Судьба и небо. Александр Клубов

Октябрь 1944 г.
Октябрь в сорок четвертом году выдался солнечный и теплый, и боевой работы было  мало. Все это было очень кстати, потому что надо было срочно начинать переучивание на истребители Ла-7, и начать было решено с летчиков 16-го гвардейского полка, который теперь носил почетное наименование Сандомирского. С июля 1944-го года им командовал майор Речкалов. Тренировочные полеты проводились с аэродрома Сталева-Воля. Аэродром этот был для дивизии несчастливым. 30 июля 1944 года во время поиска площадки для него погиб штурман дивизии Герой СССР Василий Шаренко. Его сбили зенитным огнем окруженные в этом районе немцы. Шаренко был настоящим асом: 223 боевых вылета, 51 воздушный бой, 12 сбитых лично и 4 в группе, но в этот злополучный день он летел не на своей «аэрокобре», а на тихоходной этажерке По-2. поэтому уклониться от зенитного огня не смог.
Пока на фронте стояло затишье, надо было успеть провести переобучение, причем всего на нескольких самолетах, потому что для всего полка машины еще не поступили, так что рев тех немногих истребителей Ла-7, которые имелись в наличии, стоял над аэродромом с утра до вечера. А кроме переобучения на Ла-7 дивизия в который раз проводила обучение «молодых». «Старики» проводили с ними занятия, делились опытом воздушных боев под облаками, «свободной охоты», воздушной разведки. Снова зачастили корреспонденты газет, журналисты, кинооператоры, фронтовая газета «Крылья победы» открыла специальную рубрику, посвященную «боевой школе» 9-й гвардейской авиадивизии. Статьи для газеты писали Покрышкин, Речкалов, Федоров, Крюков, Клубов, Старчиков, Лукьянов, Труд и другие, известные теперь уже всей стране асы. Это было хорошее, полное радости и надежд время, и оно бы осталось в памяти Покрышкина таким, если бы не ужасное происшествие – гибель Александра Клубова, его любимого ученика и личного друга.  Произошла эта беда 1 ноября 1944 года.
                ***
Клубову удалось обратить  на себя внимание Покрышкина в первый же день, когда он попал  в 16-й гвардейский авиаполк в числе других молодых летчиков, привезенных Крюковым  для пополнения из 84-го истребительного авиаполка. Случилось это в последний  день весны сорок третьего – 31 мая.  Саша Клубов отличался от других молодых летчиков своей атлетической фигурой. На  гимнастерке его поблескивал орден Красного Знамени, одна из самых уважаемых фронтовиками наград. Это означало, что Клубов опытный  боец,  имеющий на своем счету не одну воздушную победу. Выражение открытого мужественного лица серьезное и спокойное. Глаз сразу же зацеплялся на следах от  тяжелого ожога. Значит, человек побывал в серьезной переделке, калач тертый. Но главное, что понравилось Покрышкину в облике этого молодого 25-летнего светловолосого парня,  это его глаза, которые смотрели открыто и прямо. Он где-то то ли слышал, то ли читал выражение «Глаза – зеркало души», и в тот момент ему показалось, а быть может, так оно и было, что через эти карие глубоко посаженные глаза на него взглянула родственная ему душа прирожденного воздушного бойца, который никогда не будет избегать боя, а будет, напротив, искать противника и никогда не струсит, не предаст. Люди этого типа на фронте на вес золота. Таким был Фадеев, его погибший друг. В тот момент, когда они с Клубовым смотрели друг на друга, застыв в рукопожатии, Покрышкину вдруг пришла в голову мысль, что этот паренек  станет ему новым настоящим другом, который займет место Вадима. И он не ошибся, именно это потом и произошло.
К моменту их встречи Клубов успел стать отличным боевым летчиком, провел 242 боевых вылета и 56 воздушных боев, сбил 4 самолета вражеских самолета лично и  18 - в группе, участвовал в штурмовках, во время которых уничтожал пушечным огнем немецкие танки и автомашины, подавлял зенитные точки, сжигал самолеты на аэродромах. Да что там говорить, Красное Знамя просто так не давали, такой орден надо в тяжелых боях и кровью заслужить. Клубов честно заработал свой орден. В одном из тяжелых боев его подбили, «чайка» его был охвачена огнем, а выпрыгнуть он не мог, потому что находился за линией фронта, над вражеской территорией. Получил тяжелые ожоги лица и шеи, лежал с ними в госпитале, весь в бинтах, только прорезь для рта оставили. К счастью, глаза не пострадали, к летной работе его медкомиссия допустила, хотя он даже улыбаться в первое время после выписки не мог без боли. Но Клубов не унывал. Главное, что снова разрешают летать. Вернулся в свой полк, принимал участие в Кубанском сражении, снова сбивает «мессеров»  и  получает новый орден – Отечественной войны 1-й степени. Именно там, на Кубани, он впервые услышал имя Покрышкина, мечтал летать вместе с ним. И вдруг, откуда ни возьмись, появился Крюков и начал приглашать лучших летчиков перейти в 16-й гвардейский авиаполк, где как раз служил Покрышкин. Конечно, он согласился, не раздумывая. Тем более, что к тому времени командир его полка, Герой Советского Союза майор Яков Антонов,  был сбит в бою, и о его судьбе ничего было не известно.

Считалось, что майор Антонов погиб, но позже выяснилось, что он попал в плен. Антонов был лихой вояка, участвовал еще в финской, награжден орденами Ленина и Красного Знамени. Дальнейшая судьба его Клубову так и осталась неизвестной. Антонова захватили после приземления на парашюте, причем он сперва расстрелял  все патроны из своего пистолета. Может случайно, а может и специально, ни в кого из окруживших его немецких летчиков он не попал, но и себе последнюю пулю в лоб пускать не стал. До рукопашной дело не дошло, а немцы по нему и не стреляли, не хотели убивать, просто окружили и считали его выстрелы. Антонова захватили, таким образом, не без боя и отнеслись к нему с уважением, которое заслуживал достойный противник. К тому же немцев впечатлили его награды и мастерство, которое он продемонстрировал в своем последнем бою. Почему он вылетел на задание в тот день с документами и наградами, включая звезду Героя, тоже так и осталось непонятным. Уже после войны всплыли фотографии из личного архива одного из самых результативных экспертов Люфтваффе, Гюнтера Ралля. На этих фотографиях майор Антонов запечатлен с двумя пластырями на лице. Значит, ему уже оказали медицинскую помощь. Он стоит в окружении немецких летчиков и ведет с ними, по всей видимости, профессиональный разговор через переводчика. Немцы смотрят на советского аса с интересом и уважением, как на опытного и умелого коллегу по профессии. На лицах у летчиков нет злобы и ненависти, у немцев даже видно что-то вроде сочувствия. Вообще у всех летчиков похожие лица, как будто общая любимая профессия наложила на них свой отпечаток. Сам Антонов на снимке выглядит печальным, что не удивительно, но не подавленным, держится  со спокойствием и достоинством. У него на груди награды. То, что их не отняли, является признаком большого уважения, но расположены они почему-то в неправильном порядке. Возможно, награды сперва забрали, а потом вернули для снимка фронтового корреспондента. Захватить в плен живого Героя Советского Союза – это была серьезная удача.    Немцы поставили Антонова на довольствие, несколько дней он провел «в гостях» в той части Люфтваффе, летчик которой его сбил. Его особо не допрашивали и даже не держали взаперти, потом переправили в лагерь военнопленных под Моздоком, оттуда в Мариуполь. И из Мариуполя он, по некоторым данным, то ли совершил побег, то ли его освободили местные подпольщики, имевшие связь с разведотделом Черноморского флота. Дальнейшая его судьба выглядит совсем туманной. По одной из версий он скрывался в оккупированном немцами городе Ейске, что на Азовском море, и там погиб в перестрелке с полицаями, по другой версии пытался бежать при переводе в Мариуполь, и тогда был застрелен конвоирами. Его судьба в итоге так и осталась невыясненной.
   
Вместе с Клубовым в 84-м авиаполку под началом Антонова служили Сухов и Жердев. И они же с ним вместе попали в 16-й ГИАП. Ребята они были способные, но Клубов отличался какой-то особенной «чуйкой», которая присуща не просто хорошим летунам, а выдающимся мастерам воздушного боя, способным управлять большими боевыми группами.  Александр, вместе  с другими «птенцами гнезда Покрышкина», прошел обучение в «Академии Покрышкина», жадно ловил на занятиях каждое слово своего наставника, который тогда ходил со знаками различия капитана, хотя уже был майором. Занятия и примеры Покрышкина привлекали новичков своим необычным подходом, свежестью взгляда и тем, что соединяли в  себе тактику с психологией.

- Вот представьте себе, - сказал однажды Покрышкин на занятии по тактике, - что вы едете на велосипеде по широкой дороге.
- Ну, едем! – отозвались  «птенцы», а кое-кто даже изобразил руками, как рулит велосипедом.
- И вот вам надо быстро развернуться. Места на дороге для разворота достаточно. Куда поворачиваете?
- Налево! – сказал Сухов.
- Налево! – подтвердил Жердев. 
- Налево! – чуть ли не хором сказали Никитин и Голубев.  Клубов молчал, но выглядел озадаченным.
- А почему именно налево, а не направо? – быстро спросил Покрышкин, обратившись к Косте Сухову.
 - Сам не знаю, товарищ майор, - ответил Костя, - первое, что приходит в голову – крутить руль именно влево.
- А ты что скажешь, Клубов?
- Я, товарищ майор, тоже, как и все, после вашей команды сразу «повернул» именно влево.
- Получается,  велосипедист, водитель или пилот инстинктивно будет при развороте  поворачивать влево?
- Выходит так.
- А почему?   
- Движение у нас правостороннее, вот мы и привыкли, что разворот всегда влево, - сказал Клубов, - и в Германии, кстати, тоже!
- Верно мыслишь! – похвалил наставник. – Движение правостороннее, сила привычки, а кроме того, тут еще работает физиология. Большинство людей правши, и при повороте   выставят вперед сильную руку, защищая сердце. Значит, и немцы будут инстинктивно поворачивать налево и ждать того же от своих противников. А теперь представьте себе, что вы в бою, гонится за вами «мессер» в левом развороте. Вниз нырнуть нельзя – высоты не хватит, вверх уходить тоже нельзя – там «фоккеры» караулят. А «месс» уже взял упреждение, вот сейчас ударит. И каковы ваши действия?
Сухов тянет руку.
- Излагай, Костя.
- Значит, так! – говорит Сухов. - Оглядываюсь я и вижу, что «худой» уже брюхо показал. Сам я уже в облаке, и немец вот-вот в облако нырнет, но он, конечно, уверен, что я буду продолжать левый вираж. Он собирается подстеречь  меня на выходе.
- А ты?
- А я буду хитрее, в облаке сделаю правый вираж и сам зайду ему в хвост! 
- Молодец! – похвалил его Покрышкин.
- А ведь и впрямь, попадется немец! – восклицает Клубов, и глаза его загораются каким-то восторженным огнем. Лицо у него рыжевато-красное, короткие белесые ресницы отросли взамен сгоревших. И видно, что ему не терпится опробовать в бою обсуждаемые на занятиях тактические хитрости.
         
В бою он был, и  вправду, хитрым, хладнокровным  и бесстрашным. А на земле, Клубов поражал всех окружающих своей неисчерпаемой энергией. Сидеть без дела он не мог ни одной минуты, а в законные часы отдыха помогал механикам обслуживать самолеты, заправлять их горючим и боеприпасами. Физической силой Александр обладал редкостной, пошел в этом в своего отца, потому и перегрузки мог выдерживать такие, от которых деформировался  фюзеляж, срывалась антенна. Мастерство Клубова росло, число воздушных побед тоже. Бывало, что за день он сбивал по два-три самолета.  Второй орден Красного Знамени Клубов получил в ноябре 1943-го года. В феврале 1944-го его награждают орденом Александра Невского, а в апреле того же года представляют к званию Героя Советского Союза. Получив золотую звезду Героя, Клубов не возгордился, все так же вел себя с товарищами, безотказно помогал техникам на земле в часы отдыха, разве что во время воздушного боя вел себя еще более спокойно и уверенно. Звание Героя СССР сделало его известным в стране, признанным асом. Его наставник и командир мог гордиться своим учеником, ставшим ему личным другом. Он был уверен, что Клубов станет со временем и дважды Героем. А потом, когда Покрышкин уже стал командиром дивизии и готовил ее к переброске на 2-й Украинский фронт под Яссы,  произошла эта нелепая история с якобы убийством моториста. Конечно, если бы Клубов, действительно, кого-то застрелил, не миновать бы ему потери всех наград, разжалования и отправки в штрафбат, но, к счастью, все оказалось совсем не так, как представил в своем донесении в Москву его заместитель. С Исаевым все было понятно, и после этого происшествия, Александр Иванович твердо решил для себя, что служить с ним вместе он больше не будет. Но его резануло тогда и поведение Речкалова, который исполнял обязанности командира полка, в котором служил Клубов, Сухов, Жердев и погибший в учебном полете гвардии капитан Иван Олефиренко. Ведь это Речкалов отдал приказ к проведению полетов, не дождавшись прибытия технического состава. И произошла трагедия: какой-то разгильдяй забыл в хвостовом отсеке «кобры» Олефиренко сумку с инструментами, в результате чего была нарушена центровка, и самолет сорвался в плоский штопор. Боевой летчик погиб нелепо, как говорят, ни за понюшку табаку. А ведь в 16-ом ГИАП он прошел путь от рядового до комэска, провел более 50-ти воздушных боев, сбил 18 самолетов. Три ордена Красного Знамени у него были и орден Отечественной войны. Без сомнений стал бы Иван Константинович Героем, да и в этом последнем своем полете сделал гвардии капитан все, что мог, для спасения самолета,  выпрыгнул слишком поздно, потому и погиб. Было ему всего 32 года. На похоронах и поминках Олефиренко товарищи его крепко выпили, и находившийся «под парами» Клубов по дороге с поминок в общежитие поссорился с мотористом, в результате чего и прозвучал этот, чуть было не ставший роковым для него выстрел в воздух. И опять-таки Речкалов тогда организовал эти поминки с большим количеством спиртного, а Исаев с Мачневым не воспрепятствовали.

О Речкалове он в последнее время много размышлял. С одной стороны, зрелый и признанный всеми мастер воздушного боя, настоящий ас, снайпер, великолепно умеет схватывать суть боя и умело взаимодействует с остальными членами группы. В бою с Григорием было легко, а вот на земле то и дело возникали с ним у Покрышкина  мелкие стычки по самым разным поводам. То ли от недопонимания, то ли от какой-то ревности к успехам друг друга. Чего им, казалось бы, делить! Оба заслуженные «старики», у обоих грудь в орденах и золотые звезды Героя СССР. У Покрышкина уже три звезды, у Речкалова две, вторую золотую звезду он получил в июле 1944-го. Дважды Героев СССР в стране наперечет. У Речкалова нет оснований для обид, что его недооценили. И не один воздушный бой они вместе провели, а назвать Речкалова своим другом Александр Иванович не мог. Боевые товарищи, однополчане – да.  Но была между двумя асами с самого начала войны какая-то едва уловимая окружающими напряженность в отношениях, которая, не мешая им друг друга уважать, заставляла пристально присматриваться друг к другу и замечать любые огрехи и промахи. Миронов, Фадеев, Клубов, Труд, тот же Олефиренко были ему, безусловно, настоящими друзьями, а Речкалова он, говоря без утайки, всегда недолюбливал, считал его слишком самолюбивым человеком и таким, про которых говорят, что они «себе на уме». Стремится командовать, двигаться вверх по служебной лестнице, и это нормально, но при этом допускает волевые и необдуманные решения, в результате которых погибают его товарищи. Вот и сейчас Покрышкин считал, что, как и случае с Олефиренко, в гибели Клубова есть вина Речкалова.    

Незадолго до гибели, в октябре сорок четвертого, Клубова представили к званию дважды Героя СССР. Было у него на боевом счету уже 39 воздушных побед. Приезжал тогда в дивизию к Покрышкину военный  корреспондент Юрий Жуков, тот самый, что летал с ним и Речкаловым в Новосибирск, а комдив его отвез в 16-й полк и познакомил с Клубовым. Долго тогда проговорил с  корреспондентом  Клубов и рассказывал в основном не о себе, а о товарищах – о Жердеве, Сухове, Труде, да о своем командире. Знал он уже, что ждет его вторая золотая звезда Героя. И корреспондент тоже знал. В тот же вечер для летчиков устроили развлечение – показывали американский фильм «В старом Чикаго», а после кино были танцы под духовой оркестр. С девушками из ближайшего села танцевали вальсы и фокстроты, потом неунывающий Труд лихо «сбацал» чечетку, всех охватило настоящее веселье. Кружились юбки, звякали медали, звучал смех парней, девичьи вздохи, какие-то пары уже начали прямо во время танца обниматься, а Клубов стоял около стены, прислонившись к ней спиной, и не участвовал в общем веселии. На лице у него была печаль.  Комдив заметил это и задумался, ему захотелось подойти к другу и расспросить, в чем дело, но кто-то его отвлек, а когда он в этой суматохе вновь вспомнил про Клубова, того уже не было. С чего ему грустить? Нелепая история с мотористом закончилась, он полностью прощен и даже представлен к званию дважды Героя. Бояться за себя ему нечего, советские ВВС уже значительно сильнее Люфтваффе, боев в меньшинстве больше не бывает, да и мастерство  Клубова стало настолько высоким, что сбить его в бою практически невозможно. Так с чего ему печалиться? Неужели он предчувствовал свою скорую гибель?
      
Клубов разбился в учебном полете на Ла-7. В тот день был настолько сильный боковой ветер, что посадки были трудными даже при прочих идеальных условиях, а тут еще плохо отремонтированная бетонная полоса, взорванная немцами при отступлении, добавляла риска. Разумно ли было при таких условиях  назначать учебные полеты на новой, плохо освоенной технике? Но Речкалов назначил. При посадке у Ла-7 Клубова отказали посадочные щитки. Заводской дефект! Скорость не гасилась, как надо. Он один раз зашел на посадку, потом набрал высоту, зашел снова, колеса коснулись полосы. Все, кто наблюдал это, уже, было, перевели дух, но самолет выкатился за пределы полосы, туда, где был мягкий грунт. Колеса увязли и остановились, но самолет продолжал по инерции двигаться вперед. Если бы Ла-7 имел шасси с передней стойкой, как «аэрокобра», это было бы не страшно, но новейший истребитель Лавочкина имел, как и его предшественники, хвостовую стойку. Опасность капотирования сохранялась, оно и произошло. Самолет на глазах у всех медленно, как бы нехотя, встал на нос, застыл в таком положении на мгновение, а потом повалился  на спину. Все происходило, как в кино при замедленной съемке. Клубова придавило! Одновременно ко всем пришла эта мысль, и к его самолету бросились боевые товарищи, их обгоняли пожарные и санитарные машины. Добежавшим до скапотировавшего самолета открылось страшное зрелище: голова пилота была придавлена к земле левым бортом истребителя, под ней уже натекла лужица крови. Мгновенно сильные руки принялись поднимать самолет и вызволять из-под него товарища. Клубов был еще жив, но без сознания. Его отвезли в ближайшую больницу. Все надеялись на чудо, но оно не произошло. Александр умер через полтора часа, не приходя в сознание.
   
- Речкалов, Речкалов… Как же ты мог загубить такого летчика?  - сказал вслух Покрышкин, когда врач сообщил эту печальную весть.

Получить вторую золотую звезду Клубов не успел. Его похоронили сперва в городе Тарнобжег, затем перезахоронили во Львове, в сквере перед зданием Университета, а потом, уже после войны, останки дважды Героя были перенесены на воинское кладбище львовского мемориала "Холм Славы". На гранитном надгробии сперва были высечены слова «Герой Советского Союза», а когда был опубликован Указ Верховного Совета о его награждении второй «золотой звездой»,  камнерез добавил слово «дважды».

В дивизии Клубова провожали в Тарнобжег без оркестра. Гроб с телом установили перед самолетом Ли-2, который должен был поднять Клубова в последний полет, а над ним с грохотом проносились истребители и стреляли в воздух из пулеметов и пушек, салютуя погибшему товарищу.   В небе были Голубев, Жигалов, Березкин и Руденко.
                ***