Вторая любовь
Пускай это будет размышлением вслух. А явится ли оно приглашением в Мир Автора, решать читателю. И поскольку я не дозрел до рецензии, выбрал форму автоинтервью. Нечто вроде диалогов с самим собой в процессе чтения книги.
– Сразу глобальный вопрос. Твои ожидания – и литературные, и человеческие – оправдались? Или ты ждал нечто большее и чуть иное?
– Глобально – да, они оправданы. Конечно, я знаю, большей частью, чего ждать от автора. Большей, подчеркну. Просто потому, что читаю в соцсетях с 2017 года. Но там, где я встречал (исключительно в стихах!) нечто неожиданное, я очень ясно видел фрагменты Эпохи Нулевых. Именно фрагменты: так объектив выхватывает кадр без осознания всей панорамы. Это суть той эпохи: она мелка, мало что оставит после себя, о ней не случится ни художественных картин, ни пошлой мифологии много лет спустя. Но ведь люди всё так же жили, надеялись, верили и любили. И писали стихи, в том числе. Этот нерв времени – скажем, в цикле ранних стихов автора, я ощущаю весьма отчётливо. Это обездвиженная эпоха, я бы так её назвал. Возврат в прошлое – пошлость, настоящее – проиграно, будущее не узреть даже «гадательно, сквозь мутное стекло». Но есть лирическая героиня, не признающая это поражение и желающая жить и отыскивать смыслы, при всей отравленности среды. Я сам дитя той эпохи, пусть и сражаясь с ней в меру сил и талантов. Мне это понятно.
Но, конечно, я ценю стихи, что не привязаны ко времени. Например, цикл «Вздохи для тишины». Это созвучно человеку из позапрошлого века – и будет, надеюсь, и в следующем.
А в прозе мне очень не хватило цикла «Моё музыкальное пиано» (он публиковался в Facebook автора). Но я понимаю, что это нечто из области дружеского междусобойчика. Мелочная претензия. Едва ли она возникнет у иного читателя.
– Ты ведь не сторонник говорить о стихах. Все эти точные расшифровки образов, прочтения, ссылки на…
– Да. Меня в иной жизни и другой стране научил этому Борис Гребенщиков. Он сказал мне в далёком 1996: понимаешь, я совсем не против, если слушатель считывает в образах песен совсем не то, что вкладывал в них я. После публикации произведение перестаёт принадлежать автору, в том числе и в смысле некой «каноничности восприятия». Нравится ему это, или нет. Я, как буддист, давно смирился с этим.
С другой стороны, я полностью согласен с тем, что сказала Лена. Если образ лирического героя/героини не совпадает с запросом читателя, ничего не попишешь, увы. Не спасут ни форма, ни содержание.
Поэтому, нет смысла спрашивать автора «так какую строчку Фета вы бубните, Елена?». Ты это или сам понимаешь, или не дано. Если понял без умных примечаний, это твоё стихотворение. И твой микрокосм совпал с авторским. Для всего иного есть проза.
– Защищаясь от нападок пуританских читателей в части собственных прозаических сцен и стихов на грани допустимой откровенности, ты цитировал филолога Марину Андреевну Журинскую. В том смысле, что человек творческий уподобляется Тому, Кого однажды распяли, предварительно высмеяв и унизив. Но он, тем не менее, делится из глубин души. Несмотря на…
– Да. Сам для себя я вывел незыблемый канон: если стесняешься сказать о Главном в поэзии или прозе, недоговариваешь, стыдливо умалчиваешь – тогда будь совсем нем, или читай это собаке, кошке и любимой девушке. Иначе нет смысла.
Здесь, безотносительно совпадений с образами и восприятием автора, мой низкий поклон. За смелость. И где-то даже бесстрашие. Кто пожелает – прочтёт. Не только стихи, кстати. Но и прозаические куски. «Эрогенная зона», например.
– Это вторая книга автора…
– Бессмысленно сравнивать «Век без поэтов» и «Вторую любовь». Философскую публицистику, пускай и с отчётливым «Я» Елены, со сборником личностных эссе и стихотворений. Первая книга – свидетельство о времени и социуме, о предназначении творческого человека и его попытке найти себя в антигуманитарную эпоху. Вторая – приглашение в микрокосм. Где будет и больно, и непонятно, и несозвучно, но скучно и равнодушно – никогда.
И по большому счёту, у меня один критерий. Он над этикой и дружбой, над субъективными совпадениями с автором, над тем фактом, что мы из одной эпохи и способны общаться на одном языке.
Всё просто: у автора или есть почерк, который не стяжается никакими лит. институтами или он отсутствует.
– Есть?
– Риторический вопрос. А всё иное, недопонятое-недочитанное, поправимо.
*Но этой стилистической цельности нет и в обыденной жизни. Простейший пример: выходя летом в шлёпанцах в магазин, ты пересекаешь сразу несколько миров. Вот – нищий у помойки. Вот идут радости плоти, как съязвил БГ. Вот торгаш на рынке обсчитывает покупателя. В парке неотмирно поют соловьи. На скамеечке пенсионерки возмущаются Путиным. А у тебя в наушниках – та музыка, что, как тебе хочется верить, уходит в вечность.
Совершенно невозможно понять, как все эти миры, куда более несхожие, нежели поэзия и проза, сосуществуют в одном трёхмерном пространстве.
***
Фрагменты из книги «Вторая любовь»
Творческий человек должен быть немного аутсайдером, оставаясь в рамках, не сходя с ума и не оправдывая себя тем, что «я художник, я так вижу».
Мои студенты, четвёртый курс (МГУ – примеч.), историки-искусствоведы, на вопрос, ради чего художник рисует, ответили, что для публики и продажи картин. Но если так, не было бы Ван Гога, о котором незадолго до смерти предложили сделать выставку, а он отказался. Художник боялся быть уловленным успехом. И среди современных писателей, достаточно крупных и состоявшихся, некоторые стремятся не на массовый рынок, а предпочитают быть читаемыми и продаваемыми в узком сегменте, для которого пишут, поскольку им важно сохранить самих себя. А направленность на широкий диалог автору вредит.
(Из предисловия к книге)
Зачем мне ум
Когда я
Без тебя
Но кто ты?
Ты несостоятельный тип. Единственный орган, который делает человека мужчиной – это, представь себе, головной мозг. Сознание – вот моя эрогенная зона.
Я эстет, а эстет обречён быть разборчивым, соблюдать, уж позвольте, эротическую диету, иначе душа его, хрупкая астеничка, заболеет от контакта с реальностью.
Это необъяснимо, когда тебе нравятся личности с лингвистическим интеллектом. Почему-то мы никогда не любим тех, кто нам нравится. Мы любим тех, кто нас возмущает, и стараемся поглотить их, упуская из вида, что тем самым делаем частью себя. А значит, и сами становимся тем, что нас возмущает.
(из цикла «Эрогенная зона»)
«Я хочу тебе рассказать…» – это значит: я люблю тебя.
Путь духа – бег трусцой.
Мои дружбы – с травами. Мои беды – с людьми.
Хрустальный бокал: пустой – сверкает, не сверкает – когда наполнен. Так же и человек.
Голос Бога часто сталкивает в личную катастрофу. Поэтому Его не хотят слышать.
Когда тебя пинают ничтожества, вспоминай, как жил Иоганн Себастьян Бах.
Истеричность – такой же дар, как музыкальный слух или философский склад ума. Надо иметь мужество, чтобы быть истериком в условиях пропаганды «позитивной психологии на каждый день».
Свою уникальность, как шило в мешке, не утаишь.
(Из цикла «На полях жизни»)
Что гадать и молиться, иконку целуя?
Будет снова пустая страница.
Я не сплю – я же знаю, что этот феномен
И к утру, хоть умри, не приснится!
На балконе играют ажурные тени
Закипает обыденно кофе,
И шушукают клёны, пустившие сплетню:
Нет края этой голгофе…
Нет, я предчувствую, я верю, смерти нет!
И, проясняя сердцу всех живых истоки,
Сливаются в миноре флейта и кларнет
и как ручьи, бегут под мои пальцы строки
На рубеже, где тьма перетекает в свет
У входа в спящий дом – блаженство ли, смятенье?
И голос то звучит, то не понять ответ
Что жизнь – всего лишь тень, отброшенная тенью…
(из поэмы «Вздохи для Тишины»)
Страница Елены Янушевской на Стихи Ру:
https://stihi.ru/avtor/yelenaya
Свидетельство о публикации №220120101925