Синдром любви. 10. Провинциал в Москве

«Подумать только! «ИЛ-62»! Сто шестьдесят восемь пассажиров! Здорово, просто здорово! Вылетаем в три часа дня, прибудем в четыре! То есть, если считать по-местному, от Хабаровска до Москвы – час полета…. Да, здорово! А когда-нибудь действительно будут за час добираться…».
Ах, какие приятные мысли! Анатолий Петрович Сорокин даже жмурится от удовольствия. На «ИЛ-62»  он еще не летал. Почти на всех летал, а на этом – нет, не довелось. Да, еще на «кукурузнике» не летал…
«Товарищи пассажиры! Пристегните привязные ремни! Командир корабля и экипаж желают вам приятного полета!».
«Вот за это спасибо». Анатолий Петрович пристегивается. За иллюминатором движутся аэродромные здания, самолет выруливает на взлетную полосу. Затем он обращает внимание на кроссворд в газете – в рейс он обычно набирает газет и журналов, чтобы не было скучно – и не замечает, как самолет оказался в воздухе.
Когда самолет набрал заданную высоту, в салон входит стюардесса с прохладительными напитками. За нею идет вторая, которая, улыбаясь, останавливается у каждого кресла и протягивает веером развернутые билеты лотереи ДОСААФ:
- Берите, берите, остались самые счастливые, а вам счастья не нужно?
 Улыбается и Анатолию Петровичу.
- Нет, нет, мне не везет в лотерею, - отказывается он. Его мысли заняты другим. Он находится в законном отпуске и направляется в сторону Прибалтики через Москву и Ленинград – просто решил прокатиться безо всяких путевок с небольшими остановками. Сейчас его мысль о Москве: «Сколько времени нужно для хорошего знакомства?». Стюардесса проходит дальше, повторяя свой вопрос. Пассажиры, особенно мужчины, видя обращенную к ним обаятельную улыбку, лезут в карман. Настроение у всех благодушное. Обратно стюардесса проходит без билетов с разносом, полным мелочи.
Анатолий Петрович вспоминает: когда брал газеты в Хабаровске, в «Советском спорте» заметил таблицу лотереи. «Видимо, стюардессы еще не знают, что есть таблица», решает он. Тут же с задних рядов слышится женский голос:
- У вас таблица в газете? Дайте сюда, пожалуйста.
- Возьмите, - мужской голос. С соседнего ряда передают газету. Слышится огорченный голос:
- Нет, не выиграл.
Газетой интересуются, она ходит по салону. Но никто не выигрывает.
Анатолий Петрович – впрочем, с вашего разрешения, назовем его Анатолий, потому что он еще довольно молод, ему 27 лет, разве это годы? – итак, Анатолий углубляется в кроссворд и с раздумьями начинает дремать. Просыпается, когда по трансляции объявляют, чтобы подготавливали столики для завтрака.  Завтрак ему кажется чудесным, хотя в Хабаровске уже прошло обеденное время: в самолете жизнь идет по московскому времени. Красная рыба с маслинами, курица с рисом, пирожное, булочка с маслом – все аппетитно!
Сосед справа – паренек, сидящий у иллюминатора, держит ножку курицы на вилке и аккуратно объедает. Анатолий хочет подсказать ему, что ножку удобней взять руками за кость, а на разносе имеется гигиеническая салфетка, влажная, вычистит руки за милую душу, но решает, что парень может обидеться, поэтому держит мысли при себе. Парень уже не мальчик, видно, что отслужил в армии – а до армии откуда ему было знать, как есть курицу? Возможно, в деревне вырос – провинциал.
Сосед слева – плотный мужчина средних лет, с завтраком управляется ловко и быстро, словно не замечая, что там есть. «Ну, этот-то спец!».
Анатолий вспоминает, как утром в буфете аэровокзала за одним столиком с ним завтракали трое молодых нанайцев, два парня и девушка. Вот они действительно провинциалы, по поведению. Девушка осторожничала, оглядывалась, как бы кто не заметил, как она неловко ест: брала хлеб, оттопырив мизинец, в конце концов, опрокинула стакан кефира, облив себе «дипломат», шубу и портфель Анатолия. Конечно, питаться приходилось стоя, в верхней одежде – столики высокие, небольшие, поверхность мрамора скользкая, но нужно быть внимательным. Анатолий сразу понял, что они из провинции – какого-нибудь села на Амуре. Провинциала видно сразу! Скорее всего, учатся на первом курсе техникума, собрались домой – на каникулы. Еще заметна их неловкость, скованность. Пройдет годик – обтешутся в городе, свыкнутся с постоянным присутствием незнакомых людей. Девушка, огорчившись до слез, обтирала шубу и «дипломат», а юноша успокаивал. Было жаль ее.
Вот и сейчас Анатолий невольно косится на парня справа: как бы у него не выпала курица – еле держится на вилке, но нет, все обошлось благополучно, объел-таки.

После завтрака объявляют, что пролетают над Киренском, это в Иркутской области. Рассказывают, что Киренск – крупнейший порт на Лене…. «Значит, - думает Анатолий, - сибирская тайга, дикие звери и холода. Где-то рядом Байкал плещется, под нами – Лена. И мы над всем этим на огромной высоте». Он пытается, привстав, увидеть в иллюминаторе что-нибудь внизу, но под самолетом все затянуто дымкой.
Из динамика продолжает литься легкая музыка. Сообщают, что самолет пролетает над Сургутом. Мужчина спрашивает паренька:
- Там факелы видно?
Тот глядит в иллюминатор:
- Видно, вон, костры горят!
- Это газ горит попутный, сколько добра на ветер выбрасывается!..
Над Ханты-Мансийском вновь слышится магнитофонная запись: «… рыбоконсервный завод,  медучилище, педучилище, звероводческая ферма разводит черно-бурых лисиц…». Тут все, кто может, смотрят вниз, но с высоты 11 километров лисиц не видно.
И так рассказывается обо всех населенных пунктах, над которыми самолет пролетает. Сервис! Перед Москвой сообщают, что высота 12 километров, за бортом температура минус 65 градусов Цельсия. Молодой сосед восклицает: - Ого!
Он действительно недавно демобилизовался из армии.
Вот и Москва. Оказалось, если разгадывать кроссворд, совсем недолго добираться до нее от Хабаровска. Самолет приземляется в густых сумерках, хотя нет еще и пяти часов дня.

Через час за окном автобуса предстает вечерняя столица. Вся в красках: мигают рекламы, мелькают неоновые вывески. Метро «Смоленская». О! Театр Сатиры. Концертный зал имени Чайковского. Через площадь – кинотеатр «Москва». Надо запомнить, думает Анатолий. А это что за площадь?.. Белорусский вокзал. Здесь Анатолий был когда-то давно – остались обрывочные воспоминания. Театр «Ромэн»…. Вот и аэропорт.
В справочном бюро объясняют, что билеты есть  в этом направлении только через два дня. Два дня Анатолия вполне устраивает. Где же ночевать? Вот дежурный по гостинице – к нему очереди почти нет. Через 10 минут дежурный сообщает: «Есть места в гостинице «Турист». Анатолия устраивает любой вариант. С попутчиком добирается до метро, и через полчаса они уже обращаются к администратору гостиницы.
Оставив вещи в номере, Анатолий возвращается в метро. В вагоне – яркий свет, мелькает освещение тоннеля. Москвичи. Читают, сидя и стоя, покачиваясь в такт вагону. Москвичи! Метро!
«Осторожно, двери закрываются! Следующая станция «Тургеневская».
По схеме - недалеко от центра. У Анатолия не проходит радостное настроение. Он в Москве! Повезло, просто счастье, что неожиданно оказалось место в гостинице. Он ощущает, что сегодня еще повезет. Увидев вывеску «Улица Кирова», решает идти по ней. «Москва, как много в этом звуке…». 
Через некоторое время виднеется площадь.
- Не скажете, что это за площадь?
- Дзержинского.
- А где Кремль?
- Вон в той стороне, если прямо.
- Спасибо!
Из-за крыш выглядывают рубиновые звезды. Кремль! Он все ближе и ближе. Да ведь это ГУМ! Красная площадь! «Как давно я здесь не был». Брусчатка Красной площади, Спасская башня в лучах прожекторов, бой курантов, смена часовых у Мавзолея…. Анатолий доходит до собора Василия Блаженного. Стоит и впитывает неописуемую красу вечерней Москвы: огни, огни, спиральные мягкие линии собора, за ним – цепочка огней моста через Москва-реку, вдоль реки – огни, огни…

«Нас утро встречает рассветом…». Еще в гостинице привязался к Анатолию этот мотив. Утром встал рано, но пока дошел до метро, был десятый час утра. Он и сам не может понять, как попал в ЦУМ. Совершенно случайно. Ноги принесли.
У прилавка - большая очередь. Анатолий спрашивает, что за очередь.
- Что вы так толкаетесь? – поворачивается к нему полная женщина, которая уже несколько раз задела его локтем, глядя в разные стороны.
- Да ведь это вы толкаетесь, женщина, - отвечает Анатолий.
- Вот еще какой, без очереди еще…
- Вы не ругайтесь, - улыбается Анатолий, - это ваша варежка?
- Что еще?
- Варежка ваша? – Он показывает варежку, которую поднял с пола.
- Ой, извините, пожалуйста, спасибо, извините…
- Я ведь только спросить хотел, женщина.
Можно было не спрашивать: давали что-то из косметики. Анатолий выходит на улицу.
- Девушка, не подскажете, в какой стороне Кремль, я запутался?
- Что? Это совсем в другой стороне. Вон там.
- Ясно, спасибо.
Через несколько минут Анатолий оказывается в ГУМе, на этот раз не случайно.
- Что там дают?
- Где, что?
- За чем - очередь?
Буквально на глазах Анатолия вырастает очередь, пока он минутку постоял возле театрального киоска. Решает встать в очередь – на всякий случай.
- Кто последний?
- За мной еще мужчина, - отвечает Анатолий.
Дают махровые простыни. «А, что! Взять одну маме!». Очередь проходит быстро.
- Мне две больших, - решается Анатолий.
- Только большую и маленькую, - отвечает продавщица.
- Ну, давайте!
Теперь Анатолию предстояло идти на главпочтамт – не тащить же с собой в путешествие! Встречные женщины внимательно разглядывают покупку, которую Анатолий прижимает к груди. Кусок бумаги, в которую были завернуты простыни, задирается от встречного ветра. Две женщины весело переговариваются, идя навстречу, но умолкают, вглядываясь в покупку. Анатолий слышит, что звук их шагов за спиной прекращается. Оборачивается. Женщины в один голос спрашивают: - Где?
Такой интерес к его приобретению повышает настроение: значит, он – на правильном пути! Настроение хорошее еще и от того, что в ГУМе он взял билет на вечер поэзии в концертном зале имени Чайковского.

Ни для кого не секрет, что гости любого крупного города, будь то областной центр или столица, бывают гораздо активней коренного жителя. Нетрудно догадаться, отчего. Гостю в считанные дни нужно все успеть: попасть во все ведущие театры и музеи, обойти все лучшие универмаги и гастрономы, посетить самые интересные места…
По крайней мере, ему нужно сделать все запланированное, а планы, как обычно, грандиозные. У кого-то в планах только гастрономы, у кого-то только музеи. Москва для провинциала – неиссякаемый источник самых различных благ, на любой вкус, от духовных до материальных. Коренной житель в этом отношении спокоен: он считает, что впереди – вся жизнь, и времени на все хватит.
Но как бы там ни было, и для тех и для других вполне вероятная точка встречи – главпочтамт.
В посылочное отделение – вход со двора, причем, упаковать посылку приходится в одном помещении, где и заклеят и заштампуют, но, чтобы отправить ее, нужно выйти на улицу и зайти в дверь напротив.
В упаковочном помещении две очереди, одинаково бесконечные. У входа продаются специально порезанные картонки, из которых можно сложить посылочную коробку. За два часа, которые пришлось выстоять в очереди, Анатолий успел сложить коробку, упаковать ее, и мог бы повторить это еще раз двадцать! Эти часы показались провинциалу бесконечными, ведь в Москве каждая минута – драгоценность.
Очередь была уже на исходе, когда к нему обратился пожилой невысокий мужчина закавказской наружности, с проседью в голове.
- Вы разрешите мне упаковать вне очереди, - тихо просит он. – Понимаете, я – инвалид Отечественной войны.
- Пожалуйста, - отвечает Анатолий. – Становитесь.
Мужчина достает из внутреннего кармана документы, показывает красную книжицу.
- Да зачем? Я и так вам верю. – Анатолий отступает на шаг, чтобы ветеран встал.
- Да люди разные бывают, понимаете, - отвечает мужчина, - вон какая очередь!
Но тут уже взяли его посылку и стали обклеивать липкой бумажной лентой.
- Это кто тут без очереди пускает, этот, что ли? Выкинуть его, и конец разговору! – неожиданно раздается бас позади Анатолия. Оглянувшись, Анатолий видит седоватого здоровяка с широченными плечами.
- Это инвалид Отечественной войны, ему положено без очереди, - спокойно возражает Анатолий.
- Да плевать мне на него! Положено! Где это написано?
- Да там… у дверей, - еле слышно бормочет ветеран.
- Где, где там? – бьет по перепонкам бас.
Анатолий не впервые сталкивается с хамством, поэтому отвечает:
- Читать научись сначала, хоть один класс закончил?
Он знает, что против хамства есть лишь одно оружие – встречное хамство. Хам может понять только хамское поведение, любая попытка воззвать к его «лучшим» чувствам (а есть мнение, что таковые имеются в каждом человеке), заранее обречена на неудачу, потому что у хама уже сложился стереотип поведения: высокомерное отношение к людям и определенный язык.
- Иди, поучись в начальную школу, - повторяет Анатолий. – Это тебя нужно из очереди за такие разговоры!
Хамить тоже нужно уметь. Хамы обучаются на непротивлении других людей, предпочитающих отойти в сторону, чем дать отпор. Есть много людей, не умеющих кричать на других: их затрясет, кровь бросится в голову и отхлынет, с ними случится инсульт, склероз, инфаркт, что угодно, но закричать на другого они не смогут – так устроен их организм (а вполне возможно, и душа). Да, человек несомненно – загадка природы!
- Чего-о… это меня!
Здоровяк вроде бы оторопел от неожиданности, но агрессивности не потерял.
- Читать научись сначала, потом ори! – Анатолий демонстративно отвернулся, заметив, что здоровяк сжал кулаки.
- Вон там где-то… - машет в сторону входа ветеран.
- Нет там ничего!
Анатолий начал рассматривать стену за прилавком, увешанную вывесками, указаниями, таблицами, оформленными аккуратно под стеклом. Нужного объявления не было. Очередь продолжает волноваться. Из нее слышатся противоречивые возгласы, но большинство поддерживает Анатолия, это он расслышал.
- Правильно, нечего без очереди!
- Пусть берет, конечно…
- Они кровь проливали, сражались, а тут жалко минуты…
- Да что говорить, пусть стоит…
Анатолий, наконец, наткнулся взглядом на небольшую темную табличку, установленную в стороне от других.
- А, вот, гляди, - он показывает на стену.
- Где, не вижу!
- Да вон, глаза разуй!
За спиной послышалось сопение, и по наступившей тишине становится ясно, что здоровяк успокоился.
- Спасибо вам, огромное спасибо, - слышит Анатолий шепот ветерана-азербайджанца (он оказался из Баку).
- Да ведь положено вам, за что благодарить?
- Ну, как же, как же…
Когда, уже в другом помещении, Анатолий отправил посылку на свое имя, как обычно делал, и направился к выходу, в дверях его останавливает женщина.
- Вы мне помогли посылку упаковать, спасибо вам.
- Да? – он видит улыбку незнакомой женщины и вспоминает, как мимолетно помог ей. Последующие события стерли этот незначительный для него эпизод. – Пожалуйста.

«Приятно, черт возьми, когда люди помнят о любезности» - с такой мыслью он выходит из главпочтамта и подходит к театральному киоску, удачно оказавшемуся здесь.
- Девушка, подскажите, как доехать до концертного зала имени Чайковского? – задает он вопрос в окошко и кашляет от дыма, который выпустила на него, отвечая, киоскерша.
- Метро «Маяковская».
До вечера он бродит по городу – просто так, бесцельно, куда ноги идут. Где-то что-то спросит у москвичей, где-то идет самостоятельно, но уверен, что впереди обязательно встретится нечто интересное. Ему везло: интересное было на каждом шагу. К вечеру Анатолий имеет представление о центре Москвы.

Удивительное начинается еще у эскалатора метро. Стоит подняться вверх, как у него начинают наперебой спрашивать:
- В театр есть лишний билетик?
- Лишний есть?
- Есть билет?
Билеты спрашивали в Театр Сатиры, но он этого еще не знает и поэтому чувствует себя счастливым.
- Лишних нету! – отвечает он, проходя через строй безбилетных.
Концертный зал имени Чайковского. Сколько раз он видел передачи отсюда по телевизору, но, чтобы увидеть воочию, вот так – своими глазами! Вчера он еще и подумать не мог, что вскоре может оказаться здесь.
На втором этаже Анатолий обнаруживает буфет, набирает бутербродов и ищет место. Помещение буфета представляет собой обширный круг, огражденный барьерчиком, за которым расставлены столики. Можно перекусывать, наблюдая за первым этажом. Анатолий идет по кругу. Из-за одного из столиков встает женщина.
- Не занято? – спрашивает Анатолий вторую женщину, пьющую пиво из бумажного стаканчика.
- Садитесь, - ей, видимо, не хватало собеседника. Она улыбается. – После пива да таких бутербродов – и с красной рыбой и с черной икрой, и с ветчиной можно будет и стихи послушать.
- На голодный желудок лучше усваивается.
- Ну, что вы говорите! – Женщина смеется. – Вы поешьте, а потом скажете!
Она поднимается.
- Ну, кушайте. Приятного аппетита!
К освободившемуся месту подходят супруги. Она садится. Он, низенький, толстенький, стоя, разливает лимонад – свободных стульев нет. У него красное, словно от натуги, лицо. Платочком вытирает пот со лба и шеи. Видимо, душно. Заметив, что у Анатолия расстегнут воротник, он поспешно и в то же время незаметно, расстегивает свой. Его жена ест бутерброд осторожненько, боясь сделать лишнее движение, чтобы – не дай бог! – не свалилась ветчина с хлеба. Оба посматривают на Анатолия – приняли за москвича: еще бы, он так по-свойски расположился здесь с кучей бутербродов и бутылкой пива!
Анатолию смешно, хоть он не подает вида: ведь он сам такая же провинция, да еще какая!
Когда он находит свое место в амфитеатре, оказывается, что место лучше, чем в партере – рядом со сценой. Единственный недостаток: на актеров приходится смотреть в профиль. Но разве это важно? На соседние места усаживаются мужчина с молодой женщиной, которая удивляется, глянув на Анатолия:
- А я-то думала, вообще ничего отсюда не увижу!

Спокойно льется органная музыка. «Как все случайно и как все прекрасно…». В зале темнеет. Луч прожектора выхватывает женщину в черном. «Над Петербургом стояла…» - слышится ее голос. Она читает «Нездешний вечер» Цветаевой. Так называется и вся программа. Актриса читает с чувством, но Анатолию кажется, что читает она с особенным надрывом, и удивляется, как у нее не сорвется голос. Для него такая манера звучит неестественно, фальшиво, и чтение не берет за душу. Когда раздаются аплодисменты, он спрашивает соседку, кто это. Молодая женщина, доброжелательно улыбаясь, поясняет, что актриса из «Современника» и называет фамилию, которую он тут же забывает. Дальше выступают знакомые актеры. Вот уверенным шагом выходит Александр Лазарев, читает Маяковского. «Больше, чем можно, больше, чем надо…». За ним – Михаил Козаков, который исполняет «Дон-Жуана» Давида Самойлова. Удивительные жесты, которые усиливают драматизм действия, держат в напряжении. Слова льются, как комментарий движений рук, тела, головы, порой немыслимых, выражающих горе, отчаяние, радость, все, что можно и невозможно выразить движениями. Мимика лица постоянно меняется. Вот одна поза: все его тело отстранено от зала, глаза закрыты, левая рука на высочайшем блестящем лбу, черный костюм сливается с чернотой фона, в свете – только лицо и кисти рук. И все это – в непрерывном движении.
Для Козакова Анатолий не жалел ладоней.
Между мужчинами вновь выступает единственная актриса из «Современника». Сейчас Анатолий иначе воспринимает ее чтение – после выступления Козакова его восприятие обострилось. Актриса читает Цветаеву и Ахматову.
Выходит Евгений Киндинов. Просто и уверенно он читает Есенина, Самойлова – безо всякой позы. Когда под ноги бросают красную розу, делает вид, что не заметил…
В зале – движение, аплодисменты, когда из глубины сцены подходит к краю неизвестный для Анатолия актер.
Простим угрюмство – разве это
Сокрытый двигатель его?
Он весь дитя добра и света,
Он весь – свободы торжество!
Анатолий обращает внимание, что актер неверно делает ударение: нужно делать ударение на «это» - «разве это?», а не на «его», а то получается неверный смысл. Голос актера неуверенный, дрожащий. После каждого стихотворения, прочитанного им, раздается гром аплодисментов и крики: «Браво! Браво! Бра-аво!». К его ногам падают букеты цветов («Боже мой, как веники» - думает Анатолий), тут же к сцене подбегает женщина и швыряет букет. Прежде чем упасть, букет описывает в воздухе большую дугу и оттуда, сверху, огромный, как метла, шлепается на сцену. Зал затихает: людям, наконец-то, становится неловко. Актер тоже сконфужен. Чуть прихрамывая, он уходит. Зал грохочет овациями. Анатолий пытается вспомнить, кто это, но ему никак не удается. Он понимает, что зрители давно знакомы с ним, практически все они – почитатели его таланта, не просто почитатели, но фанаты – в общем рокоте то и дело слышатся возгласы одобрения. И все же Анатолий не видит причины для такого восторга публики. По крайней мере, решает Анатолий, не за стихи же актеру хлопают, или же он совершенно не разбирается в поэзии. Он ожидал чего-то большего от этого вечера. Чего? Этого он не мог сказать.
Конечно, замечательно, со вкусом, читали известные, любимые всеми, артисты: они уже своим появлением вызывали радость от встречи, но чувство неудовлетворенности не оставляло его. То ли подействовали яркие веники на сцене, то ли несоответствие названия поэтического вечера с его программой: лирика интимная, а выступления парадные, и наоборот. Анатолий решает, что просто не понял. Целый день шатался по Москве, уже и глаза слипаются, пора расслабиться, отдохнуть, а приходится вникать в смысл стихов. «Нездешний, нездешний вечер… это я нездешний, вот и все, а вечер здешний». Просто он ожидал чего-то фантастического – ведь это Москва, концертный зал имени Чайковского, знаменитости!  Каждую секунду он ощущал, что здесь он – случайный гость, совсем из другого мира, поэтому не совсем понятна экзальтация москвичей – у них другие чувства, восприятия и мысли об искусстве. Здесь они – свои, они – хозяева, и порой ему казалось, что он отделен от них прозрачной, но прочной стеной. За этой стеной все происходящее видно, но он не чувствует так, как чувствуют они, да его никто и не замечает...
Аплодисменты нарастают. Вечер подходит к финалу. Артисты один за другим – в том же порядке – выходят на сцену. Аплодисменты переходят в овацию, когда входит незнакомый артист.
- Браво! Бра-а-а-во-о!
Цветы в том же порядке «поступают» на сцену, несколько букетов шлепнулось у его ног. Незнакомец, продолжая сконфуженно улыбаться, поднимает один цветок. Зал грохочет.
- Московская знаменитость? – Анатолий наклоняется к соседке.
- Кто? Бортников?
- Да. Откуда он?
- Из театра имени Моссовета.
- Любимец, видно. Избалован. А читал не очень, заикался, - поделился своими мыслями Анатолий.
- Да-а, - подтверждает, подумав, она. – Переигрывает. А вы что же, не местный?
- С Дальнего Востока.
- А-а. – Молодая женщина понимающе улыбается.
На сцену выходит Киндинов. Девушка подбегает с букетом и подает ему в руки, по губам видно, что говорит: «Спасибо!». Зал вздыхает с облегчением: «Наконец-то!». «Так и нужно дарить, зачем же швырять на сцену?» - слышится в этом вздохе.
Актеры кланяются и расходятся.

На лестничной площадке путь перегорожен. Чтобы  посетители не толпились у вешалок, их выпускают небольшими порциями. Такое Анатолий видит впервые. То ли дело в провинциальных театрах: если успеешь выбежать первым, то в первых рядах и получишь, а за тобой – хвост очереди на все фойе. Он оглядывается и встречается с глазами своей соседки, она улыбается доброй улыбкой.
Теперь Анатолий идет знакомой дорогой по улице Горького до площади Революции, впереди ему светят рубиновые звезды.

Вернувшись в гостиницу, застает застолье. Трое жителей номера беседуют за столом, на котором стоят две бутылки сухого вина. Познакомились. Все оказались из разных мест страны. Один мужчина едет на КАМАЗ в командировку. Самый разговорчивый паренек – из Красноярска, на вид ему лет 18, сейчас в отпуске, потерялись с другом на вокзале, пока он компостировал билет, а собирались ночевать у дяди друга. Анатолий стал сомневаться: как можно потеряться, видимо, друг такой. Нет, друг надежный, убеждал паренек, они вместе занимаются в народном театре. Мечта паренька: поступить в столичное театральное училище. Дядя друга мог дать протекцию, теперь придется возвращаться домой. Третий житель – такой же отпускник, как Анатолий. У мужчины – билет домой на сегодняшний поезд, но захотелось побыть в Москве еще – не нагляделся.
Анатолий стал укладываться спать. Жители добродушно возмущаются.
Паренек: - Вы почему с нами не садитесь?
Командированный: - За знакомство нельзя отказываться, мне тоже рано вставать.
- Сто граммов никому не воспрещается, - заключительный аргумент отпускника.
- Да это же сухое вино! – горячо подтверждает паренек. Пришлось сесть и выпить за знакомство. Анатолий просит сожителей не курить – не так давно бросил сам, и на него еще влияет дым. Но все дружно соглашаются и выходят курить в коридор.
Засыпает Анатолий моментально.

«Утро красит нежным светом стены древнего Кремля… . ». Анатолий проснулся с этой мелодией. Пока приводил себя в порядок, в голове сложился следующий план: Третьяковка, Сокольники, Фили, Измайловский парк, Ленинские горы, а вечером обязательно – в театр. Какой, выяснится вскоре в театральном киоске в ГУМе, куда Анатолий собирался попасть в первую очередь. Но вышел он гораздо раньше открытия ГУМа. На Красной площади Анатолий оказался в утренних сумерках. Он увидел бесконечную очередь к Мавзолею. Позавчера вечером, когда он здесь оказался, дежурный милиционер объяснил, что Мавзолей временно не работает, но, возможно, через день-два откроется. Хвост очереди терялся за Историческим музеем. Для того, чтобы попасть в нее, пришлось обогнуть решетку Александровского сада. Очередь была шириной в несколько человек, конец ее оказался у Троицких ворот. Анатолий думал, что продвижение займет около двух часов, но к его удивлению, оказался у Мавзолея через 45 минут. Мог бы и раньше, но подъезжали туристические автобусы, выгружавшие группы у выхода из Александровского сада. Туристы в очереди стоят недолго.
 «Видимо, это правильно с точки зрения туристического бюро, - размышляет Анатолий, - иностранцам нужен факт нахождения в туристическом объекте, а для советского человека, стремящегося попасть к Ленину, запечатлеть в памяти образ вождя революции, важно пройти огромную очередь, чтобы прочувствовать торжественность этого часа, чтобы проникнуться общим идеалом, которым живет страна».
Очередь идет вдоль кремлевской стены, мимо могилы Неизвестного солдата, затем – за воротами Александровского сада – поворачивает на Красную площадь и здесь продолжает двигаться неторопливой поступью. Караул у входа в Мавзолей. Гвардейцы. Ступеньки вниз. Стук сердца, отдающий в висках. Отблеск света, идущий из приближающегося помещения. Предчувствие жизненно важного события. Вход.
Как только Анатолий входит в помещение, где находится тело В.И. Ленина, он не думает и не видит ничего, кроме ярко освещенного лица человеческого гения, который стал для людей тем, чем не был никто до него и не будет никогда. «Миллионы людей прошли здесь, и вечно будут идти, чтобы платить любовью за любовь, которая не иссякает в его сердце даже после смерти». Анатолий неотрывно смотрит на лицо Ленина, понимая неповторимость этого мига. Ноги сами поднимаются по ступенькам, огибают саркофаг, поворачивают и… здесь Анатолий приходит в себя, потому что нога проваливается в пустоту, а рука гвардейца придерживает его за локоть, предохраняя от падения, и в ушах звучит его голос: «Осторожно, ступенька!».
Быть может, минуту длилось это свидание, но эта минута, как решает Анатолий, равняется для него жизни. «На всю жизнь понесем в себе образ человека, ближе которого нет, и не может быть на всем целом свете».

Еще вчера, проходя по улице Кирова от главпочтамта, Анатолий заметил вывеску: «Государственный музей им. Маяковского». И, вновь, он рядом.
«Ненадолго, на полчаса», - успокаивает он себя, ведь в планах не значится музей, а время мчится! Раз уж так повезло, что здесь оказался, нельзя терять такой возможности.
На лифте он поднимается на пятый этаж.
- …О, я-то его хорошо помню, - слышит он слабый голос невдалеке, оборачивается: сухой седой старичок рассуждает со служительницей музея.
- По Кирова, - старичок показывает в сторону улицы, - ходит, тростью постукивает, в своем… (Анатолий не расслышал слово). Что только о нем не рассказывали, каких только анекдотов не ходило. То он с селедкой в кармане ходит, хвостом кверху, а то еще анекдот помню, - тут старичок переходит на шепот, слышно только: «Бу-бу-бу-бу», повышает голос: - … а ведь это точно про него рассказывали, вполне в его духе, это могло с ним быть.
Старушка-служительница музея кивает головой.
Анатолий переходит в следующий зал, стоит у стенда «Барышня и хулиган». Перед ним – маленький экран, тут же висит инструкция, как пользоваться. Неслышно подходит другая служительница, но такая же сухонькая старушка.
- Приходите семнадцатого, - говорит она, - будем показывать отрывки из «Барышни и хулигана». А этот экран только для экскурсий – показывает всего по минуте.
Анатолий не знает, что ответить. Ведь он не сможет прийти: завтра его не будет в Москве, но не объяснять же всего. Улыбаясь, он кивает головой: «Хорошо».
-… Говорили, когда… - опять доносится до него голос старичка, который с собеседницей перешел в этот зал, - … рисовал, то у него такие непристойности были на бумаге… как-то жена хотела посмотреть…
- Последняя?
- Да. Так он сначала порвал все, а потом говорит «Можно». Впрочем, я точно не знаю, слухи, слухи, но и в них есть зерно истины. Чем известней человек, тем больше о нем ходит всяких…
Они вновь отходят, прогуливаясь по залу, иногда слышно Анатолию, что говорят о художнике, с которым рисовал Маяковский, друге Маяковского и Мейерхольда.
- А у Маяковского семья была? – спрашивает служительницу молодой парень.
- Нет, не было. Вот его комната, - показывает она, к ним подходит Анатолий. – Вот пальто, шляпа, трость – од стеклом. Здесь все оставлено так, как было при жизни.
- И скатерть та же?
- И скатерть. Там – пишущая машинка под стеклом, мелкие вещи. Диван, на нем он застрелился.
- А из-за чего, не знаете, из-за голоса?
- И из-за голоса.
- А здесь? – Анатолий показывает на зал.
- А здесь так же было, - говорит она. – Так же, только перегородки сломали. Тут рядом с ним жильцы жили, очень ему мешали… нет, нет, нет, в эту дверь проходите, третий и второй этаж – выставка «20 лет моей работы».

Москва – это интересно. Интересно даже прогуляться. Пешком – по Калининскому проспекту. Затем – Арбат. Гоголевский бульвар. Пройти по бульвару? Пожалуйста. Что там парит такое? Открытый бассейн «Москва». «На улице – холодина, а они купаются!».
- Девушка, вам не холодно - там? (Девушка у входа).
- Ну, что вы, такая теплая вода, пойдемте!
- Нет уж, спасибо, как-нибудь в следующий раз!
Дальше. Музей изобразительных искусств имени Пушкина. «Какая огромная очередь!». Анатолий встает в очередь. Через полчаса проясняется, что пускать будут не скоро.  «Хорошо. В Фили». Панорама Бородинской битвы. Очередь. «Жаль, времени мало». Небольшая очередь в домик, где проходил военный совет. Анатолию помнится картина на эту тему. Вот он – дубовый стол. Чувствуется причастность к истории. Столовая в Филях - очереди почти нет, в гардеробе обслуживает ветеран с орденскими планками.
- Пожалуйста, пожалуйста, - говорит он, подавая одежду…


День пролетает незаметно. «Москва – это интересно, когда есть время». Эта мысль непрерывно крутится в голове Анатолия. Приближается вечер – надо думать, в какой театр сходить. Билет не удалось взять утром. Анатолию вспоминается вчерашняя актриса из «Современника», которая вызвала излишним пафосом протест в душе. «А что, если попробовать?..».
У станции метро «Тургеневская».
- Не подскажете, где «Современник»?
- Не знаю, сама приезжая.
- Не знаете…
- А вот, прямо по скверу.
- Спасибо!
Впереди – современное здание, из дверей – очередь. Сумерки – разглядеть, что там, трудно. Анатолий занимает очередь, но начинает сомневаться.  Подходит ближе. «Бог мой! Да это же ресторан!». Сконфуженный, он продолжает путь. За рестораном – каток. Анатолий идет по катку и вдруг – в стороне – видит театр. «Наконец-то!». В кассе отвечают, что билетов нет. Несколько людей ожидают чего-то в фойе. Несколько столпилось у окошка администратора. Ему здесь делать нечего, поэтому выходит на улицу. Пожилая женщина, возле которой он останавливается, спрашивает:
- Где бы билет взять?
Анатолий пожимает плечами, но остается на ступеньках. Справа, торопливо стуча каблучками по асфальту, подходит женщина. Анатолий бочком продвигается к ней. Пожилая женщина оказывается впереди него.
- Лишний билетик не нужен?
- Нужен! - отвечает пожилая женщина.
- У меня два.
Анатолий подскакивает мгновенно.
- И мне тоже!
Сзади подбегает мужчина.
- Еще есть? Сколько у вас?
- Все. Больше нет, - отвечает Анатолий. В груди поднимается радостное волнение.
- Рубль восемьдесят, - говорит женщина. – Вам двадцать копеек сдачи.
- Да не надо, - упирается пожилая.
- Как это не надо? Возьмите! – женщина сует мелочь в руку пожилой.
- Ну, ладно, - снисходит пожилая.
- Спасибо, - говорит женщина.
- Это вам спасибо, - в один голос говорят пожилая женщина и Анатолий.
- А во сколько начало? – спрашивает пожилая. – Пойду узнаю, не опоздать бы.
Анатолий смотрит на билет:19 часов.
Пожилая возвращается.
- В семь часов, не забудьте, а то опоздаете!
- Знаю, спасибо!
Оба, взволнованные и радостные, ходят возле театра по тротуару. Пожилая женщина рассказывает о себе. Оказывается, она – из Одессы. В «Современнике» уже была в прошлом году – так же подошла, и с рук взяла билет.
- Но это редкость, чтобы так, - говорит она.
Анатолий не может сдержать улыбки, его распирает от радости. Мужчина, которому не достался билет, стоя на ступеньках,  наблюдает за ними и улыбается, видя их радость. Анатолий смотрит на часы: начало седьмого.
- Пойду, погуляю, - говорит он одесситке.
- Не опоздайте, в семь – начало, - еще раз предупреждает она.
Так как ему везло два дня, Анатолий уверен, что вскоре наткнется на заведение, где можно перекусить. Действительно, минут через пять он видит вывеску кафе.
Зал кафе пустой, только в глубине его сидят за одним столиком несколько выпивших мужчин. У кассы – никого. Через минуту появляется кассирша. Анатолий заказывает пельмени и не успевает за них взяться, как появляется целая толпа народу. У кассы выстраивается очередь. Ему действительно везет. Группа парней облепила стойку бара, там уже разливают напитки. Становится шумно. Среди людей – от бара до кассы – прогуливается независимой походкой мужчина гигантского роста, чувствуется: завсегдатай. Его все знают, здороваются, подходят, о чем-то спрашивают, беседуют. Он останавливает девушку со стаканом сока, берет у нее из рук стакан. Она пьяно улыбается. За столиками вокруг него рассредоточились компании мужчин, везде разливают вино по стаканам.
«Москва, как много в этом звуке», вновь приходит Анатолию в голову.

С театральных стен глядят фотографии знакомых артистов: Неелова, Никулин, Ефремов, Табаков, Кваша – фамилии, известные всем. «Современник»! В душе Анатолия вновь поднимается волна радости.
- А это наш Костик!
Анатолий оборачивается.
- Так мы его называем, - говорит старушка со стопкой программок в руке, показывая на Райкина.
- А сегодня его не будет?
- Нет, сегодня только двое актеров будут участвовать, а вот, берите, - она протягивает программку, – а Костик уехал на съемку.
- Жаль.
- Ну-у… когда Райкин, Неелова, Никулин выступают, тут билетов не достанешь, - поясняет старушка.
Когда Анатолий находит свое место, то видит рядом одесситку. Она сообщает, что мужчина, который был рядом с ними, тоже взял билет, но переплатил в два раза. Свет гаснет. Спектакль начинается.

Каждый раз, попадая в Москву, Анатолий смотрит на нее новыми глазами, видит то, что не видел раньше. Москва разнообразна, бесконечна, неисчерпаема.
«Полюс культуры, красоты, наша гордость, наша радость, наша душа. Хожу по улицам, паркам, скверам…. Смотрю – не могу насмотреться, любуюсь – не могу налюбоваться, слушаю твои звуки – не могу наслушаться, впитываю, осязаю всеми органами чувств – не могу насытиться! Москва! Чтоб я делал без тебя? Как бы я жил, если б не знал, что где-то есть твоя краса?
Здесь история наша, здесь смысл нашей жизни, здесь наши надежды, наше будущее.
Как много ты вмещаешь, Москва, нет в тебе границ!»
Самолет уносит Анатолия все дальше и дальше, но он уверен, что будет возвращаться в столицу всю свою жизнь.

Следующая часть 11: http://proza.ru/2020/12/08/1412