Из песни выкинутые слова

Из песни выкинутые слова
 (Невыдуманная история)

С талантливой поэтессой и журналисткой, всегда элегантной Рано Мубориз мне одно время довелось работать в таджикоязычной газете «Литература и искусство», главным редактором которой я был. Она уроженка Памира, Крыши Мира, как образно называют этот высокогорный самобытный край. Я ее уважал и продолжаю уважать за добросовестность и серьезное отношение к своим обязанностям. Как-то по делам я пришел в Союз писателей Таджикистана и встретил там Рано, и поныне работающую в этой старейшей творческой организации республики. Я ее поздравил с новыми стихотворениями, которые пришлись мне по душе. Мы разговорились и, слово за слово, Рано поведала мне одну историю из своего детства. Эта простецкая, незатейливая, казалось бы на первый взгляд, история запомнилась мне тем, что наводит на раздумья. О превратностях нашей быстротечной, как горные реки, жизни, о несуразицах, несусветных предубеждениях, не имеющих логического объяснения, которые встречались и наблюдались еще не в столь оны времена, о том, что все преходяще, как времена года, а порою бывает и наоборот, старое возвращается на круги своя, наступает час очищения кармы, потому как для любого действия есть своя реакция и последствия.

Вот и на такие думы навела меня история, услышанная мною от Рано, а рассказала она во что:

- Когда я еще была в подростковом возрасте, в нашем кишлаке, что в Шугнанском районе, часто звучала на различных традиционных обрядах и церемониях, которая начинается со словами «На зов, на призыв Шах Носира откликнись и немедля приди», а заканчивается такими: «Ленин, брат наш большой, проводник, он всегда впереди». Автор текста этой песни неизвестен, по всей видимости кто-то из наших дальних предков. А последняя строка, где упоминается Ильич принадлежит перу Народного гафиза Сайдали Вализода и сочинена в духе своего времени.

Тут я должна заметить, что на Памире согласно древним обычаям и обрядам на церемониях радостных и печальных, совершается ряд культовых актов. Это непременно, и когда умирает человек. Так, на третий вечер после кончины кого-то из земляков, в его доме, который на то время памирцы называет «Обителью печали», проводится церемония зажигания фитильных ламп. По этому случаю приносят в жертву барана. Это животное символизирует того барана, который по преданию спустился с небес и волею Божию пророк Авраам принес его в жертву вместо своего сына Измаила. Правоверные уверены, что свет от зажженных ламп будет освещать путь покойного, ведущую в рай. По преданию и усопший и зарезанный баран оживут. Покойный сядет на барана и при свете символической лампы пройдет через мост над геенной и попадет в рай, если, конечно, это праведник. Затем в «Обители печали» начинается вторая часть траурного ритуала – песнопение, в котором главное место занимает песня «Призыв Шаха Носира». Шах Носир это великий поэт, писатель, мыслитель и путешественник, которого на Памире стар и млад считаются и почитают как своего духовного предводителя и учителя. Хотя он родом из долины, из Кабодиёна, много лет прожил в горах Памира. Его могила находится в афганском Бадахшане, и адепты с XI века со всех уголков ходят туда поклоняться. А у нас на Памире, в таджикском Бадахшане с незапамятных времен есть источник, который именуется «Источник Носира», который у нас считают священным. К песне «Призыв Шаха Носира» на Памире относятся с благоговением. В каждом кишлаке есть люди, которые с профессиональным мастерством исполняют, эту песню. В пору моего детства и у нас в кишлаке был такой. Помню голос у него был звонкий, сильный и тек, как ручей по камушкам. Вслед за взрослыми песню подхватывала детвора, в числе других и я, не вникая в ее смысл и содержание. Но со временем я стала задумываться: «А зачем Ленина, который боролся с религией, призывать на наши религиозные мероприятия, причем он?». Любопытство взяло вверх и за разъяснениям я обратилась к отцу. Узнав, что меня интересует, он улыбнулся и начал рассказывать:

- Это было в середине 30-х годов ХХ века, во времена воинствующего атеизма. Повсеместно закрывались мечети, молитвенные дома, преследовались муллы, якобы насаждающие пережитки прошлого. Их, и даже просто грамотных людей, хранящих в своем доме книги на арабской графике, забирали и увозили, многие из которых исчезали навсегда, как листья, уносимые шаловливым ветерком. Именно в тот период, в одной «Обители печали» поминали усопшего, и приглашенный певец, тронув струны дутара, хорошо поставленным голосом запел, в окне появилось хмурое лицо человека, которого все знали как стукача и осведомителя карательных органов. Заметив его, певец тут же осекся, понимая, чем может обернуться для него грозный взгляд стукача. Выдержав небольшую паузу, после слов «На зов, на призыв Шаха Носира откликнись и немедля приди», вновь запел: «Ленин, брат наш большой, проводник, он всегда впереди». Хмурое лицо исчезло. Этот случай стал известен и другим певцам, и они для страховки, стали тоже так напевать. И так продолжалось долго.

- После того, что мне рассказал отец, - сказала Рано, - мне стало ясно, как строка из прокоммунистическую песню вкралась в религиозную. Время было такое, но теперь оно кануло в Лету. А ныне на Памире никто не попирает прав человека, люди свободно, без оглядки выполняют все ритуалы и обряды, повсюду звучит песня «Призыв Шаха Носира», но уже без упоминания Ильича. Слова, связанные с ним, просто из песни выкинули. Но когда я вспоминаю рассказ отца, мне становится и смешно, и грустно.

- Да, а подтвердил я, - как говорится, и смех и грех, это ж надо!

И еще, мне вспомнились слова Хафиза:

Тебе топор я вручил, чтобы ты дрова рубил,
А не для того, чтобы ты мечети громил.

А также Михаила Афанасьевича Булгакова: «Как причудливо тасуется колода».