Странный юноша

Анатоль производил впечатление странного юноши.
Наглый, заносчивый и наивно-романтичный одновременно. Такое бывает, когда в семье  единственный сын. Мама родила своего долгожданного первенца поздно, на излете материнского счастья, потому лечь спать не могла, чтобы не позвонить сыну на мобилу. Да и папа всегда рядом, на подхвате. Отец служил директором шахты в Норильске, за полярным кругом, где почти всегда мороз. Земная ось с медведями тоже располагалась неподалеку. Папаня обладал внушительным пакетом акций своей шахты: счастливый случай упал к нему в руки во времена, когда со страной приключился передел собственности. В девяностые.
Пользуясь правами на безоблачную жизнь, Толя, студент Горного института, не особенно ограничивал себя в тратах, жил в  прекрасной двухкомнатной квартире с окнами на Невский проспект, ездил к лекциям на дорогом внедорожнике, ужинал в ресторане.
Впрочем, питерская жизнь сына не казалась маме столь уж заманчиво-шоколадной, нечасто, но упорно предлагала чаду обучение в Британии или Америке, что сыночка отклонял с упрямством белого медведя. Была у него причина для этого. Была.
Одноклассница Светка поступила учиться именно в питерский театральный институт, посему выбора у Толика не было вовсе. Света обладала гипнотической способностью: в ее обществе с парня слетал весь гонор, становился мягким как желейная конфетка-медвежонок, исполнял капризы и приказы своей повелительницы.
Когда за год до окончания школы богиня объявила, что поступает учиться на артистку, не удивился: Светка - лучшая актриса их норильской гимназии для продвинутых детей. Исполняла главные роли в местной театральной студии уже последние два года и со все возрастающим успехом. Режиссер, а по совместительству гимназический преподаватель литературы Андрей Николаевич пророчил ей большое театральное будущее:
— Такие актрисы рождаются раз в сто лет!
На сцене и в классе темные светкины глаза все чаще становились шалыми, в них начинали прыгать чертики, казалось, невозможно пошевелить ни рукой, ни ногой. Тело Толика становилось ватным, дыхание замирало, взгляд распылялся по дрожащей линии горизонта, сердце таяло так, что, казалось, протекало под рубаху. Потому все сказочные по маминому мнению американские, а равно и европейские учебные заведения отметались с порога и решительно. Он должен быть рядом со Светой.
Вот по случаю обучения сына в Северной Пальмире папа и прикупил квартирку. Гнездышко, пропитанное весельем и гостеприимством,  с удовольствием посещали светкины сокурсники. Благодаря стараниям приходящей горничной, ее Толик нанял, дабы не ограничивать творческое пространство своей богини, дом всегда чист, холодильник полон. Мама Толи тоже не забывала и присылала с частой оказией разнообразные вкусности с севера, где, как известно, в изобилии водится и соленая семга, и копченая дичь.
Произошла еще одна радость: Толик пригласил на светкин бёздэй-днюху всю ее театральную группу в ресторацию, чему счастливые студиозы обрадовались как дети малые перед приходом Деда Мороза.
Впрочем, не Деда Мороза, а Санта Клауса: Анатоль избегал русские символы, предпочитая заменять их западными аналогами, что не мудрено, мама с младенчества готовила сына к миру в самом широком его понимании. На английском мальчик говорил и писал столь же свободно, как на русском, несмотря на отсутствие бытовых языковых упражнений. Если не считать репетитора, с которым говорил как раз ежедневно и подолгу.
С английским языком мальчика Толика вообще забавная история случилась. Захотелось как-то одному из молодых американских менеджеров, прилетевших в Россию по делам бизнеса, оттянуться кокаинчиком. В московском отеле его и взяли с поличным, сначала хотели завербовать, но не получилось, американец отказался и поехал за свои кокосовые удовольствия тянуть срок под Норильск.
Маманя нашего Толика в те времена как раз искала репетитора английского языка, и как назло - ну никого приличного не попадалось! А тут такая удача: директор-папа затребовал американца к себе, якобы работать в шахте. В действительности Джимми ежедневно, подолгу и тщательно учил юного Анатоля английскому. За это его кормили отдельно и вообще, создавали санаторные условия по меркам суровых русских тюрем. Джимми оказался упорным малым, весь свой шестилетний срок добросовестно и бескомпромиссно (чему папа очень радовался) натаскивал в английском одного единственного ученика по методикам гарвардского университета.
Потому в школе, а затем и в институте преподы с языковой кафедры даже не пытались Анатоля чему-то научить, ибо быстро становилось непонятно: кто кого научит.

Когда студенческая компания собралась в ресторане, произошел форменный сюрприз. На свое восемнадцатилетие Света получила сказочный презент от сердешного друга: серьги с небольшими, но прекрасными, чистой воды бриллиантами, сверкавшими как радужные девичьи  мечты. Разумеется, Света не ожидала такого подарка, преподнесенного в момент, когда гости с бокалами шампанского в руках уже замерли в предвкушении чудесных пузырьков на языке. Толик попросил минуту внимания,  открыл черную бархатную коробочку с золотой вязью модного ювелирного бренда, в установившейся тишине снял пластмассовые серьги спутницы, вдел алмазное совершенство в обе ее освободившиеся мочки, завершив действо улыбкой, обращенной  к гостям:
— Я тоже умею устраивать представления!
Все, конечно, захлопали в ладоши.
Света искренне удивилась и обрадовалась королевской щедрости своего друга, но сюрпризы тем и хороши, что неожиданны.
Розовые ушки именинницы притягивали взгляды, камешки манили блеском, у присутствующих на торжестве молодых людей чувства прыгали в такт переливам холодного, резкого огня ограненного восторга. Прыгали, главным образом, у девушек: парням эти побрякушки не то чтобы пофиг, но особенно не будоражили кровь. А вот светкины сокурсницы судорожно глотали слюну, иные пытались подкатить к богатенькому буратине из Норильска, но безнадежно: Анатолий пресекал эти попытки, притом весьма грубо, а даже цинично. Для него существовала только Света. Смысл жизни. Его судьба. Его крест.
Возлюбленная иногда дурачилась в постели:
— А ты знаешь, что у тебя на затылке крест? Из морщин? И этот крест - я! Тебе придется носить его, милый!
Повелительница с чертячьим глазом назидательно поднимала палец:
— И скинуть этот крест не сможешь никогда! Только ножиком вырезать! Или голову отрубить!
Для Толика такие разговоры слаще меда: он готов тащить свой крест.
Разумеется, иных перспектив, кроме как пойти по стопам отца в его норильском промысле юноша не имел - Горный институт. Зачем придумывать смыслы, когда смыслы на поверхности и только ждут, чтобы их употребили? Папиным бизнесом надо уметь управлять, управлять так, чтобы приносило плоды. Насчет плодов, конечно, рано дергаться, вперед надобно выучиться, а там видно будет. Впрочем, Анатоль не утруждал себя учением, появлялся в институте по необходимости, хотя преподы всегда оставались довольны широтой его души на экзаменах и зачетах. Рыночные отношения, что вы хотите.
Светка, как сама говорила, стояла первым номером на курсе, театральные мастера ее любили, хотя и не особенно показывая свое благорасположение: талант, как известно, цветок нежный: чуть перехвалил и результат пойдет насмарку. Такие цветы быстро вянут от перепада температур, потому лучше недохвалить. Надежней.
Света, между тем, ладила со всеми, вовремя и с большой пользой прочла Дейла Карнеги, умела слушать, найти нужную тему для разговоров, потому будущее актрисы представлялось теплым и многообещающим.
К концу второго семестра появилась легкая непонятка: лучезарная богиня вдруг погрузилась в задумчивость.
Подолгу валялась на кровати, рассматривала потолок. Одна сидела в Екатерининском саду и всё о чем-то  размышляла.
Аккурат после сессии объявила Толику:
— Я должна уехать. На две недели.
У парня сильно застучало с левой стороны груди:
— Куда?!
— Это концертная бригада, там народные и заслуженные артисты, мы едем зарабатывать деньги.
— Тебе нужны деньги?
— Мне нет. Но моим однокурсникам нужны. Я должна им помочь.
— Давай я возмещу твой заработок  и отвезу на Бали.
— Нет, Толя. Ты не понимаешь. Дело не только в деньгах. Театр - это командная игра, это взаимоотношения.
— Жаль. Я строил другие планы...
Толик ждал, что сейчас любимая обнадежит: "потерпи, милый, мы еще слетаем на Бали", но любимая ничего не сказала. После этого молчания сердце как-то неприятно заныло тревогой, а он даже поначалу не понял - что это. Ревность? Но к кому? К театру?
Возражать бесполезно, да и не приведет ни к чему, по опыту знал. Тут надо что-то такое придумать, чтобы Светик сама выбросила затею из головы, но что? Ничего в голову не лезло. Пришлось улететь на эти две недели к родителям в Норильск.
Вечером одного из тягостных дней, когда после недавнего сухого телефонного разговора со Светой душа заныла с новой силой, из рук все валилось, будто в сердце кто-то забил ржавый, саднящий гвоздь,- там всё погано дрожало, телефон выдал странный СМС: "толя прилетайте. вам будет очень интересно. если хотите - встретимся в пос. комарово. лена максютина".
Память тут же подсказала: "Комарово... дачный театральный поселок..."
Лена Максютина - сокурсница Светы, главная ее соперница, из очень уважаемой театральной петербургской семьи. Обе - амплуа героини. Примерно одного роста. Каждая считает себя лучшей. Единственная не пошла на светкин день варенья в ресторан, отговорившись важной встречей.
Самолет летел почему-то слишком медленно, будто тащился телегой. Как бы ни хотелось Анатолю взять такси в Пулково и мчаться в Комарово, но пересилил себя, заехал домой, несколько минут копался на антресолях, что-то долго выискивал, разворачивал тряпки, положил найденный предмет в карман.
Хотел набрать номер Лены Максютиной, но засомневался и передумал, быстро набрал ей СМС: "буду через два часа. можете встретить?".
Не дожидаясь ответа сел в свой Jeep. Голова на удивление пуста, ни одна неприятная мысль не желала заходить в нее. Сердце будто высохло, не выдавая даже признаков эмоций.
Девица встретила у поворота дачного поселка, молча села рядом. Охранник открыл шлагбаум только взглянув на Лену, не задавая вопросов.
Некоторое время молчала, потом сухо кинула:
— Останови тут... Дача народного артиста Сабурова.
Память тут же выдала: "Сабуров... Один из новых, быстро выросших народных артистов. В сериалах не замечен, только в статусных ролях. Обласкан властью".
Лена вытащила из кармана заранее припасенную бумажку с адресом и планом проезда, молча протянула, глядя в упор:
— Удачи, Ромео!
Усмехнулась, вышла из машины.
Оставил автомобиль за кустами одного из строений, им, судя по неухоженному виду, давно не пользовались. Прошел пешком.
Из открытого окна прекрасно отделанной сабуровской дачи слышался голос Светы. Она пела романс.
Ноги слегка подкосились, дыхание перехватило, пришлось сесть на корточки. Посидел, но недолго: быстро встал и пошел обратно, к машине. Долго сидел в ней, пока солнце не зашло. Уже не дрожало  внутри. Будто выжгло.
Когда стемнело, свет на даче погас, надежд уже не осталось. Ни малейших. Проникнуть в дом не составило труда, окно на первом этаже оказалось отворенным.
Зашел в спальню не в самый лучший момент для ее обитателей.
Включил свет. Не говоря ни слова, спокойно, слегка усмехаясь, вытащил из-за спины свой Glock, передернул тихо клацнувший затвор, загоняя патрон. На возгласы народного артиста, умолявшего не убивать его, не обратил внимания.
Света же не произнесла ни звука, губы плотно сжаты, слегка закушены. Смотрела в упор, с ненавистью, как показалось. Только в совершенных светиных ушках сверкали алмазные брызги, сбивая с мысли, но холодные переливы камней придавали Анатолю какую-то незнакомую уверенность, будто бриллианты помимо воли управляли его сознанием.
Легко разрядил обойму в нее.
Не помогли ни папины деньги, ни связи. Народный артист сильно негодовал, да к тому же обладал высокими знакомствами с околокремлевскими дамами, а на суде рассказывал как пытался защитить возлюбленную. На вопрос защитника "Вы уже были одеты в этот момент?" - замешкался и не ответил.
И обвинитель, и судья всё интересовались: кто сообщил Анатолю местопребывание его пассии в тот злополучный день? Ответа так и не получили, проверка  мобильного телефона подсудимого также ничего не дала, - обвиняемый не захотел ответить на вопрос - что означали СМС на его телефоне. Мягкая угроза судьи об "усугублении вины" также не возымела действия, Анатолий молчал, казалось, даже не слышал. Вызвать гражданку Максютину для дачи показаний не представилось возможным: в день суда оказалась больной. Но для дела это уже и не имело ровно никакого значения: вина полностью доказана, виновный признался, все улики налицо.

Единственное, что получилось у родителей: место отсидки определили рядом с Норильском, в одной из близлежащих строгих тюрем для убийц. Пришлось папе раскошелиться.
Мама Толика теперь самый деятельный общественник края, защищающий права осужденных, зэки так и называют ее - мамой. И нет такой проблемы, за которую она не готова взяться. Ее инициатива оказалась столь успешной, что пищевое снабжение тюрьмы для убийц заметно улучшилось, чему и администрация, и сидельцы несказанно рады.
Анатоль же на удивление равнодушен к родительской активности.
Только едва заметно улыбается на свиданиях с ними.
Уголком рта.
На вопрос: "Может, тебе что-то нужно, сынок?" не отвечает, отворачивается. Родительские передачки даже не распаковывает, не глядя отдает сокамерникам.Впрочем, папа через хозяина тюрьмы заставляет Толика носить теплое белье, изготовленное для американских солдат на Аляске: за полярным кругом без него плохо. Очень плохо.
Хотя Толик считается самым неразговорчивым в своем отряде, администрация учреждения относится к нему внимательно, учитывая статус папы. На просьбы отца перевести Анатоля на шахтные подземные работы хозяин усмехается, молчаливым жестом, указательным пальцем тыкает в потолок и шепчет на ухо: "Не могу... дело на контроле."
У начальника тюрьмы растет шестилетний внук, папы то у мальчика нет, а дочка заканчивает петербургский университет, будет юристом, как отец и хотел. Насте некогда заниматься сыном, потому и привезла его родителям.
Ну, ничего, пусть погуляет пока молодая, а деду с бабкой веселее.
Дедушка начал подыскивать мальчику репетитора английского языка.
А во всей норильской округе только один заключенный Анатолий Копанёв владеет английским на достойном уровне, потому начальник тюрьмы относится к Анатолю ласково, в обиду сокамерникам не дает: пора, пора начинать учить внука международному языку, без него теперь никуда.
Надо становиться цивилизованными людьми: не сами, так хоть внуки пусть поживут.
А там, глядишь, и в Черногорию можно к пенсии уехать, домишко то уже прикупил на берегу ласкового Адриатического моря. Хороший белокаменный домик, трехэтажный, если считать и цокольный, с солидным, широким полукруглым балконом на каменных колоннах, выходящий лицом к морю. Большой сад, где в числе прочего пять грецких ореховых деревьев, раскидистых и ежегодно плодоносящих, чудесный виноградник. Оформили усадьбу не на себя, конечно, на дочку.
Только вот, говорят, частенько трясет в тех благословенных местах... В смысле землетрясений. Но где сейчас не трясет? Да и самое ли оно опасное - землетрясения? Иной раз так политически тряхнет, что лучше уж пусть это: домик то сейсмостойкий. Главное есть куда уехать, случись что, жизнь нынче такая непредсказуемая, что всегда желательно соломки подстелить. А маршрут срочного отъезда в случае форс-мажора уже детально разработан, ибо разумный человек предусматривает всё, даже самое неожиданное.
Да и деньжат дедушка скопил маленько: и на себя хватит, и внуку останется.
А парня Толика все равно жалко. Ну, так то, а? Ежели по-людски кумекать: из-за чего жизнь свою кобелю под хвост кинул?
Из-за сучки?
Дурак.
Дура-а-ак...