2. Немного неуверенности

   ЗДЕСЬ, как-то утром, около трех лет назад, в красивом доме Кинов в Рентеме было большое волнение. Слуги усердно работали, делали все аккуратно и аккуратно. Дети жужжали, как активные мухи, потому что вечером приближалась какая-то, кого еще никто из них не видел, - новая мама, на которой только что женился их отец.
   Трое старших детей хорошо запомнили свою маму; для младенцев она была всего лишь именем. Джанет, старшая, лучше всех ее вспоминала, и мысль о том, что кто-то придет на ее место, ей совсем не нравилась. Это было не из-за чувства ревности к ушедшей матери, а из-за ревности к самой себе; поскольку после смерти миссис Кин, три года назад, Джанет делала почти все, что хотела, и идея контроля и вмешательства заранее пробудила в ней дух сопротивления.
Отец Джанет был занятым юристом, и у него было мало времени, чтобы уделять изучению персонажей своих детей. Он любил приходить ночью домой после тяжелого дня в своем офисе или во дворе и находить красиво обставленный стол и комнату, а также яркий огонь в камине, рядом с которым он мог читать свою газету без перерыва, просто останавливаясь. время от времени, чтобы сказать детям слово или порезвиться с младшими перед сном. Старая Мария, которая по очереди кормила всех пятерых, вела хозяйство; и пока не было внешнего беспокойства, мистер Кин не задавал вопросов.
Он понятия не имел, что Джанет на самом деле правила семьей. Ей было всего двенадцать, но у нее был дух диктатора, и никто из малышек не осмеливался оспаривать ее волю или жаловаться. На самом деле поводов для жалоб не было. Когда Джанет не возражала, она была доброй и забавной. У нее было много ума и способностей для ребенка ее лет, а ее братья и сестры были недостаточно взрослыми, чтобы замечать ошибки, которые она иногда допускала.
А теперь, как думала Джанет, пришла мачеха, чтобы все это испортить. Ее медитации, когда она протирала фарфор и расставляла цветы, звучало примерно так:
«Ей всего двадцать один год, - сказал папа, и это всего на девять лет старше меня, а девять лет - это немного. в любом случае я не буду называть ее «мама». Я буду называть ее «Джеруша» с самого начала, потому что Мария сказала, что Джесси - это всего лишь прозвище, а я ненавижу прозвища. Я знаю, что она захочет, чтобы я пошел в школу в следующий раз упасть, но я не собираюсь этого делать, потому что она ничего не знает о школах здесь, и я могу судить лучше, чем она. Вот, выглядит неплохо! " поставить высокий колос лилий в бледно-зеленую вазу. «Теперь я одену младенца и маленького Джима, и мы все будем готовы, когда они придут».
Было ровно шесть, в самый чудесный час чудесного июньского дня, когда карета остановилась у ворот. Мистер Кин помог своей жене выбраться из комнаты и нетерпеливо посмотрел в сторону площади, на которой собрались пятеро детей.
«Ну, дорогие мои, - воскликнул он, - как поживаете? Почему бы вам не прийти и не поцеловать свою новую маму?»
Все они послушно подошли к нам, хорошенький Джим и малышка Алиса, взявшись за руки, затем Гарри и Мэйбл, и, наконец, Джанет. Малыши застенчиво позволили себя поцеловать, ничего не говоря, но Джанет, верная своей решимости, ответила мачехой приветствием, поцеловав отца, и заметила:
«Входи, папа, Джеруша должен устал!"
Мистер Кин изумленно взглянул на жену. Уголки ее рта дернулись, и Джанет гневно подумала: «Я действительно верю, что она смеется надо мной!» Но миссис Кин подавила смех и, взяв маленькую Алису за руку, вошла в дом.
"Ах, как мило, как красиво!" были ее первые слова. «Посмотри на цветы, Джеймс! Ты их устроила, Джанет? Я подозреваю, что это так».
"Да", сказала Джанет; «Я сделал их все».
«Спасибо, дорогая», - сказала миссис Кин и наклонилась, чтобы снова поцеловать ее. Это был нежный поцелуй, и Джанет пришлось признаться самой себе, что этот новый - приятный на вид человек. У нее были красивые каштановые волосы и глаза, теплый румянец на круглых щеках и одновременно милое, разумное и решительное выражение лица. Это было лицо, полное влечения; младшие дети почувствовали это и начали бочком приподниматься и прижиматься к новой маме. Джанет тоже чувствовала влечение, но сопротивлялась.
«Не сжимай так Джерушу», - сказала она Мэйбл; «ты мнишь ее пиджак. Джим, иди сюда, ты мешай».
«Джанет, - недовольно сказал мистер Кин, - что ты имеешь в виду, называя свою мать« Джеруша »?» «Она мне не настоящая мать», - вызывающе объяснила Джанет. «Я не хочу называть ее« мама »; она слишком молода ".
Миссис Кин засмеялась - она ничего не могла с собой поделать.
«Мы договоримся о том, как вы меня назовете», - сказала она. «Но, Джанет, это не может быть Джеруша, потому что это не мое имя. Меня окрестили Джесси».
«Тогда я назову вас миссис Кин», - сказала Джанет обиженно, но настойчиво. Мачеха выглядела обиженной, но больше ничего не сказала.
Никто из других детей не затруднился сказать «мама» этому милому новому другу. Джесси Кин была той самой женщиной, которая «мать» детскую семью. Яркая, нежная и твердая одновременно, она была для них товарищем по играм, а также авторитетом, и очень скоро они все научились нежно любить ее - все, кроме Джанет; и даже ей временами было трудно противостоять этому влиянию, которое в то же время было таким сильным и таким добрым.
Тем не менее, она сопротивлялась, и в результате обе стороны испытывали постоянный дискомфорт. Младшим детям новая мама принесла дополнительное счастье, потому что они уступили ее мудрому и разумному авторитету. Джанет она принесла только трение и негодование, потому что не уступила.
Так прошло два месяца. В конце августа мистер и миссис Кин отправились в короткое путешествие, которое должно было удержать их от дома на два дня. Когда карета уезжала, миссис Кин внезапно сказала:
«О, Джанет! Я забыла сказать, что предпочла бы, чтобы вы не пошли навестить Эллен Колтон, пока нас нет, или позволили бы кому-нибудь из других детей. Пожалуйста. расскажи об этом медсестре ".
"Почему я не должен?" потребовала Джанет.
«Потому что…» - начала ее мать, но вмешался мистер Кин.
«Неважно, потому что, Джесси, мы должны уйти. Тебе достаточно, Джанет, что твоя мать прикажет. И проследи, чтобы ты делал, как она говорит. . "
"Это позор!" пробормотала Джанет, медленно возвращаясь в дом. «Я всегда ходил навестить Эллен, когда мне хотелось. Никто меня раньше не останавливал. Я не думаю, что это немного справедливо; и я бы хотел, чтобы папа не разговаривал со мной так раньше - с ней».
Постепенно она довела себя до сильного раздражения. В течение всего дня она чувствовала растущее чувство обиды и решила не переносить ее. На следующее утро, преисполненная непоколебимости, она двинулась прямо к Колтонам, решив хотя бы выяснить значение этого досадного запрета.
На площади никого не было, и Джанет побежала наверх в комнату Эллен, ожидая, что она изучает уроки.
Нет; Эллен крепко спала в постели. Джанет взяла сборник рассказов и села рядом с ней. «Она будет удивлена, когда проснется», - подумала она.
Книга оказалась интересной, и Джанет читала почти полчаса, прежде чем вошла миссис Колтон с чашкой и ложкой в руке. Она вскрикнула, когда увидела Джанет.
"Милосердие!" она воскликнула: «Что ты здесь делаешь? Разве твоя мама тебе не говорила? У Эллен скарлатина».
«Нет, она мне этого не говорила. Она только сказала, что я не должен сюда приходить».
"А зачем ты пришел?"
Почему-то Джанет было трудно объяснить даже самой себе, почему она так решительно настроена не подчиняться.
Очень печально она шла домой. У нее было достаточно здравого смысла, чтобы понимать, насколько ужасным может быть ее непослушание, и она чувствовала себя смиренной и несчастной. "О, если бы я не был!" был языком ее сердца.
Маленькие ушли играть. Джанет поспешила в свою комнату и заперла дверь.
«Я никого из них не увижу, пока не придет папа», - думала она. «Тогда, возможно, они не поймают это от меня».
Она смотрела из окна, пока Мария не вышла, чтобы что-то повесить на бельевой веревке, и окликнула ее.
«Я не пойду обедать», - сказала она. «Не могли бы вы принести мне немного и оставить у моей двери? Нет, я не болен, но есть причины. Я бы предпочел никому не рассказывать о них, кроме мамы».
"Ради жив!" - сказала себе старая Мария, - она называла миссис «Мама». Небеса, должно быть, упадут ".
Можно представить себе удивление миссис Кин, обнаружив таким образом Джанет в состоянии добровольного карантина.
«Мне очень жаль», - сказала она, выслушав свое признание. «Больше всего тебя жаль, дитя мое, потому что тебе, возможно, придется понести самое страшное наказание. Но с твоей стороны было храбро и заботливо заткнуться, чтобы пощадить маленьких, дорогая Джанет».
"О, мама!" воскликнула Джанет, разрыдалась. «Как вы любезны, что не ругаете меня! Я всегда был с вами так ужасен». Теперь из нее растаяли вся гордость и твердость, и она впервые прижалась к мачехе с чувством защиты и комфорта.
Позже Джанет сказала, что две недели, которые она провела в своей комнате, ожидая, не подхватила ли она лихорадку, были одним из самых приятных времен, которые у нее когда-либо были. Дети, слуги и даже папа держались от нее подальше, но миссис Кин приходила так часто и оставалась, сколько могла; и, таким образом брошенная на ее единственную компанию, Джанет узнала цену этой дорогой, доброй мачехе. У нее не было скарлатины, и через три недели ей разрешили вернуться к старым привычкам, но с другим духом.
«Не могу понять, почему я не полюбила тебя раньше», - сказала она однажды маме.
«Думаю, я знаю», - ответила миссис Кин, улыбаясь. «Эта жесткая маленькая воля была на пути. Ты не хотел любить меня, и тебе было легко подчиниться твоей воле; но теперь ты захочешь любить меня, а любить так же легко, как и нелюбить».
***


THE WOLVES OF ST. GERVAS.