Халха. Бережной у истребителя, Тихомолов в степи

Многих, в ком бил ключ жизни, видел Бережной. И никого уж нет. Пришли другие, в ком бьёт тот же ключ. Дивная мелодия! Неистребима. Майор вглядывался в природу иллюзорного действа. И находил, что и малая песчинка, и горный кряж, и всякие прочие множества, случайно сложившиеся, вплетенные в сеть видимого: всё это, на весах Бесконечного, - величины эфемерные и равноценные. Бережной наслаждался разворачивающейся трагедией. И чувство сопричастности роковому безумию никогда не покидало его. Всякое его действие, равно как и обратное, не имело никакого значения...

Нить мысли пресеклась, он погладил щиток стойки. Прохладный дюраль…
Вот уж и сумерки. Счастье. Во тьме дышится легче...
   
---

«Ночь… - думал Тихомолов, и взгляд его останавливался и пустел. - Ночь. Как хорошо это - ночь…»
Во всех временах был он, и всякое находил прекрасным. Ужасало его это прекрасное. Ибо то, что находил он прекрасным, в сущности, было чем-то чудовищным. Это уж как смотреть.
Жизнь животная. Борьба за ресурсы. Выживание. Выживание способом всяким.
Но не это заставляло приходить. Но чарующая, завораживающая, демоническая картина мира. Миров. Вселенных. Она - заставляла приходить.
И он приходил. Раз за разом.
Созерцать множества - вот страсть его. И он созерцал. И уставал от этой тяжелой красоты. И исчезал. И возвращался.
«Ах… Ты… Святой романтик… Когда вновь усталость одолеет тебя - скажи…» - шепчет ему тишина.
И он кивал старой подруге: тишина - этой можно доверить всё.