рождение князя

князь визжал.
он рождался в сырой мгле.
мы подходили к нему близко,
чтобы увидеть его синие глаза.
глаза его тоже рождались.
и необязательно вылазили из утробы.
это были глаза морских волн,
и пена окутывала их под
высокими мачтами.
мы опускали свои капюшоны
и молились.
ночь что-то предвещала,
молитва шла густо и падала к коленям
роженицы.
она тужилась мощно,
крик ее был вдумчивый,
встревоженный,
осознанный.
возможно,
она пела.
но это вряд ли.
в ее глазах читалось чистое страдание.
и откровенное блаженство.
с севера текли волны его глаз,
они присоединялись к призракам
шквалов.
грозди свисали со скал.
мы дотрагивались до них,
и они стекали,
как жидкий глаз,
на землю.
в этих гроздях кишели
божественные черви,
и они не давали нам покой.
они откровенно наслаждались своими
корчами в гниющей массе плода.
гниение лилось первозданным светом,
озаряя все вокруг.
князь топтался.
мы это не видели, мы это чувствовали,
по легким дуновениям ветра,
по его намекам,
что расплывались и таяли
в глубине горизонта.
таяние свистело далью,
сочиняло трубный глас.
из берез текли слезы,
это были слезы роженицы.
она восклицала,
повторяя: князь,
бурый князь,
я свечусь навстречу к тебе,
приди ко мне,
я раба твоя,
я время,
что тикает на часах,
я жалость твоя к себе,
я твоя любовь,
что застыла в груди.
князь в ответ толкался
и извивался
тутовым шелкопрядом.
рождение приближалось к концу.
нам было скучно,
и мы начали срезать ветви,
чтобы подложить их под
вот-вот выпавшее из утробы тельце.
ветви сопротивлялись,
мы их душили и били
ногами.
глаза князя покраснели,
и в них читалась боль
сирот и вдов,
калек и обездоленных,
больных и стариков.
назревала трагедия.
в болезни он рождался,
в своей собственной.
болезнь была цветком,
и цветок должен был завянуть
над кромешным мнимым маревом.
князь начал шептать сквозь потеху,
сквозь уродство свое стал притворяться,
сохраняя безразличие к происходящему.
что-то зашипело внутри него и выскочило изо
рта - это был колокол.
он тоже извивался,
дергался,
как эпилептик.
колокол прощался с самим собой.
в этом движении он отделился от своей тени,
и проскочил,
махнув хвостом,
через ближайшую пустошь.
князь мягко лег на постланные ветки
и взбудораженно
почил,
приклоняясь к мыслимыми словесам.
смерть его далека.
жизнь еще дальше.
так он начал жить,
отрекаясь от того и другого.