Россия XIX века в лицах. 21. А Фет

Афанасий Фет - превосходный поэт, который оставил после себя множество необыкновенно прекрасных и вдохновенных строк: «Шепот, робкое дыхание..», «На заре ты ее не буди..», «Я пришел к тебе с приветом..» и др.. Удивительное стихотворение «Шепот, робкое дыхание..» не содержит ни одного глагола, но поражает своей нежностью и лиризмом. Жизнь Фета- пример того, как "прогрессивные" критики в 19-м веке беспощадно травили не только идейных противников, но даже тех литераторов, кто просто шел своим путём. Травили Гоголя, Достоевского, Лескова, Писемского, Фета... Поразительно, какая жажда разрушительства, и к тому же черная зависть к дивному таланту. Впрочем, а разве изменилось что-то к лучшему в наше время?

Родился А.А.Фет 23 ноября (5 декабря) 1820 года в усадьбе Новосёлки Мценского уезда Орловской губернии, крещён по православному обряду и наречён Афанасием. Отец, ротмистр в отставке Афанасий Неофитович Шеншин, принадлежал к старинному и обширному дворянскому роду Шеншиных, представители которого владели половиной всего Мценского уезда. Он был богатым помещиком, жившим в деревне, благодаря чему поэт вырос под влиянием помещичьего быта. Мать же была немкой, с которой отец познакомился во время своего пребывания в Германии. Как выяснилось позже, брак Шеншина с Шарлоттой Фет был незаконным в России, поскольку они обвенчались только после рождения сына. Из-за этого юношу в 14-летнем возрасте лишили не только дворянского звания, но и русского подданства, а также богатого наследства. Отныне его стали величать "гессендармштадтским подданным Афанасий Фётом". Лишение дворянского статуса привело юношу в смятение. Впоследствии всю свою жизнь он будет стараться вернуть свою фамилию, как и свой статус.

В 1835 году Афанасия отправляют обучаться в немецкий пансион Крюммера. Здесь родилась любовь Фета к поэзии, он пишет первые стихи. В 1837 году Афанасий Фет занимается под началом писателя и журналиста Михаила Петровича Погодина.

В 1838 году Фет был зачислен в Московский университет. В начале Афанасий обучался на юридическом факультете, затем перевелся на словесное отделение, ведь тяга к поэзии не ослабевала. "В тихие минуты полной беззаботности я как будто чувствовал подводное вращение цветочных спиралей, стремящихся вынести цветок на поверхность; но в конце концов оказывалось, что стремились наружу одни спирали стеблей, на которых никаких цветов не было. Я чертил на своей аспидной доске какие-то стихи и снова стирал их, находя их бессодержательными"- так писал он позднее в своих воспоминаниях.

Первые стихи Фет показал своему учителю Погодину. Михаил Петрович отдал рукописи Гоголю, который сразу признал в юноше поэтический талант. После окончания университета надо было думать о содержании, и Фет решил поступить на военную службу. В глубине души он лелеял мысль о возвращении дворянского титула и фамилии Шеншин, ведь военная служба давала к этому возможность. 

В годы воинской службы Фет продолжал писать стихи. Его поэтическая деятельность продолжалась более полувека. Ее условно можно разделить на два периода: раннее творчество (1840—1863) и позднее творчество, период «Вечерних огней» (1883—1892). Он так писал о поэтическом призвании и вдохновении:

"Одним толчком согнать ладью живую
С наглаженных отливами песков,
Одной волной подняться в жизнь иную,
Учуять ветр с цветущих берегов,

Тоскливый сон прервать единым звуком,
Упиться вдруг неведомым, родным,
Дать жизни вздох, дать сладость тайным мукам,
Чужое вмиг почувствовать своим,

Шепнуть о том, пред чем язык немеет,
Усилить бой бестрепетных сердец —
Вот чем певец лишь избранный владеет,
Вот в чем его и признак и венец!!"

В 1840 году выходит сборник юношеских стихов Фета "Лирический пантеон". А в 1848 году он встретил свою первую любовь. Произошло это так: Фет был приглашен на бал в дом бывшего офицера Петковича. Его поразила темноволосая дочь отставного кавалерийского генерала - Мария Лазич. Девушка давно восхищалась стихами Фета. Прелестная и образованная Мария Лазич оказалась замечательным собеседником, поэт увидел в ней родственную душу. Молодые обменивались письмами, чувство поглотило их. Фет посвятил Лазич множество своих стихотворений.

Фет очень сильно привязался к Марии, но они оба были  бедны. В какой-то момент у него включился разум, и он задумался о будущем: ну поженились бы они, таскались бы по полкам, и вся любовь сошла бы на нет, потому что не на что было бы жить. Для Фета было проблемой даже купить мундир. Он служил кирасиром, а они носили белые мундиры — и Фет на маневрах все время думал, что если мундир повредит немного, то купить другой будет не на что. Фет вынужден был разорвать отношения с Марией, он написал ей прощальное письмо, в котором честно признавался в том, что средств ни на свадьбу, ни на содержание семьи у него нет, и что Мария еще может быть счастлива с другим, который будет достойнее его.
"Прости, — я помню то мгновенье,
Когда влюбленною душой
Благодарил я провиденье
За встречу первую с тобой.

Как птичка вешнею зарею,
Как ангел отроческих снов,
Ты уносила за собою
Мою безумную любовь.

Мой друг, душою благодарной,
Хоть и безумной, может быть,
Я ложью не хочу коварной
Младому сердцу говорить.

Давно ты видела, я верю,
Как раздвояется наш путь!
Забыть тяжелую потерю
Я постараюсь где-нибудь.

Еще пышней, еще прекрасней
Одна — коль силы есть — цвети!
И тем грустнее, чем бесстрастней
Мое последнее прости".

Девушка на это лишь смогла вымолвить: «Я общалась с Вами без всяких посягательств на Вашу свободу, а к суждениям людей я совершенно равнодушна. Если мы перестанем видеться, моя жизнь превратится в бессмысленную пустыню, в которой я погибну, принесу никому не нужную жертву». От этих слов поэт растерялся, но не считал возможным изменить своего решения. Несчастная девушка умоляла его не прекращать хотя бы переписку, но поэт не хотел длить бесполезную муку.

Они расстались, а через год, осенью 1850 года, Фет услышал о трагедии случившейся с его бывшей возлюбленной. Случайно от лампадки вспыхнуло кисейное платье Марии. Объятая пламенем, она выбежала на балкон, затем по ступеням в сад... и мгновенно, превратившись в горящий живой факел, упала, потеряв сознание от неимоверной боли. На крики ее сбежались люди, они отнесли сильно обгоревшую Марию в спальню. А через четыре дня в ужасных муках девушка скончалась. Говорили, что уже в агонии она произнесла: "Он не виноват, а я..."

После этого трагического события в лирике поэта появились мотивы и образы, связанные с огненной стихией, будь то полыхающий костер, пылающий камин или трепетное пламя свечи. Фет понимал, что безвозвратно потерял женщину, которую глубоко любил, и был ею любим. Но Марию уже было не вернуть:

"Не избегай; я не молю
Ни слез, ни сердца тайной боли,
Своей тоске хочу я воли
И повторять тебе: «люблю».
Хочу нестись к тебе, лететь,
Как волны по равнине водной,
Поцеловать гранит холодный,
Поцеловать — и умереть!"

***
В 1850 году вышел 1 том «Стихотворений А. Фета», а в 1856 году 2 том. В эти годы к Фету пришла известность и заслуженный успех. Ободренный признанием, он начал писать целые поэмы, повести в стихах, художественную прозу, а также путевые очерки и критические статьи. Кроме того, переводил произведения Генриха Гейне, Иоганна Гете, Андре Шенье, Адама Мицкевича и других поэтов.

В 1857 году Фет женился на сестре литератора Василия Боткина Марии, наследнице богатого купеческого рода, а на следующий год вышел в отставку с военной службы. Вышел он  в чине гвардейского штабс-ротмистра, так и не дослужившись до дворянского звания. Некоторые считали, что это был брак по расчету, но это совсем не так. За Марией Петровной давали неплохое приданое — 35 тысяч рублей, но такими же деньгами владел к этому времени и сам Фет. На момент знакомства с Фетом Марии Петровне было уже 28 лет, и она не слыла красавицей. Но, по-видимому, что-то особенное увидел и почувствовал в ней поэт, ведь уже на следующий день после знакомства он написал в ее альбоме:

"Забыв зимы душевный холод,
Хотя на миг горяч и молод,
Навстречу сердцем к Вам лечу,
Почуя неги дуновенье,
Ни в смерть, ни в грустное забвенье
Сегодня верить не хочу".

Вскоре он признался ее брату: «Мне понравилась девушка — я старался с ней сблизиться, полюбил её…». Он сделал предложение, которое было принято. Но невеста должна была уехать за границу, и Фет в разлуке тосковал, строил планы совместной жизни, обустраивал семейное гнездышко. Он составил себе идеал "о приличной, исполненной довольства семейной жизни». Фет основательно готовился к совместной жизни, много размышлял, был настроен серьёзно. Он был готов принять на себя ответственность за жизнь другого человека, что, к примеру, никогда не способен был сделать его старинный друг И.С.Тургенев. Фет писал своей невесте: «Может быть, это детство, но какое высокое наслаждение быть влюблённым в свою невесту!!! …Что Вы со мной сделали? Я так счастлив... Как мне и чем благодарить Вас за то, что я Вас люблю всеми силами моей души. Ведь это жизнь и жизнь такая полная, что за неё надо Бога благодарить. Голубушка! не забудьте меня. Поверьте, что никто Вас не может так искренно любить, как я. Я сам знаю, что пишу то, что Вы сами знаете, но иногда отрадно писать Вам тысячу раз слово: люблю». Это был брак, несомненно основанный на нежной любви со стороны поэта. Свадьба их состоялась в Париже, шафером был И.С. Тургенев, который после церемонии, по собственному признанию, был в отчаянии. Он завидовал семейному счастью своего друга, ведь сам мог существовать лишь "на краешке чужого гнезда". 

Жена не обманула надежд поэта, сын Толстого Сергей писал о ней как о "добрейшей женщине и прекрасной хозяйке". В 1860 году Фет приобрел хутор в Мценском уезде и, не прекращая писать, погрузился с головой в дела хозяйственные. Детей у них не появилось, но жили они в полном согласии. Однако первой любви своей Фет не забывал и иногда мечтательно возвращался к ней в своем творчестве:

"Нет, я не изменил. До старости глубокой
Я тот же преданный, я раб твоей любви
И старый яд цепей, отрадный и жестокий
Еще горит в крови,
Хоть память и твердит,
Что между нас могила,
Хоть каждый день бреду
Томительно к другой
Не в силах верить я,
Чтоб ты меня забыла,
Когда ты здесь, передо мной".

Как-то к Фету в Степановку заехал Иван Тургенев и с едкой насмешкой описал новоприобретенное имение своего друга: "Плоский блин, на блине – шиш, вместо природы – одно пространство". Родовое имение самого Тургенева Спасское-Лутовиново находилось неподалеку от владения Фета. При жизни его матери это была роскошная усадьба, с многочисленными постройками, оранжереей и садом, богатству и достатку которой завидовали все окрестные помещики. Однако за несколько лет нерадивый хозяин Тургенев довел имение матери до полного запустения. Он бывал там лишь наездами, а в основном жил в Европе рядом с певицей Полиной Виардо- то в Париже, то в Баден-Бадене.

***
Афанасий Фет с энтузиазмом взялся за переустройство своего бедного, запущенного владения. Некоторые знакомые скептически восприняли эту затею, считая её самоубийственной. Имея смутные представления о ведении поместного хозяйства, Фет решил тем не менее попробовать реализовать себя. Эксперимент этот длился целых 17 лет. Он, как Лёвин в "Анне Карениной" Льва Толстого, выработал свой особый, нетипичный для русского дворянства подход. Свои чувства и мысли по ходу хозяйственных преобразований Фет описал в цикле хозяйственных очерков, которые он предвосхитил словами: "Я буду рассказывать, что я думал, что сделал и что из этого вышло". Они публиковались под названием - "Заметки о вольнонаёмном труде" и "Из деревни"

Лев Толстой был одним из немногих современников, кто хвалил очерки Фета и очень интересовался его практической деятельностью: "Приедешь в Москву, думаешь, отстал - Катков, Лонгинов, Чичерин вам всё расскажут новое; а они знают одни новости и тупы так же, как и год и два тому назад, многие тупеют, а Фет сидит, пашет и живёт и загнёт такую штуку, что прелесть". «Я свежее и сильнее вас не знаю человека» - так писал поэту Лев Толстой. В жизни Фет не был романтиком, напротив, был человеком деловым, серьезно и правильно относящимся к жизни.

Фет признавался: "Я люблю землю, чёрную рассыпчатую землю, ту, которую я теперь рою и в которой я буду лежать". Он был рачительным хозяином, чье благосостояние постоянно росло. Поэт приобрел имение на стыке двух эпох- крепостного права и освобождения крестьян указом от 1861 года. Как помещик он вынужден был признать, что при крепостном праве существовал "заведённый порядок, старинный порядок, которому надо подражать, несмотря на изменившиеся условия… При вольнонаёмном труде стройность ещё впереди". Теперь же старого порядка не стало, а нового еще не было. Многие помещики растерялись и не знали, как вести себя в изменившихся условиях. Фет стремился к упорядочению отношений в пореформенной России и писал: "Со вступлением России в новый период деятельности заветные слова авось, да небось, да как-нибудь должны совершенно выйти из употребления". Однако Фет несомненно одобрял достижения нового времени, результаты Великих реформ Александра II: "19 февраля было днём не возрождения, а истинного рождения. Россия, долгое время болезненно носившая зреющий организм свободы, наконец произвела на свет не недоноска, а вполне развитого младенца, вздохнувшего в первый раз".

Поэт считал, что в России очень важна роль поместного дворянства, и призывал не высмеивать неудачи хозяйствующих дворян, а поддерживать их начинания. При этом Фет признавал, что дворянское сословие не просто бедствует, а вымирает, причём оно само виновато в своём плачевном состоянии: "У всех у нас потомственная и, так сказать, обязательная кормилица-земля под ногами, но мы не только не хотим трудиться на ней, но не хотим даже хладнокровно обсудить условий, при которых земледельческий труд возможен". "Дело землевладельцев было всегда и везде делом великим. А теперь оно более чем когда-либо важно и значительно для всего государственного организма. Пора и нашей отсталой литературе вспомнить это и отнестись к нему без задора бессмысленной и нелепой вражды". Однако этот призыв остался без ответа; наоборот, хозяйственные очерки Фета были приняты в штыки и вызвали враждебную и очень эмоциональную реакцию критиков-демократов.

***
В конце 50-х годов в редакцию "Современника" пришли разночинцы-демократы - критики Чернышевский и Добролюбов, которые в корне изменили направленность журнала и призывали всех литераторов в своем творчестве вскрывать лишь "язвы общества". С этим были не согласны многие авторы, сотрудничавшие в журнале- Толстой, Тургенев, Дружинин, и др. К ним присоединился и Фет, который был сторонником романтической философии искусства, а в 60-е годы – теории «чистого искусства». Ему была близка именно пушкинская оценка поэзии. Он говорил: «Я никогда не мог понять, чтобы искусство интересовалось чем-либо кроме красоты», присутствующей в весьма ограниченном круге жизненных явлений". Истинную, непреходящую красоту Фет находил лишь в природе, в любви и в собственно искусстве (музыке, живописи, скульптуре). Они и стали главными темами его лирики. В своей поэзии Фет стремился, в отличие от Некрасова, уйти от грубой действительности и погрузиться в созерцание вечной красоты, не причастной суете, треволнениям и горечи повседневности.

Если в 1856 году редактор "Современника" Некрасов признавал поэтическую гениальность Фета и писал о нем: "Человек, понимающий поэзию... ни в одном русском авторе после Пушкина не почерпнет столько поэтического наслаждения".

"Тускнеют угли. В полумраке
Прозрачный вьется огонёк.
Так плещет на багряном маке
Крылом лазурным мотылёк.

Видений пестрых вереница
Влечет, усталый теша взгляд.
И неразгаданные лица
Из пепла серого глядят.

Встает ласкательно и дружно
Былое счастье и печаль,
И лжет душа, что ей не нужно
Всего, чего глубоко жаль".

Однако уже в 60-е годы, когда Чернышевский и Добролюбов подвергли Фета и его творчество форменной травле, то их поддержал Некрасов. Они темы "чистого искусства" не только не приветствовали, а громогласно осуждали. Поэт и писатель обязан был показывать недостатки общества или призывать к бунту. Чернышевский даже опубликовал оскорбительную статью, в которой писал о творчестве Фета: «Все его произведения такого содержания, что их могла бы написать и лошадь, если бы выучилась писать стихи». Еще больше не нравился им и тот порядок, который наводил Фет в своем помещичьем хозяйстве, ведь им нужен был именно беспорядок - разруха, развал, бесхозяйственность в стране. Чтобы можно было повсюду видеть и обличать пороки общества и готовить народ к свержению  существующего общественного строя.

Они создали в обществе миф о "Фете-крепостнике", «реакционере, обскуранте и замшелом консерваторе, который прикрывается маской „нежного поэта“. Писатель-сатирик Салтыков-Щедрин вообще практически отождествлял понятия "вести поместное хозяйство" и "человеконенавистничать". Он едко и несправедливо писал: "Вместе с людьми, спрятавшимися в земные расселины, и г. Фет скрылся в деревню. Там, на досуге, он отчасти пишет романсы, отчасти человеконенавистничает; сперва напишет романс, потом почеловеконенавистничает, потом опять напишет романс и опять почеловеконенавистничает, и всё это, для тиснения, отправляет в "Русский вестник". Надо, кстати, отметить, что сам Салтыков-Щедрин купил под Москвой в Витинёво, усадьбу, но не одолел большого хозяйства. Михаилу Евграфовичу поучиться бы у хозяйственного Фета, а он заклеймил его как дремучего крепостника…

Конечно же, Фета сильно угнетала подобная реакция, хотя был он человеком волевым и сильным. Да, он был консерватором и монархистом, в самом лучшем понимании этих слов. Он с восхищением отзывался о Николае Первом, считая его могучим и великим императором. И за это был затравлен так, что периодически не мог публиковать своих изумительных стихов. Отношение Фета к Некрасову радикально изменилось с течением времени: он стал его презирать, как человека который подпевает "и вашим и нашим", и "правым и левым". Рассказывали, что Фет по хозяйственным делам разъезжал по своему имению на осле, которого прозвал Некрасов.

Ясно, что быть прогрессивным на словах легко, а вот на деле - намного сложнее. В то время как либерал и западник Иван Тургенев, «печалясь о судьбе крестьянской», спокойно пребывал в Париже, Афанасий Фет не кричал повсюду об абстрактном «счастии народном», а работал на земле, занимался конкретным, довольно трудным и грязным делом по восстановлению обширного хозяйства. И отбивался от несправедливых нападок, о чем с горечью писал Льву Толстому: «Тургенев пустил по миру своих крестьян, порубил леса, разорил строения и промотал до шерстинки скотину. Этот любит Россию. Другой же роет в безводной степи колодец, сажает лес, сохраняет сады, разводит высокие породы животных, даёт народу заработки. Этот не любит Россию и враг прогресса».

На своей земле труженик Фет добился великолепных результатов: показатели урожаев с его полей поднимали статистику губернии, а яблочную пастилу Фета стали доставлять прямо к императорскому двору. Фет выращивал зерновые культуры (в первую очередь рожь), основал конный завод, держал коров и овец, птицу, разводил пчёл и рыбу в специально выкопанном для этого пруду. Через несколько лет ведения хозяйства текущая чистая прибыль от Степановки составляла 5—6 тыс. рублей в год. Эти деньги стали не только основным доходом семьи помещика, но на них он смог улучшить условия жизни сотен крестьян и построить для них школы и больницы. Через 17 лет после приобретения Степановки он смог с гордостью написать: «Я был бедняком, офицером, полковым адъютантом, а теперь, слава богу, Орловский, Курский и Воронежский помещик, коннозаводчик и живу в прекрасном имении с великолепной усадьбой и парком. Все это приобрел усиленным трудом, а не мошенничеством».

***
Раздвоение Фета на поэта и помещика поражало многих. Его друг Яков Полонский как-то написал ему в письме: «По твоим стихам невозможно написать твоей биографии». «Я заподозрю, что внутри тебя сидит другой, никому не ведомый… человек, окруженный сиянием, с глазами из лазури, окрыленный»… Он был прав, только окрыленный человек мог так писать, как Фет:

"Солнца луч промеж лип был и жгуч и высок,
Пред скамьей ты чертила блестящий песок,
Я мечтам золотым отдавался вполне,-
Ничего ты на всё не ответила мне.

Я давно угадал, что мы сердцем родня,
Что ты счастье свое отдала за меня,
Я рвался, я твердил о не нашей вине,-
Ничего ты на всё не ответила мне.

Я молил, повторял, что нельзя нам любить,
Что минувшие дни мы должны позабыть,
Что в грядущем цветут все права красоты,-
Мне и тут ничего не ответила ты.

С опочившей я глаз был не в силах отвесть,-
Всю погасшую тайну хотел я прочесть.
И лица твоего мне простили ль черты? —
Ничего, ничего не ответила ты!"
 
Волшебная поэзия Фета оказалась бессмертной, к тому же необыкновенно музыкальной.  Впоследствии практически все стихотворения Фета были положены на музыку.
Музыка всегда производило на Фета сильное впечатление. Вот стихи, которые он посвятил Татьяне Берс, свояченице Льва Толстого, услышав ее фортепьянную игру и пение:
"Сияла ночь. Луной был полон сад. Лежали
Лучи у наших ног в гостиной без огней.
Рояль был весь раскрыт, и струны в нем дрожали,
Как и сердца у нас за песнею твоей.
Ты пела до зари, в слезах изнемогая,
Что ты одна - любовь, что нет любви иной,
И так хотелось жить, чтоб, звука не роняя,
Тебя любить, обнять и плакать над тобой.
И много лет прошло, томительных и скучных,
И вот в тиши ночной твой голос слышу вновь,
И веет, как тогда, во вздохах этих звучных,
Что ты одна - вся жизнь, что ты одна - любовь,
Что нет обид судьбы и сердца жгучей муки,
А жизни нет конца, и цели нет иной,
Как только веровать в рыдающие звуки,
Тебя любить, обнять и плакать над тобой!"

Необыкновенную музыкальность стихов Фета отмечал Петр Ильич Чайковский. «Считаю его поэтом безусловно гениальным... Фет есть явление совершенно исключительное, нет никакой возможности сравнивать его с другими первоклассными или иностранными поэтами. Скорее можно сказать, что Фет в лучшие свои минуты выходит из пределов, указанных поэтами, и смело делает шаг в нашу область. Потому часто Фет напоминает мне Бетховена, но никогда Пушкина, Гете… Это не просто поэт, скорее поэт-музыкант, как бы избегающий даже таких тем, которые поддаются выражению словом. От этого также его часто не понимают, а есть даже и такие господа, которые смеются над ним…»

Слова Чайковского подтверждал сам Фет: «Меня всегда из определенной области слов тянуло в неопределенную область музыки, в которую я уходил, насколько хватало моих сил…» Связь его поэзии с романсом сразу почувствовали композиторы, и еще до выхода сборника 1850 года, его стихи, положенные на музыку популярными Варламовым и Гурилевым, исполнялись цыганскими хорами. В 60-е годы даже его яростный критик Салтыков-Щедрин вынужден был констатировать, что «романсы Фёта распевает чуть ли не вся Россия».

Фет искренне восхищался поэзией Тютчева и в 1883 году - в год десятилетия со времени его кончины и в канун восьмидесятилетия со дня его рождения - он написал о книге стихов "обожаемого" им Тютчева:
"Вот наш патент на благородство,
Его вручает нам поэт,
Здесь духа мощного господство,
Здесь утонченной жизни цвет".

В 80-х годах Фет сблизился с критиком Н.Н.Страховым, религиозным философом Владимиром Соловьевым. Последний, будучи сам поэтом, предтечей символистов, активно помогал Фету при издании «Вечерних огней» и, восхищенный его стихами, написал о его творчестве глубокую и проникновенную статью "О лирической поэзии" (1890). Соловьев считал программными для Фета его строки:

"Лишь у тебя, поэт, крылатый слова звук
Хватает на лету и закрепляет вдруг
И темный бред души, и трав неясный запах…"

Символисты, во многом опирались на творчество Фета в своих эстетических поисках. Их будущее творчество предрекали строки Фета:

"Прозвучало над ясной рекою,
Прозвенело в померкшем лугу,
Прокатилось над рощей немою,
Засветилось на том берегу".

***
Фет был чрезвычайно уважаем в своем уезде и в 1867 году избирается мировым судьей. В течение 11 лет он переизбирался поместными дворянами на этот пост.
В 1873 году Афанасий подает прошение на имя царя о «разрешении мне воспринять законное имя отца моего Шеншина», которое было рассмотрено и удовлетворено. И вскоре после этого он приобретает дом а Москве и имение в Курской губернии Воробьевку.

В 1883—1891 годах были опубликованы четыре выпуска поэтического сборника «Вечерние огни». К этому времени Фет смирился с тем, что его произведения «для немногих». «Людям не нужна моя литература, а мне не нужны дураки», — говорил он. В 1890 году Фет издал книгу «Мои воспоминания», в которой рассказывал о себе как о помещике и землевладельце. И уже после смерти автора, в 1893 году, вышла ещё одна книга с воспоминаниями — «Ранние годы моей жизни».

Скончался Фет 21 ноября (3 декабря) 1892 года в Москве. Известно, что к концу жизни Фета терзали обычные «старческие» недуги – ухудшение зрения, «грудная болезнь», мучительные боли, удушье и т. д. В это время Фет уже не мог писать сам и диктовал свои произведения секретарю – Екатерине Фёдоровой. По всей видимости, в последнее время поэта посещала мысль о самоубийстве. Примерно, за полчаса до своей смерти Фет потребовал шампанского. Жена, испугавшись за его здоровье, засомневалась. Тогда Фет отправил ее за разрешением к врачу, он, видимо, просто искал повод для того, чтобы она ушла из дома.

Оставшись наедине со своим секретарем, Фет продиктовал ей записку: «Не понимаю сознательного преумножения неизбежных страданий, добровольно иду к неизбежному». Под этими строчками он поставил свою подпись: «21-го ноября Фет (Шеншин)». А после этого взял «разрезальный» нож для писем и хотел ударить себя в висок. Секретарша бросилась и сумела предотвратить самоубийство, оттолкнув руку Фета. Поэт выбежал в кухню, чтобы схватить другой нож, но сердце его не выдержало страшного волнения, он упал на стул и, прошептав слово "добровольно", скончался.

Самоубийство не состоялось, но очевидно, что Афанасий Фет заранее все обдумал и готовился именно так уйти из жизни. Всю свою жизнь поэт преодолевал трудности, уготованные ему судьбой. Он был хозяином собственной жизни, добился очень многого только своими силами и ушел из жизни, когда сам счел это необходимым.

Фет не боялся смерти, она была ему даже безразлична. Он только жалел, что придется расстаться с творческим «огнем»:

"Не жизни жаль с томительным дыханьем,
Что жизнь и смерть? А жаль того огня,
Что просиял над целым мирозданьем
И в ночь идет, и плачет уходя".

Похоронен Афанасий Фет в селе Клеймёново, родовом имении Шеншиных.

"Обидно мне было видеть, как равнодушно встретили печальное известие даже те, кого оно больше всего должно было тронуть. Какие мы все эгоисты!... Он был сильный человек, всю жизнь боролся и достиг всего, чего хотел: завоевал себе имя, богатство, литературную знаменитость и место в высшем свете, даже при дворе. Все это он ценил и всем наслаждался, но я уверен, что всего дороже на свете ему были его стихи и что он знал — их прелесть несравненна, самые вершины поэзии. Чем дальше, тем больше будут это понимать и другие"(из письма Николая Страхова Софье Толстой, 1892 год).

Список литературы:
1.Альбом Т.Л. Сухотиной-Толстой с ответами А.А. Фета. Музей Л.Н. Толстого в Москве.
2.Григорович А. С. К биографии А. А. Фета (Шеншина) — Санкт-Петербург: тип. т-ва «Общественная польза», 1904.
3.Кабанова М. Правила семейной жизни Афанасия Фета. Переписка с Марией Боткиной. vatnikstan.ru
4.Карпенко А. Н. Космогонии Афанасия Фета. reading-hall.ru. Дата обращения: 14
5.Макеев М. С. Афанасий Фет. – М.: Молодая гвардия, 2020. – 443 с.
6.Полонский Я. П. Из писем А. А. Фету. Lib.Ru/Классика
7.Фет А.А. Собрание сочинений. Lib.Ru/Классика
8.Фет А.А. Стихотворения. Поэмы. Переводы. М.1985. С. 208.