Выход из положения

Где-то ближе к середине предпоследнего рабочего дня уходящего года меня срочно вызвал к себе в кабинет начальник. Вызов неожиданный, и скорее всего, не обещающий ничего хорошего. Уже хотя бы по той причине, что у нас в отделе накрыт предновогодний столик. Завтра тридцать первое, значит будет не до того, все разбегутся по домам сразу после итогового общего собрания коллектива.
– До меня дошла информация, Смородин, – холодно и глядя в стол, сказал Сергей Петрович, – что в начале декабря, следуя в командировку, следуя из командировки, а так же во время самой командировки вы употребляли.
– Враньё! Сергей Петрович…
– И не просто употребляли, а напивались каждый день… В грязь!
 – Да кто это вам такое сказал! Сергей Петрович, у них же совести нет, у тех, кто это сказал… Он сказал и забыл, зато мне теперь... – я попытался изобразить искреннее негодование.
– Неважно,  Смородин, точнее, теперь уже неважно. И это – не самое безобразное. Само наличие этой информации свидетельствует о том, Смородин, что не вы один там развлекались. Но… – Сергей Петрович сделал многозначительную паузу, прокалывая меня насквозь своим взглядом, – но вы, помимо всего прочего, позволили себе критиковать руководство. Причем, в самой неприглядной форме, пытаясь копировать Илью Алексеевича, и его заместителей.
– Не было такого, – твёрдо сказал я, хотя точной уверенности не было. Да разве всё упомнишь, что там было! Тем более, командировка, действительно выдалась на редкость весёлой. Работали, конечно, и день и ночь, и конечно же, усугубляли понемногу, куда ж без этого? Но... я призадумался (пока С.П.  говорил по телефону).
Ведь нашёлся же мерзавец, который нас всех сдал! Главное, пил-жрал-зубоскалил со всеми вместе, а потом всё  рассказал,  кому следует. И что теперь? Подумаешь, разок покривлялся, так что, из-за этого с работы слетать? Да и пил-то я не только с товарищами по командировке, но так же, и даже  в основном, с нужными людьми, так сказать, решая сложнейшие вопросы, которые, иной раз без «топлива» никак не хотят решаться.  Ладно, посмотрим, что ещё начальник добавит к сказанному.
Сергей Петрович сказал, когда закончил по телефону:
– Смородин, понимаешь ли, в чем дело. Работник ты, конечно неплохой. Можно сказать, мастер своего дела. Но пойми сам. О чём знаю я,  о том знают выше. И они знают, что я знаю. Знаю и не докладываю, знаю и мер не принимаю. Вот в чем вся штука, Смородин. И чтобы не создалось неправильного мнения на самом верху, дескать мы тут у себя прикрываем алкоголиков, то вот тебе листок и пиши объяснительную. А вот второй листок, пиши заявление о переводе на другую должность. С меньшим объемом работы, якобы по состоянию здоровья. Разборчиво пиши.
– А если я не буду всего этого писать, ведь ничего же не  было!
– Было! Не было! Какая разница! – ожидаемо вскипел начальник, – сигнал поступил, значит было! Скажи ещё спасибо, что я не требую указать в объяснительной всех соучастников пьянки.
– Спасибо, Сергей Петрович.
Начальник снова очень пристально посмотрел мне в глаза, и я почувствовал неловкость. Понимаете ли, дело-то ведь совсем не в том, что я пьянствовал в командировке, то есть пьянствовали все, а попался я один. Дело в том, что я попал в «луч прожектора», и значит теперь, случись нечто подобное, независимо, со мной ли, без меня, именно я буду под подозрением.   В общем, я попал.
Конечно, самое простое, это уйти по собственному. Буду я ещё писать заявление на нижестоящую должность! Правда, есть ещё один ход. Указать в объяснительной всех участников веселья в командировке, и подробно рассказать, кто и что говорил, кого и как изображал, чем и снять с себя часть ответственности.  Чего это я буду отдуваться за всех? Но ведь это будет неправильно по отношению к товарищам. Более того, меня это не спасет, зато товарищи будут испачканы, да ещё под самый Новый год. И чем я тогда буду отличаться от того, кто рассказал про меня? И что лучше: уйти с гордо поднятой головой, или остаться, презираемым как предатель? Ну и… он что, не мог подождать с этим до следующего года?
За каких-нибудь тридцать секунд, эти вопросы измотали меня окончательно, а я  так и не принял решения.
Решение пришло само.
Дверь неожиданно открылась, и в кабинет вошел не кто иной, как Илья Алексеевич, наш директор. Лично. От неожиданности, мы с шефом вскочили, поскольку генеральный обычно не ходит по кабинетам, а вызывает к себе, и то, через секретаря. Илья Алексеевич поздоровался за руку с каждым из нас.
– Ну что, Смородин, – густым басом, как обычно веско, произнес он, – наслышан, наслышан, о твоих успехах. Молодец. Вот так надо работать, правильно я говорю, Сергей Петрович?
Интересно, о чем это он? Если бы кто-нибудь видел наши лица, моё и Сергея Петровича, то именно этот вопрос и прочитал бы на них.
– Да, в общем-то… м-м-м это, значит, вот...  – довольно толково пояснил  Сергей Петрович.
– Я так и думал. Серёжа, подай его в приказ на поощрение по итогам года, к шестнадцати часам. Другим руководителям отделов я уже такую задачу поставил. А вы, Смородин, пожалуйста, подготовьте до конца января что-то вроде методического пособия, или рекомендаций, что ли, как надо организовывать дело таким образом, чтобы результат был не ниже чем у вашей группы. В этом году ещё ни одна рабочая группа не добилась ничего подобного, только командировочные деньги проездили. А вам, Смородин моя личная благодарность и признательность за работу.
Илья Алексеевич ещё раз пожал мне руку и  ушёл.
Сергей Петрович прочистил горло, прокашлялся. Затем посмотрел в окно.   
– Вот видите, Смородин, – медленно, но уже несколько другим тоном сказал он, –  о вас всё известно, на самом верху. Идите и больше так не делайте.
Больше не буду. Или постараюсь.
Но главное-то, и писать ничего и ни на кого  не понадобилось. Теперь Сергей Петрович сам будет писать  докладную  о поощрении меня за успехи в командировке. Вот ведь как всё повернулось, бывает же!
Ну что, самое время «квакнуть» с ребятами за моё будущее поощрение, тем более, что всё уже готово.
И… какой же я всё-таки, классный парень!