Два рассказа о жилищном вопросе

 Комната - 2
 

  Это был безумный, бессмысленный, бесконечный бег в лабиринте замкнутых, серых объёмов, проёмов, изгибающихся переходов, проваливающихся полов и обрушивающихся перекрытий. Иногда вверху проглядывало серое, никакое небо, без просветов, обозначенных облаков, туч и солнечных проблесков, но чувствовалось, что там дует ветер, не понятно, холодный или тёплый.
 Здесь всё было ветхим и разваливающимся, но это не вызывало отвращения, а казалось естественным, серые стены из растрескавшихся досок, с торчащими ржавыми гвоздями, при попытке проломить их, или выломать доску, они рассыпались от древности в мелкие щепки и труху. Здесь можно было бежать СКВОЗЬ стены, не имея понятия, где окажешься в результате, но это не имело значения. Каждое новое помещение не было похоже на предыдущее, но, в общем, они сливались в калейдоскоп однообразной серости. Без окон, без открытых пространств, это было похоже на лабиринт Минотавра, умирающий от древности.
 Но самым страшным были не бесконечные, ничего не скрывающие плоскости, а существа, преследующие тебя по пятам. Они неслись по сторонам, вверху, по потолкам, которые их почему-то держали, они тенями проскальзывали у самых ног, и после них полы проваливались в грязные подземелья. Эти твари не имели чётких очертаний, что-то угловатое, с мордами длинными, как у крокодилов, с тонкими, странно изогнутыми когтистыми лапами, слепыми глазницами. Они не набрасывались, только неутомимо преследовали, неся неведомую, но смертельную угрозу.
 Несколько раз Гера пытался остановиться, собираясь принять бой, в надежде, что после этого они отстанут, но оружия не было, а в жалких попытках оторвать от стен какую-нибудь доску, могущую послужить дубинкой, он получал только жалкие щепки. Однажды он всё-таки остановился, надеясь встретить тварей кулаками. Они окружили его, повиснув над головой, они прятались за углами, просвечивая мускулистыми телами, он шагнул туда, навстречу, в тень, и позорно провалился в подземный этаж, полез вверх, ломая стены, вылез на этот раз на открытое пространство, даже смог увидеть вдали, в устье стен городские постройки, деревья, дорогу с проносящимися весёлыми автомобилями, на мгновение поверил, что ещё немного сумасшедшей гонки, и он сможет выбраться туда, где жизнь... Но эти снова налетели, заставили бежать, карабкаться, они скалили будто каменные морды, он скатился по откосу в мутную, вязкую жижу канала, оскальзываясь, выбрался наверх... и опять оказался в ущелье извивающихся стен и мёртвого неба. Всё было по прежнему, и снова пришлось бежать, проклиная бесконечность. Задыхаясь, Гера нырнул в низкий проулок, неожиданно перешедший в узкий, тёмный коридор, и в отчаянии влетел в тёмный дверной проём.


 ***

 - Почему быть старым, означает быть уставшим, отягощённым годами, и всех судить? Судить молодых за их жизнь, за их, пока небогатый, опыт, за то, что они есть? Не хочу. Почему я должен судить людей за то, что они есть? А ведь многие уже к сорока годам становятся старыми, уставшими от жизни брюзгами.
- Сколько тебе лет?
- Наверное, около трёхсот.
- Тогда ты имеешь право так говорить.
- Но, когда я умер, мне было не больше тридцати.
 Гера замер, не понимая, кто и кому это говорит глухим, безразличным голосом, но осознал, что бежать уже никуда не нужно.
 В небольшом помещении, освещаемом двумя закопчёнными керосиновыми лампами на стенах, было тихо, и воздух был сухой и прохладный. Стояла небольшая группа, человек шесть-семь, их лица прятались в тени, и одежда не выдавала очертаний, скрывая фигуры висящими полами тяжёлой ткани.
 Прислушавшись к покинутому пространству, он не услышал ничего, будто и не было скользящих тварей. Здесь стены и низкий потолок тоже отсвечивали старым деревом, но порождали уважение древней мощью и ощутимой неприступностью. Окон не было, но в торцевой стене присутствовали по углам две двери и между ними скамья из толстой доски.
- Здесь... надо ждать? - не понимая, зачем, спросил он.
- Ты хочешь выйти обратно, туда?
- Н-нет... Я не знаю.
- Не знаешь, не спрашивай.
- Но я не понимаю.
- Тем более, не спрашивай, - говоривший ничем не показал своего отношения, и он не понял, кто из здесь присутствующих ему ответил. Кажется, это и не имело значения.

 ***

 - Бывает, что человек знает о приближении некоего события. События, могущего решить всё. Человек знает, что оно обязательно наступит, как наступают утро и зима, рождение... и смерть. Потому-что таков закон природы. И наступил момент исполнения этого закона. Событие неотвратимо, неизвестен только срок. Через минуту, через день, через год. Каждый звук свидетельствует о приближении неизбежного, скрип двери, шорох ветвей за окном, шаги за дверью, неожиданный рёв мотора во дворе. Ожидание уже становится паранойей, мешающей жить, дышать, планировать, действовать. И вопрос встаёт обнажённо и конкретно - или забыть, не думать, отринуть ожидание, и принять неизбежное, когда оно придёт... Но столько дел ждёт участия, принятия решений, действия, которые могут прерваться самым внезапным образом, и необходимо просто отказаться от этих дел, чтобы не оставить их неоконченными, не переложить на чужие плечи. Нужно просто принять одно единственное решение - не ждать, а самому принять решение о неизбежном, победить в этой гонке, САМОМУ исполнить предназначенное, поставив жизнь перед свершившимся фактом. И это будет победа. Победа? Но почему она воспринимается, как трусливое бегство?
 Может быть потому, что это отказ от своих обязанностей, а это всегда слабость?
- Красиво говоришь. Но ты рассудил, что решить самому, это не значит - сдаться?
- Не умничай! Выполнять обязанности, несмотря ни на что? Это, по-твоему, наш долг? А выполнять - есть возможности? Когда каждый день просыпаешься, включаешь инет, а тебя по-голове новыми обязанностями, всё хуже и хуже! Жизнь дорожает, дорожает, а тебе новые поборы, власти у нас слишком разошлись, у них аппетит нормальный, он с каждым днём растёт, и всё за наш счёт! В таком положении уйти - это поступок для семьи, для детей...
 Гера всё пытался различить говорящего, будто это было важным, имело значение в этом месте, и он сам не мог понять, почему для него это было важным, ведь здёсь всё потеряло своё значение, да и никогда его не имело.
- Почему ты думаешь, что твоё бегство, для них это поступок? Это ты им пример подаёшь?
- А что я им ещё мог дать? Нищую пенсию, которой и самому на хлеб не хватало?
- Ну, и не ной теперь!
- А ты, пробегал триста лет, и теперь злобствуешь!
- Все мы своё отбегали. Вся страна отбегалась...
- Ты про кого говоришь, когда такое раньше было?
- Всегда было, всегда холопы терпели...
- Не всегда, не всегда!
- Это ты сейчас такой умный, а сто лет назад, когда твои вожди с тебя живого шкуру сдирали...
- "О чём они болтают?" - думал Гера, тщетно пытаясь заглянуть в приоткрытую дверь, но там было темнее, чем в предбаннике, и предстоящее не проглядывалось.
- Вспомни ещё, как собаками людей травили! - голос был не очень старый, и чувствовалось, что говорит интеллигент.
- А чего вспоминать! - озлобленно ответили интеллигенту. - Думаешь, нынешние градоначальнички к такому не придут! Уже ведь подходят!
- Уже подошли! - сказал кто-то отчаянно. - Вот у нас в деревне, приходим в сельпо, а нам кассирша Галка - вы, говорит, ребята, масочки оденьте, запрещено теперь обслуживать, которые без масок.
- Это почему, - спрашиваем.
- Потому, что вирус, эпидемия, и все должны быть в масках. И нас обещали штрафовать, если покупатели не в намордниках, то-есть, не в масках! Вон, видеокамеру повесили, видите?
 А откуда в деревне вирус может взяться? Так ей и говорим, и маски отсутствуют, если только в правлении противогазы не завалялись.
- Привезли коробку масок, двадцать рублёв всего!
- Сама их напяливай, и барину своему надень, - говорим, - а нам хлеба и водки давай!
 Тут и хозяин магазинчика прибежал, приезжий хрен, молодой, а уже с пузом и при лысине.
- Нету, - кричит, - мужики, у меня лицензию отберут и нищим сделают, сейчас с этим строго!
 Тут уже и женщины с деревни сбежались, вой подняли, у нас это быстро! Ну, он-то сообразительный, понял, что по лысине получить может, а полицаев у нас ждать, не дождёшься!
- Ты про каких полицаев говоришь, - раздался голос из угла. - Которые фрицам служили?
- Не-а, может, их предки, это не знаю... В общем, сел он в машинку и укатил. Наша Галка, конечно, обслужила всех, ей жить в деревне! Вроде, все успокоились, по хатам разошлись, кажись, всего делов. Только ночью приехали гвардейцы на технике, ездили по деревне и в окна газовые гранаты бросали. Крики, маты, кто-то из наших с дробовиком выскочил, тут и началось... Кто поумнее, конечно, в огороды убежали, а кто-то и на дороге остался лежать, ведь и стреляли и колёсами давили, а многих в воронках увезли... А ты говоришь, собаки! Гвардейцы, вот где надёжа власти, эти всё сделают по гвардейски-геройски!
 - Что-то я такого в сети не встречал, - подумал Гера, - А ведь, может быть, уже и в интернете... карантин. Но что здесь-то? Сколько лет торчать? Ведь и не уйдёшь...
 В этот момент со скрипом отворилась правая дверь, все обернулись, и в приёмную, пошатываясь, вышел человек. Высокий, одетый только в серую юбку, с высоким головным убором. Он обвёл присутствующих слепыми глазами, стоял, покачиваясь и молча. Потом махнул рукой и вышел в коридор. Оттуда сразу-же  донёсся вскрик и звук убегающих ног.
- Три тысячи лет, - произнёс кто-то. - Вот времена были...
 В распахнувшуюся дверь, куда только что вышел отчаявшийся египтянин, ворвался очередной беглец, замер в растерянности, жмурясь и оглядываясь.
- Здесь очередь?
- Ты куда-то торопишься?

 ***

 То-ли раздался не слышимый для всех звук, то-ли действовало некое правило приёма, но стоявший перед Германом вздохнул, перекрестился, как-то поник, втянул голову в плечи и протиснулся в щель приоткрытой левой двери.
- Ишь, святоша, - прошипел вслед ему кто-то. - О Боге вспомнил!
- А что такое?
- Избранник народа, депутат! От вируса сюда попал!
- Раньше думать надо было! А теперь что - Бог?!
- " Значит, здесь конвейер, - сообразил Гера. - Один оттуда, другой туда. Часов десять можно ждать. И ещё каков результат будет, никто не знает. Каковы критерии отбора? Надеюсь, здесь нет обеденных перерывов? И на ночь никто не прерывается? Хорошо, торопиться, в самом деле, некуда."
 Будто в ответ на его соображения, уже знакомый интеллигент завёл:
- При жизни, я имею в виду последние дни, или месяцы, у кого как, много думаешь - чего ты стоишь? Что ты в жизни сотворил, что может потянуть весы в ту, или иную сторону? А ведь, в сущности, какая разница? Мы этого так никогда и не узнаем, и это правильно! Зачем теперь это? Какой в этом смысл здесь, в вечности.
- Придурок, чего каркаешь? Ты это тутанхамону сказал-бы!
- " Неужели, в самом деле, тот самый Тутанхамон? - поразился Гера. - Может быть такое? В вечности всё может быть, но вопрос в другом. В вечности здесь торчала-бы очередь, как на концерты Битлов. Это здесь, наверное, такой чёрный юмор..."
- И что бы? У него, думается, о другом голова болит! И не только голова! Как у ушедшего парламентария! Вот у меня совесть чиста...
- Была-бы чиста, тебя здесь не торчало-бы!
- Кто знает...
 Что-то тронуло Геру за рукав, потрепало, и он отступил в сторону, решив, что загораживает кому-то проход. На него смотрели уголья глаз из-под странного матерчатого шлёма, и полы хламиды подметали доски пола.
- Ты... новенький? Только что оттуда?
- Я... не знаю, - честно ответил он. - Может быть, уже сто лет прошло... Не знаю. Из 2022-го? Кажется. Какая разница!
- А я из 1940-го... Как думаешь, нас когда-нибудь простят? - искры смотрели жалобно и вопросительно.
- Ты меня спрашиваешь? За что мы должны вас прощать? Это к Богу надо.
- Нет, главное, это люди. Которые будут потом разгребать... - голова говорившего склонилась, голос упал до шёпота. - Знаешь, столько крови пролито... И у вас там тоже, как я понимаю... Ведь мы все причастны... Вот что больно. А страна при чём? Страна простит?
- Страна... Разве о стране думают? - горько ответил Гера. - Страна, это народ. Вот о ком думать надо.
 Хлопнула правая дверь, протиснулась недавно вошедшая фигура. Прислонилась к притолоке, опустив тень головы. Всхлипнула:
- А что - я? Я, ведь, как все... - не поднимая головы, прошла к выходу, нерешительно вышла. Они услышали визг и удалявшийся топот...
- Вот так надо, - зло сказал Гера собеседнику. - Ведь всё правильно! Так с нами и надо!


 Та квартира.

 ***

 Квартира располагалась наверху небольшого современного здания, из белого бетона, стеклянных проёмов разного размера и форм, цветных плоскостей, обозначающих неизвестно что. "Наверху" означало, что из-за хаотично расположенных проёмов окон, нельзя было понять, сколько здание имеет этажей, пять, или три...
 Но парадная здесь оказалась вполне определённой, обычное крыльцо из бетонных плит и четырёх-пяти  ступенек, стандартная дверь из древесной плиты, обшитой пластиковыми панелями, с круглой дверной ручкой и круглым-же плафоном под косо свисающим навесом. Ни таблички с номерами квартир, ни списка жильцов, ни звонков. Дверь в никуда. Сколько в доме квартир, определить не представлялось возможным. Пока всё было предположениями. Внутри дома могла располагаться и параллельная мультивселенная.

 ***

 - Может быть, этот дом и есть то, что нам нужно?
- Если ты объяснишь мне, что именно нам нужно, я буду чрезмерно благодарен, - хмыкнул Дэвид, откусывая половину сардельки, насаженной на вилку.
- Иногда люди видят, как из дома кто-то выходит. Бывают группы по нескольку человек. Но никто не видел, чтобы туда кто-то заходил.
- Если один-два случайных спрошенных чего-то не видели, нельзя говорить в категориях "никто".
- Посмотри вокруг. Сейчас здесь наплыв, обычно человек с десяток. С большинством из них я перекусывал за одним столиком, и всё это постоянные посетители.
- Так никто и не заходил? - критически переспросил Дэвид. - Мы живём в квантовом мире, здесь возможны межпространственные тоннели. Заходишь в такой где-то в ср--ой Австралии, а выходишь из этого дома.
- Смеёшься? - обиделся Роб, беря со стола бутылку пива. - Один человек видел, как туда зашёл полицейский из офиса местного шерифа, но вот как он вышел, никто не видел.
- Ты опять сказал "никто". Подчинённый шерифа мог выйти среди ночи, или на следующий вечер...
- Или не выйти вообще. Или на острове Пасхи. Или в костюме Пенивайзера.
- Хорошо, другой вариант. Под домом некий бункер, типа выживальческий. Выход здесь, но войти можно только через какую-то дезинфекционную систему, которая находится за два квартала отсюда.
- Хорошо, отбросим Пенивайзера и остановимся уже на чём-то.
- Тогда отбросим и гипотезу мифического апокалиптического бункера. Я предполагаю верхний этаж.
- Почему - верхний? - удивился Роб. - Ближе к небу?
- Я так предполагаю, - упрямо сказал Дэвид.
- Миллионы людей предполагают. Изменяет-ли это жизнь?
- Или смерть?
- Да, или смерть.
- Но наука...
- Практическая наука - да. А предположительная? Вот "чёрные дыры"... ты их видел?
- Я читал, там много математики, которая доказывает...
- А кто-то из этих теоретиков их видел?
- Ну... Что-то там...
- Не увиливай. Если что-то там видели, то это не "чёрная дыра", поскольку мы предполагаем, что она должна поглощать всё. Всё, это всё, что есть, и меньше неё по массе.
- Но ведь предположения могут быть неправильными...
- Вот! Ты сам сказал... Можешь продолжить СВОЮ мысль?
- Я могу ошибаться, - скривившись, как от больного зуба, выговорил Дэвид.
- И тебе это не будет стоить миллиарды, как государствам, которые валят миллиарды в "чёрные дыры". Но это может стоить тебе жизни.
- Хорошо... У меня предчувствие.
- Что-ж, против этого сказать нечего. Предчувствия спасли миллионы жизней. Но ты не ответил на первоначальный вопрос. Напротив, ты дал определение того, что нам не нужно...
- Да, - пригорюнился Дэвид. - У меня всегда так, это как дурацкая диалектика Гегеля. Или этого, ещё более дурацкого...
- Канта, - дал толчок Роб. - НЕ Германа Канта. Но я тебя слушаю.
- Нам нужно... Нам нужно одинаковое?
- Я надеюсь на это. Все люди надеются на это, и мы не являемся исключением. В своём роде мы выступаем в роли дурацкого Бэтмена - спасителя человечества.
- Значит, нам нужен не вход, а наоборот. И тогда этот дом не то, что нам нужно?
- Тут присутствуют условия, нам не известные.
- Зря ты сказал, что мы не являемся исключениями, - уныло заметил Дэвид. - Всё-таки, хочется думать...
- А ты не думай. Мы не первые. И вряд-ли единственные. Только у нас своя методика. Но и тут нельзя сказать определённо.

 ***

 Они пошли часа в три дня, когда люди в большинстве определяются, кто - на работе, кто - уже пришёл из ритуального похода по магазинам, кто занят срочными и постоянными домашними делами, когда хаотичные передвижения масс упорядочиваются и все заняты подготовкой к вечеру, а не шляются неизвестно где, пялясь на проходящих и исходящих. С собой у них ничего не было. Роб вообще не любил нагружаться "как мул", только у Дэвида болтался за плечом рюкзачок с резиновой верёвкой и фонарик в кармане.
 Облюбованная парадная, как ни странно, пребывала открытой, вопреки сегодняшней мании закрытых дверей (весьма обоснованной, надо сказать.), и они опасливо вошли, чутко прислушиваясь к звукам внутри. Звуков не оказалось. То-есть, вообще не было. А было впечатление заброшенности, даже стерильности, будто здесь никогда в вечности и никого из пространства не было.
- А мы туда пришли? - спросил Дэвид, остановившись в вестибюле первого этажа и осматриваясь по сторонам и вверх. Стандартный дизайн, стандартная покраска (жёлто-зелёного оттенка), стандартный половичок до лестницы. Только... лестница задерживала внимание, и стандартной её назвать нельзя было. Почему-то металлические ступеньки (не искусственного камня!), они поднимались от половичка до площадки и дальше не было ничего. Те-же стены гадкого оттенка, но площадка перекрывала положенное пространство и на этом всё обрывалось. Над головой видна была площадка второго этажа, и больше ничего.
- Это - как? - наконец спросил Роб. - Им лестницу верёвочную спускают? Со второго этажа?
- Наверное, - согласился Дэвид. - потому что на первом делать нечего.
 Они только сейчас разглядели ещё одну особенность - на площадке первого этажа располагались две квартиры, но так только казалось. Прямоугольники входных дверей, утопленные в проёмы, были только обозначены. Это не были двери, это были обозначения дверей. Просто ниши, чуть отличающиеся по цвету от стен.
 Друзья долго стояли, пытаясь как-то осмыслить увиденное, привести в соответствие с реальностью, но ничего не получалось. Здесь никто не жил, дом домом не являлся, и смысла в этом не было совершенно. Ничто не отвечало их жизненному опыту.
- Каков поп, таков и приход, - пробормотал Дэвид.
- Ты это к чему?
- А ты чего хотел? Экспресс на небо?
- Неплохо-бы. Мне почему-то кажется, что нам надо на второй этаж.
- Естественно. Ведь здесь ничего нет. И если люди выходили из дома, то это были обитатели второго этажа. Должна быть лестница.
- И если она есть, то она находится наверху.
- Да. Вместе с тем, кто её потом поднимал назад. Ты куда? - Дэвид с интересом смотрел в спину Роба, который пошёл вверх по ступеням на межэтажную площадку.
- Поднимись сюда и посмотри сам, мне кажется, что я вижу искомую лестницу. А ты выше меня. - Роб вытягивал шею, пытаясь рассмотреть что-то на площадке второго этажа.
- В самом деле, это лестница, - подтвердил Дэвид. - Но нам от неё ноль пользы. Ты думаешь то же, что и я?
- Не совсем. Я легче тебя килограммов на тридцать.
- На двадцать пять, здесь тебе повезло. Не будем тянуть.
 Он встал на нижнюю ступеньку, и Роб ухватился за решётку верхней площадки:
- Ты можешь поднять руки, чтобы я встал на них?
 Скоро он опустил вниз трёхметровую лестницу, и Дэвид поднялся к нему. Здесь тоже было абсолютно тихо.
- Чего ты высматриваешь? Привидение видел?
- Да, именно так, - тихо ответил Роб. - Когда я возился с лестницей, мне показалось, что вот там пробежала собака...
- Странные у тебя фантазии. И почему она не укусила тебя за ягодицу?

 ***

 На пустой кухне не было никаких признаков людей, холодильник был пуст, и в ящиках ни круп, ни соли с сахаром. Посудой, похоже, не пользовались с тех пор, как её расставили по полкам.
- Жизни приходят и уходят, а вещи остаются, - заметил Роб, оглядывая пространство.
- И иногда оставшиеся вещи определяли ушедшую жизнь, - согласился Дэвид. - Только странно, что иногда недолговечные вещи переживают хозяина, а бывает и наоборот.
- Всё относительно, кроме теории относительности.
- Она не относится к реальности, что показывает её не реальность. Но хватит упражняться в остроумии, мне хочется обследовать дальние помещения.
- Ты надеешься найти там вечные ценности? И так видно, что здесь обитали бесценные объекты. К вечности они точно не имели отношения.
 Они заглянули в первую комнату длинного коридора. Это была спальная, и в шкафу присутствовал полный комплект постельного белья.
- Ты заметил, нет ни одной личной вещи?
- Не знаю, кому они могли-бы понадобиться.
- Слышишь?
 Со стороны кухни вдруг раздался детский голос, он звучал спокойно и естественно, и это поразило их больше всего:
- Спайк! Иди сюда, парень! Наша мама задерживается, сходи, поторопи её!
 Друзья переглянулись, пожали плечами и подошли к открытой двери. По коридору, цокая когтями по мраморной плитке, мимо них проследовал большой лохматый пёс, рыжий с белыми пятнами, с огромными ушами и хвостом-метёлкой. На гостей он не посмотрел.
 В полном недоумении они выглянули в коридор, но пса уже не было видно. Переглянувшись, они тихо вышли и заглянули на кухню. На стуле у стола сидел паренёк лет двенадцати и из банки пил пепси-колу. Это был обычный ребёнок, с растрёпанной причёской, в клетчатой рубашке. На пришельцев он тоже не обратил никакого внимания, и они отступили от двери.
 Молча Роб указал глазами в даль бесконечного коридора, и Дэвид в ответ кивнул. Но они успели пройти не больше пяти метров, когда увидели шедшую навстречу молодую женщину. В обычном платьице, с короткой крашенной причёской, она катила перед собой складную летнюю коляску, в которой сидела маленькая девочка, не старше трёх-четырёх лет. В свободной руке женщина держала жёлтую, плетёную из соломки сумку, девочка увлечённо обсасывала оранжевый леденец на пластмассовой палочке. Впереди пары бежала уже знакомая собака, и процессия быстро приближалась. Друзья, встав у стены, стали приготавливать объяснительные фразы, но они не понадобились, компания просто прошла мимо них, и Дэвиду даже показалось, что коляска и ноги женщины прошлись по его ногам. Наверное, показалось, потому что он ничего не почувствовал, но он увидел, как Роб смотрит на него с неподдельным удивлением...
- Мэм... - неожиданно вырвалось у Дэвида, неужели он ждал, что будет услышан? Но грациозная походка не прервалась ни на мгновение, только на ходу женщина произнесла певучим голосом:
- Спайк, позови Ленни, нам пора идти! - они свернули на лестничную площадку, и вслед пробежал мальчишка. Пустую банку он оставил на кухонном столе. Через минуту друзья услышали, как внизу хлопнула входная дверь, потом прогремело что-то металлическое, кроме лестницы это не могло быть ничем...
 Они не стали снова ставить лестницу, просто спрыгнули, повиснув на перилах.
- Ты что-то понимаешь?
- С коляской по такой лестнице? И кто её поднял обратно?
- Я был рядом с тобой, - напомнил Роб.

 ***

 Они шли по залитому солнцем тротуару, а женщина спокойно шла впереди, метрах в пятнадцати. Мальчик с собакой прыгали вокруг неё, и в этой картине не было ничего необычного. У кафе Роб остановился, уткнувшись глазами в разложенные на стойке газеты и журналы:
- У тебя есть мелочь?
- По новостям соскучился? - Дэвид выложил несколько монеток. - Ты чего? Что увидел?
 Старик-газетчик протянул газету:
- Да, это страшная трагедия, сэр. Тот район пора сносить, старые дома, старая проводка. Дом сгорел до тла, четыре жертвы, мать, двое детей, собака... Некоторые попадают к Богу раньше времени...
 С фотографии на них смотрело уже знакомое улыбающееся лицо.
- Я вот чего не понял, - после долгих шагов напряжённого молчания сказал Роб, -  эта женщина, она прошла сквозь нас? Или наоборот?
- Какая разница? Думаю, это совершенно всё-равно... А нам надо идти дальше...
- На примете есть ещё две квартиры. Одна в Канберре, другая в Подмосковье...
- Призраки очень живучие существа, центурий.
- Полностью согласен с тобой, ландскнехт...

 ***
 Р.S. Странные мне сны снятся в последнее время...