неуклюже примостился на него, поставил виолончель на острую опору и несколько раз привстал, усаживаясь поудобнее. Услужливая память Кольки, очень некстати, вытащила из памяти бессмертные строки Крылова:

«Проказница Мартышка,
Осёл, Козёл и Косолапый Мишка
Задумали играть квартет…»
 
Рот его непроизвольно расплылся в глупой улыбке. Боковым зрением он заметил, что Надя повернулась к нему и с удивлением рассматривает. Колька не знал, как объяснить это непонятное выражение лица, Надя толкнула его в локоть, чтобы обратить на себя внимание. А его уже «понесло»… Нервный смех рвался наружу, он пытался сдержаться, но чувствовал, что это не удаётся. Он повернулся к Наде и шёпотом сказал «Квартет Крылова…»
Она с ужасом негодования посмотрела на него и отвернулась. Чувствуя неудержимый, как чихание, позыв к смеху, Колька встал и согнувшись двинулся вдоль сидящих в ряду, к выходу из зала, быстро оделся в гардеробе и поехал домой.
Смех исчез, на его место пришло опустошение, но он ничего не хотел предпринимать. «Если она позвонит, я ей всё объясню, извинюсь» - думал он.
Но Надя больше не позвонила.