Судьбе навстречу. 45 глава

 - Вай! Сынок! Малика? Азиз приехал, да не один! С другом! Радость в дом принёс мой сын, иди скорее! - радостно кричал Латиф акя, обнимая сына и крепко прижимая к себе.
  - Ассалому алейкум, додажон. Вот, гостя принимайте! Но не только погостить приехал мой друг, но и помочь вам  собраться, - в ответ обнимая отца, говорил Азиз.
  - Ва аляйкум ассалом, сынок. Вы принесли радость в наш дом, - ответил Латиф акя, подходя к Рафаэлю и пожимая ему руку.
  - Ассалому алейкум, ота. Радость в Вашем доме и нам в радость, - сказал Рафаэль, приложив руку к сердцу.
  - Ва аляйкум ассалом, сынок. Инша Алла! Проходите в дом, во дворе жарко, - сказал Латиф акя, пока Азиз обнимал мать, а она, плача, прижалась к его крепкой груди.
  - Собир? Сынок? Неси брату и гостю воды для рук, - обернувшись, крикнул Латиф акя младшему сыну, который чинил старый, самодельный самокат, сидя под виноградником у арыка. Мальчик, лет двенадцати, быстро вскочил с места и рванул в летнюю кухню. Хотя назвать кухней навес, под которым стоял очаг из глины и самовар на двух кирпичах, было трудно, но это место так и называли, ошхона (кухня). Собир быстро принёс воду в медном кувшине и тазик, следом подбежали остальные дети, по очереди прижимаясь к Азизу.
  - Ассалому алейкум, акяжон, - сказал Собир, подходя сначала к Рафаэлю, проявляя уважение, как к гостю и полив ему воду на руки, тут же протянув полотенце, затем подошёл и к брату.
   Малика опа позвала дочерей, чтобы начать готовить обед, Азиз занёс ей сумки под навес.
  - Давайте, девочки, порежьте лук и морковь, - сказала она.
  - Как Вы, мама? Как поживаете? Не жалейте продукты, нужно будет, я привезу ещё из БукИ, - сказал Азиз.
  - Слава Аллаху, хорошо поживаем, сынок, что с нами сделается... ой, сколько же ты всего привёз, сынок! Может плов приготовить? Спроси своего у друга, что он любит? - сказала Малика опа, вынимая продукты из сумок.
  - Мы давно с ним плов не ели. Я знаю, как вкусно Вы его готовите, ойижон. - обнимая мать за плечи, ответил Азиз.
  - Хорошо, Азиз, а вы пока чаю со сладостями попейте. Мархабо, дочка? Стели дастархан, готовь на стол. Брату скажи, хантахту на айван пусть ставит, там не так жарко. И ты иди, Нигора, помоги сестре. Давайте, девочки, ваш брат с другом приехал, - обратилось Малика к дочерям.
  - Хуп булади, ойижон (хорошо, мамочка), - с этими словами обе девочки выбежали во двор и побежали в сторону большой веранды, построенной в начале двадцатого века, боком к солнцу, да так, что солнце весь день стороной обходило эту веранду, которую называли айваном. Как строили раньше, из досок делали ромбом скелет, который покрывали слоями глины, от чего зимой в доме было тепло, а летом прохладно.
    Часа через полтора, Малика опа занесла мужчинам плов в лягане и в косушках салат ачукчук, положив сверху горький, стручковый перец.
  - Вы собрали вещи, отец? Недели через две, можно будет переезжать в Ташкент. Правда,  надо заранее съездить в новый дом, хозяйка говорила, в начале августа они уже уедут. В конце июля, я поеду и заберу ключи. Хотя замки, думаю, нужно будет поменять. Мало ли что, - говорил Азиз, с аппетитом отправляя в рот очередную ложку с пловом и следом, с салатом.
   - Ты ведь приедешь за нами, Азиз? Я ведь сам и не найду тот дом, - спросил Латиф акя.
  - Так ведь на документах адрес написан, отец. Любой водитель по адресу и дом найдёт. Я думал, встречу вас уже там. Но Вы правы... я сам вернусь за вами. В Буке договорюсь с грузовой машиной, хорошо бы крытую найти. Да и вещей не так много, верно? Мебели, как такой, нет, старьё оставьте. Вы же видели, в доме все до посуды есть, я видел даже лопаты и грабли во дворе. Не думаю, что они заберут эти вещи в Израиль. Очень прошу Вас, отец, новую одежду мы купили, по возможности, не берите ничего лишнего, - осторожно говорил Азиз, стараясь не ранить чувства отца.
  - В кишлаке уже все знают, что мы переезжаем в Ташкент... на днях старейшина заходил, ты знаешь Турсун акя, Азиз? Ну тот, что прошлым летом двух сыновей женил, они живут наверху. Дом у них совсем маленький, семья большая. Купить новый дом, денег нет... старейшина говорит, может они переедут в наш дом, пожить пока, а расплатится за него смогут постепенно, так сказать... я старейшине сказал, что подумаю. Ведь дом от деда моего остался. Что скажешь, сынок? - спросил Латиф акя, глядя в глаза Азизу. Говоря наверху, Латиф акя имел в виду конец улицы, сама улица была покатой, шла снизу вверх. Дом Латиф акя находился посередине улицы.
  - Я учился с его сыновьями в школе, отец, Хасан и Хусан, близнецы и дом их видел, раз в десять меньше нашего. Я предлагаю отдать им этот дом, благое дело нам зачтётся от Всевышнего. Не просите у них денег, отец...да  и сколько бы стоил этот наш дом, если в Ташкенте мы купили дом намного больше и красивее этого и не так дорого, - ответил Азиз.
  - Ну... наш дом тоже большой, двор во много раз больше, чем в Ташкенте... но ты прав, сынок. Аллах велел нам делиться с братьями, а мы лишь рабы Всевышнего. Молодец, сынок, вот видишь, Рафаэль, сын отца жизни учит. Всегда поражался его рассудительности, - улыбнувшись, сказал Латиф акя, с любовью глядя на Азиза.
  - Поверите, Латиф акя? И мы часто поражаемся его рассудительности, - ответил на полном серьёзе Рафаэль.
  - Перестань, Раф, не говори ерунды. Значит решили, отец? Мы начинаем собираться, я сам прослежу за всем тут, - сказал Азиз.
  - Хорошо, сынок... но мать волнуется очень, что же с коровой будет? Куры опять - таки, барашки... как перевезти их в новый дом? А корова, сам знаешь, это молочные продукты в доме для детей, - спросил Латиф акя. Азиз задумчиво посмотрел на Рафаэля. Тот с недоумением смотрел на него.
  - Если мама хочет, мы перевезём живность в Ташкент. Там во дворе, типа сарая есть, добротный сарай, для коровы место хорошее. А куры... нужно сеткой огородить место для них. Вы правы, отец, своё молоко, свои яйца и мне спокойнее. А вот баранам места в том доме нет, отец. Их можно продать прямо здесь, или в соседний кишлак, - деловито говорил Азиз. Рафаэль только мысленно разводил руками, понимая, что до Азиза ему далеко.
  - Ладно, баранов оставим. Я скажу Ходжа акя, он занимается скотиной, ну ты знаешь его, через улицу живёт, у него своя бойня во дворе. Пойду мать порадую, а то она так переживала, что ты захочешь оставить всю живность здесь. А вы отдыхайте пока, с дороги устали наверное, - вставая с курпачи, опираясь рукой о край хантахты, сказал Латиф акя.
   Ребята не видели, что во двор заходили соседи, спрашивая про Азиза. Малика опа отвечала, что сын с другом отдыхают, чтобы они зашли позже. Но народ в кишлаке был простой, искренний и до смешного, наивный, ворота днём были открыты настежь. По - свойски, заходили соседи, в основном мужчины, несмотря на жару, садились на топчан и просто сидели, болтая обо всём и ни о чём.   
   Саид, старший из братишек Азиза, непременно приносил зелёный или крепкий чёрный чай с пиалками и ставил прямо на циновку, на топчане. Зашедшего хотя бы на минуту, будь то даже сосед, нельзя было проводить без пиалки чая, потом сплетен не оберёшься. Будут обсуждать тебя дня два, что, мол, не нашлось для соседа и пиалки чая. И ведь не прогонишь, пока сами не уйдут. А если просиживали более получаса, нужно было принести скатерть и положить пару лепёшек, часто и чёрствых, ну а если дотошные соседи не хотели уходить... тогда на скатерти,  постеленной прямо на циновку, без хантахты, появлялись косушки с жидким рисовым супом - маставой, заправленной кислым молоком и зеленью.
   Работы и в советское время в кишлаке почти не было, а в начале девяностых и вовсе, всё словно замерло. Вот люди и ходили  друг  к другу... "поболтать". Впрочем, заходили не только в дом Латиф акя, как в самый большой в кишлаке, но и в другие дома тоже. От безделья, люди часами просиживали или в чайхане, за копейки заказывая чайник чая, или друг у друга в гостях. Две недели в доме Латиф акя стоял хаос, Малика опа складывала вещи, Азиз перебирая их, откладывал лишнее в сторону и старался помягче объяснить матери, что эти вещи не стоит везти в новый дом.
  - Хорошо, сынок, - неизменно говорила женщина, но как только Азиз выходил из комнаты, возвращала вещь на место.
   Так, в хлопотах, с неизменными соседями, которые каждый день приходили и часами просиживали на топчане, прошли две недели. Кишлак свой Азиз показывать Рафаэлю не стал, тем более, тот не изъявил такого желания. Но они часто вдвоём ходили в конец двора и сидели на краю обрыва, любуясь закатом.
  - Ну что, возвращаемся завтра в Ташкент, Раф. Дела здесь я закончил, приеду дня через четыре, с грузовой машиной договорюсь и наконец, перевезу семью в новый дом. Видел, как рады мои братишки и сестрёнки? Как я без них жить буду вдали... как подумаю об этом, так сердце и сжимается, - глядя на закат, на багровое летнее небо, говорил Азиз.
  - Человек ко всему привыкает, Азиз. Ты мужчина, конечно, не оставишь родных и оттуда будешь им помогать. Да и лёту оттуда в Ташкент, три, четыре часа,  будешь приезжать, делов - то! - ответил Рафаэль.
  - Дел, - поправил Азиз, улыбнувшись. Ему очень нравился Рафаэль, такой непохожий на него и на Мумбу. Рафаэль жил легко, ни о чём не тужил, но цели в жизни всё же ставил, но больше молчал о них.
  - Какая разница? - буркнул Рафаэль.
  - Ладно, пошли, уже и солнце село. Мама плов приготовила. У нас, когда гости уезжают, на прощанье плов готовят, ты же знаешь, - поднимаясь с земли, сказал Азиз.
  - Что говорить... хорошие у нас обычаи, Азиз. Проявление почтения к гостю, уважение к старшим... что говорить, это здорово, - сказал Рафаэль.
   Рано утром они уехали. Прошли к перекрёстку, где стояли Жигули и доехав до БукИ, сели в такси. Но выходить на Куйлюке они не стали, договорившись за отдельную плату с таксистом, доехали прямо до общежития.
  - С утра поеду в новый дом. Ключи заберу, хотя... нужно узнать, когда они уезжают, - сказал Азиз, входя в вестибюль общежития. Ребята, поднявшись на свой этаж, уже подходили к своей комнате, как увидели, что их дверь открыта. Так ребята всегда оставляли дверь открытой, чтобы в комнате был сквозняк, иначе от духоты было нечем дышать.
  - Неужели Мумба приехал? - радостно спросил Рафаэль, посмотрев на Азиза.
Тот лишь пожал плечами, быстро подходя к открытой двери.