Художественные работы Кира Булычева
Настоящее призвание к серьезным занятиям искусством возникает у многих людей в различные периоды их жизни. И если первоначальный творческий импульс оказывается достаточно мощным, то это увлечение уже не проходит бесследно и бесплодно, а имеет все шансы стать очень важной, может быть, даже решающей частью индивидуальной биографии будущего крупного мастера или, в крайнем случае, энтузиаста-дилетанта. Но ведь формы служения искусству могут оказаться тоже очень разными. Кто-то посвящает этому все свои силы, время и энергию, уверенно и целенаправленно идя по пути профессионализации и постоянного участия в творческом процессе, а кто-то вполне сознательно довольствуется гораздо более скромной и не слишком заметной ролью любителя, отнюдь не стремящегося к широкой известности, не говоря уж о громкой славе. Однако это нельзя считать каким-то недостатком или намеренным умалением своих возможностей.
В конечном счете, реальный вклад в искусство определяется совсем другими критериями, имеющими мало общего с общепризнанной популярностью или рекламной раскруткой. Речь идет о степени таланта, о качестве мастерства и, самое главное, об искренней преданности тому делу, которое когда-то вдохновило и привлекло к себе бескорыстное внимание творческой личности. Именно такая ситуация открывается перед нами в данном случае.
Не секрет, что в судьбе каждого творческого человека бывает момент выбора, когда на многие годы вперед, а иногда и на целую жизнь, определяется его будущий путь в искусстве. Для Игоря Можейко этот выбор произошел в возрасте четырнадцати лет. Он мог стать не писателем или ученым, а профессиональным художником. И хотя этот вариант в полной мере так и не реализовался, с живописью Игорь Всеволодович все равно не расставался вплоть до последних дней.
Внезапно прерванный дебют
Начало увлечения изобразительным искусством совпало с его первыми поэтическими опытами. Когда, попав в больницу для операции на гландах, Игорь впервые начал рифмовать, внезапно проявился и его активный интерес к рисованию. Чтобы скрасить (в буквальном смысле слова!) невеселые часы в больничной палате, он попросил маму принести бумагу и цветные карандаши. С помощью этого художественного арсенала Игорь принялся зарисовывать с натуры всё, что видел вокруг, – интерьер палаты, пейзаж за окном. (I)
У него неплохо получалось и, окрыленный собственным неожиданным успехом на новом поприще, Игорь сумел уговорить маму отдать его в художественную школу. Там он с большим удовольствием проучился целый год. Больше ему нравилось рисовать акварелью, но и графике он тоже отдавал должное. Педагоги признавали у него немалые способности, и Игорь всё чаще стал задумываться о возможной карьере художника.
Но тут, как это часто бывает, вмешался случай. Из-за проблем со здоровьем Игорю пришлось на месяц отправиться в санаторий. Беда была в том, что путевка пришлась на сентябрь. И когда Игорь наконец вернулся в Москву, пропустив целый месяц занятий, ему показалось неловко появляться в школе, так сильно отстав от одноклассников. Мама тоже не стала настаивать, поскольку не воспринимала увлечение сына всерьез.
Но отсутствие специального художественного образования не помешало его творческим опытам. Интерес к живописи оказался настолько сильным, что Игорь все равно упорно продолжил рисовать. Его школьные и институтские друзья не раз вспоминали, что этюдник был неотъемлемым атрибутом молодого Можейко – тот не расставался с ним даже в турпоходах, раскрывая при каждом удобном случае. (II) Он рисовал красоты природы, типажи людей, особенности построек – с равным интересом и удовольствием.
Ироническая графика
Свои рисунки и акварели Игорь долгие годы хранил при себе и мало кому показывал. Исключением стали разве что несколько беглых набросков под названием «В зоопарке» для газеты «Советский студент» – малотиражки Института иностранных языков, где он тогда учился на втором курсе.
А вот более серьезное появление в печати Можейко-художника относится уже к 1960-м годам, когда он сам увлеченно иллюстрировал свои путевые очерки для журнала «Вокруг света» и оформлял первые, тогда еще не фантастические, а научно-популярные книги: «Это – Гана», «Аун Сан» (в серии «Жизнь замечательных людей»), «5000 храмов на берегу Иравади».
Наверное, отнюдь не случайно, что его женой стала профессиональная художница Кира Алексеевна Сошинская. Впоследствии он с юмором вспоминал, что, взглянув на его энергичные занятия изобразительным искусством, супруга предложила каждому заниматься своим делом: «Я подумала и решила, – сказала Кира, – мое дело – рисовать. Твое – писать. Нельзя чтобы мы оба и писали, и рисовали» [1]. Так и получилось: многие книги Кира Булычева и почти все научно-популярные труды Игоря Можейко увидели свет именно в ее оригинальном и выразительном художественном оформлении.
Сам же Можейко вернулся к иллюстрированию своих произведений лишь однажды, в 1977 году, когда подготовил для публикации в журнале «Знание – сила» рассказ «Градусник чувств» из гуслярского цикла [2]. Это единственный и уникальный случай, когда авторскими рисунками сопровождалась его собственная фантастическая проза.
Зато круг других иллюстраторов, оформлявших его книги, постоянно расширялся, а с некоторыми из них, как, например, с замечательным художником Евгением Мигуновым, он подружился и всегда гордился их многолетним творческим союзом.
И еще один оригинальный художественный жанр облюбовал Можейко в эти годы – графические шаржи, которые он мастерски и с неподражаемой легкостью набрасывал с натуры во время длинных конференций, заседаний, чьих-то выступлений, докладов и прочих официальных скучных мероприятий. Кого он только ни рисовал – писателей, кинодеятелей, коллег-востоковедов. Сам он иронично называл героев шаржей «жертвами моего карандаша» [3, с. 259]. В архиве сохранилось довольно много таких импровизированных портретов; правда, не все они подписаны, поэтому сейчас порой трудно выяснить, кто же именно на них изображен.
Но не стоит думать, что он только насмехался над другими: к себе он относился не менее иронично. Свои шаржи-автопортреты он рисовал вместо автографов – очень быстро, уверенно, почти в одно касание. У него было несколько типовых вариантов, но всякий раз образ получался с индивидуальными особенностями и отличительными черточками. Иногда такими автошаржами даже оформлялись публикации – вместо фотопортрета. Например, персональная колонка в газете «Книжное обозрение» открывалась каждый раз новым, но уже привычным и узнаваемым автопортретом.
Акварельные моря пейзажных ландшафтов
Акварелью же Игорь Всеволодович продолжал охотно и много рисовать исключительно для себя. Как сам он шутливо выразился в одном из своих многочисленных интервью: «Рисую акварели – метр на метр» [4]. Но это, конечно же, гипербола. На самом деле формат его художественных работ никогда не достигал таких крупных масштабов, вполне укладываясь в стандартные размеры специальных листов, предназначенных для нанесения на них акварельных красок. Изобразительный ряд этих визуальных произведений разделялся в основном на две главные сюжетные линии, в количественном отношении представленные приблизительно поровну, – натюрморты и пейзажи. Натюрморты, в свою очередь, подразделялись на состоящие исключительно из самых разных цветов, преимущественно ярких и сочных тонов, а также на композиции, органично дополнявшиеся россыпью фруктов и овощей, чью колоритность и аппетитность он умел великолепно передавать.
Составление цветочных букетов было важным элементом художественной работы Можейко: резкая контрастность необычных форм и переливающихся оттенков придавала изображениям романтически приподнятую выразительность. Да и сами по себе цветы вызывали к себе особое отношение Можейко. Однажды он даже отметил, что для него календарный год мерится по цветам, а каждый цветок воплощает в себе одновременно произведение природы и времени [5]. Именно стремление перенести на бумагу и тем самым надежно сохранить в наглядных образах искусства хрупкую и тонкую красоту цветочного мира неизменно одухотворяло его красочные акварельные симфонии.
Известный художник Борис Жутовский высоко ценил эти художественные работы Можейко – «моря акварели, быстрые и талантливые, как и всё, что делал Игорь» [6, с. 3], особо отмечая присущую им радость красок и игры цвета, органично передававшую тот неподдельный «восторг ощущения» [6, с. 3], которым был насквозь пронизан и глубоко насыщен можейковский взгляд на красоту и гармонию окружающего природного мира.
По мнению Жутовского, для эстетически непосредственной и в чем-то даже немножко наивной творческой манеры Можейко-художника можно было усмотреть определенную аналогию в авторском методе одного из признанных европейских мастеров первой половины ХХ века: «Почти “детскость” этого явления в мировом искусстве всплывает именем Дюфи» [6, с. 3]. (III) Некоторая чисто внешняя параллель в данном случае действительно прослеживается, но речь может идти не столько о прямом влиянии и тщательном усвоении приемов, сколько об общей типологической близости подходов к возможностям акварельного письма двух все-таки очень разных и во всем остальном совсем не похожих друг на друга авторов.
Пейзажи Можейко тоже представляли собой двоякие объекты – на некоторых из них была запечатлена свободная природная стихия в ее естественном, первозданном виде, а другие искусно сочетались с разноплановыми архитектурными сооружениями, созданными руками человека. В итоге складывался многосторонний взгляд на окружающий мир, проницательно увиденный и тщательно воспроизведенный наблюдательным и чутким художником. При этом непосредственной пейзажной натурой по-прежнему становилось всё, что он внимательно подмечал там, где оказывался в то или иное время: это мог быть вид из окна московской квартиры, а могли быть места, куда он ездил отдыхать – Ялта, Успенское, Узкое.
Иногда там же чуть позднее разворачивались и события в его книгах: например, Узкое послужило прототипом санатория «Санузия» в первой части «Заповедника для академиков». Город Венев Тульской области дал основные черты городу Веревкину. Английский Гастингс, где Булычев неоднократно бывал, также упоминался не раз: к примеру, всего в десяти милях от него происходит действие повести «Заколдованный король» из цикла про Алису. Многочисленные пейзажи любимой им Ялты пригодились для детального описания романтических прогулок героев в первых романах цикла «Река Хронос».
Композиции и коллажи
Отдельное место среди художественных работ Можейко занимают небольшие экспериментальные композиции, представляющие собой абстрактные живописные образы, навеянные свободным ассоциативным воображением, искусно обыгрывающим различные трансформированные геометрические фигуры и гротескные колористические комбинации в духе авангардистской живописи, рассчитанной в большей мере на эмоциональное восприятие, нежели на рационалистическую рефлексию. Можейко отдал существенную дань этим общемировым тенденциям, столь популярным в ХХ веке, оригинально соотнеся свои индивидуальные опыты с эстетическим контекстом эпохи.
Следует упомянуть также и об еще одной художественной технике, богатые возможности которой он с энтузиазмом использовал, а именно – о технике коллажей, скомпонованных на основе различных арт-объектов, включая старинные фотографии, почтовые открытки, вырезки из дореволюционных книг и журналов. Многослойные напластования исторических времен, во многом напоминающие извилистый ход полноводных потоков реки Хронос, придавали этим коллажам как бы дополнительное измерение, в котором искусство и жизнь взаимно проникали друг в друга, образуя нерасторжимый синтез, позволяющий по-новому взглянуть на полузабытое прошлое сквозь призму современности. Эти коллажи представляют собой своеобразные параллели к историческим романам Кира Булычева.
Ретроспективные экспозиции
Может показаться странным, что общепризнанный писатель-фантаст выступал в изобразительном искусстве как художник-реалист. Скорее всего, права Кира Сошинская, очень точно и верно сказавшая о его художественных работах: «Фантастика вся ушла в литературу. А здесь он хотел рисовать то, что видит» [7].
Занятиям живописью Можейко мог уделять целые дни напролет, временно отложив все другие текущие дела. В последнее лето своей жизни он тоже много рисовал: иногда – прямо с натуры, а иногда – по ранее сделанным им же самим фотографиям понравившейся и запомнившейся местности.
А вот судьба его художественного наследия сложилась отнюдь не просто. Если стихи Можейко хотя бы изредка приходили к читателю (пусть редко и мало), то его картины до недавнего времени оставались совершенно неизвестны широкой публике. При жизни не было ни одной экспозиции, ни одной серьезной искусствоведческой публикации о них. Заслуженная известность к его живописи пришла уже посмертно. В Москве прошли две выставки, объединившие работы двух художников – мужа и жены: одна в художественной галерее «На Солянке» (2004 год), вторая – в залах Государственного литературного музея (2012 год). Как отмечали художественные критики и просто любители изобразительного искусства, акварели Кира Булычева располагают к себе теплыми тонами, умиротворяющим настроением, спокойным жизнелюбием [8]; они светлы и радостны, а иногда чуть-чуть ироничны [9]. Таким образом, можно с полным основанием сказать, что художественные работы Кира Булычева наконец-то нашли своих заинтересованных и благодарных зрителей.
Сейчас как раз ведется активная подготовка к изданию большого альбома-каталога, с почти исчерпывающей полнотой объединяющего под одной обложкой многочисленные образцы его оригинального и своеобразного художественного наследия, создававшегося на протяжении без малого полувека активной творческой деятельности в сфере изобразительного искусства.
Говорят, что талантливый человек талантлив во всем. Возможно, это и не абсолютная истина, но в отношении Игоря Всеволодовича Можейко – Кира Булычева – востоковеда, переводчика, популяризатора науки, очеркиста, писателя, поэта, сценариста, драматурга, художника, ученого-фалериста – это, безусловно, самая настоящая правда.
Примечания
(I) Выдержанный в иронических тонах рассказ о первых собственных художественных опытах приведен в начальных главах его увлекательной автобиографической книги (Булычев К. Как стать фантастом: Записки семидесятника. – Челябинск: Околица, 2001. – С. 76–78).
(II) Например, в воспоминаниях его друга Эрнста Ангарова запечатлен такой выразительный эпизод совместной поездки летом 1953 года в древний городок Борисоглебск: «Добрый знак: Игорь берет этюдник и располагается посреди голого пространства писать маслом лошадь, пасущуюся на фоне стен монастыря. У него получается похоже. А у меня похоже не получается. Я сижу с ним рядом. Он предложил и мне попробовать писать ту же лошадь» (Кир Булычев и его друзья: Мемориальный сборник произведений Кира Булычева и воспоминаний о нем его друзей / Сост. Сошинская К. А. и др. – Челябинск: Челябинский дом печати, 2004. – С.36).
(III) Имеется в виду знаменитый французский художник Рауль Дюфи (1877–1953), для позднего периода творчества которого характерно активное обращение к выразительным колористическим эффектам акварельной техники.
Литература
1. Булычев К. Путешественник? Историк? Или писатель?.. // Искатель. – 1998. – № 5. – С. 165–170.
2. Булычев К. Градусник чувств // Знание – сила. – 1977. – № 5. – С. 62–64.
3. Кир Булычев и его друзья: Мемориальный сборник произведений Кира Булычева и воспоминаний о нем его друзей / Сост. Сошинская К. А. и др. – Челябинск: Челябинский дом печати, 2004. – 318 с.
4. Булычев К. [За отчетный период...] // Если. – 2000. – № 8. – С. 271.
5. Булычев К. Три ответа на один вопрос: [Рукопись из архива наследников Кира Булычева].
6. Жутовский Б. И. Состязание в любви // Кир Булычев и Кира Сошинская: Каталог выставки. – М.: Na Solyanke, 2004. – С. 2–3.
7. Киру Булычеву исполнилось бы 75: [Видео; программа «Сегодня», НТВ, эфир: 18 октября 2009]: (Электронный ресурс). URL: www.ntv.ru/video/178230
8. Жихов А., Будагянц И. Земные пейзажи писателя-фантаста: (Электронный документ). URL:
9. К 70-летию со дня рождения Кира Булычева... // Если. – 2004. – № 11. – С. 301.
Декабрь 2019
(Статья написана в соавторстве с М. Ю. Манаковым)
Свидетельство о публикации №220120101801