Ошибка молодости Глава 21

Глава 21

Приболел Егор Иванович. С утра голова разболелась, суставы заломило. Фекла пользовала его медом да чаем с малиновым вареньем. Он сидел в гостиной у камина в любимом кресле, облаченный в халат и колпак, смотрел на огонь и вздыхал. Прошел почти год, как Ксенюшка ушла из дома на поиски Петьки. Сначала Егор Иванович сам был не свой от гнева, а потом с болью и страхом, засевшим в его родительском сердце, наступила тоска.
С утра были студенты, справлялись о здоровье любимого профессора. Егор Иванович немного развеялся. Фекла испекла пирог с грибами, чаю выпили.
Егор Иванович старался не думать о скверном, считал, что плохие новости всегда быстро приходят, хорошие в дороге задерживаются.
В дверь постучали. Егор Иванович занервничал:
— Фекла, голубушка, скажи - нет меня!
Фекла зашла в гостиную, показывая руками на дверь. Вслед за ней неловко зашли два морских офицера.
— Господин Давыдов, — произнес один из них в мундире капитана, — мы к вам с весточкой от дочери вашей Ксении Егоровны.
Егор Иванович вскочил. Сердце готово было выпрыгнуть, он даже пошатнулся.
Капитан подбежал к нему и придержал за локти.
— Егор Иванович, — воскликнул капитан, — вы уж поосторожней!
— Говорите, — простонал Егор Иванович, — не томите!
Капитан помог Давыдову опять устроиться в кресле.
— Я капитан Сумароков Иван Никитич, а это мичман Василий Антонович Сотников, — представился сам и представил своего спутника моряк. — Ксения Егоровна на мое судно завербовалась, на шхуну «Осторожный». Я-то думал, что юноша, а вот Василий Антонович сразу понял, что дева это.
— Ох, ох! — запричитал Егор Иванович, — позволял ей много! Да вы присаживайтесь, господа! Фекла, чаю!
Егор Иванович вспомнил о своих обязанностях хозяина. Усадил гостей, распорядился насчет угощения, поднялся наверх, переоделся.
— Вы уж простите, господа, — извинялся профессор Давыдов, — приболел я немного.
— Это вы нас простите, Егор Иванович, — произнес Василий Антонович, — вот сошли на берег, сразу к вам. Ксения Егоровна просила кланяться вам. Нашла она жениха своего. Не взыщите, Егор Иванович, я у дочки вашей на свадьбе посаженным отцом был.
— Так она замуж вышла? — сокрушенно произнес Егор Иванович, — эх!
 — Егор Иванович, — сердечно молвил Василий Антонович, — муж у нее хороший. Петр Алексеевич вам поклон шлет и просит вашего прощения! Вот письмо вам наказал передать. — Мичман вынул из кармана лист, сложенный в четверо. — Петр Алексеевич сказывал, что все в письме объяснил. Славный моряк, если бы не он, быть бы экипажу «Осторожного» на невольничьем рынке в кандалах.
Егор Иванович принял послание от зятя и вздохнул.
— Ксенюшка моя-то как? Здорова ли?
— Да, Егор Иванович, не беспокойтесь, — улыбнулся Василий Антонович, — боевая дочка у вас! Когда Салимку брали на абордаж, она бербера шпагой проколола.
— Ох! — вздохнул бедный отец. — Скучаю я по ней, по моему воробышку! Увидеть бы ее, обнять! Она у меня бунтарка, всегда за справедливость стояла. Снаружи девушка нежная, а внутри амазонка непокорная! Вы в те края не скоро еще, господа?
—  Как приказ будет, Егор Иванович! — ответил капитан Сумароков.
— Хочу дочери записочку черкнуть. Может, как соберетесь, забежите ко мне?
— Конечно, Егор Иванович!
Гости поднялись.
— Пора нам, Егор Иванович, — произнес капитан Сумароков, — Служба!
— Да, господа, — хозяин дома встал из кресла, — благодарю, что порадовали отца, утешили.
Егор Иванович проводил гостей до двери, и они раскланялись. Он посмотрел на Феклу и вздохнул:
— Вот, Фекла, приютили мы на свою голову тогда зятя! Замуж вышла наша Ксенюшка. А это что? — он увидел в руках служанки увесистый кожаный кошелек.
Фекла жестами, как могла, объяснила, что это оставили моряки от зятя, Петра Алексеевича. «Мол, вряд ли, Егор Иванович примет. Тайком Фекле отдать надо».
Профессор Давыдов вернулся в гостиную и взял письмо Петьки в руки. Пробежав глазами по строчкам, он опять сложил бумагу и бережно положил на столик перед креслом.
— Благословляю!  Храни Господь!

***

На северо-востоке Чериготто в бухте обосновались корсары. Свято место пусто не бывает! Когда-то в IV – I веках до Рождества Христова киликийские пираты облюбовали это место, устроили здесь  базу и отправляли суда на разбой, пока не пресёк их шалости Помпей Великий.
Питер Кингли в тайне мечтал о новой республике пиратов, вдохновившись легендой о Тьерри Миссоне и его Либерталии на Мадагаскаре. К кораблям «Агнец» и «Изумруд» присоединился бриг «Гордость королевы» и бермудских шлюп «Дельфин». Капитан Осборн недолго думал, когда получил письмо от Грейс Моран с предложением немного «поработать» в Эгейском и Средиземном морях. Его товарищ, шкипер Диксон, командующий шлюпом, согласился почти мгновенно, когда капитан «Гордости королевы» намекнул ему, что собирается в небольшое путешествие по теплым восточным морям. Пираты обосновались на скалистых берегах острова в небольших беленых домах, каскадом, рассыпанных по склонам. Малочисленное население восприняло новых жильцов спокойно, без восторга.  Но пираты договорились с местными жителями об условиях проживания полюбовно. Пираты арендовали дома, хозяева обслуживали жильцов за определенную плату. Морякам позволялось заводить семьи, во избежание насилия и непотребства.
Головой пиратского городка всеобщим собранием был назначен бывший Петькин барин.
«В море толку от тебя никакого, Дмитрий Павлович, а на берегу, да еще на хозяйстве, думаю справишься. Ты, чай, помещик!» Петр тогда поёрничал немного, а Дмитрий-то Павлович за дело взялся с умом. Даром, что помещик! Добытое пиратами добро записывал аккуратно в заведенную им книгу и сам высчитывал «жалованье» каждому матросу. Проценты, причитающиеся байло Корфу и провведитору Чериготто, скрупулезно вычисленные, он вносил в отдельный том. Отлично и разумно справлялся он и с бюджетом, отобранным на содержание маленького пиратского поселения.  В общем, Петр Алексеевич не прогадал, назначив своего бывшего барина на сею должность. В городке царили полный порядок и благоприятность.

***

Вчера Грейс и Ксения вернулись засветло из разведывательного плавания на шлюпе к берегам Крита. На Чериготто застали они картину весьма красноречивую: бриг «Агнец» покачивался на волнах с разбитой грот-брам-стеньгой. Рядом с бригом, изрешеченная, со сломанными мачтами  - турецкая фелука. А на берегу были свалены ящики с благовониями, восточные шелковые ковры и серебряная посуда. Когда женщины спрыгнули на берег, к Ксении подошел с озабоченным видом Оливер и просил не волноваться:
— Мисс Ксения, капитан Кингли ранен, но не тяжело, не беспокойтесь. Он у себя. Отказался от услуг Ангуса, сказал, что сам справится.
Ксения в мгновение ока взбежала по каменной лестнице к их с Петькой домику, пронеслась мимо хозяйки, мрачной на вид старой гречанки Марии и влетела в крохотную комнатку. Петр сидел на кровати, спустив одну штанину кюлот. На бедре зияла кровавая рана.
— Петруша, — запыхавшись, произнесла Ксения, — что ж ты сам-то?
Она присела перед ним и стала осматривать рану.
— Царапина, лапушка! — ответил Петька. — У Ангуса и без меня полно работы. Взяли на абордаж Али-бея. Вот саблей полоснули.
— Царапина, а крови то сколько, да и бледный ты, свет мой! Сейчас я все сделаю, — промолвила она, отправляясь вниз.
Через несколько минут Ксения вернулась с горячей водой. Она осторожно промыла рану. Потом достала Феклины мешочки и в большой кружке заварила иван-чай. Бережно перебинтовывая бедро Петьки, покачала головой:
— Вот оставила тебя без присмотра!
 Она подала Петьке кружку с настоем.
— Тебе поспать надо теперь, свет мой!
Петька послушно выпил чай и, застонав, положил перебинтованную ногу на кровать.
Ксения, укрывая Петра, поцеловала его в лоб.
— Холодный ты какой! — она налила еще в кружку чаю и поставила ее на прикроватный столик. —  Как проснешься, еще выпей.
 — А ты куда, лапушка? — тихо произнес Петька, когда Ксения направилась к двери. Ему не хотелось, чтобы жена уходила.
Молодая женщина вернулась, присела рядом и поцеловала бледные губы мужа. Улыбнулась! Ее грозный капитан Кингли казался ей сейчас беззащитным маленьким мальчиком.
— Мне с Грейс поговорить надо, свет мой! Обернусь скоро. Ты спи и сил набирайся, — молящий взгляд черных глаз заставил ее немного изменить планы. — Хорошо, хорошо! Посижу с тобой, пока ты засыпать будешь.
Петька согласился. Ксения прибрала комнату и присела подле него. «Заснул, ненаглядный мой». Ксения любовалась спящим мужем, его длинными черными ресницами, мужественным лицом.
— Сокол мой пригожий, — прошептала Ксения. Она провела рукой по своей груди. Вот уже два месяца к набухшим персям было больно прикоснуться.


***

Ксения и Грейс прогуливались по берегу, сняв обувь. Эгейское море - ласковое теплое, мягко прикасалось к ногам женщин, будто пытаясь с ними заигрывать. Ксения заметила, капитан Моран изменилась, из нее будто вынули металлический каркас. Одетая против обыкновения в робу, красиво подчеркивающую статную сильную фигуру пиратки, Грейс  помолодела и выглядела нежной и женственной. Легкая улыбка играла на ее губах.
— Грейс, — начала Ксения, — тебя и не узнать.
— На моем теле много ран, Ксения, — оглядывая безмятежный горизонт, произнесла капитан Моран, — на теле, а больше на душе. Я устала… Устала быть сильной, устала от потерь, устала от лжи. Мне почти тридцать, а в моей жизни не было настоящей радости. — Грейс повернулась к Ксении. — Я могла стать матерью, но на моих глазах повесили отца моего будущего ребенка. — Грейс помолчала, Ксении показалось, что в ее синих глазах мелькнули слезы. — Отчаянный, красивый! Твой Кингли похож на него. Его погубила его самонадеянность.
Ксения по-бабьи подперла подбородок, она слышала и про рабство, и побег, но не знала, что Грейс была любима и любила. Суровая ирландка, казалось, не имела чувств, ее грозная фигура всегда возвышалась на квартердеке как монумент женской жестокости и черствости. Она подчиняла себе мужчин одним взглядом и сурово наказывала, не зная жалости, за неповиновение.
— Отогреться бы тебе, милая, — произнесла Ксения и обняла подругу, — поплакать. Под чугуном то золото блестит, я вижу.
— Ксения, — Грейс выпрямилась, — а я и не капитан больше. Я сняла с себя эту обязанность. Не хочу! Оливера прокричали капитаном. — Ксения ничего не ответила, она была немного шокирована этой новостью. — Из Эшби выйдет прекрасный капитан! Мне кажется, что он счастлив!
— Петр знает? — наконец-то промолвила Ксения.
— Да! Он и предложил его в капитаны. Питер сказал, что в Оливере живет настоящий «морской волк»! А я свободна и любима! Буду ждать своего героя на берегу, как благоверная женушка.
— А как же Перселл, — прищурилась Ксения.
— Мы с ним не состоим в церковном браке, дорогая. Мы сочетались по древним ирландским законам, и я могу избавиться от этих уз, одним словом. К тому же, он мятежник и заслуживает кару. Его выходка погубила много отличных моряков. Питер дал на откуп его наказание мне, боясь, что будет излишне жесток, но и я не собираюсь строить из себя милосердного судью. Он будет прогнан по доске у берегов Крита. Я думаю, это справедливо.
Ксения в задумчивости прошлась немного вперед Грейс Моран. Она зашла глубже в воду и поводила ножкой по набегающей волне. Ксения улыбнулась чему-то и приложила руку к животу. Когда к ней подошла Грейс, Ксения произнесла:
— У нас с Петрушей ребеночек будет, Грейс.
— Я думаю, Кингли счастлив.
— Нет, Грейс. Я ему не говорила. — Ксения прошлась по воде. — Скажу, а он в море меня не возьмет.
— А сколько уже?
— Больше двух месяцев. Я знаю, что сказать надо, но я боюсь. Про возвращение в Россию даже намекать не смею, он слышать о том не желает. А здесь…
— Ксения, дорогая, — Грейс обняла свою подругу, — Кингли должен знать. Возможно, это известие поможет ему справится со своими страхами. Скажи, дорогая!
— Страхами?
— Да, Ксения, страхами, — Грейс усмехнулась, — глядя на Кингли, этого не скажешь. А ведь он страшится возвращаться в Россию. Конечно, он теперь вольный человек! Но Россия и лишения у него слились воедино. Он боится потерять тебя…Очень боится.
— Грейс, милая, — Ксения взяла ее за руки, — у нас с Петрушей одно биение сердца на двоих! Не потеряет он меня!


Продолжение следует