Окно. Глава 2, в которой читатель видит Франца

        В комнате с высокими потолками окна были занавешены тёмными шторами. Яркие лучи полуденного солнца, изредка пробиваясь сквозь плотную ткань, упали на лицо спящего Франца Хофманна. Мужчина недовольно поморщился, вздохнул и, пытаясь поймать остатки сна, перевернулся на живот.

В квартире, расположенной на втором этаже, было мрачно. Полы небольшого лофта застилал чёрный паркет, а в скромно обставленном помещении было лишь всё необходимое: маленькая кухня с выдвижной барной стойкой, стеллаж с пыльными спортивными кубками, фотографиями и редкими книгами, двуспальный матрац, вешалка для одежды, аквариум с рыбками и старый торшер. Хозяин апартаментов не отличался педантичностью – на разделочном столе лежала коробка с недоеденной пиццей, по углам были разбросаны предметы гардероба, рядом с которыми находились многочисленные гаджеты, а в совершенно неожиданных местах стояли пепельницы.

Франц промычал в подушку какие-то бессвязные звуки, поворочался, прокашлялся и приоткрыл глаза, которые были совершенно необычного карего цвета. В комнате стоял спертый запах, свидетельствующий о бурной бессонной ночи. Мужчине, чья голова страшно болела, мучительно хотелось пить. Хофманн запустил пальцы в отросшие тёмные волосы, на мгновение задумался и попытался подняться. Крепко встать на обе ноги получилось лишь с третьей попытки, и человек, сгорбившись, побрел в сторону холодильника. В памяти всплывали отрывки прошлого вечера. Франц вспомнил, как приходила Мари, как они болтали, как молодой человек жаловался подруге на свою нелёгкую жизнь и как чуть не плакал над тельцем своей мёртвой рыбки. «Пи*дец, она всё расскажет Эмме», - подумал мужчина.

Открыв дверцу холодильника, Франц придирчиво оглядел содержимое. Воды внутри не оказалось. Хозяин квартиры уже было подумал, что придётся спускаться в бар, как вдруг его взгляд упал на недопитую бутылку пива. «Была не была, хуже не будет», - с такими мыслями рука невольно потянулась к спасительной жидкости. Хофманн сделал пару глотков, и его сознание начало проясняться. Взглянув на часы, Франц понял, что надо поторопиться, потому что подходит время открытия бара.



***

      Франц Хофманн раздвинул шторы и яркое солнце ударило в его лицо. С взъерошенных волос стекали капли, а мокрое полотенце повисло на шее. В свои тридцать лет мужчина мог похвастаться своей спортивной фигурой, высоким ростом, широкими плечами и огромным достоинством, заметным невооруженным глазом. Франц отчетливо понимал, почему среди его посетителей по статистике было больше женщин. Мари не упускала возможности подколоть бармена на этот счет, хотя сам владелец не придавал этому значения. Ему очень повезло, что подруга проводила кучу времени в «Шпигеле», чтобы помочь с различными финансовыми, закупочными, статистическими (Франц в тайне ненавидел это слово) вопросами. Ему больше по душе было общаться с гостями, стоя за красивой барной стойкой, доставшейся ему от родителя. Пожалуй, этот предмет интерьера был единственным сохранённым после ремонта в первозданном виде. Всё остальное помещение было выполнено в сдержанном европейском стиле.
 
      «Шпигель» перешёл в наследство после смерти отца, и хоть Франц и не мечтал об этой работе всю жизнь, бар по-своему был ему дорог. Спускаясь по железной кованной лестнице на работу, которая находилась этажом ниже, мужчина вспоминал отрывки своего детства. Еще мальчишкой он наблюдал как отец каждое утро полирует дубовую столешницу до блеска, натирает посуду вафельными полотенцами и улыбается широкой добродушной улыбкой, торчащей из-под густых усов. Между прочим, любовь к спиртному досталась Францу от Герра Хофманна, который после пары рюмок очень любил говорить, что был на четверть ирландцем. Он не был алкоголиком в том самом ужасном смысле этого слова, мужчина никогда не срывался, не кричал на жену, не бил детей, и не напивался до бессознательного состояния. Он предпочитал пропустить пару стаканчиков ради вкуса, аромата и приятного расслабленного состояния. В своей безмерности Франц больше походил на мать. Впрочем, он запомнил её только по рассказам отца, неугомонную, полную амбиций, вечно рвущуюся вперёд за своими мечтами. В один из летних дней, когда мальчику было четыре года, она наконец-то вырвалась и упорхала в неизвестном направлении.

Рабочий день должен был начаться еще сорок минут назад, и, хотя Францу везло в том, что его посетители ранними пташками не были, он всё-таки чувствовал себя неприятно из-за своей безалаберности. Отец говорил: «Кто рано встаёт… Всё должно начинаться в свой срок, и так далее», и всегда отличался своей немецкой вышколенностью и пунктуальностью. Пунктуально у Франца получалось только напиться.

Натирая очередной бокал, молодой человек думал об Эмме. Ему привиделись её блестящие волосы, которые он наматывает на кулак, приоткрытые влажные губы  и похотливый взгляд. Он вдруг явственно представил, как Эмма опускается на колени, расстегивает его брюки и заглатывает член. Рука Франца проскользила по возбужденному стволу, бармен на мгновение закрыл глаза, всё еще видя перед собой образ подруги, и его пальцы крепко сжали головку за секунду по предполагаемой развязки. Вытирая руку вафельным полотенцем, Хофманн подумал: "Как Эмма должно быть огорчится, когда узнает, что Долорес сдохла".


***

        Время близилось к четырём часам по полудню, когда дверь в бар широко распахнулась, и две разгоряченные девушки влетели внутрь. Мари обвела глазами комнату, столкнулась взглядом с привлекательным барменом, кокетливо улыбнулась и прошествовала через всё помещение прямиком к стойке. За ней, с недовольным лицом, полным мировой скорби, плелась Эмма. Франц, как раз заканчивая делать заказ, передал официанту напитки и приветливо помахал подругам.
 
- Представляешь, у нас на работе случился апокалипсис. Наш ненормальный мерзкий старикашка совсем выжил из ума. Это просто какой-то ужас, у нас всего четыре дня осталось для подготовки статьи. Так никто не работает. Все люди как люди, а мы, как всегда. - Мари была готова захлебнуться от возмущения, она хватала ртом воздух, прямо как Долорес на кануне своей смерти.

- Мари, детка, успокойся, - Франц поставил перед девушкой бутылку пива, - глотни. А теперь рассказывай, что случилось.

- Она не в состоянии здраво мыслить. Наш директор, старая свинья, заставил нас написать статью о модных заведениях. Кстати, поздравляю, ты счастливый обладатель популярного бара. Начнём здесь. Между прочим, ты похоронил Долорес? Какая она там по счету за этот месяц? - Эмма не отличалась тактичностью и эмоциональностью. Она говорила о смерти как бы между делом.

Франц улыбнулся:

- Я смыл её в унитаз. Так у неё будет возможность соединиться с предками. Так вы пришли по делу? А я-то думал, соскучились.

Следующие полчаса прошли за веселыми разговорами, размышлениями о делах, предстоящей статье и замерами помещения. Франц слушал как Мари и Эмма обсуждали дизайн страницы, изредка отвечал на вопросы, параллельно отдавая заказы. Шеффер бегала по бару с бухгалтерскими бумажками, а Нойманн снимала интерьер. Хофманн задумчиво смотрел на подруг, а в его голове периодически мелькали странные мысли. Владелец бара хотя и был из тех ветреных людей, живущих в своё удовольствие, не заботясь о завтрашнем дне и быстро переключаясь с одной девушки на другую, всё же в тайне мечтал о любви. «Если бы я однажды решил остепениться и стать другим человеком, кого бы я выбрал себе в спутницы?» - подумал Франц. Он внимательно посмотрел на Мари, вечно взбалмошную, импульсивную, эмоциональную девушку, похожую на ураган «Катрина» и решил, что с такой как она каждый день будешь, как на вулкане. Иногда это может быть интересно, но, как правило, быстро утомляет. Эмма, напротив, была сдержанной, постоянно витала в своих мыслях, и незнакомцу могло бы показаться, что она достаточно скупа на чувства, хотя это было не так. Девушка отличалась рассудительностью, у неё на все было своё мнение, она ставила себе цели и всегда добивалась того, чего хочет. Обычный среднестатистический мужчина не мог выдержать с ней продолжительное время, поэтому её немногочисленные романы имели свойство быстро заканчиваться. Франц убеждал себя в том, что не хотел бы встречаться с девушкой схожей характером с какой-либо его близкой подругой. Однако его рассуждения разбивались на тысячи осколков об одно огромное «но».

Мужчина посмотрел на Эмму, которая была слишком увлечена своим делом, чтобы заметить пристальный взгляд. Ее блестящие волосы переливались золотом в свете ламп, её глаза сосредоточенно пробегали по предметам интерьера, она слегка морщила нос, как будто в её голову приходили ей одной известные умозаключения. В этот момент она была самой прекрасной женщиной на свете, настолько поглощённой своей работой, что не видела ничего вокруг. Франц подумал о том, что Нойманн была бесконечно красива в своей необъятной рубашке, странных мешковатых брюках и с карандашом, вплетенным в пучок. И бармен готов был продать душу дьяволу, лишь бы видеть её голой в своей постели.

Ближе к десяти вечера, когда посетители начали расходиться, девушки сложили бумаги в рюкзак, накинули куртки и подошли к стойке, чтобы попрощаться. Франц снял фартук, выключил кофемашину и в два коротких шага вышел из-за бара. Мари лучезарно улыбнулась, хихикнула, напоследок смахнув несуществующую пылинку с плеча молодого человека, и скрылась за дверью с характерным звуком колокольчика. Эмма обняла парня, пронзительно посмотрела ему прямо в глаза и сказала:

- Спасибо, что разрешил поснимать здесь. Не смотря на твою безответственность относительно чешуйчатых, ты - лучший! Серьезно! Ты - самый лучший на свете друг.

Франц Хофманн остался стоять один в полумраке посередине зала. Он погасил оставшийся свет, выключил кассу, взял из холодильника банку пива и вышел через чёрный ход к железной кованной лестнице. «Эмма Нойманн навсегда останется моей лучшей подругой, сколько бы усилий я не приложил для того, чтобы стать для неё чем-то большим».