Коллеги-газетчики

Мне очень нравится слово и понятие «коллеги».  Прислушайтесь: оно созвучно еще одному хорошему слову – «интеллигентность». На мой взгляд, это близкие слова, подразумевающие взаимосвязь понятий. Пожалуй, впервые слово это произвело на меня впечатление, став названием первой и очень популярной в то время книги Василия Аксёнова. Последовавший за нею удачный и запоминающийся фильм «Коллеги», как и положено важнейшему из искусств, очень зримо дал понять, что такое профессиональное братство, взаимовыручка и самопожертвование. Как правило, коллегами называют друг друга люди из среды интеллигенции, работающие в одной сфере. Забавно и уже не раз обыграно, как точно так же обращаются друг к другу, положим, сантехники, да еще в ходе устранения аварии. Ну и пусть обращаются, не жалко, поскольку слово уж больно хорошее и даже красивое.

Моими коллегами были люди в разных сферах деятельности: инженеры, проектировщики и научные сотрудники в области энергетики и градостроения, учителя в казахстанской школе, где мне довелось немного работать, такие же, как и я, депутаты райсовета, но более всего – журналисты, люди одной из интереснейших в мире профессий. Вот о них и хочу рассказать.

В каком-то смысле задача у меня не такая сложная: писать о коллегах-журналистах много и подробно нет особой нужды – каждый из них, рассказывая в своих публикациях или репортажах о других, невольно между строчек раскрывал и показывал себя. Мне остаётся поделиться только своими собственными впечатлениями о тех, с кем приходилось общаться, работать, дружить. Заметила, что особенно запоминается в человеке его отношение к тебе…

Андрей Абрамович СОЛОВЬЁВ

В 1973 году, когда я впервые с ним встретилась, Соловьёв был заместителем редактора «Гродненской правды». Я работала инженером в «Гражданпроекте» и заочно училась на журфаке в Белгосуниверситете. По ходу учебы нужны были какие-то публикации в газете, и я, вдохновлённая не чем-нибудь, а субботником, притащила ему свою заметку. Он прочитал, одобрительно кивнул и отнёс мою писанину в секретариат:

- Пусть подверстают! В номер.

Еще я прихватила с собой путевые заметки о Польше, была я там, правда, аж три года назад. Но мои впечатления о Варшаве, Кракове, Вроцлаве, Гданьске, Познани показались Соловьёву описанными свежо и выразительно, и скоро они были опубликованы. Эту пожелтевшую вырезку я храню до сих пор. Пока заметки готовились к печати, я еще пару раз забегала к Андрею Абрамовичу: вычитывать машинописный текст, потом – гранки. И всякий раз он сравнивал моё появление с солнечным зайчиком. Это говорилось так простодушно и по-отечески добро, что, представьте, не смущало, ну разве что самую малость.

В один из моих коротких визитов (я ведь отлучалась с работы) Соловьёв, хитро прищурившись, предложил:

- Так, может быть, пойдешь к нам? Как раз есть вакансия…

Знала бы я тогда цену этому предложению! Но, окончив накануне энергетический институт и только-только начав работать инженером, я ещё не успела толком прочувствовать плюсы и минусы этой профессии, а хотелось! Поэтому, недолго думая, отказалась:

- Спасибо, нет, еще поработаю инженером!

 Сглупила, короче. Но осознала это значительно позже.

Вадим ЖУРАВЛЁВ

Все три года в «Сельской нови» мы работали в одном кабинете, сидя друг напротив друга. Этот кабинет делили с нами мой завотделом Виталий Петрович Трубицын и кто-нибудь из корректоров, которые часто менялись. Когда мы с Вадимом впервые увидели друг друга, обоим от избытка воображения почудилась в новом лице знакомая личность. Мне показалось, что он очень похож на Сергея Журавля, актера минского ТЮЗа, исполнявшего роль Олега Кошевого в «Молодой гвардии».  До этого я несколько лет жила и работала в Минске и нередко бывала в своём любимом ТЮЗе. «Неужто он?», - подумала я. – «Не может быть! Но как похож!» А Вадим, узнав, что я Татьяна Никитина и училась в Москве, тоже с переполоху заподозрил, что я из знаменитой парочки московских бардов! Потом мы, смеясь, делились своими первыми преувеличенными впечатлениями.

Нам было по тридцать. С той поры и потом мы называли друг друга по имени, но на «вы».

Наверное, он мог бы быть ловеласом, но то ли робость, то ли моральный стержень внутри не позволяли Вадиму переступать линию тонкого флирта с молодыми журналистками, которые чем-то его впечатлили. Наблюдала я это не только в «Сельской нови», но и позже в многотиражке «Маяк». У Вадима была семья: жена и маленькая ещё дочь, а жить приходилось в одной квартире с родителями жены. Денег на своё жильё заработать в редакции было невозможно, на получение квартиры тоже рассчитывать не приходилось – квадратных метров в родительской семье хватало. Понятно, что в таких обстоятельствах молодые мужчины чувствуют себя некомфортно. Вот и с карьерой у Вадима складывалось не очень. Он работал в отделе сельского хозяйства, от которого по жизни и по натуре был далёк, как от Луны. Но, как все, ездил в колхозы и совхозы, писал о надоях, привесах и центнерах. Перспективы продвижения в редакции районной газеты, расположенной в областном центре, практически не было. На редко возникающие вакансии в других изданиях расставлял кадры обком, а заполучить там поддержку не каждый умел и смел. Вадим оставался в наскучившем сельхозотделе, пока ему не помогла по доброте душевной наша общая коллега. Светлане предложили место редактора многотиражной газеты на крупном оборонном предприятии, которую надо было начинать с нуля. Сама она не рискнула брать на себя такой груз. Хотя, зная её, думаю, справилась бы. Так у Вадима появилось новое детище и тьма незнакомых хлопот с его становлением.

Справился и Вадим. И занимался созданием газеты увлечённо и скрупулёзно. Газета получилась очень хорошей благодаря ещё и тому, что наполнять её содержательными и разносторонними публикациями помогали сотрудники завода: от инженеров до рабочих. Они и стихи приносили, целыми поэмами, и путевые зарисовки, карикатуры, деловые материалы на злобу дня. Штат в газете был небольшой, но все профессионалы в своём деле и в большинстве молодые. Короче, то была отличная школа для всех.
Увы, Вадим был человеком настроения, и это сказывалось на погоде в редакции. Мне нередко приходилось с ним спорить. Однажды уже в типографии выбросил из текста давшееся мне с трудом описание взрыва, которым контузило былого фронтовика, нашего заводчанина. Выбросил только ради того, чтобы поместить над публикацией рубрику «Очерк».

- Ну кому это нужно – очерк или зарисовка?! – возмущаюсь я. – Что это даёт? А нить рассказа вы прерываете!

- Даёт! Вам даёт, когда-нибудь пригодится.

Нет, мне точно не пригодится. Когда вступала в Союз журналистов, действительно нужны были очерки, и мне их тогда хватило. Теперь ни мне, ни читателям эта пометка ни к чему. А вот нашей маленькой газете и её редактору, может, и нужна – для имиджа…

Журавлёв настоял на своём.

Но случалось и так, что, когда предстояло принять какое-то сложное решение по газете, её содержанию или отдельному материалу, ничего не придумав, Вадим обращался ко мне:

- Татьяна, у вас светлая голова, придумайте что-нибудь…

После столь лестной оценки хочешь не хочешь - придумаешь…

Спустя пару лет Вадиму хотелось уже большего, чем многотиражка, но достойных предложений не было. Первой из редакции ушла я, вскоре за мной Лена Равбецкая, обе – в областную газету. Вадима это угнетало по нескольким причинам: жаль было терять уже опытных журналисток, предстояло искать новых, а главное – он бы сам с удовольствием ушёл в областную газету, что было престижнее, чем редакторство в многотиражке.

С развалом Союза и оборонной промышленности заводской «Маяк» приказал долго жить, в свободное плавание ушёл и Вадим. Он принялся писать и издавать за свой счёт книги: о профессорской элите города, об известном белорусском писателе-фронтовике Василе Быкове, жизнь которого была тесно связана с Гродно, потом о чём-то ещё. Последний раз мы пересеклись с ним в центре города как раз тогда, когда он затевал новую книгу.

Александр Владимирович БОГУШ

Узнала, что вчера умер Богуш, мой бывший редактор. 88 лет. Родился в 1930-м, мальчишкой пережил войну в белорусской деревне, потом выучился на журналиста и много-много лет работал в печати. Уже в пенсионном возрасте преподавал журналистику в университете. Оставался в строю, пока несколько лет назад его не выбил из этого строя инсульт.

С 1980-х по начало 1990-х Александр Богуш был редактором «Гродненской правды», областной газеты, знаменитой уже тем, что когда-то в ней работал белорусский писатель Василь Быков. При Богуше газета достигла невиданного до и после тиража – 100 тысяч. На пике этой популярности после двух неудачных попыток попасть в самую солидную газету города и области меня наконец туда пригласили, и выбор этот сделал сам Богуш.

Впервые беседуя со мной в своём кабинете, он сразу предупредил, чтобы я понимала, в какой серьёзной газете буду работать, чтобы на получение квартиры не рассчитывала и что зарплату, как в заводской многотиражке, откуда я пришла и где платили больше, он дать не сможет, поскольку другие корреспонденты этого не поймут. Странно… Ну да ладно…

Редактором он был строгим, требовательным, сохранял дистанцию с подчинёнными, мог отстоять свою позицию перед вышестоящими и умел держать их удар. А пострадал и лишился должности от подсидевших его нижестоящих. Когда принимал меня на работу, обмолвился, что больше женщин-журналисток брать в штат не будет. Считал, что это не совсем их дело. Мне он по-своему симпатизировал, а после одной моей нашумевшей в области статьи, отзвук которой долетел и до Минска, даже зауважал. Творческий коллектив при Богуше был преимущественно мужским, я застала период, когда в редакции еще работали былые фронтовики. Спустя годы такой здоровой и дружественной атмосферы уже не было.

Последний раз мы виделись несколько лет назад на торжестве по случаю Дня печати.

- Чем занимаетесь? – спросил у меня, обращаясь, как всегда, на «вы», Александр Владимирович.

- Работаю над книгой… О Гродно и гродненцах, - малость приукрасила я, поскольку книга была еще в зародыше.

Он одобрительно кивнул. Уже тяжело болея, Богуш написал для моей книги рецензию, без которой издательство не бралось за её публикацию. Я рада, что успела подарить ему эту книгу. Несколько строчек в ней было и про него.

Александр НИДЕР

Внешностью Саша походил на маститого писателя или на барина, поэтому держался и говорил сообразно облику, с достоинством. Ему бы романы писать… Может быть, и писал потом, не знаю… В «Гродненской правде» он заведовал многоплановым отделом науки, культуры и информации. Его кабинет соседствовал с моим. Прочитав в анкете, которую я заполняла при поступлении в редакцию, что «свободно владею английским», он забежал ко мне с недоумённым вопросом: «Неужели?!» До сих пор в этой графе все сотрудники выбирали ответ «Читаю со словарём». Я не стала объяснять, что знаю язык действительно лучше, чем со словарём, хотя и нельзя сказать, что владею свободно. Мол, просто училась в школе с углублённым изучением английского. Такой ответ Сашу вполне устроил и, кажется, успокоил. Потом несколько раз на пресс-конференциях и встречах с иностранными гостями мне случалось использовать английский, что приятно удивляло визитёров,  настораживало присутствовавших чиновников и, возможно, угнетало иных коллег.

В горячую пору Перестройки, вернувшись с заседания горсовета, на котором между делом зашла речь и о моей нашумевшей статье о несправедливом распределении сотен тонн мяса, производимого областью, после выхода которой начальство не на шутку встревожилось, ожидая людских протестов и бунта, Саша передал мне, какой удивительный вопрос задал кто-то из зала: «Это правда, что Никитину убили?» Нет, не убили, но на выездном заседании бюро обкома, прошедшем в нашей редакции, головомойку учинили капитальную.

Просматривая на доске в секретариате свежие полосы нашей газеты, Саша пробежал глазами мою заметку о парне, который поджёг себя на площади у памятника Ленину… Заметка называлась «Ему было больно…»

- Хорошо написано! С сочувствием, - Саша обернулся ко мне, глядя одобрительно и, мне показалось, чуть с завистью.  Он умел увидеть хорошее и не скупился об этом сказать. В журналистской среде на это способны не все…

Неприятную правду он тоже не стеснялся сказать в глаза. Помню, в редакционном буфете заметил с улыбкой Коле Маркевичу, неугомонному балагуру и начинающему оппозиционеру: «В больших дозах ты противопоказан…»

После августовского путча 1991 года в Гродно появилась городская газета «24 часа», её редактором стал Саша Нидер. Он озабоченно и деловито набирал штат, выдёргивая подходящих ему сотрудников и из нашей газеты. Люду Жоголь взял себе в заместители. Мне предложил отдел промышленности. И, думаю, был покороблен моим отказом. А мне и в «ГП» было тогда неплохо, газета выходила исправно, зарплата и гонорар стабильные, отдельный кабинет, тем  в промышленности хватало на весь отдел. И хорошо, что не соблазнилась тогда якобы более высокой должностью, потому что «24 часа» очень быстро прекратили свое существование.

Иосиф ПОПКО

Апрельским полднем позвонила подруга-журналистка и огорошила – сегодня похороны Иосифа Попко. Как?! Он же ещё совсем молодой. По возрасту годится мне только в самые младшие братья…

Но - к часу дня сотрудники «Гродненской правды» едут к его дому. Стала собираться и я. Дом Иосифа рядом с книжным магазином «Раница», когда-то мы были у него на новоселье… По дороге купила бордовые хризантемы.

Коллег было много: Сергей Островцов, Борис Прокопчик, Надя Соколова и Боря Мещеряков, Береснева, Гузень, оба Гаврицких, Миша Исаченко, Лосминский, из «Вечёрки» Сиводедова, Юдин, Лена Крупица из «Народной газеты», Литвинский - зам главного редактора газеты «Беларусь Сегодня», собкором которой в последние годы был Иосиф. Здесь узнала, что умер он ночью, во сне, от инсульта. 52 года. Родители ещё живы, приехали из Щучинского района и, словно окаменев, стоят у гроба, не веря тому, что произошло. Жену качало, мать причитала. Дочка Юля уже работает корреспондентом в газете «Республика», Иосиф купил ей квартиру в Минске, на август намечена свадьба. Мама Иосифа с простодушием сельской женщины просит собравшихся простить её сына, если он кого-то ненароком обидел… Мне кажется, он обидеть не мог.

Когда Иосиф получил в редакции трёхкомнатную квартиру в доме у драмтеатра, на радостях пригласил на новоселье всех журналистов редакции. К тому времени он уже сделал ремонт – всё было с иголочки. Накрыли изобильный стол, там были и деревенские деликатесы от родителей, жена испекла очень вкусный торт «Мишка на Севере», я потом даже рецепт у неё попросила. А маленькая Юля сидела в своей комнате за детским столом и что-то рисовала, ничуть не докучая взрослым… И вот она уже журналист…

Помню, на первой для меня планёрке в «Гродненской правде» сидевший неподалёку Иосиф, красивый, с правильными чертами лица, попросил у редактора машину для поездки на репортаж в какой-то район. Работал он тогда в отделе информации. А получить редакционную «Волгу» в своё распоряжение было не так-то просто, мы нередко пользовались общественным транспортом. Редактор не отказал. После планёрки одна из коллег фыркнула: «Далеко пойдёт!» На её взгляд, Иосиф уж очень хваткий, несмотря на то, что молодой и в редакции недавно. Да уж, к новеньким в редакции относились настороженно.

А Иосиф и впрямь сделал отличную карьеру, хотя много лет занимался освещением преимущественно спортивной жизни области (и даже женился на девушке-спортсменке), но при этом не ленился отправлять свои материалы в республиканские и центральные газеты. Коммерческая жилка у него однозначно была.

Весь учебный год мы ходили с ним по вечерам в университет марксизма-ленинизма. В тот период у Иосифа родилась дочка, и, когда мы возвращались с занятий, он рассказывал мне о малышке. В день, когда был опубликован мой «Ромштекс на душу населения», в нашей группе, состоявшей в основном из руководителей предприятий, шло его бурное обсуждение, и тогда Иосиф объявил всем, что это я – автор публикации, после чего мне пришлось пережить минуту славы.

Ещё помню, наша уборщица как-то призналась мне, что в редакции только два опрятных кабинета: мой и Иосифа. Мол, только мы, уходя с работы, оставляем свои столы в идеальном порядке. Ну да, педанты.

Из всех жанров Иосифу лучше всего удавались интервью, запомнилась его интересная, насыщенная малоизвестными фактами, публикация об Ольге Корбут. Уже после моего ухода в «Народную газету» Иосифа пригласили ответственным секретарём в «Вечерний Гродно». Оттуда его взяли собкором в главную газету республики «Беларусь Сегодня».

Как-то возле горисполкома мы пересеклись, я тогда работала на две газеты: «Обозреватель» и «Труд».

- Читаю твои публикации, ты много пишешь, - сказал Иосиф.

Слышать такое от коллеги всегда лестно.

- Да это я так, играю… - пытаюсь отшутиться. - Пора уходить из журналистики…

- Ничего себе «играю»! – удивился Иосиф.

Я тогда, и правда, много писала. Хотя могла бы уже не работать. Но как трудно отделаться от привычки писать, когда всё, что видишь вокруг и осмысливаешь, само собой складывается в строчки… Но я и не знала, как энергично и плодотворно работал тогда сам Иосиф. Как только он всё успевал…

Александр Лосминский, главный редактор телеканала «Гродно», на прощании с Иосифом назвал его «Золотым пером республики». Не знаю, официальное это звание или фигуральное, по сути. Но свою летопись Гродненщины Иосиф Попко несомненно сделал. Выпустил книгу «Чудо с косичками» об Ольге Корбут, успел издать ещё несколько  книг о героях спорта и где только не публиковался. Недавно наткнулась на его замечательный рассказ в «Российской газете» за июль 2013-го о сложной судьбе Героя Советского Союза Николая Массонова, погибшего на нашей земле летом 1944-го, о его дочери и внуке, перебравшихся на жительство из Москвы в белорусский городок, где похоронен их отец и дед. Удивительная история, изложенная просто и проникновенно. Жаль, что не могу сказать этих признательных слов самому Иосифу.

На похоронах не было Александра Нидера, в отделе которого долгое время работал Иосиф. Сказали, что Саша болен, сердце. Спустя короткое время хоронили его.

Александр КЛАСКОВСКИЙ

Благодаря ему меня взяли в «Народную газету». До этого я уже года два отправляла туда некоторые свои публикации, которые могли быть интересны читателям не только в области, но и в республике. Их печатали, присылали гонорар. А однажды в телефонной трубке раздался мягкий и спокойный мужской голос – звонил зам главного редактора Класковский, который предложил мне стать штатным собкором «Народной» по нашей области, это место было вакантным. Предложение, что и говорить, лестное, тем более что редактор нашей газеты уже попрекал меня работой на два издания. Пора было делать выбор. Сделав его в пользу «Народной», я получила более высокий журналистский статус и возможность писать практически на любую тему. Так я стала первой женщиной-собкором в нашей области и в «Народной газете». Журналистика ещё оставалась преимущественно мужской профессией. Но отныне моим рабочим кабинетом стала одна из комнат нашей квартиры. У республиканских газет тогда не было своих корпунктов, и, как шутили сами собкоры, утром проснулся, надел тапки – и ты уже на работе!

Шефом Александр Владимирович оказался замечательным – интеллигентным, вежливым, с чувством юмора. Всякий присланный мною материал быстро прочитывал, щедро оценивал, благодарил – всё это коротко, в нескольких словах, но было приятно, и дух поднимало. Сам он вёл в «НГ» международные обзоры, это был анализ того, что произошло в мире в последние дни и как это увязывается с ретроспективой. Политические же события в республике подавались в нашей парламентской газете в основном информативно.

Карьера у Класковского сложилась пёстрая и насыщенная. Был главным редактором всесоюзного молодёжного журнала «Рабочая смена», сменившего название на «Парус», который издавался в Минске и распространялся через киоски Союзпечати. Публиковали в нём художественные рассказы  начинающих отечественных авторов и известных зарубежных.

Заместителем Класковского был в то время Борис Пастернак, тёзка именитого поэта и мой однокурсник по факультету журналистики  Белгосуниверситета. Помню, какую зависть и уважение вызывало одно только слово «гонорар», когда по телефону-автомату, висевшему в вестибюле университета, Боря звонил в редакцию, узнавая, будут ли сегодня деньги.  Мало кто на курсе уже работал в СМИ, в основном только начинали публиковаться. В перестроечные годы Класковский и Пастернак вместе работали в республиканской молодёжной газете «Знамя юности». Класковский был редактором.

У Бори (с таким-то именем, которому нельзя было не соответствовать) после развала Союза карьера тоже развивалась стремительно, но уже не в Минске, а в Москве. В 1995 году он стал заместителем главного редактора российского журнала «Огонёк», в 2002-м – замом главного редактора «Известий», спустя три года – гендиректором издательского дома «Время».

Помню, было очень грустно, когда Класковский, курировавший собкоров, сказал мне, что уходит из «НГ», значит, перестаёт быть моим шефом. Он ушёл в БелаПАН. Однажды я обнаружила на сайте этого агентства свой репортаж «Путин в Гродно», вышедший до того в «Народной газете». Как он попал в БелаПАН? Начиная с заголовка репортаж содержал интригу, иронию и невольную иносказательность, поскольку на самом деле Путин в Гродно ещё не бывал, а в гродненском Доме офицеров он, Ельцин и Лукашенко предстали в виде … восковых фигур на передвижной выставке.  Как потом рассказал мне сам Класковский, его привлекла эпатажная подача материала, и он выставил мой репортаж на свой сайт, со ссылкой на «НГ». То, что он обратил внимание на мой материал и оценил его, было, конечно, приятно.

Класковский по-прежнему остаётся в БелаПАНе, руководит аналитическими проектами, считает себя независимым политологом.

Сергей Давыдович ВАГАНОВ

Первое знакомство с Вагановым, редактором белорусской версии газеты «Труд», состоялось по телефону. Меня обворожили его голос и обходительная манера в разговоре. Это и меня настраивало на спокойную размеренную речь. Хотя чаще всего говорю быстро – видимо, тороплюсь всё сказать до того, как перебьют. Он выслушал мои лестные слова о некоторых публикациях в «Труде» и согласился посмотреть то, что я пришлю в расчёте на публикацию. Yeas! По электронной почте я отправила «Жестокий роман» - о жуткой истории, когда девушка и парень друг за другом выбросились из окна и погибли. Объём – на полосу в газете. Прочитав, Ваганов позвонил сам и сказал, что поставит материал в ближайший номер. Он называл меня Таней, видимо, предполагая, что я наверняка младше, хотя на самом деле – не сильно. Он почти ничего не поправил и не сократил, о чём сам же мне и доложил. Такого почтения к автору я давно не встречала.

Потом было ещё много моих крупных и основательных публикаций в «Труде» - о коррупции в милиции, о взятках в медицине, о Василе Быкове, о халатности в тренерской работе, которая привела к гибели начинающего пловца, о белорусских путанах в Польше, о расследовании преступлений серийного убийцы и настигшем его возмездии. Отправив большой материал о проблемном отдыхе в санатории под Минском, дорогим путёвкам в который никак не соответствовали бытовые условия, словно на дворе был не 21-й век, а послевоенное время, я с трепетом ожидала реакции Ваганова. И каким же бальзамом было, когда он, посмеиваясь, выдал мне по телефону:

- Молодец! Вот сижу читаю и получаю удовольствие. Пойдёт в ближайший номер.

В среду он ушёл в отпуск, а в четверг мой «Отдых за миллион» вышел в «Труде», заняв в нём всю полосу. И тут неожиданно узнаю от подруги, что в тот же день мой «Отдых…»  продублировал портал TUT.BY, на который я до этого никогда не заглядывала. Как он туда попал, до сих пор не знаю… В тот день «Отдых за миллион» шёл первым в рейтинге… Я читала обсуждения на форуме (их была тьма) и хохотала вместе с авторами комментариев. Ваганов потом сказал, что к выставлению материала на TUT.BY никакого отношения не имеет.

В «Труде» он начинал как собкор по БССР, а после развала Союза стал главным редактором белорусского выпуска уже не всесоюзного, а российского «Труда». На протяжении двух лет я, очень ценя такую возможность, сотрудничала с Вагановым и «Трудом». Но скоро в минской редакции начались трения и раскол – насколько я поняла, на финансовой почве. Ваганову пришлось уйти, а его место заняла дама, сосредоточенная на коммерческой стороне редакционного дела. Вслед за Вагановым ушли из «Труда» и другие журналисты.

За время общения с Сергеем Давыдовичем Вагановым я осознала, что лучшего редактора в моей жизни не было. В 2016-м вышла книга его очерков и эссе «Мостик над вечностью». Оттуда узнала, что его мать и отец были журналистами, оба работали в газете «Советская Белоруссия».

Почитала недавно на интернет-сайтах статьи Ваганова и Класковского на злобу дня. У Ваганова больно горячо и задиристо, у Класковского умеренно и рассудительно. И тот, и другой позволяют себе критически оценивать действия властей и высказывать это своё мнение в прессе. Оба в дни нашего сотрудничества были воспитанными, тактичными, деликатными людьми и превосходными редакторами.