СВЕТ И ТЕНЬ Философская сказка

Пролог

        В тридевятом царстве, в тридесятом государстве жил-был светлый принц. Звали его Светозар. Он был до того светел, что прямо светился на свету. Всякий человек, да что человек, лесной или полевой зверь, только завидев, приветствовал его уже издалека на своем языке: «Свет-Заря, поклон тебе! Да продляться на земле твои дни в лета и века»! Когда упоминали его имя, то обязательно вспоминали известную поговорку: «Кто рано встает, тот к Богу идет». Редко кто мог его с утра найти на месте во дворце.


 
Глава первая. Пропажа принца

        Однажды, это было в тот год, когда солнце потухло на миг, принц спозаранку сошел с крыльца дворца и пропал, как в воду канул. Когда слуги его хватились, то принца след простыл. Слава Богу, солнце опять появилось, как ни в чем не бывало. И принялись они по всему царству-государству его искать, не чуя под собой ног: им было страшно, какое это наказание придумают сказочный король-отец и королева-мать за то, что не уберегли они надежду трона. Когда весть о пропаже принца дошла, наконец, до королевской четы, то она страшно осерчала на нерадивых слуг и повелела всем слугам отрубить голову. Однако, подумав, король молвил палачу: «Погоди, мил-человек, приводить мою кару в исполнение. Следует, как надо, разобраться, кто виноват».
        - Позвать моего первого министра, - скомандовал король и чуть помедлив, продолжил, - а пока оставьте меня, я буду думать.
        Когда первый министр в спешке пожаловал к королю, тот встретил его такими словами: «Куда ты смотрел, слепец, что проворонил моего сына? Где он»? 
        - Ваше величество, я безмерно виноват, но уже принял меры, - опросил слуг его высочества. Они признались, что его нет во дворце. Стражники уже ищут его вне дворца. После моего доклада я лично отправлюсь на поиски его светлости Светозара.
        - Так чего же вы ждете? Немедленно отправляйтесь на поиски моего сына и без него не возвращайтесь, - в нетерпении приказал король.
        - Слушаюсь и повинуюсь вашему величеству! – воскликнул первый министр и тут же исчез за дверями тронного зала, оставив своего повелителя в тяжких раздумьях.
        Выходя из дворца, первый министр гадал о том, связано ли исчезновение принца с солнечным затмением. Сама мысль о такой связи повергала первого министра в мрачное расположение духа. «Ну, где его, негодника, искать? – вот, о чем думал первый министр и не находил ответа на животрепещущий вопрос. Он опасался, что этот вопрос может поставить  под вопрос не только карьеру во дворце, но саму его жизнь. Подов к опасениям подавал порыв принца, объявленный им еще вчера, что его крайне утомила безопасная дворцовая жизнь. «Это, смотря у кого, она безопасная при дворе, - вдруг подумал первый министр и тут же решил, - но точно не у меня».
        Что же произошло, на самом деле, с принцем? Затмение солнца застало его в лесу, в который он отважился углубиться в поисках ответа на вопрос, что такое уединение, беседа души наедине с собой. В кругу своей королевской семьи и придворных принц не мог найти себя. У него хватило ума понять, что публичное отношение к нему придворных, да и его венценосных родителей не соответствует тому, что он лично представляет. Как ни странно, это его тревожило и огорчало, что было не правилом, а настоящим исключением среди класса наследников престола. Как только его накрыла тьма в полумраке лесной чащи, принц застыл в оцепенении от неожиданности. В его сердце закрался страх за свою жизнь. Но вскоре солнечное затмение прекратилось.
        Однако что творилось в его душе во время затмения?  У него потемнело в глазах, но душа была светла, а не черна. И, несмотря на страх темноты, тьма не объяла его сознание, ибо в нем забрезжила мысль о том, что идеи рождаются не на пустом месте. Впрочем, идеи не столько рождаются как тела младенцев и долго вынашиваются в чужом теле, сколько творятся, то есть, не рождаются в чем-то вещественном, но возникают в ничто. Что это такое: возникновение из ничто? Ни много ни мало, как возникновение из ничего, то есть, идеи не возникают, они появляются, уже существуя. Другими словами, идеи появляются из себя, а не из чего другого, поэтому не появляются, если уже есть, или появляются для иного, чем есть, являются не себе, не для себя, а для тех, кто ими не является, но способен их воспринимать, как разумное существо, например, человек. Так думал принц. Еще он подумал о том, что идеи проявляются на мыслях в сознании человека, живущего в материальном мире. Но сами идеи не материальны.
        - Хорошо, - про себя сказал принц и обратился вслух к себе, - итак, мой дорогой Светозар, идеи не материальны, а, естественно, идеальны, иначе, зачем их так называют, но мысли то идеальны или материальны?
        Но никто не ответил ему в сумрачном лесу, который опять показался, как только солнце вышло из тени луны.
        - Отлично, снова стало снаружи светло, но потемнело у меня в голове от сомнения. Мысли являются не идеями, но проявителями идей. Если идеи идеальны, то мысли как проявители причастны идеальности идей и поэтому в них есть эта идеальность идей, но она частичная, идиллическая, с примесью не реальности, но ирреальности, иллюзорности, идеологичности как представленности идей в нечто, что ими не является.  Что же это нечто? Это объективная реальность, как она понимается моим учителем. Идеи есть сущности как неотъемлемая часть объективной реальности, которая помимо реальной сущности еще существует материально.



Глава вторая. Встреча с учителем

        - С кем ты тут разговариваешь? – внезапно из-за спины принца раздался незнакомый голос.
        Он резко повернулся, чтобы выйти из состояния невольно охватившего его страха. Перед принцем стоял среднего роста приветливый старик в грубошерстном плаще с узловатым посохом в руке и легкой котомкой через плечо.
        - Здравствуйте! Не думал я, что встречу здесь кого-нибудь. Вот потому и решил поговорить наедине со своей душой, - признался старцу принц.
        - Так у тебя есть душа?
        - Да, есть.
        - Разве ты не душа и она не ты?
        - Нет, я не душа, душа – это лучшее, что есть во мне. Она лучше меня. Я только ее носитель, слуга.
        - Но ты, как я вижу принц. Это ты господин, а не слуга.
        - Почтенный, ты не можешь не знать, что господа и слуги есть только меж людей.
        - А как же животные? Возьми льва, этого царя зверей, и тех, на кого он охотится, Не они ли его слуги?
        - Так вы хотите сказать, что мы ведем себя, как животные, когда относимся друг к другу как господа и слуги?
        - Вот теперь ты начал думать так, как есть. И хорошо тебе?
        - Нет.
        - Так почему ты думаешь, что в отношении между душой и тобой лучше, если ты называешь ее госпожой, а себя ее слугой?
        - Но как же, она как госпожа велит мне не делать то, что является постыдным.
        - Подумай об этом лучше. Да, так бывает, но почему? Почему душа молчит, не мешает делать людям то, что им вредит.
        - Почему она спит?
        - Да, почему она спит, как ты сказал?
        - Вы думаете иначе?
        - Я уже сказал, как думаю. Теперь подумай ты.
        - Она спит, потому что… ее никто не разбудил.
        - Вот именно. Кто разбудил тебя?
        - В каком смысле?
        - В том смысле, в каком ты заговорил о пробуждении.
        - Вы намекаете, что я и есть душа, которую кто-то разбудил. Вы разбудили меня?
        - Нет. Подумай, что послужило поводом к тому, что ты стал относиться к своей душе как к госпоже? 
        - То, что я почувствовал себя виноватым. Меня стала грызть моя душа за то, что я такой плохой человек.
        - Чем ты плох? Ты врешь, воруешь, не живешь своим трудом?
        - Да, я как принц живу чужим трудом и чувствую себя лучше других, как чувствует себя господин лучше своих слуг.
        - Выходит так, что господин по отношению к одним, является одновременно слугой в отношении к другим. Так?
        - Выходит так.
        - Не лучше ли будет выйти из таких отношений и не быть ни господином, ни слугой?
        - Кто мне позволит, даст так вести себя?
        - Не бери, не выбирай, тогда тебя оставят в покое. Это главное.
        - Что главное? Быть безразличным?
        - Конечно, зачем ты делишь себя и душу, разделяешься с ней?
        - Чтобы с ней соединиться.
        - Зачем соединяться с тем, чем ты являешься? К чему лишние движения? Ты – душевный человек, человек с душой. Есть люди бездушные, а ты с душой.  Но зачем тебе тогда быть господином или слугой? Для тебя это лишнее. Подумай об этом.
        - Хорошо. Но тогда кто я – человек с душой, если не господин и не слуга?
        - Ты просто человек. Или тебе этого мало?
        - Нет, И, вправду, ни убавить, ни прибавить. Тогда я свободен?
        - Конечно, ты свободен от господства и рабства. И свободен для души, душевности, человечности. Пускай ты принц. Но твое положение не должно быть препятствием для проявления твоей души.
        - Ладно. Но мне не понятно то, являются ли мое положение и моя душа равными в том, что они мои?
        - Нет, твое положение есть положение не в тебе самом, но среди людей. Этого многие люди твоего положения не понимают. Твое положение от тебя не зависит. Ты его занимаешь согласно тому, что не ты ждешь от себя, но что ждут от тебя другие люди.  И совсем иначе обстоит дело с твоей душой. Она такая, какой ты по существу. Она касается тебя лично, а не публично, для людей. Однако что существует для тебя, ты можешь открыть для других, и стать вполне душевным человеком, человеком с великой душой, больше тебя самого, великодушным. Но здесь нет ни господства, ни рабства, служебности, о которых ты говорил прежде, не ведая того, о чем сказал сейчас. И все же люди существа ограниченные. Однако великодушные люди расширяют границы, правда, не самих себя, но души, уже не своей, но такой, в которое есть место для других людей. И тогда они сами, как и другие люди находятся в одной душе или живут душа в душу.
        - Не знаю, старче, дано ли человеку такое единение душ по уму или на уме, но я видел примеры душевного общения в чувствах. Правда, эти случаи не то, что были случайны, но довольно редки даже между хорошими, если не лучшими, людьми. Почему так? Неужели потому что люди увлечены материальными интересами?
        - Если бы. Всему виной человеческий эгоизм как выражение ограниченности его души телесной оболочкой. Именно эта телесная оболочка преломляет, искажает явление духа в смешанной материальной среде. Но не она виновата в том, что человек становится эгоистом. Виновата в этом его душа, осознание себя центром мира. Соблазн считать себя главным путает человека, заставляет его заблуждаться на свой счет. Но волю на соблазн дает себе сам человек. Он желает этого и все делает для того, чтобы стать в центр мира, чтобы все кружилось и вертелось вокруг него.
        - Нельзя с вами не согласиться. Но ждет человека в будущем? Оправдается ли уверенность эгоиста в том, что он центр мироздания, краеугольный камень в его основании?
        - Ты уже сам знаешь ответ на свой вопрос. Эгоиста ждет разочарование, ибо уверенность его в себе основана на иллюзии. Человек не центр мира, даже если он находится в центре, ибо центр мира всюду, и никто не может описать мир. Ждет же человека, если он эгоист, ад как повторение того же самого тем же самым образом. После смерти его ожидает новая жизнь, но он сам-то остался прежним, и так будет всегда, пока он не осознает ложности представления самого себя и не откажется от него.  Само избавление, очищение человека от ада эгоизма уже будет раем для него.
        - Мы с кого-то берем пример? Откуда наш эгоизм? От кого? От Бога, что ли?
        - Не от самого Бога, но от Его неверного представления. Ты задал правильный вопрос. Тот, кого ты называешь Богом, не может быть эгоистом, ибо Он Безликий. Но благодаря Ему каждый может иметь свой лик. Он есть место проявления лика, лица, Я, самого сознания. Бог есть место Я. Это место всего мира и всего в мире. Поэтому он центр мира, который есть везде и всегда. Он свидетель всего, что случается, что может случиться и что уже случилось и стало даром хранения в сокровищнице, в клади, кладези драгоценностей, ибо лучшей драгоценности, чем сознание, чем Я, нет в целом мире.
        - Как интересно! Я не думал, этого не знал, даже не догадывался об этом. Но как мы становимся эгоистами?
        - Это практический вопрос, вопрос о приложении. Он мало интересен. Намного интереснее вопрос о том, зачем мы становимся эгоистами. На вопрос «как» ты и сам можешь ответить. Этим вопросом задаются умельцы, техники, которые делают то, что похоже на налично сущее, на то, что уже есть. Они стараются сделать то, что есть, таким же, копируют его, или даже лучше, стремятся переделать его для себя, уже не приспособиться, а приспособить к себе, улучшить, сделать своим продолжением, продолжением, усилителем себя, усилить себя или ослабить других.
        Но не только они задаются этим вопросом. Им задаются ученые люди, но не для того, чтобы приспособиться, как это делают обыватели, наивные люди, или приспособить к себе, как это делают хитрецы, хитрые люди, а чтобы узнать, как это делается само по себе. Они интересуются самим миром. Их интерес не праздный, но и не практический, не эгоистический. Это теоретический интерес. Именно поэтому у них появляется сознание. Они наименее эгоистичны, нежели хитры или наивны. Именно поэтому из-за наблюдения за природой, включая их собственную природу, естество, у них появляется сознание. Но они ограничены миром, уже не собой, а всем окружающим и собой, как окружающим их сознание. Не сама их позиция, позиция свидетеля увлекает их. Они увлечены миром, будучи подставкой мирового наблюдателя, свидетеля целого мира. Но они люди, и поэтому хотят приватизировать позицию, сделать ее своей, своим приватным местом, узурпировать ее и господствовать над всем сущим миром, прежде сего, над другими, подобными себе людьми.
        Однако они не исполняют действительное призвание самих себя, ибо человек призван не просто занять позицию наблюдателя, очевидца мира, его свидетеля, но овладеть собой на этой позиции. Скажу больше: следует овладеть собой посредством этой позиции, чтобы преодолеть себя, так как важен не ты, но сама позиция Я. Она вечна, а не ты, не то, что она твоя. Она твоя на время, а не навсегда. И то, что она твоя, не мешает другим считать ее тоже своей. 
        - Тогда выходит, что вечен не Я, но само Я?  Не могу понять: я запутался в этом пресловутом Я.
        - Не переживай, не пережевывай Я, - не переживешь его. Оно переживет тебя. Ты заблуждаешься, заблудился в нем, как в самом себе. Это не ты Я, а Он ты. Он, Оно, это Я вечно, а не ты. Это твое желание быть Я, быть вечно Я эгоистично. Это твое заблуждение, твоя иллюзия. Он нее твое самомнение. Я безлико и только поэтому Оно может быть всяким. У Него нет своего лица, своего лика. Но это не пустое место, как думают некоторые продвинутые, а не сдвинутые, как ты. Но и они не доходят, как я доходяга до конца. Я уже дошел до конца и вернулся обратно.
         - Для чего вернулся? Не для того ли, чтобы таких, как я, сдвинутых, и продвинутых учить, как пройди до конца, узнав для чего идти и уйти?
        - Вот видишь, ты уже сразу перескочил на несколько ступенек вверх. Не зря я тебя встретил и заговорил с тобой. Ты избранный.
         - Кем избран?
         - Ты уже знаешь ответ на свой вопрос. Я только проводник.
        - Ты учитель, гуру.
        - Можно и так сказать. Это не главное. Некоторые сами до этого доходят.
        - А как ты дошел до этого состояния, до жизни такой: сам или не сам, с учителем?
        - Что значит сам – не сам? В любом случае сам, если дошел. Не донесли же. Это тот случай, когда можно научиться не благодаря доносу, что до тебя донесли. Откровение постоянно, ибо постоянно свидетельствование. Важно услышать и услышать то, что есть, а не выдумывать то, чего нет, но очень хочется. Вот от этого желания происходит эгоизм. Но речь не о нем. Это уже пройденный этап. Речь идет о Я, о свидетеле, как я условно называю Его. Я призван наставлять таких, как ты искателей, странников, которые блуждают в поисках себя. Я Путь. Пойдем со мной.
        - Значит, ты Наставник на Путь Истины. Истина – это путь или то, куда ведет этот путь?
        - Она, Истина, ведет к тому, что есть везде. Поэтому Истина и есть Путь к Себе. Ты есть средство, с помощью которого можно дойти до Я, до Истины Ее путем, и стать путевым.
        - Как тебя зовут, Наставник?
        - Зови меня наставником или учителем.
        - Но, учитель, у тебя есть собственное имя?
        - Оно было, но я забыл его после того, как дошел до конца пути. Если хочешь, зови меня «Йя».
        - В этом имени есть какой-то смысл?
        - Есть: и я тоже.
        - Понятно, Йя. Куда мы пойдем? 
        - Туда, где ты был, - во дворец. Это начало твоего пути.  Мы еще в начале.
        - Как тебя, Ия, представить? Как моего учителя?
        - Меня не надо представлять, - ты уже представил меня. Поэтому я есть для тебя, но не для других. Я твой учитель для тебя в тебе.
        - Так ты только во мне? Тебя никто не видит, кроме меня? 
        - Ну, да.
        - Но тогда не есть ли ты моя иллюзия, фантазия, ложный образ?
        - Я не менее реален, чем твое собственное представление.
        - Ты являешься моим представлением?
        - Ты так представляешь меня. Но я не твое представление. Я представлен таким в твоем сознании. Я есть помимо твоего представления. Но то, как ты видишь, представляешь меня, является твоим представлением, является тобой. Я часть тебя. Но то, что вызывает в тебе представление меня, существует помимо тебя. Ты видишь меня собой, «своим Я». Для других я невидим. Я дух, один из многих. Нас много, - столько, сколько вас, даже больше, ведь многих из вас уже нет, а других еще нет. А мы все есть, только нас невидно. Нас видимо-невидимо сколько. Мы есть знаки отсутствия вашего присутствия в позиции Я. Как только вы становитесь в позицию Я, так мы проявляемся в вашем виде. Ты же, в отличие от других, увидел себя в себе не собой, но мной, духом, ибо увлечен не желанием все познать, но узнать главное, - что в центре мироздания, что самое главное. Слава Богу-Духу, что ты не соблазнился поставить на место Я самого себя. Ты занял правильную позицию – отстранения от самого себя, отстраненного отношения к себе как к чужому, иному, чем ты, что ты находишься вне себя, вненаходим. Ты нашел себя, но вне себя, в представлении меня. Теперь важно найти Я в себе, но не слить его с собой.
        Однако уже время. Тебя хватились и не оставят в покое, пока не найдут и не вернут на твое, законное место принца. Зачем заставлять других искать тебя. Явись сам. Мы еще побеседуем с тобой, когда ты останешься наедине с самим собой. Теперь ты понял, что означает разговор души с самой собой?
        - Так это ты душа?
        - Это ты сказал, не я. Душа функциональна, она есть действие, а не лицо. Душа – энергия, не вещество, не вещь.
        - Что будет потом?
        - Что будет потом? Ты не догадываешься? Сочинят сказку про то, как принц убежал из дворца, узнав жизнь с дурной, обратной стороны. Он отправился в путь искать утерянную наружную сторону этой жизни. Что же он нашел? Как ты думаешь?
        - Как я могу знать заранее то, что еще не случилось?
        - Где твоя интуиция?
        - Ну, может быть, он понял, что лицевая и обратная стороны жизни, ее радость и печаль есть иллюзия, желание того, чего нет, уже или еще нет, ему не хватает для того, чтобы успокоиться, не быть привязанным.
        - Не является ли освобождение тоже иллюзией?
        - Является, если намеренно к нему стремиться, его желать.
        - Вот ты и заговорил, как в сказке, которую сочинили про тебя те, кто продвинулся благодаря своей хитрости для тех, кто верит, что им говорят. У продвинутых не хватило ума, чтобы пройти путь до конца и не тешить ни себя, ни других сказками о желаемом освобождении.
        За разговором со своим новоявленным учителем принц не заметил, как выбрался из лесной чащи и вышел на просеку, ведущую прямо к дворцовому саду. Он только хотел обратиться с вопросом к нему, зачем нужна иллюзия, - неужели для того, чтобы тешить свое желание, - как увидел, что остался один. Естественно, он огорчился, ибо нашел в своем собеседнике не только благодарного слушателя, но и интересного рассказчика, совопросника его самого. Но сожаление принца о том, что он остался один, напомнило ему, что именно этого одиночества он добивался, чтобы разобраться с самим собой, с тем, что его так мучило в последнее время. Загадочный Йя как будто специально оставил его, чтобы у него было время адекватно отреагировать, отрефлексировать их беседу. В задумчивости принц вернулся во дворец и, не обращая внимания на радость слуг и придворных, что он, наконец, нашелся, удалился в свои покои, строго наказав его не беспокоить.
        И все же кто был его странный, загадочный собеседник. Вот о чем он думал.  Неужели действительно это был дух, небесный мудрый наставник (тот, кого позже стали звать махатмой, или великодушным существом, - от автора)? Кто его знает. Может быть, это было только видение его растревоженного сознания, иллюзорный образ того, кого он искал в лесной чаще? Но он обещал вернуться, залететь, если только принц проявит завидное терпение. Принц только удивился тому, что черты старца как-то скоро стерлись из его памяти, несмотря на то, что он никогда не жаловался на забывчивость. Но он надеялся, что при следующем появлении наставника узнает его. Пока же следовало обдумать то, что он узнал из беседы с таинственным собеседником.
        Принц понимал, что узнал слишком много, чтобы все понять из речи старца. Но тем не менее нужно было выделить главное и важным для него из сказанного стало поначалу признание того, что его собственное Я насквозь эгоистично. Но было бы глупо отказываться от «своего Я». Следовало разделить Я и «свое», «мое», ибо последнее есть иллюзия приватности всеобщего Я. Можно было согласиться только с тем, что доступ к Я возможен для человека через него самого. Но в этой доступности Я человеку следовало быть очень осторожным и не слить ненароком свое, собственное имение с тем, что открывается человеку через его личность. В земной жизни полной слитности нет и не может быть между человеческой самостью и всеобщим Я. Зазором, препятствием между ними является сам человек, его существование в качестве сущего, личности, его личной особенности. Но именно она, эта личная особа, особенность, и соединяет в себе индивидуальную самость (сущность) и всеобщее Я, ибо человек уходит от мира и входит в Я через себя (самость) сам. Так размышляя, принц воспрянул духом и пришел к ясной и светлой мысли о том, что он еще не потерян для духовной жизни, хотя жизнь во дворце никоим не располагала к этому, но, напротив, подталкивала его к удовлетворению всех желаний греховной плоти. В свете новых идей принц понял всю глубину падения своей прежней похотливой жизни.
        Вместе с тем принцу было легче прочих мужчин обратиться к моральному образу жизни, ибо от природы, не в пример отцу-королю, он не был жесток и обладал миролюбивым характером, который так и не смогли испортить утомительные занятия ратным делом. Он не любил драться, хотя умел это делать не хуже других воинов, но и не лучше. В этом не было его заслуги. Она всецело принадлежала его учителям по военным искусствам. Менее развит он был в собственно королевском деле – в стратегии управления людьми и ведении войны, чем немало огорчал своего отца. И все потому, что совсем не хотел хитрить и обманывать людей, даже таких, которые злоумышляли против него.
        То, что принц, предпочитал уединенные размышления, ученые занятия и разумные беседы военным походам и любовным приключениям, было видно по его виду и телосложению. Он не любил шумных компаний, это было написано у него на лице. Выражение лица носило мечтательный характер. Принц не был красив. Но при первом же знакомстве с ним у всякого непредубежденного человека появлялось невольное чувство симпатии к нему. Телом он был не столько крепок, сколько ловок. И если бы принц не был бы так честен и совестлив, чем давал повод своим приближенным водить себя за нос, то из него мог бы выйти хитроумный любитель приключений. Однако сердечная мечтательность, увлекавшая его бросаться в невероятные авантюры, в самый последний момент сдерживалась голосом разума, который и был виновником его честности и совестливости. Немалую роль в разумности его поведения сыграла известная решимость принца. Она была выработана в ходе военного воспитания в качестве умения обладания собой, искупавшего жестокость мужественного занятия.
        Кому он мог признаться в том, что ему было реальное видение посланца Я, советовавшего различать само Я и эгоистическое желание человеческого существа считать своим то, что нельзя иметь в виду и тем более иметь в собственности?  Его нельзя приватизировать, присвоить не только потому, что оно всеобщее, но и потому, что оно, вообще, не является предметом пользования. Это Я появляется в отношениях между разумными существами как отношение отношений. Он мог признать только тому, кого считал разумным человеком. Кто был таким в его окружении? Он сам и больше никто. Король был вероломным и жестоким правителем. Но он любил принца, правда, прежде всего, как своего наследника. Королева была легкомысленной женщиной и думала лишь об удовлетворении своих тщеславных и гедонистических капризов. От природы она была хитра, как многие женщины, и не могла упустить своего. Для своего сына она желала такой невесты, которая была бы достаточно наивна, чтобы удержать сына возле себя.
        Другими словами, и король, и королева видели в своем детище средство достижения своих корыстных целей, куклу, которой так и не наигрались, когда он был ребенком. Но в его лице они не на того напали. У них хватало ума понять, что принц оказываем им пассивное сопротивление, только на словах соглашаясь с их решениями. Одной из таких попыток избежать дурного влияния царственной четы была отлучка принца без предупреждения из дворца.
 

Глава третья. Беседа

        От размышлений принца, к его  вящему неудовольствию, отвлекли нарекания матери не волновать ее бегством из дворца, когда она внезапно явилась к нему в кабинет.
        - Светозар, не убивай меня своими причудами. Что тебя заставило бежать из дворца? Я надеюсь, не твоя будущая женитьба, - обиженно предположила королева-мать.
        - Да, никуда я не сбегал. Я просто пошел в лес, чтобы уединиться для размышления, - терпеливо стал объяснять свое поведение принц. – Я знаю тебе это не интересно, но для меня это уединение было полезно, - я понял важное для меня.
        - Ты мне точно не скажешь, что понял?
        - Я понял, что Я – это не я, - кратко ответил принц, будучи уверен в том, что королева не правильно поймет его признания. 
        - Ну, да, Я – это не только ты, но и я, и многие другие. У всех у нас есть свое Я.
        - Мама, не это я понял. То, что ты сказала, - это общее место, известное всем, в том числе и мне. Я понял другое, - что то Я, о котором ты говоришь, не является подлинным Я, оно есть просто слово, необходимое нам для выделения каждого из нас из всей массы народа. Я же говорю о реальном Я, о его духе, если можно так выразиться.
        - Ты имеешь в виду того, кто вдохнул в нас душу?
        - Бога?
        - Да.
        - Можно и так сказать. Но это Бог не в обычном словоупотреблении. Это Дух. У него другая природа, чем у нас. Нам нужно питаться, чтобы расти, отдыхать, отдыхать, чтобы работать. Мне нужно, как поучает меня отец, учиться управлять, чтобы остаться в живых. Для этого я должен научиться врать, использовать людей в своих интересах, то есть, уметь стравливать друг с другом, чтобы «выходить сухим из воды» их примирителем, не получив по шее и от одних, и от других, и прочее в том же духе. Ты же настраиваешь меня на женитьбу, чтобы продолжить свой род. Не это волнует и заботит меня.
        - И что же тебя волнует, если не женщины и власть, признание народа и богатство? – удивилась королева-мать.
        - Как раз то, что находится вне круга твоих интересов и твоего мужа.
        - Твоего отца.
        - Моего отца.
        - Я не буду убеждать тебя. Но вспомни, что у тебя есть долг перед семьей и королевством.
        - Я вынужден подчиниться. Но лично меня это не интересует. Как, впрочем, и вас не интересует то, что интересует меня лично. Я не нужен вам как личность, человек. Вам нужен ваш наследник только.
        - Зачем ты так говоришь, Светозар? Ты этим обижаешь меня, бессердечный.
        - У меня нет ни малейшего желания тебя огорчать. Но то, что свойственно вам, - чувство власти, влечение к роскоши, к утехам плоти, - меня оставляет равнодушным. Мне, конечно, приятна свежесть чувства близости, но она скоро стирается и само чувство притупляется. Даже этого я не могу сказать о влечении к обладанию всем или властвованию над всеми. Возможно, как я думаю теперь, мне желательно только то, что с трудом дается.
        - И что тебе дается с трудом?
        - Разумение того, что есть и что случается, является мне воочию. Но особенно мне трудно определить, что скрывается от моего внимания и понимания. Вот и приходится мне настраиваться на размышление, пытаться медитировать. Ведь никто, - ни ты, ни отец, ни еще кто из учителей, - меня не учили этому.
        - Клен, не считай себя умнее других. Порой и довольно часто я тоже думаю.
        - Да, я понимаю, о чем ты говоришь. Ты говоришь об инструментальной медитации. Ты размышляешь, например, о том, как понравиться мужчине, моему отцу, и для этого совершаешь целую серию операций ума, как это сделать оптимальным образом, затратив на эту процедуру как можно меньше времени, сил и средств. Это рабочая медитация. Я имел в виду иную медитацию, - медитацию как таковую,  то есть, размышление под видом идей, умозрение идеальных существ. Духи можно видеть, но только в идеальном или разумном виде.
        - Ты заговорил меня совсем своими учеными бреднями, - заметила королева-мать. – И только почему ты об этом думаешь? Засиделся ты в холостяках. Пора тебе взяться за ум и жениться. Вот женишься и вся эта дурь с твоей медитацией мигом исчезнет. А там и за управление народом возьмешься. Какая из невест тебе нравится? Ты так и не сказал еще.
        - Из тех невест, которые ты предложила мне на выбор ни одна мне не по нраву. Многие из них приятны, но я хочу жить душа в душу, а не с лица пить.
        - Знаешь, сын, тебе не угодить. Уже хорошо то, что некоторые из невест приятны тебе. А там,  стерпится – слюбится. У каждого человека есть душа. Если у твоей жены будет темная душа, то ты ее просветишь. Вот тебе и работа по душе.
        - Ну, если так, то ладно.
        - Да, душевный разговор важен, но в семейной жизни не менее важна и телесная близость и, главное, к чему она ведет, - к рождению детей и воспитанию их в духе предков.
        - Да, мама, я уже думал об этом. И знаешь, к какому выводу пришел? Телесная близость нужна человеку для разрядки от душевного напряжения. Труд души скрашивается  радостью тела. Иначе человек, его душа может перегореть от напряжения.
        - Мой дорогой, с тобой, конечно, всегда интересно беседовать, но я не могу, просто не имею права забывать о прямой обязанности королевы заботиться о своих подданных и придворных.
        - Но мама твоей прямой обязанностью является забота обо мне, твоем сыне и принце.
        - Ты уже большой мальчик. О тебе будет заботиться твоя будущая жена, которую тебе теперь нужно выбрать. Займись этим, как я занимаюсь обязанностями королевы. Кстати, не забудь явиться королю. Он желает видеть тебя. Прими решение и иди сообщить ему о нем. Я буду рядом, - с этими словами королева-мать вышла из покоев принца.

       
Глава четвертая. Прием

        Принц был вынужден поспешить на прием к королю. Когда он показался в тронном зале, то король в присутствии придворных выразил удивление, где принц был все это время.
        Чтобы не обижать своего отца, он не сказал то, что думал сказать. Думал же он о том, что отец в качестве короля просто надоел ему тем, что заставлял его не только учиться управлять, но и заниматься этим постыдным делом. Оно было постыдным потому, что не могло управиться без вранья и насилия над людьми. Поэтому принц сказал, что устал от жизни во дворце. Он искал в лесу уединения от людей.
        - Неужели тебя не устраивает наше общество? – спросил король, хмуря брови.
        - Меня устраивает ваше общество в той мере, в какой нет иного общества, кроме вашего, - решил  сказать правду принц. – Я понимаю, что я принц, и это мой единственный удел, который я вынужден терпеть. Видно, судьба у меня такая. Но как человек я имею право на одиночество, хотя бы на время.
        - Ты имеешь право только на то, что я разрешу тебе, - жестко отрезал король. – Несмотря на то, что ты мой сын, ты подданный моего королевства. Так что исполняй то, что тебе на роду написано.
        - Я исполняю это без всякого желания.
        - Оставь при себе свое желание. Оно никого не интересует.
        - И, слава Богу, что оно никого не интересует, кроме меня.
        - Сын, послушай, - посоветовала королева. - Ты должен понять, что желание короля – это твое желание. Бери пример с отца. Он король, а ты его приемник. Ты должен научиться иметь лишь такие желания, которые свойственны королю
        - Прежде подумай, нежели спорить со мной, - указал король.
        - Я не хочу ни с кем спорить, тем более с вами. Вы не хотите понять меня.
        - Что ж, если ты так говоришь, то действительно не понимаешь того, что требуется от тебя. Мы поговорим с тобой позже. Сейчас тебе следует усвоить истину твоего положения принца. Твое понимание – это исполнение воли короля. Иди, - приказал король-отец. 
         Принц поклонился королю и вышел из тронного зала. Вздохнув с сожалением, он пошел в сад, где любил предаваться размышлениям в своем любимом углу кленовой аллеи. Бродя по аллеи в одиночестве, принц стал думать зачем он, вообще, думает, тогда как многие из тех, кого он знал в качестве своих друзей, не знали даже что это такое, - думать, дума, мысль. Он решил, что думать – это  то же самое, что делать для других. Поэтому, по его мнению и суждению, думать для него – это делать для других. Его дума, мысль имеет смысл не меньший, чем уловка управления страной. Мышление, сосредоточенность на идеях, их созерцание как созданий красоты, сотворенных духом, естественно и логично привело его к мысли о духе как от творце, творящем, излучающем свет разума, озаряющем, освещающем и просвещающем им интеллект человека.
        По мнению принца, люди бросали взгляд на вещи и друг на друга, чтобы представлять вещи и представляться. Для этого им был просто необходим язык, которым и в котором они «варились», то есть, выражали свои чувства и мысли. Слова служили выражениями мыслей, которыми они понимали чувства, находили то, что искали, что считали нужным. Он же искал идеи. Принц желал увековечить себя в живом виде в соответствующей ему идее. Он понимал идеи не в качестве мыслей, а в качестве пределов, определений мыслей, за которые он не мог заскочить в мыслях. Заскок в мыслях заканчивался плачевно, - он либо натыкался на саму мысль, за то, за что он боролся, на то он и напоролся. Либо он доходил до абсурда, терял смысл в полной бессмыслице, или представлял мысль безобразной, без объекта, предмета мысли, или имел дело с немыслимым объектом.
        Размышления принца прервало неожиданное появление его товарища по детским играм - Кола, графа де Платан.


Глава пятая. Откровенный разговор

        Граф де Платан был типичный повеса. Но он отличался завидным хитроумием и умел задавать парадоксальные вопросы, которые задевали ум принца Светозара.
        - Салют, ваше высочество! Как, вы опять в задумчивом расположении духа?
        - Кола, тебе не дает покоя мое положение?
        - С вами, с царственными особами, не угадаешь, что вам придет в голову в следующий момент времени.
        - В дружеском общении, мой друг, титулы излишни.
        - Раз так, то оставь свою манию и будь человеком.
        - На что ты намекаешь? Неужели я выгляжу со стороны ненормальным?
        - Клен, честно говоря, я тебя не понимаю. Зачем тебе, принцу, предаваться размышлениям, когда перед тобой итак открыты все дороги? Если подумать, то до меня сразу доходит мысль. И я не знаю, как можно так долго предаваться размышлениям.
        - О чем же ты так легкомысленно думаешь?
        - Ну, о чем я могу думать? Конечно, о женщинах, о чести, о своих долгах. Впрочем, почему бы так же не подумать и о смерти.
        - Почему о смерти?
        - Хотя бы потому, что в прошлый раз ты думал как раз о ней. Все мы там будем.
        - Где мы будет? Что это за «там»? Разве смерть есть место?
        -  Да, согласен. Смерть не место, но время, момент, последний момент жизни. Смерть, если есть, то в жизни как ее конец. Вместе с жизнью исчезает и смерть. Смерть не противостоит жизни, она включена в жизнь, есть ее часть. Если нет жизни, то нет и смерти. Это трудно понять, но как иначе? Смысл смерти обессмысливается вне связи с жизнью. Поэтому с одной стороны смерть связана с нашей обычной, земной жизнью как ее конец, а с другой стороны, уже потусторонней для этой земной жизни, она связана с иной жизнью. Что это за иная жизнь, трудно сказать с точки зрения земной жизни. Может быть, это небесная жизнь или еще какая, например, не надземная, а подземная, или, вообще, внеземная.
        - Интересно, Кола, ты рассуждаешь.
        - А то. Знаешь, Клен, давай поговорим о более приятных вещах. Кстати, у меня гостит кузина, Полина де Пух.  Она приехала из моих родных мест, из милой Турени. Так она ищет с тобой встречи, и попросила меня представить тебе. Ей нужно что-то тебе сказать. Случайно, ты не знаешь, что именно?
        - Кола, ты странный. Как я могу знать то, что хочет сказать мне незнакомый человек? Ну, сам подумай. И все же я уже слышал это имя – Полина. Но не могу вспомнить, где и при каких обстоятельствах, - встревожился принц. 
        Сообщение друга детства привело принца в состояние странного волнения. Он никогда не страдал забывчивостью. Но тут вдруг осознал, что нечто важное ушло за край сознания и никак не хочет показаться. Так бывает с мыслью, которая осветив все закоулки сознания, вдруг, только на мгновенье отвлечешься от нее на что постороннее, умышленно прячется от нерасторопного ротозея, как если бы обиделась на его невнимательность.
        - Я совсем не против знакомства с твоей кузиной. Зови ее сюда, - наконец, решил принц.
        Он стал ждать, но друг детства «как в воду канул». Принц стал терять терпение и начал уговаривать себя не злиться. Но тут на пороге появился долгожданный Кола со своей кузиной. Как только принц взглянул на кузину, так он стразу обомлел, нет, больше того, - он потерял дар речи и чуть не упал в обморок. Светозар вдруг вспомнил вчерашний сон, который благополучно забыл. И вот теперь он вспомнил его, вспомнил то, что в нем увидел. А увидел он вот эту девушка, что сейчас стояла прямо перед ним. Но во сне она была богиней, музой Уранией. Богиня была в лазоревом плаще с лучезарной короной на голове. В левой руке она держала золотой небесный глобус, а в правой - серебряный циркуль.  Поверх плаща на левом боку висела подзорная труба. Лицом гостья из сна была бела и нежна. Ее овальное лицо напоминало наливное яблочко с румяными боками. Принцу даже показалось, что во лбу у нее горит звезда, от ослепительного света которой  у него закружилась голова так, что он оступился и чуть не упал. Его вовремя подхватил подбежавший Кола. Обратно в чувство его привели глаза кузины друга детства. Они как два лазурита излучали такую теплоту, что принц почувствовал жар в своем сердце. Эти глаза были необычной формы: большие и в то же время удлиненные к вискам. Они не только светились ровным светом, но и порой сверкали так, что было больно смотреть на них. Только теперь принц заметил, что во лбу Полины де Пух горит не звезда, а фероньерка - бриллиант, на золотой цепочке ловко спускающийся на лоб. 
        Увидев какой эффект произвело ее появление, девушка, изящно поклонившись принцу,  попросила извинения за свой визит.
        - Что вы, какие могут быть извинения! Это вы меня простите, что я, честно говоря, потерял голову от восхищения, что ко мне явилась сама муза Астрономии! – спохватился принц, медленно приходя в себя.
        - Что вы, ваше высочество! Какая я муза неба?! Я простая сельская девушка Полина, - лукаво ответила она и мило присела в поклоне.
        - Принц, позвольте представить вам мою кузину виконтессу Полину де Пух, - вставил свое слово граф, почувствовав, что он здесь лишний.
        - Благодарю, Кола. Знаешь, твоя кузина, да-да, вы, мадмуазель, напомнили мне вчерашний сон, в котором я видел именно вас в образе той самой музы, с которой только что вас сравнил. Признайтесь, Полина, что вы и есть та самая Урания!
        - Ваше высочество, я могу признаться лишь в том, что я есть Полина де Пух. Больше мне не в чем признаваться, за исключением только того, что мне вчера явился ангел во сне и просил передать вам такие слова: «Помни о том, что иллюзия реальна».
        - Как выглядел ваш ангел? – тут же отреагировал принц, вспомнив об Йя.
        - Он был прозрачен.
        - Это был старик?
        - Ваше высочество, разве бывает старые ангелы? – искренне удивилась Полина.
        - Да, вы правы. Ангелы вечно юные. Кстати, Полина, вы знаете, что сердит принца?
        - …
        - Его сердит то, что к нему обращаются так официально такие прекрасные девушки, как вы, Полина. Прошу вас, зовите меня  по имени Светозаром или просто Кленом (таким было его второе имя).
        - Хорошо.
        - Полина, Кола, вы не находите, что эти сны удивительным образом похожи. О чем это может говорить? – заинтригованно спросил принц своих собеседников.
        - Что вас посещало во сне одно и тоже существо, - предположил Кола.
        - И кто оно? – одновременно спросили Клен и Полина и неожиданно рассмеялись.
        - Это вам лучше знать, чем мне, - резонно ответил, улыбнувшись, друг детства принца.   
        - Я думаю, это было не существо, а дух, который явился мне в образе Полины, - сказал неуверенно принц.
        - Что ты не уверен, мой друг, - заметил Кола.
        - Зачем духу принимать мой образ? – спросила недоуменно Полина.
        - Как ты не понимаешь этого, кузина? Затем, чтобы лучше морочить голову его высочеству, - подсказал граф.
        - Уймись, Кола. Это не шутка. Действительно в этих сновидениях есть нечто важное, - недаром они совпадают, вернее, дополняют друг друга. В них действует одна и та же высшая сила, только в разных обличиях. Для ее откровения необходимы именно мы с Полиной.
        - Так значит мы избранные? – с сомнением спросила Полина.
        - Принц избран уже по факту своего рождения, а ты станешь избранной, если останешься при дворе в качестве фрейлины, - уточнил граф.
        - Кола, не пытайся казаться хуже, чем есть, - не обращай все в шутку. Ты же понимаешь, что я говорю не о наличном положении вещей, а о нашем предназначении.
        - Принц, вы неисправимый романтик. Я же твердый реалист, что предохраняет меня от самообмана.
        - Итак, Полина, я постараюсь устроить вас у своей матери – королевы в качестве фрейлины.
        - Что вы, ваше высочество. Не стоит трудов. Я не ищу места при дворе.
        - Послушай меня, пожалуйста, Светозар. Полина – сирота. Я ее опекун. Я постараюсь сам устроить Полину во дворце. Если ты возьмешься за это дело, то только навредишь Полине. Подумай сам о том, что подумает о твоей просьбе королева? И это накануне смотрин твоей принцессы.
        - Но мне не нужна принцесса, которую я не люблю.
        - Стерпится – слюбится. И потом, кто тебя будет спрашивать о любви к будущей королеве? Это необходимо государству. Наконец, это нужно тебе самому как будущему королю. Нужно иметь такую королеву, за которой стоит надежный союзник. Причем тут любовь? Здесь не личная любовь, а государственный интерес.
        - Кузен, я вижу, что за меня уже все решили, - как мне жить и с кем. Где же сама я, моя воля, мой выбор?
        - Как раз о твоем выборе, о лучшей партии для тебя при дворе я и пекусь, - возразил граф де Платан.
         - Как же нежные чувства? И замужество? Я не собираюсь быть чьей-то любовницей при дворе. Вот так, - резко ответила Полина.
        - Как вы могли подумать такое обо мне?! Я не такой человек и предпочитаю не прибегать к насилию. Ведь насильно мил не будешь. Если я совсем не нравлюсь вам, то прошу меня извинить за мое восхищение вашей особой, - сказал принц, стараясь не показать своей обиды. 
        Но юную девушку трудно было сбить с толку такими наивными попытками скрыть свой неподдельный интерес. У нее хватило ума понять, что она нравится принцу, но он любит не ее, а тот идеал, идеальную женщину, которую напомнила ему. И тут перед ней встала дилемма: ответить на чувство принца или отказать ему. Что сделать? Определенно ответить на этот важный для ее судьбы вопрос можно было, только разобравшись в своих чувствах. Девушке нравился принц, но любит ли она его, Полина еще не знала. Вот чем объяснялась ее медлительность и неуверенность. К тому же она не желала стать любовницей принца. Если бы она полюбила его, то пошла бы на связь с ним только при условии, что принц на ней женится. Несмотря на то, что она приехала из провинции, она знала, что принцы имеют обыкновение жениться на принцессах, а не на провинциальных девушках. И как быть? Было бы разумнее всего подождать, чтобы принц полностью привязался именно к ней, а не к идеальной женщине. К тому сроку, может быть, и она привяжется к нему. Но для привязки принца к своей особе ей было нужно умело «крутить динамо», доведя хитрым отказом его до безумного желания, чтобы в самый последний момент попросить его об одолжении, - о  замужестве. В таком размышлении Полины про себя не было ничего необычного, сверхъестественного. Так могла думать и строить планы на замужество любая неглупая и хитрая девушка. Где вы видели, чтобы девушка была одновременно не глупая и не хитрая?! То тоже. Вот как рассуждала про себя Полина, когда принц пылал к ней нежными чувствами.
        Когда граф с кузиной покинули принца, он предался невеселым думам. Необходимость завоевать сердце красавицы его раззадорила. Принц почувствовал себя охотником за девичьим сердцем. Но в глубине души он знал, что это все игра страстей. Соблазн приятный, но легкомысленный, и скоро ему приестся. Что же останется? Горечь в сердце от минутной слабости. И только сон, в котором его муза явилась ему в образе Полины, не давал ему так просто отделаться от хитроумной девушки.
        Принц готов был уступить женскому соблазну и увлечься кузиной друга детства. Он, конечно, прекрасно понимал, что может попасть в паутину любовных желаний, в ловко расставленные сети дворцовых интриг, в которых любовная слабость обязательно сыграет на руку его мнимым друзьям. И все же он шел навстречу желанию, ибо его виновница показалась ему образом его до сих пор неуловимой музы. Полина была так близка и доступна. Наш юный герой вдруг подумал, что если в ее лице он вступит в прямую связь со своим идеалом, к которому он держал свой путь и который до последнего времени был от него так далек.



Глава шестая. Демоны

        На следующий день граф де Платан снова посетил принца. Светозар стал гадать, что ему надо от него. Из состоявшегося разговора с другом детства он понял, что его кузина, если и является крючком, на который тот пробует его поймать, то не в этот раз. Принц стал догадываться о цели визита графа только тогда, когда последний стал расспрашивать о том, чем занят его ум.
        - Кола, ты меня удивляешь. Откуда такой интерес к моим думам? Я не замечал у тебя влечения к размышлениям.
        -  Жизнь не стоит на одном месте. Не только ты пытаешься за ней успеть. Мысль есть некоторым образом шпора, приводящая нас в состояние движения по направлению к поставленной цели – идее.
        - Узнаю в твоем ответе кавалериста. Ты думаешь, в философии уместна кавалерийская атака на идею?
        - Почему нет?  Жизнь в седле предполагает размышление. Представь себе: сидишь в седле и смотришь на мир свысока. Не таков ли взгляд и философа, - смотреть на все с возвышенной точки зрения.
        - Может быть и так, но, по-моему, философский взгляд – это взгляд с точки зрения вечности, то есть, со всех точек сразу.
        - И я о том же. Как можно  схватить все вокруг, оставаясь во всем частью всего? Нет, нужно встать выше всего и с этой позиции охватить все то, что лежит внизу.
        - Знаешь, Кола, ты не учитываешь то, что и свою позицию тоже следует схватить взглядом, как и все прочие позиции. Это можно сделать снизу или, поднявшись еще выше.
        - Слушай, Светозар! Я вот, о чем хотел спросить тебя. Ты часто видишь свои идеи? Они, вообще, на что похожи или не похожи?
        - Кола, ты поставил меня в тупик. Я и не знаю, как тебе ответить. Поймешь ли ты меня.
        - Ну, ты постарайся. Ты сам видишь их? Или слышишь? Как ты чувствуешь их присутствие?
        - Нельзя сказать, что я чувствую их присутствие. У меня нет такого органа чувства, которым можно было бы чувствовать их живое присутствие.
        - Но как же, а сердце или, прости господи, то еще место страха Божьего?
        - Сердце – это средостение чувств, душевных энергий. Оно прямо не контактирует с миром идей.
        - Идеи – так ты называешь духов? 
        - Ну, да.
        - Это ангелы?
        - Они ангелы в том смысле, что служат идеями для мыслей людей, наводят их на знание ради их пользы. Если же они вводят людей в заблуждение, то они не ангелы, а демоны. Так бывает, когда духи составляют не светлое царство духа, а темное царство зла.
        - Светозар, ты точно знаешь, с кем имеешь дело: с ангелом или с демоном?
        - Кола, ты подумай сам, о чем говоришь? Как можно иметь дело с ангелом? Никаких дел с ним не может быть. Можно вдохновиться ангелом, быть очарованным демоном, но иметь с ними дело… Кто я такой? Чем могу привлечь их внимание? Может быть, тем, что способен вдохновиться, вдохнуть в себя ангела. Вот демон – это другое дело. Мое сопротивление может раззадорить демона бороться со мной, с тем, что я никак не поддаюсь соблазну. Все, многие соблазняются, а я нет. Интересно, почему?
        - И почему?
        - Кола, не соблазняй меня признаться. Или ты снюхался с дьяволом?
        - Ты сам подталкиваешь меня занять место адвоката дьявола.
        - А ты знаешь, Светозар, что нет никакой принципиальной, реальной разницы между ангелом и демоном?
        - Это почему же?
        - Да, потому, что различие между ними есть условие нашего двузначного восприятия, которое изначально или врожденно, еще до опыта принимается или не принимается нами как расположенное к нам или не расположенное.
        - Раз так, то, следуя твоей априорной логике, не остается ничего лучше, как признать, что Бог и дьявол есть одно и то же, только многие из нас предпочитают иметь дело с Богом, а не с дьяволом.
        - Я вот подумал, твое высочество, что действие равно противодействию. Все к нам если не сразу, то спустя короткое время возвращается. Сама реальность реагирует на нас так, как мы порой ведем себя сами.
        - Ты прав, тысячу раз прав, Кола. Жизнь нас наказывает так же, как мы наказываем своих близких. Мне даже порой кажется, что мир, сама реальность – это и есть мы.
        - Ты хочешь сказать, что реальность ограничивается  твоей персоной? А как же я, твои близкие, приближенные к трону, наконец, подданные?
        - Есть и другие миры, например, твой. Но мы замкнуты своим миром, самими собой, и только иногда пересекаем границу других миров, забывая о том, что нельзя соваться со своим уставом в чужой монастырь. Всякое доброе дело, будь на то указание свыше и совет ангела, имеет и обратную сторону и вызывает противодействие в лице, точнее, в темном лике противной силы.
        - Может быть, и так статься. Но я о чем говорил?
        - И о чем же?
        - О том, что все едино. Все там будем. Мне вот что кажется: нет, ничего, кроме этого подлого мира. Так лучше пусть ничто, чем что-то, вроде такого же мира, как наш. Ничто тем и привлекательно, что всех ждет один исход.
         - Нельзя же так, Кола. Ты уже поддался искушению. Помни: этот мир есть место испытаний.
        - Люди часто так  относятся друг к другу, что возникает подозрение  в том, что они не видят ничего хорошего в другом. Поэтому он чужой и заслуживает с такой точки зрения как пустое место уничтожения.
        - Ты сегодня чересчур пессимистичен, как какой-то мизантроп.
        - Ты не понял меня, Светозар. Напротив, я ни на кого не обижаюсь. Просто я не жду ни от кого ничего хорошего. Вот поэтому и спокоен.
        - Да, ты философ, Кола.
        - Разве? Я думаю, ничто нельзя изменить и сделать лучше, чем есть.
        - Но если нельзя сделать лучше, то будет хуже.
        - Да, будет хуже тому, кто думает, что он способен на лучшее.
        - Кола, ты просто фаталист. Оно и понятно, так легче жить – плыть по течению.
        - Ты думаешь? Легче, если того не знаешь, не сознаешь. Но сознание фатальности всего того, что случается и не случается убийственно. Нет, лучше смерть.
        - Не говори так, мой друг.  Есть то, что выше этого, и оно в тебе, во мне, во всем и в каждом, - уверенно сказал принц и тут же перешел на другую тему, - кстати, как поживает твоя кузина?
        - Честно?
        - Как же иначе, мы ведь друзья.
        - Она не в настроении.
        - Что так? Что с ней случилось?
        - Обычное дело. С ней случилось несчастье, - она влюбилась.
        - Неужели? – спросил принц, обрадованный этим «печальным» известием.
        - Ну, да. Она уверена, что ее не любят.
        - Но я люблю ее.
        - В том то и дело, что она не любит вас. Она любит другого. Но тот не любит ее.
        - И кто он? – спросил принц упавшим голосом так, что на него было жалко смотреть.
        - Кола.
        - Ты? Какой сюрприз, - удивлению принца не было предела. – Как тебя понять, ты знакомишь меня со своей кузиной, влюбленной в тебя. Для чего? Чтобы, используя меня, твоего друга, избавиться от нее? Какой ты друг после этого? Как я могу доверять тебе? Ты ведешь себя как часть той силы, которая ищет свое, подставляя другое, как чужое себе. Значит, у нас нет ничего общего.
        - Нет, почему. У нас есть общее, - это моя кузина. Я честен перед тобой. У меня есть свой интерес, - пристроить свою кузину, обеспечить ей будущее.
        - За мой счет?
        - Нет. Я думаю, что познакомив ее с тобой, мой принц, отважу от несчастной любви. Ты знаешь, что я не люблю ее в силу известных причин. У нее будет шанс полюбить тебя. Ведь она нравится тебе. Ты даже нашел в ней воплощение своего идеала женщины – музы твоего гения.
        - Интересно ты, Кола, выражаешься, - муза твоего гения. Ты полагаешь моего гения в лице Аполлона?
        - Ну, да. Ты же служитель светлого гения.
        - На что ты намекаешь, когда утверждаешь, что не можешь любить свою кузину? Ты ошибаешься, уверяя меня в том, что я это знаю.
        - Ну, у меня необычное увлечение. Но ты можешь не беспокоиться, - ты не в моем вкусе.
        - Ах, вот ты о чем, - догадался принц, с удивлением взглянув на своего друга детства. – Бывает же.
        - Оказывается, бывает. Я и сам поначалу сильно удивился, но потом понял преимущество такого наслаждения по сравнению с вульгарным удовольствием.
        - Постой, ты сказал «вульгарным удовольствием». Естественное удовольствие для тебя вульгарно?
        - Конечно, - убежденно заявил граф. – Я поклонник чистого таланта. Я испытываю удовольствие от самого удовольствия без привходящих условий и ненужных последствий.
        - Ненужным последствием ты называешь рождение жизни, зачатие детей?
        - Ну, да. Какое в этом удовольствие? Для того, чтобы продолжить род я когда-нибудь женюсь и рожу ребенка вместе с женой. Но не сейчас. Я еще получаю удовольствие от удовольствия. Вот когда я не буду получать оного, я женюсь.
        - Ты, вообще, не испытываешь влечение к женщине?
        - Испытываю, если представляю женщину в самом себе.
        - Это как?
        - Я испытываю влечение к женскому полу, когда наряжаюсь прекрасным полом и соблазняю мужчин.
        - Да, интересно. Значит, ты любишь женщину до такой степени, что сам хочешь превратиться в нее и почувствовать себя женщиной? Ты от этого испытываешь удовольствие?
        - Как ты ловко завернул! Нет, не совсем так, но где-то так, как ты сказал.
        - То есть?
        - Вот пристал. Или ты сам проявляешь к этому интерес?
        - Нет, - просто ответил принц. – До нашего разговора я совсем не думал об этом.
        - Но теперь ты думаешь, что в этом что-то есть, какой-то опыт самопознания?
        - Извини. Это не мой опыт самопознания. И познания чего? Разврата?
        - Принц, да, ты моралист. Ты меня удивил. А я думал, что ты творческий человек.
        - Неужели творчество несовместимо с нравственностью?
        - А как же? Или ты испытываешь удовольствие от того, что должен кому-то? Я, например, как творческий человек чувствую себя свободным, независимым. Я никому ничего не должен.
        - Как же быть с продолжением рода, о котором ты сам говорил? 
        - Это условность. Для меня художественная, эстетическая условность.
        - Я могу с тобой поспорить: творчество не есть одно удовольствие. Да,  в нем есть момент наслаждения. Заметь: эстетического, а не плотского наслаждения.
        - Ты намекаешь на форму. Для меня форма, идея и материал, плоть едины.
        - Но все же ты делаешь акцент на наслаждении как либертен.
        - Однако я так и не пойму: тебе нравятся женщины или мужчины?
        - Мне нравится быть женщиной.
        - С женщинами или мужчинами?
        - Какой ты любопытный, - отметил граф и, галантно выкрутил кисть руки, которая показалась из облака кружева,  как бы приглашая принца в свой круг превратных женщин. – Уже интересуешься?
        - Да, брось ты. Мне интереснее твоя кузина.
        - Она может вскружить голову. Только ты, как я понял, увлекся не ей самой, а той идеальной женщиной, которую принял за мою кузину.
        - Ты в чем-то прав. Мне действительно мила твоя кузина тем, что в ее образе явилась во сне сама муза. В нашем споре о творчестве ты упустил в погоне за наслаждением само вдохновение, которое и является истиной наслаждения. В твоем случае ты отождествляешь себя с моделью, формой того, чего жаждешь достичь, стать ее состоянием и достоянием. Можно ли сказать, что ты есть не тот, кем являешься?
        - Принц, ты спрашиваешь меня о том, в чем, в каких словах или делах я есть я? Не знаю: во мне борются два начала. Одно из них ты видишь наглядно, а другое скрыто от глаз, но часто определяет то, что я говорю и делаю.
        - Можно ли эти начала назвать: сознанием и самосознанием?
        - Что ты имеешь в виду?
        - Я имею в виду твою душу, твое личное Я. Философы называют его психологическим или эмпирическим, опытным, привычным Я. Но есть еще скрытое от других и являющееся тебе помимо твоего личного Я некое сокровенное Я во снах, в оговорках и описках, в странных мыслях, когда ты уже не спишь и находишься в сознании. Но находишься ли ты в полном сознании?
        - Ты говоришь странные вещи. Они так абстрактны, что непонятны мне.
        - Хорошо я выскажусь более определенно, конкретнее. Ты выглядишь мужчиной, но в глубине души ты женщина. Так?
        - Какая глупость. Ты думаешь, что я амбивалентный человек или даже сумасшедший? Так знай: мной управляет женщина, неведомая мне. Наряжаясь женщиной, я льщу себя надеждой найти ее в себе. Дело не в том, что во мне, в душе скрывается женщина, но в том, что мое сокровенное Я, alter ego, только как мужчина, которым я являюсь, не будет полным, совершенным. Скажу еще: как я теперь понимаю, то Я, которое сознает определенность его другими людьми, то, что она смотри на себя их глазами, отличается как граница от той области, которую ограничивает. Его ты называешь самосознанием. Если же, напротив, сокровенным Я человека становится его обычное Я, привычное ему, а утаенное Я является всем, скрывая личное Я, то человек становится безумным.
        - Является ли для него, как и для других, его личное Я утаенным?
        - Разумеется. В моем же случае, напротив, сокровенное Я не становится откровенным, прикрываясь привычным для меня и других Я, например, в твоем лице.
        - Это сокровенное Я твое, общее или ничье?
        - Оно ничье особенно. Поэтому оно всеобщее. Но является оно в моем или твоем Я различным образом и видом. Правда, его нельзя увидеть буквально.      
        - Хорошо, Кола. У меня появился вопрос: «Можно ли полюбить реальную женщину, продолжая обожать идеальную»?
        - Думаю, можно. Но реальная женщина, вряд ли разделит с тобой такое обожание. Она будет искать и, естественно, находить в ней свою соперницу.
        - Не допускаешь ли ты, что можно любить не одну реальную женщину, но и другую?
        - Не реальную?
        - Нет, реальную.
        - Ну, разумеется, допускаю. Но меня волнует не реальная женщина. Реальная женщина легко доступная, и именно она доставляет наслаждение. Иное дело: идеальная женщина. Та скрывается и доставляет страдание. Вот почему я хочу стать ею, чтобы беспрепятственно обладать.
        - Однако прежде ты сказал, что испытываешь влечение к женщине только тогда, когда переодеваешься в нее, ведешь себя как женщина.
        - Ну, да.
        - Хорошо, с женщинами ты женщина, а с мужчинами?
        - Принц, неужели не понятно? С ними  я мужчина, а не женщина, как хотелось бы думать тебе.
       - Почему?
        - Потому что так легче считать, разделяя людей на нормальных и не нормальных в отношении к полу. Поэтому вам легче отнести меня к «голубым», чем к «серым». Между тем я «черный».
        - Или белый? А, может быть, все же «с голубизной», «с голубым отливом», в качестве стыдливо голубого?   
        - Нет, не «белый», ибо он содержит в себе все это. Я «черный», отличный от всего.
        - Для этого нужно быть бесцветным, ведь черный предполагает белый цвет как свою противоположность и в этом качестве включен в него. И все же, как же так: ты получаешь удовольствие от… общения с женщиной, но не как мужчина, а женщина? Ты занимаешься с женщиной любовью, переодевшись женщиной?
        - Тебя это шокирует?
        - Не знаю, как сказать. Знаешь, Кола, меня это смущает. Ты нарушаешь меру. Демонстрируешь дурной вкус. В твоем отношении к женщине есть не свойственное даже женщине жеманство. Тем более оно не к лицу мужчине. Как ты не боишься казаться смешным?
        - Я не нахожу это смешным. Я чувствую себя среди женщин женщиной, хотя веду себя как мужчина.
        - Так ты мужчина или как если бы мужчина?
        - Мужчина.
        - Или находишься на пути перевоплощения в женщину? С мужчинами ты такой, каким родился, но с собой ты кто? К себе ты относишься как мужчина?
        - Да, но мне недостаточно быть мужчиной.
        - Для чего?
        - Для удовольствия.
        - С тобой все ясно, - ты гедонист.
        - Да, не моралист.
        - Ты сам стремишься к удовольствию, или соблазняешься?
        - Принц, ты хочешь спросить о том, слабохарактерный ли я? Нет, я доволен собой и ни в чем и ни в ком не нуждаюсь. Мне нужна идеальная женщина. Она одна способна удовлетворить мое всепоглощающее желание. Я не нахожу ее ни в одной женщине и поэтому начинаю искать в себе.
        - То есть, ты настолько поглощен женским началом, что хочешь видеть его не только в самих женщинах, но и в самом себе. А в других мужчинах ты ищешь идеальную женщину?
        - Специально не ищу, но в некоторых нахожу.
        - Ты испытываешь к ним, точнее, к их женскому началу влечение?
        - Я не могу понять, для чего ты расспрашиваешь меня. Ты мой врач? Хочешь излечить меня от наваждения.
        - Вот именно. Тебя кто-то сглазил. Я не врач. Как твой друг я хочу понять тебя.
        - Ладно. Нет, мужчины не увлекают меня, - в них женского начала меньше, чем в женщинах.
        - Во мне есть это начало? – внезапно спросил принц графа и изучающе посмотрел на него.
        Тот выдержал взгляд и усмехнулся, сказав: «Нет, в тебе нет этого начала, как, впрочем, и мужское начало не является определяющей инстанцией твоего поведения. В тебе есть нечто еще, что мне непонятно и внушает тревогу».
        - Тебе страшно за меня? – спросил, помрачнев, принц.
        - Нет, мне страшно за себя. В тебе есть то, что внушает мне ужас.
        - Да?! Ты очень удивил меня. То, что тебе страшно во мне, я не нахожу в себе. Может быть, ты сочиняешь?
        - Нет, я не вру. Как можно, когда встречаешься с такой силой.
        - Силой чего?
        - Не знаю. Мне не хватает внимания.
        - Ты удивил меня еще больше таким сообщением, - во мне есть то, что пугает тебя. Пугать может только зло или если ты слуга сатаны – добро. Но ты, как я погляжу, скорее жертва наваждения, чем его виновник. Однако я не вижу за собой зла. Я так тебя и не понял. Да, кстати, как ты нашел мое сочинение. Читал его или нет?
        - Намедни прочитал. Я всегда считал себя человеком здравомыслящим, способным осмыслить любое произведение, даже научное. Но твое сочинение  мне оказалось не по зубам.
        - Разве. Я пытался его написать доступным языком, так как оно мне прошло в голову.
        - Странно, А мне показалось, что ты его выдумал.
        - В каком смысле выдумал?
        - В прямом смысле. Ты сочинил то, как пишешь.
        - Кола, ты намекаешь на то, что я просто соврал?
        - Я так не сказал, я сказал, что ты мастер сочинять и, даже занимаясь, якобы, научным исследованием, горазд на выдумки.
        - Спасибо, конечно, за твою оценку меня в качестве мастера сочинять, но ты тут же, как всегда, не можешь не добавить в сахарницу щепотку соли. И в чем проявляется моя мания на выдумки?
        - В том, что ты предпочел романтику классике. Тебя хватило на то, чтобы не поддаться соблазну самообмана. И все же твоя сосредоточенность на «трансцендировании» каким образом может быть увязана с построением литературного текста? 
        - В той литературе, которой занимаюсь я, интенция читателя сконцентрирована не на том, что изображается, что описывается, а на том, как описывается. Это делается для того, чтобы читатель обратил внимание на себя, на свое восприятие текста, как он читает и что происходит не в тексте, а в нем самом под влиянием текста, например, берет ли он с героя пример. Для этого автору следует не прятаться за героями своей фантазии, а встать рядом с ними как одному из них, то есть, стать самому персонажем истории.
        Обычно автор находится по ту сторону от читателя. Его и читателя разделяет текст. Здесь же он должен оказаться по одну сторону с читателем, чтобы воздействовать на него, внушить мысль заняться собственным саморазвитием. В такой экзистенциальной стратегии письма, трансцендирующей, перешагивающей через обычную описательность,   текст играет роль триггера, спускового крючка пробуждения сознания читателя. И тогда сочинение становится повествованием, романом воспитания не только героя, но и читателя. Писатель такого романа играет роль учителя, воспитателя, а роман его учением.
        - Выходит есть роман о воспитании, как у Руссо, а есть роман воспитания.
        - Верно, не вокруг да около, а в точку как в центр трансцендирования.
        - Следовательно, есть роман о мире, а есть роман о романе. Ты, принц, сторонник романа о романе и поэтому ты романтик. Одни изображают жизнь, другие живут изображением.
        - Остроумные замечания.
        - Может быть, познакомишь меня не с теорией романа, а с самим романом? Ты уже написал его?
        - Еще пишу. Могу познакомить с ним на словах.
        - Хорошо. Пусть так. О чем он?
        - О чем еще может быть роман. Конечно, о романе, о любви.
        - А подробнее?
        - Можно и поподробнее. Это сказка про любовь красавицы и чудовища.
        - Какой банальный сюжет. Неужели нельзя было придумать ничего лучше?
        - Интересно увидеть в обычном необычное, а не необычное сделать обычным. Все о любви говорят, но где ты ее видел? Только красавица любит не чудовище, а саму себя за красоту. Ей нужно чудовище для контраста, чтобы оттенить свою собственную красоту. Она не уверена в том, что красива. И на то есть свои причины, ибо краса не постоянна, а переменна. Со временем  красота увядает, отцветает и осыпается, а потом и вовсе пропадет. Красавица превратится в бабу(е)шку. Баба-яга – это обратная сторона спящей (мертвой) красавицы. Когда в сказке эта бабка, старая карга, усыпляет героиню-красавицу, то она готовит себе смену, обновляет свою сущность ведьмы, занимая у той красоту и являясь фальшивой красавицей. Внимательно присмотрись к красавице, и ты увидишь в ней ведьму, отнимающую у мужчины силу, превращающей его в чудовище. Теперь понятно, почему чудовище тянется к красавице? Оно бессознательно чует в ней уродину, ведьму, сродни ему. Ведь мужчину превратила в чудовище именно ведьма, заколдовав, очаровав его. Когда красавица превратится в ведьму, уродину, то кому она будет нужна? Естественно, только чудовищу. Какая она хитрая.
        Кстати, твоя мания быть идеальной женщиной есть следствие того, что тебя околдовала такого рода красавица, одним словом, ведьма. Всякая женщина хочет понравиться и поэтому молодится, красится, чтобы выглядеть красавицей, торопится выскочить замуж. Иначе кому нужна «старая дева»,  вылитая ведьма. Пока она молода, она может поиграть сердцем мужчины, позабавиться его телом. Ведь он по своей животной природе туп, не видит дальше своего носа, не видит, что она в душе ведьма. А кто видит, тот соответствующим образом с ней обращается.
        - Да, ты, принц, не колдун, а расколдун. У тебя не сказка, а антисказка.
        - То-то и оно. Поэтому, знаешь, что, - бери свою кузину и иди со двора подобру-поздорову. Не нужна мне она. Зачем она мне, если любит тебя? Она мое наваждение. Таких воплощений идеальной музы в моей жизни будет еще пруд-пруди. Буду я время свое тратить на ее красу! Мне, что, делать нечего?!
        - Вот раскипятился-то. Хорошо-хорошо. Не смотри на нее, но пожалей сестрицу, а то пропадет она.
        - Ладно, черт с тобой, с околдованным. Замолвлю за нее слово у матушки.
        - Большое тебе, принц, спасибо. Спас ты девицу.  Кстати, Светозар, понял я, для чего писатели пишут сказки. Для того, чтобы прожить свои личные проблемы на словах и заодно помочь своим читателям, предоставив им свой текст в качестве  теста на вшивость. Пускай читают и тестируют свои проблемы. Может быть, они, хоть так, заговором,  изживут свои проблемы.
        - Да, Кола, понял ты меня. Хорошо, оставайся при дворе. Мне такой толковый человек, как ты, будет полезен. Здесь даже поговорить не с кем. 
        - Знаешь, Светозар, мне остается сказать тебе, как говориться в сказке, - «возьми меня с собой царевич, я тебе еще пригожусь».
        - Но свою кузину мне не навязывай. Если я сам заинтересуюсь ей, то попытаюсь.
        - Какой ты ветреный, мой принц. Еще вчера ты был в ударе от ее вида, а теперь гонишь от себя.
        - Учти, Кола, то было сонное наваждение. Теперь я пробудился и могу противостоять иллюзии.
        - Все ли иллюзорно во сне, мой принц? 
        - О, нет, мой друг. Далеко не все. Но иллюзорно то, что нас увлекает. То, к чему мы равнодушны во сне, является указанием на то, что непременно случится. Поэтому следует быть внимательным во сне и отличать реальное от нереального, чтобы сон стал вещим по определению. Любой сон вещий, но мы не догадываемся об этом.


Глава шестая. Нечаянная любовь

        Легко было принцу отвязаться на словах от своей любви к кузине друга. Но очень трудно освободиться от нее на деле в жизни. Он признался другу в своем увлечении его кузиной. И тот не мог не намекнуть ей об увлечении принца. Увлекло ли Полину увлечение принца? Конечно, увлекло. Человеку и, тем более, девушке трудно не увлечься собой, если им или ей увлечены другие. Интересно узнать себя в неузнаваемом виде в глазах других людей. Интересно и полезно, ибо те, кто нас любит, обращают наше внимание на то, что нас выгодно отличает от других. Люди обычно обращают внимание на то, что им не хватает. Так что же увлекло Светозара в Полине? Сама по себе она была ему интересна как девушка. Полина была сексуально привлекательная женщина. Но еще больше она привлекала его не сексуальным обаянием, а эстетическим очарованием. Особенно очарован он был  ее образом во сне, в котором  ему явилась сама богиня, муза Урания.
        И вот теперь он встретил ее в дворцовом саду. Она кивнула ему головой в знак приветствия и уже хотела уйти, но он ласково остановил ее рукой. И тут она взглянула на него. Он увидел в ее взгляде свет идеи Урании. Ему даже показалось, что она дала понять глазами, что поняла, что он понял, Ему стало ясно, что Полина была живой куклой его близкой связи, уже не интеллектуальной, но душевной, если, вообще, не телесной с богиней. Вот почему в нем молчал мужчина, но зато душа пылала бесплотной, чистой любовью к богине, к ее неземной красоте, проявившейся в земной красе Полины. Но вот мгновение прошло и богиня дала ему понять, раскрыв шире серо-голубые глаза Полины, что не в силах являть себя больше в лице и стати Полины без вреда для ее души и тела Но силы оставили и принца и он в бессилии упал на колени перед Полиной. Полина пришла в себя и от неожиданности от поступка принца бросилась прочь в смятении чувств. Принц остался один в саду. В изнеможении он опустился на мягкую траву и затих счастливый. Теперь принц понимал, что не только любит богиню, но и она расположена к нему. Светозар еще не ведал, что амур пронзил его сердце не только неземной любовью к богине, но и нежной страстью к Полине.
 
            
Глава седьмая. Смертный плод земной любви

       Шло время и вместе с ним крепло чувство любви Светозара к Полине. Но он думал, что это все богиня. Обожание богини заслонило от него его нежное чувство. Это чувство было так сильно и горячо, что тронуло душу девушки, зажгло ее девичье сердце ответным чувством. Но она не понимала принца. Она видела, что он влюблен ее, но молчит о своей любви к ней. Только просит петь ее песни, наигрываю на своей лютне нежную и грустную мелодию. Чаще всего он просил петь ее альбу о несчастной любви бедного менестреля к знатной госпоже его сеньора. Полина чувствовала, что принц увлечен ей, но не ведет себя как кавалер, пылающий земной страстью к своей даме. В любви принца ощущался легкий холодок восхищения ее красой. Но было видно, как зажигаются его глаза, когда он смотрит, нет, на нее, но прямо в ее душу.
        Однажды Полина не пришла  в сад, где обычно они проводили время утром или поздним вечером перед самым сном.  Не пришла она и на следующий день. Принц стал нервничать, ибо. как он вспомнил. накануне последней встречи Полина была бледнее обычного. Он послал за ее кузеном. Его долго не могли найти. И вот, наконец, тот явился к принцу. Лицо друга детства было печально. Принц не мог не почувствовать тревогу. Его сердце сжалось как маленькая птичка в руке ловчего. Он так и не смог прямо спросить своего друга о том, где его кузина, предчувствую беду, от которой больно ныло сердце и тянуло вниз.
        - Светозар, ты только не волнуйся. Мы не хотели тебе говорить. Но твоя матушка попросила меня все тебе рассказать. С Полиной случилась беда. Она внезапно заболела оспой и чтобы не заражать тебя, скрылась в неизвестности. Она только написала мне короткое письмо, чтобы мы не искали ее, иначе она покончит с собой, если болезнь не убьет ее раньше. 
        - Но так нельзя! - вскричал принц, теряя разум. – Я буду искать ее, пока не найду живую или мертвую, - решительно ответил он.
        - Но принц, где мы найдем ее? – с сомнением в голосе спросил Кола.
        - Как где? Конечно, среди больных.
        Только теперь принц понимал, как любит он саму Полину. Она перестала быть его живой куклой и стала равной половиной его души. Земная женщина и богиня слились в его душе в один неделимый образ.
        - Ну, тогда я вынужден все тебе рассказать, Светозар, - грустно сказал граф. Было видно, как он не хочет говорить.
        - Что еще, Кола?
        - Я не хотел говорить тебе, но ты сам вынуждаешь меня сказать правду. Полины больше нет с нами.
        - Где она? Она уехала? – спросил принц, плохо соображая от горя.
        - Да, если можно так выразиться. Ее больше нет в этом мире.
        - Не обманывай меня, Кола. Я только нашел Полину в этом мире. А ты говоришь теперь, что ее здесь больше нет. Где она? –  в вопросе принца Кола услышал мольбу об утешении.
       И он дрогнувшим голосом только ответил: «Здесь ее нет больше, но там, где ты нашел ее, она ждет тебя».
        - Так пусть же я тотчас попаду туда, к тебе, моя богиня,  - взмолился  принц и зарыдал в сердцах.
        - Светозар, побойся Бога. Ты так молод. У тебя будут еще любимые, - стал неумело утешать принца его друг, проливая горючие слезы, жалея и своего друга, и любимую кузину.
        - Мне никого не надо, - ответил только принц и испустил свой дух.
        Это было так просто – жить и сразу умереть, что Кола не поверил своим глазам, а когда понял, что трясет уже бездыханное тело, пал без чувств.
        Весь двор вышел провожать в последний путь наследника престола. Когда скорбящие разошлись, то любопытные говорили, что видели поздним вечером у королевского склепа молодую девушку в маске. Некоторые уверяли, что она походила станом на пропавшую кузину друга детства принца. Она это была или ее привидение никто не мог сказать.            
            
            
 
               

        -