1917 Марш Империи. Глава 6

ГЛАВА VI. БРАТВА И ГРИММ


ТЕРРИТОРИЯ, ВРЕМЕННО ОККУПИРОВАННАЯ ГЕРМАНИЕЙ. КУРЛЯНДИЯ. БРОНЕДРЕЗИНА «СТРЕЛА-5. БАЛТИЕЦ». 25 сентября (8 октября) 1917 года. Утро.
Обе пулеметные башни были повернуты в сторону приближающегося холма, изрытого многочисленными воронками и изобиловавшего поваленными деревьями. На первый взгляд, никакого движения там не наблюдалось, но, как говорится, береженного Бог бережет.
Остановившись в сотне шагов от подножья холма, бронедрезина несколько минут стояла неподвижно, а сидевший на броне десант, из состава Отдельного Балтийского батальона морской пехоты, поспрыгивал на землю, и, либо укрывшись за насыпью полотна, либо прикрываясь броней корпуса, внимательно всматривался в исковерканные обстрелом заросли, готовый в любой момент открыть огонь.
В сотне шагов позади «Балтийца» остановился его «систершип» - «Стрела-6. Кронштадтец», точно так же направив оба свои пулемета на скрытую в мешанине бывшую германскую позицию. Но бывшую ли? Ведь достаточно одного уцелевшего пулемета и пары не совсем мертвых немцев, как «бывшая позиция» вновь вернется в разряд действующих, и не факт, что в этом случае удастся обойтись без артиллерии бронепоезда.
Получив приказ командира бронедрезины мичмана Прохорова, отделение десанта оставило «Кронштадтец» и перебежками приблизилось к «Балтийцу», соединившись в один отряд.
Лейтенант Гримм, высунув голову в верхний люк, внимательно изучал в бинокль вершину холма, но, не заметив ничего подозрительного, дал команду на выдвижение десанта.
И вот уже два десятка фигур, прикрывая друг друга, перебежками устремились к вершине. Впереди виднелись все приметы артиллерийского обстрела, который застал врасплох находившихся на этой позиции. Воронки, мешанина бревен, развороченные кучи земли, разбросанные по округе. Две пулеметные точки были накрыты прямым попаданием и превратились в ту привычную каждому фронтовику картину, в которой ужасно все, но уже ничто не трогает душу – трупы, трупы, трупы. В разных позах и в разной целости, а то и просто куски того, что еще совсем недавно было живыми людьми.
Боцман Иван Боров, легко перепрыгнув лежащее на пути тело, остановился и привычно оглядел округу, оценивая результаты работы комендоров бронепоезда и выискивая приметы нанесенного ущерба. Две уничтоженные пулеметные точки были, что называется, налицо. Еще несколько тел валялось поодаль от этого места. Еще две пулеметные точки пострадали не так сильно, но ни живых, не раненых видно не было.
- Господин боцман!
Боров обернулся:
- Говори.
Унтер Ивашко козырнул.
- Обнаружен еще один пулемет, видимо вышел из строя при обстреле. И еще несколько тел.
- Посчитать тела и искать четвертый пулемет. И помнить о том, что он может начать стрелять по нам из-за любого дерева!
Ивашко козырнул, а боцман распорядился другому матросу:
- Лошкарев, пулей к лейтенанту, и доложи его благородию о том, что германские позиции мы заняли, три пулемета уничтожены, четвертый пока не нашли. Идет подсчет убитых немцев!
- Слушаюсь, господин боцман!
Еще пять минут поисков не привели к какому-либо результату, кроме примерного (с учетом частей тел) подсчетов погибших. Итого вышло что-то в районе двадцати. Где еще восемь и пулемет? Предпочли покинуть позиции и унести с собой раненых? Или же где-то тут прячутся с пулеметом и ждут момента открыть огонь? Пока не будет доказано обратное, следует исходить именно из последнего предположения.
И куда делся этот болван Лошкарев? Его только за смертью посылать!
Однако, вместо Лошкарева, точнее вместе с ним, на позициях появился лично лейтенант Гримм.
- Как обстановка?
- Ведем зачистку, ваше благородие!
Гримм наклонился к лежащему у ног боцмана убитому немцу, судя по погонам фельдфебелю, и внимательно изучил характер ран.
- Смотри-ка, Иван, а ведь этого свои добили, видишь две огнестрельные раны помимо осколочных ранений. Значит, либо слишком тяжелораненый был, либо не могли на себе нести. Возможно, у них много раненых. Но пулемет забрали с собой.
- Может и так, ваше благородие. А может, сидят где-то сейчас с ним и нас дожидаются.
- Этого тоже нельзя исключать. Равно как и того, что пулемет где-то просто припрятали, а сами уходили налегке.
Быстро подошел унтер Ивашко, и, козырнув, доложился:
- Ваше благородие! Холм дважды прочесали, никого обнаружить не удалось, за исключением одного немца там, на обратной стороне холма. Свои же и пристрелили.
- Раненый был?
- Так точно, ваше благородие! Осколочная рана, нехорошая, прямо скажем, осколочная рана. Так что в поле явный нежилец.
- Понятно.
Отпустив Ивашко, флотский лейтенант пробрался на вершину холма, переступая через бурелом и лежащие трупы. Картина, ставшая уже привычной, была все так же противна тонкой душевной организации моряка. Хорошо хоть здесь еще не успел появиться обычный для поля боя смрад всеобщего разложения! Да уж, служба во флоте чище. Конечно, и там случаются погибшие, но вражеских погибших ты, как правило, не видишь, а свои – это все же свои. Те, кого ты знал лично и с кем разговаривал еще пять минут назад, и кого скоро примет навсегда в свои объятья родная стихия моря. И не было на корабле этих гор земли, непролазной грязи и смрада - всего того, что отличает окопную войну от благородных морских сражений.
Но получивший повреждения при Моонзунде их линкор «Севастополь» стал к причальной стенке на ремонт, и, вполне вероятно, вряд ли в этом году сможет выйти в море. Поэтому, когда кликнули желающих повоевать на бронепоездах и в механизированных ротах, вызвались многие, в том числе и сам лейтенант Оскар Карлович Гримм, ставший командиром «морского бронедивизиона разведки», состоявшего из двух бронедрезин, приданных к бронепоезду «Меч Освобождения», который, как раз, вел сейчас обстрел германских артиллерийских позиций на дальнем холме.
И глядя в бинокль, Гримм видел, что обстрел все еще продолжается, пусть и значительно более слабый. Впрочем, ответной стрельбы уже вообще не наблюдается. Значит, скоро и их черед.
- Ваше благородие!
Подбежавший Кротов доложил:
- Ваше благородие! Срочное сообщение от подполковника Смирнова!
Развернув бумагу, лейтенант нашел подтверждение своим выводам. Что ж, для чего еще существует разведдивизион, если не для разведки?

*       *       *

РИМСКАЯ ИМПЕРИЯ. РИМ. КВИРИНАЛЬСКИЙ ДВОРЕЦ. 25 сентября (8 октября) 1917 года. Утро.
Быстрые шаги заставили встрепенуться задремавшую в кресле Иволгину. Привычно поднявшись на ноги, она двинулась было к двери в апартаменты Императрицы, но увидев входящего в зал Михаила Второго, она сделала шаг назад и склонила голову:
- Ваше Императорское Величество.
Тот цепко оглядел камер-фрейлину и весело приветствовал:
- Доброе утро, Натали! Судя по твоему виду, ты в этом кресле просидела всю ночь.
Иволгина обеспокоено окинула взглядом свою блузку и автоматически оправила юбку. Император спохватился и извиняющимся тоном пояснил:
- Нет-нет, Натали, с тобой, как всегда, все в полном порядке, не волнуйся. Просто твой китель наброшен на спинку кресла, а ты так не делаешь, когда приходишь утром в приемную Государыни. Как она, кстати? Проснулась уже?
Камер-фрейлина, злясь на себя, покосилась на висящий на кресле китель, но тут же вернула взгляд на Высочайшую Особу.
- Не могу знать, Ваше Величество. Государыня еще меня не вызывала. Однако, смею выразить сомнения относительно того, что Ее Величество вообще изволили ложиться спать…
Тут дверь распахнулась и на пороге появилась Императрица, все так же причесанная, как и вечером накануне, но уже в простом домашнем платье, свободный крой которого практически скрывал уже округлившийся живот.
- Доброе утро, Михаил. Доброе утро, Натали. Я услышала голоса.
Иволгина склонила голову в приветствии:
- Доброе утро, Ваше Императорское Величество!
Царь же церемоний разводить не стал, а просто подошел и поцеловал жену в губы, что показывало, что Михаил Второй считает обстановку практический домашней и что никого чужих здесь нет. А всякого рода дворцовые протоколы были именно тем, что Император ненавидел всеми фибрами своей души. Неслучайно во всех резиденциях у Августейшей четы были организованны их частные квартиры, куда хода не было никому, включая Натали и личного царского камердинера Евстафия.
- Доброе утро, любовь моя. Ты почему не ложилась?
Та сделала неопределенный жест.
- Не спалось. Тревожно как-то. Ждала, когда ты придешь домой.
Это прозвучало так привычно по-домашнему, что Натали даже позавидовала. Ее всегда поражало, с какой легкостью Император и Императрица сбрасывали с себя груз державного официоза, и как закрыв дверь во внешний мир, становились они простой любящей парой, мужем и женой, Хозяином и Хозяйкой. И как умели они в любой резиденции организовать семейную атмосферу и создать уют домашнего очага. Разумеется, главную роль тут играла Хозяйка, но Хозяину надо было отдать должное, ведь частные квартиры создавались Императором с самого начала его царствования, когда он еще даже не был знаком с итальянской принцессой Иоландой. Она же добавила туда свою женскую руку, создав именно то, что принято называть домом.
Государь покаянно молвил:
- Совершенно напрасно, дорогая Мария Викторовна. Вы же знаете, что наши мужские попойки часто затягиваются до утра. Но, что же мы стоим на пороге? Натали, будь добра, сыщи Евстафия, пусть он организует нам свой знаменитый кофе.
Иволгина склонила голову:
- Сию минуту, Ваше Величество.
И уже выходя услышала из глубины апартаментов:
- Представляешь, солнце, сидели мы сидели, ждали-ждали немецкого наступления, а тут приходит известие о том, что мой чудный кузен кайзер таки решился перевернуть шахматную доску и вернуть себе власть! Там сейчас такой цирк – сплошные аресты! Гинденбург, Людендорф…

*       *       *

ТЕРРИТОРИЯ, ВРЕМЕННО ОККУПИРОВАННАЯ ГЕРМАНИЕЙ. КУРЛЯНДИЯ. СТАНЦИЯ ТУККУМ-2. 25 сентября (8 октября) 1917 года. Утро.
Первый выстрел штабс-капитана Фадеева лишь «оцарапал» мешки с землей, но и этого было достаточно, чтобы всполошить противника. Забили пулеметы, забили тем самым огнем, который скорее призван не столько напугать атакующих, сколько успокоить самих обороняющихся, которые, как та собачка, которая поднимает лай только для того, чтобы обозначить свою грозную опасность, дабы на нее случайно не наступили. Так и здесь, немцы палили в белый свет, как в копеечку, попутно пытаясь найти те самые цели, по которым они так усердно стреляют.
За спиной Емца ухнул миномет, и мина вылетела в сторону германских позиций. Ну, теперь, учитывая, что летящая мина видна в воздухе, немцы уже могут сориентироваться и определить, откуда по ним палят русские. Впрочем, если у самих германцев нет своих минометов, то им будет трудно вести контрминометную борьбу с парой русских 47 миллиметровых минометов системы Лихонина.
В этот момент Фадеев таки попал в цель, заставив пулемет на водонапорной башне заткнуться навсегда. Еще несколько попаданий превратили огневую точку на верхотуре башни в сплошное месиво. Что ж, теперь дело за минометчиками и снайперами, которые пользуясь поднявшейся кутерьмой должны были сейчас выдвигаться на присмотренные заранее позиции, позволяющие вести огонь по пулеметным гнездам противника.
Мины ложились вокруг депо с разной точностью, но большая часть их причиняла германской обороне определенный ущерб. Один из минометных снарядов лег в аккурат рядом с пушкой, превратив его расчет в вариант братской могилы, а само орудие опрокинув набок.
Повезло, что не взорвался боекомплект, иначе взрыв разворотил бы и здание депо, и много чего из железнодорожной инфраструктуры, захватить которую в целости было одной из задач русской операции.
С грохотом рванул рядом взрыв и Емец бросился на землю, прикрыв голову руками. Что ж, дело плохо – немцы определили направление и теперь будут пытаться достать русские минометы банально расстреливая в упор из пушки забор и стены сарая. И тут уж кто кого первым накроет.
Нет, в принципе, можно было сейчас дать команду на перенос позиции минометчиков в другое место, пока немцы не пробили все препятствия между собой и русскими, но в этом случае наши минометы будут молчать довольно долгое по меркам скоротечного боя время, а германцы получат преимущество. Не говоря уж о выигрыше времени.
Анатолий прокричал командиру минометчиков:
- Что скажешь, Баринов?!
Зауряд-прапорщик крикнул в ответ:
- Нет, постараемся их накрыть первыми!
- Ну, смотри!
Да, это тот классический случай, когда офицер на войне отвечает за свои слова своей же собственной головой. И не только своей.
Дуэль посредством снарядов и мин продолжалась, обильно дополняемая пулями со всех сторон. Отряд Емца не торопился выдвигаться на открытое место, поскольку никакая броня не могла защитить от снаряда 77 миллиметровой пушки, да и три оставшиеся пулеметные точки немцев продолжали активно поливать свинцом округу, а укрывшихся за стенами из мешков германцев достать с фронта было крайне непросто.
Перебравшись на новое место наблюдения, подполковник окинул быстрым взглядом поле боя, оценивая обстановку. Да, бронепоезд сейчас был бы тут на вес золота. Но он застрял там, в предхолмье, в том числе и по приказу самого Емца. Мог бы сказать свое веское слово и штабс-капитан Фадеев, но что-то он застрял где-то там, на узких улочках предместья. Впрочем, они тоже смогли бы сделать лишь несколько выстрелов до того момента, пока немцы не развернут свое орудие на прямую наводку.
Что ж, из хороших новостей пока только уничтожение пулемета на башне, да еще один пулемет замолчал, Бог весть по какой причине – может кто из снайперов повредил сам пулемет, может убит пулеметчик и его сейчас кто-то заменит у станка, а может, банально, перегрелся ствол и его сейчас просто заменят.
Толстые стены сарая все еще держали выстрелы из орудия, но было ясно, что еще два-три выстрела и эта часть сарая просто рухнет, открыв для вражеского огня прямой наводкой русских минометчиков.
Анатолий с трудом подавил в себе желание крикнуть что-то Баринову, но это было глупым порывом, поскольку ничем он помочь не сможет, лишь помешает им. Еще раз хлопнул миномет и мина вновь ушла в небо, в ответ вновь грохнул взрыв, пробив внешнюю стену сарая.
В этот момент из-за угла на открытое пространство вылетел русский пулеметный броневик «Джеффери — Поплавко» с лихой надписью: «Иван Горыныч» и устремился к германским позициям, паля из обоих своих пулеметов системы «Максима». Пользуясь тем, что с расстояния более полусотни метров вражеские пули не пробивали броню, машина активно маневрировала, стреляя то одним пулеметом, то другим, стараясь достать именно орудийный расчет.
- Молодец, Голиков!
Подполковник прекрасно понял задумку прапорщика, который вызывал огонь на себя, стараясь отвлечь немецких пушкарей от главной цели, и давая возможность Баринову отправить по противнику еще несколько мин.
Вся беда была в том, что других броневиков у Емца не было, а БТР-1 не годились для подобного, прикрывая экипаж лишь относительно невысокими бронебортами. Во всяком случае, стрелять из пулемета во время встречного боя крайне не рекомендовалось, поскольку было сие чистым самоубийством.
Немцы клюнули и ствол пушки двинулся в сторону броневика. Выстрел. Еще выстрел. Но попасть в маневрирующую цель было непросто. Более того, верткий броневик стал центром притяжения практически для всего вражеского огня, и пули звонко барабанили по металлу его брони, то и дело высекая искры и отскакивая словно горох от стены.
Еще один взрыв минометной мины в расположении противника. Еще один.
И тут броневик словно вспух изнутри огненным шаром и запылал, замерев посреди площади.
Емец ударил кулаком по стене и простонал:
- Голиков!!! Эх, Голиков, что ж ты так…
И мгновением позже русская мина накрыла немецких артиллеристов, заставив орудие замолчать.

*       *       *

ВЕЛИКОБРИТАНИЯ. СОЛСБЕРИ. МЕБЛИРОВАННЫЕ КОМАНТЫ МИССИС О’ХАРА. 7 октября 1917 года.
- Какие новости, миссис О’Хара?
Пока Оскар намазывал хлеб маслом, хозяйка, вся красная вот негодования, вывалила целый ворох новостей:
- Представляете, мистер О’Коннор…
- Оскар.
- Благодарю вас, Оскар. Только представьте себе, пошла я утром в мясную лавку к Смиту, а там собрались эти несносные миссис Джонсон и миссис Кент, и представляете, что они мне заявили?!! Что, мол, это мы, ирландцы, во всем виноваты, что это мы убили короля Джорджа, из-за нас благословенную, как они выразились, Англию, гори она трижды огнем, бомбят германские аэропланы! И что надо всех ирландцев изгнать из Британии или посадить в тюрьму! Представляете какой ужас?!!
- Ужас.
Оскар кивнул, соглашаясь с такой оценкой ситуации. Но миссис О’Хара, переполненную праведным гневом, было трудно остановить:
- Но нас-то за что?  Разве мы с вами взрывали ту бомбу в Лондоне?!!
- Совершенно с вами согласен, миссис О’Хара. Совершенно согласен.
Он искренне закивал, невольно вспомнив этот чудный момент, когда вчера так славно рвануло на углу Стрэнда и Савой-стрит.
- Представляете, Оскар, они же не сами это придумали, это же в газетах пишут!
Хозяйка меблированных комнат ткнула пальцем в газету, которую Оскар так и не успел прочитать.
- Об этом заявляет их проклятый Скотланд-Ярд видите ли! Мол, все говорит о том, что следы ведут к ирландским организациям Америки!
Оскар удивленно поднял брови:
- Вот как? Интересно, а как они это установили?
Та всплеснула руками:
- Ну, откуда я знаю, Оскар, подумайте сами, откуда мне это может быть известно?
- Это был риторический вопрос, миссис О’Хара. Я спросил сам у себя. Благодарю вас, было вкусно. К сожалению, я должен вас покинуть, хочу прогуляться в Олд-Таун и зайти в Собор Девы Марии.
Миссис О’Хара обеспокоенно подняла брови.
- Будьте осторожны, Оскар. На улицах полно бобби, особенно в центре. Полиция Солсбери ищет шпионов.
Постоялец позволил себе улыбку.
- Ну, какой из меня шпион, миссис О’Хара?
Но хозяйка отрезала:
- Бобби достаточно того, что вы ирландец. Вполне достаточно, поверьте.

*       *       *

ТЕРРИТОРИЯ, ВРЕМЕННО ОККУПИРОВАННАЯ ГЕРМАНИЕЙ. КУРЛЯНДИЯ. СТАНЦИЯ ТУККУМ-2. 25 сентября (8 октября) 1917 года. Утро.
Бой стих сам собой и лишь чадила жирным черным дымом догорающая бронемашина посреди площади. Обстрел минами Емец приказал прекратить, не желая наносить лишний ущерб депо и станционному хозяйству, да и мин осталось совсем мало, а когда прибудет их эшелон с боезапасом – это вообще отдельный вопрос, поскольку с ним прибудут и репортеры.
В любом случае, нечего было и думать о том, чтобы тащить этих писак в Туккум, пока тут идут бои, да и со Шкуро еще надо разобраться по-свойски, без прессы. Так что мины надо беречь.
Пулеметы и винтовки с обеих сторон тоже затихли, и как это часто бывает во время боя, установилась вдруг над полем битвы та зыбкая тишина, которая в любой момент вновь могла взорваться яростью схватки и жаром огня.
Емец хмуро выплюнул соломинку. Дело скверно. Взять станцию сходу не получилось, да еще и потери они понесли. Четверо погибших в броневике, один убит в перестрелке и трое раненых разной степени тяжести. Давно его отряд не нес таких потерь!
Да, где-то удача отвернулась от них. И что теперь? Вызывать бронепоезд? Похоже, что других вариантов нет. А не хотелось бы в их ситуации. Тем более что расстрел депо из пушек явно не добавит исправности станционному хозяйству. И это при условии, что в самом здании нет обещанных разведкой ящиков с динамитом, а Анатолий совсем не был так уж уверен, что это не так на самом деле. И тогда рванет так, что… Впрочем, один вид бронепоезда может убедить немцев сдать позицию.
- Вашвысокобродь!
Подполковник обернулся. Один из бойцов доложился:
- Там, вашвысокобродь, штабс-капитан Фадеев с пушкой своей. За углом остановились.
- О, очень кстати. Спасибо, братец.
Анатолий поспешил в указанном направлении, прикидывая, как бы устроить зенитное орудие таким образом, чтобы оно могло стрелять по осаждаемому депо, не попав в само здание, но и при этом само не пострадало от пулеметного огня противника. Или как под этим пулеметным огнем соорудить баррикаду из мешков с землей для устройства орудийной позиции. Опять же – где?
Но завернув за угол, Емец удивленно остановился.
- Это еще что такое?!
Помимо бронированной туши грузового «Руссо-Балт тип Т» с установленным в кузове орудием, и самого орудийного расчета, были еще и забавные экспонаты, в виде пятерки бледных и мятых казаков, стоявших кучкой и державших связанные руки за спинами.
Фадеев доложил:
- Мародеры, господин подполковник. Пытались взять нас под арест и доставить к, как они выражаются, атаману Шкуро.
- К атаману значит? Хм… И судя по всему, ничего у них не получилось?
- Ну, попытка не пытка, господин подполковник. Половина осталась лежать на месте попытки. А этих можно и попытать.
Емец хмуро оглядел стоявших.
- Что ж вы, станичники, мать вашу, русских подданных грабить решили и в мародеры подались?
Те угрюмо молчали.
- Ладно, соколики, я с вами позже пообщаюсь душевно. Заприте их в амбар, только отдельно от того пленника.
Поглядев вслед уводимым, Анатолий тут же выкинул их из головы, и обратился к Фадееву:
- Вот что, Николай Дмитриевич, вышла у нас тут закавыка. Германцы у депо засели крепко, пулеметами мы их не выкурим, а броневик наш они подбили, упокой Господу душу наших ребят…
Фадеев, а за ним вслед и Емец, стащили с голов свои папахи и перекрестились. Помолчав минуту, подполковник продолжил, показывая начерченную в блокноте схему округи.
- Пулеметы у них, помимо станковых, еще, как оказалось, и ручные имеются. И есть предположение разведки, что в самом здании депо может быть немало динамита, если, конечно, правда то, что они собирались все тут взрывать перед уходом. Мины-то наши капитальную крышу здания не пробивали, а вот твои снаряды пробить стену могут. Тем более паровозные ворота. Сумеешь своим орудием так их тюкнуть, чтобы подавить пулеметные гнезда, но при этом, от греха подальше, не вогнать снаряд в стену самого депо? Иначе вся наша миссия может потерять смысл, сам понимаешь.
Штаб-капитан некоторое время всматривался рукотворную карту, после чего с сомнением покачал головой.
- Это трудная задача, господин подполковник. Во-первых, пулеметные точки в аккурат между нами и зданием депо. Надо искать другую позицию, а с того места, откуда мы стреляли по башне, не видно ни депо, ни немецких позиций вокруг него. Там дом все заслоняет и никак не подобраться. Во-вторых, хорошо бы стрелять с возвышения, дабы снаряды наши входили в землю под наклоном, а не летели навылет через их позиции в само здание. Ну, и, в-третьих, надо обеспечить защиту самого моего расчета от огня немецких пулеметов. Надо искать такую позицию, а это время. В принципе, есть у меня на примете один дом, в аккурат там, где была наша машина сейчас. Так вот, если этот домишко слегка так развалить, завалив пару стен, то наш «Руссо-Балт» проехал бы, и…
Емец внимательно смотрел в лицо офицеру и видел, что тот чего-то не договаривает.
- И в чем еще там подвох, помимо того, что мы нанесем, вызванный военной необходимостью, ущерб имуществу русских подданных? Договаривай, уж.
Фадеев криво усмехнулся:
- В том-то и закавыка, господин подполковник, что дом сей не просто русского подданного, а еще, ко всему прочему, принадлежит местному раввину.
Подполковник невольно присвистнул.
- Этого только нам не хватало! После погромов Шкуро давай еще развалим дом местного раввина!
- Так вот и я тоже так подумал, господин подполковник. Проблем не оберемся.
Емец решительно отмел эту идею.
- Нет, отставить. Давай другие варианты.
Фадеев вздохнул.
- А другие варианты надо искать. Я эту округу не знаю совсем, господин подполковник. Придется высылать разведчиков, а по городу снуют группы казаков Шкуро, не считая попрятавшихся германцев. Да, и времени это займет немало. Может даже и целый день. Я думаю, господин подполковник, что надо бы нам сюда обе бронедрезины вызвать. Четыре пулемета и броня – то что доктор прописал в нашей ситуации.
- Ваше высокоблагородие!
Емец обернулся к подбежавшему радисту.
- Что там, Ухов?
Тот совершенно не по-уставному замахал руками, призывая идти за собой. Анатолий нахмурился и буркнул:
- Вот же ж неисправимый студент-раздолбай на мою голову…
Но все же последовал за ним к командирской бронемашине.
Зауряд-прапорщик Лев Ухов поправил свои круглые очки и протянул командиру наушники.
- А вот послушайте, господин подполковник. Презабавные вещицы передают!
Анатолий послушал несколько минут и присвистнул:
- Ого! Чудны дела Твои, Господи!
Радист согласно закивал:
- Вот и я говорю, господин подполковник!
- Хм…
Емец раздумывал некоторое время, пытаясь соотнести услышанное с тем, что происходило вокруг, после чего приказал:
- Шифрограмму подполковнику Смирнову. Узнай, уничтожена ли засада на холмах, и есть ли возможность срочно прислать к нам обе бронедрезины. Да, и пусть послушает новости по радио.

*       *       *

ТЕРРИТОРИЯ, ВРЕМЕННО ОККУПИРОВАННАЯ ГЕРМАНИЕЙ. КУРЛЯНДИЯ. БРОНЕДРЕЗИНА «СТРЕЛА-5. БАЛТИЕЦ». 25 сентября (8 октября) 1917 года. Утро.
Впереди лежал километр голого пространства, не прикрытый от вражеского огня ничем, кроме нескольких хилых деревцев. Чистое поле, так хорошо видимое и простреливаемое с холма, и то, что на холме этом сейчас что-то горело, а сам он был окутан дымом, не говорило совершенно ни о чем. Даже одно уцелевшее орудие может уничтожить их бронедрезины, не дав им ни малейшего шанса на ответ.
Десант на броне держался за скобы изо всех сил, стараясь не кувыркнуться с брони вниз, под трамвайные колеса, что было сделать не так просто, учитывая, что обе «Стрелы» то разгонялись, то притормаживали, то вновь набирали ход. Лейтенант Гримм называл это привычным выражением «Противолодочный зигзаг», хотя, конечно же, он сейчас старался не увернуться от торпед противника, а пытался сбить прицел возможным немецким наводчикам.
Половина расстояния осталась позади, когда из гущи бурелома выстрелило первое орудие. Снаряд упал в полусотне метров от «Балтийца» и Гримм тут же добавил ход.
- Держись, братва! Стоп машина!
Еще один снаряд рванул чуть впереди, а третий далеко справа. Пытаясь обмануть ожидания наводчиков, он приказал:
- Полный вперед! Доклад подполковнику: «Засечены два орудия противника в квадрате пять. Возвращаюсь на базу».
Вновь рывок, и вот бронедрезины покатились назад, стараясь скорее разорвать дистанцию и побыстрее скрыться за спасительным холмом.
- Вашброть! Ответ от Смирнова!
- Держись! Стоп-машина! Читай! Полный назад!
- «Сообщение получено, координаты взяты. При наличии возможности, приказываю осуществить прорыв на станцию Туккум-2 и поступить в распоряжение «Бабы Яги».
- Что???

*       *       *

ТЕРРИТОРИЯ, ВРЕМЕННО ОККУПИРОВАННАЯ ГЕРМАНИЕЙ. КУРЛЯНДИЯ. СТАНЦИЯ ТУККУМ-2. 25 сентября (8 октября) 1917 года. Утро.
Емец прокричал в рупор по-немецки:
- Я хочу говорить с вашим командиром. Я выйду под белым флагом парламентера! Не стреляйте!
С той стороны некоторое время не было ответа. Наконец кто-то прокричал:
- Хорошо! Я выхожу с белым платком! Не стреляйте! Идет парламентер! Встречаемся посередине!
- Договорились!
Штабс-капитан Воронов удивился:
- Неужели они собираются сдаваться?
Анатолий покачал головой:
- Нет, не думаю.
- Тогда зачем им соглашаться на переговоры?
- Могу предположить, что они считают, что им выгодно тянуть время. Возможно, они ждут подкреплений или новостей о результатах засады на наш бронепоезд. Слышишь, как опять там палят? К тому же их солдатам тоже нужна передышка перед новой схваткой.
- А если это ловушка и вас там просто пристрелят?
Емец пожал плечами:
- На все воля Божья. Так что, Воронов, остаешься за старшего.
Штабс-капитан кивнул, а Анатолий легко поднялся на ноги и перескочил импровизированную баррикаду, не забывая держать над головой белый носовой платок. Из-за мешков немецких позиций показалась фигура офицера, которая, в свою очередь, размахивала платком над своей головой.
Емец цепко оглядел приближающегося офицера. Пожилой, в форме майора, грузная фигура, судя по разводам на кителе, явно пытался привести себя в порядок, пройдясь щеткой по форме. Очевидно, фронтовик. Возможно, из элитных частей, но не слишком элитных.
Русский козырнул первым:
- Подполковник Емец, Лейб-Гвардии Его Императорского Величества Георгиевский полк, комендант города Туккум.
Немец козырнул в ответ и усмехнулся:
- Майор Шнайдер, 34-й Королевы Виктории Шведской фузилерный полк, комендант города Туккум.
Емец улыбнулся:
- Приветствую вас, коллега!
Шнайдер кивнул:
- Благодарю. Я так же вас приветствую. Вы жили в Германии? У вас хороший берлинский выговор.
Анатолий обошелся общими словами:
- Да, я жил несколько лет в Берлине. Еще до войны, разумеется.
- Разумеется. Что ж, мир тесен, мы вполне могли где-то пересекаться. Итак, герр подполковник, вы инициировали нашу встречу, потому первое слово вам. 
- Благодарю вас. – Емец сделал приглашающий жест. - Не будете возражать, если мы пройдемся между нашими позициями. Я не хочу, чтобы из-за наших напряженных застывших фигур у кого-то из ваших или моих солдат дрогнул палец на спусковом крючке.
Немец склонил голову, соглашаясь с этим аргументом.
- Не возражаю.
И они двинулись посередине поля боя, держась на одинаковом удалении от позиций обеих сторон.
- Итак, герр подполковник? Я надеюсь, вы не ожидаете того, что мы капитулируем или что здесь сейчас начнутся братания? Говорю сразу, этого не будет.
Анатолий, досадуя, что бронедрезины где-то задерживаются, ответил:
- Нет, ничего подобного у меня в мыслях не было. Я не ожидаю братания, а, равно как и не требую вашей капитуляции. Вы дрались достойно. Но, воздавая должное стойкости и героизму ваших солдат, не могу не отметить, что положение ваше безнадежно. У нас орудие, которое уничтожило пулеметную точку на водонапорной башне, у нас минометы и, если потребуется, мы завалим ваши позиции минами. Вы же сейчас ничего противопоставить нам не можете, ваши пушки разбиты, осталось несколько пулеметов и несколько десятков винтовок. Я не сомневаюсь в готовности каждого из вас умереть за Фатерлянд, но бывают ситуации, когда смерть на поле боя бывает бессмысленной и даже глупой.
Шнайдер философски ответил:
- Война чаще всего такой и есть – бессмысленной и даже глупой. Но война есть война, как бы мы к ней не относились. А долг есть долг. Надеюсь, вам, как офицеру не требуется объяснять, что это такое?
Емец пожал плечами.
- Законы и обычаи войны не видят ничего предосудительно даже в капитуляции, дабы избежать бессмысленных жертв в безнадежной ситуации. Я же даже не предлагаю вам сдаваться в плен. Просто оставьте свои позиции и уходите. С оружием и знаменами, если они у вас тут есть. Вот какая польза Германии от того, что здесь бессмысленно поляжет еще сотня молодых немецких мужчин? Вы все погибнете задолго до того, как к вам подойдет возможное подкрепление и станцию мы возьмем все равно. Не потеряв больше ни одного человека при этом.
Майор, прислушиваясь к все разгорающейся удаленной канонаде и пулеметной перестрелке, отрезал:
- Мы солдаты, а солдаты клянутся, в том числе и умирать, если того потребуют интересы Фатерлянда. У меня приказ оборонять эту станцию, как важный железнодорожный узел и я намерен это сделать. И я взорву ее, если потребуется. На развалины станции вы пройдете только по нашим мертвым телам. Так что, если это все, что вы хотели сказать, то разрешите откланяться. Честь имею.

*       *       *

ТЕРРИТОРИЯ, ВРЕМЕННО ОККУПИРОВАННАЯ ГЕРМАНИЕЙ. КУРЛЯНДИЯ. БРОНЕДРЕЗИНА «СТРЕЛА-5. БАЛТИЕЦ». 25 сентября (8 октября) 1917 года. Утро.
Едва они выехали под прикрытие дальнего холма, как Гримм дал команду на построение. Оба экипажа и десант выстроились в два ряда, когда к ним обратился лейтенант.
- Братцы! Наша разведка увенчалась успехом и на линкор переданы координаты вражеских позиций, по которым уже ведут огонь орудия главного калибра. Благодарю за службу!
Три десятка моряков гаркнули уставное:
- Честь в Служении на благо Отчизны!!!
Козырнув в ответ, Гримм продолжил:
- Поступил новый приказ – наши крейсеры кровь из носу нужны на станции и нам приказано прорваться туда.
Повисла напряженная тишина. Матросы запереглядывались, но боцман Боров гаркнул и все замерли в строгом соответствии с Уставом.
Лейтенант Гримм сказал просто:
- Мы только что были там, за холмом и вы все видели, что вражеская батарея на холме не подавлена. Нам удалось вернуться без потерь. Да, на позиции противника вновь падают наши снаряды, но у нас нет времени ждать целый день того момента, когда немецкая батарея будет полностью уничтожена, тем более что утренний обстрел не дал результата. Мы нужны на станции сейчас. От этого зависит успех всей операции.
Обведя замерший строй, лейтенант вновь отчеканил командирским тоном:
- Я вызываю добровольцев! Добровольцы, три шага вперед!
Ни один моряк не остался на месте.
- По машинам! Самый полный!
Две бронедрезины вновь устремились вперед. Вынырнув из-за холма, они вновь оказались в зоне действенного огня орудий противника, но пока по ним никто не стрелял. Наоборот, большой холм вновь вспыхивал разрывами снарядов бронепоезда, но было понятно, что никто ничего в их ситуации гарантировать не может.
Впрочем, вот и холм начал огрызаться, послав первый снаряд в сторону бронедрезин, но, к счастью, в этот раз довольно далеко. Напряженно разглядывая холм, лейтенант понимал, что разрывы не только помогают их «крейсерам» прорваться, но и одновременно мешают им определить место, откуда ведется огонь с немецких позиций. Но, делать нечего, придется положиться на русское авось.
- Огонь!
Все четыре их пулемета ударили разом, поливая приближающийся холм свинцом вдоль и поперек.
Новый взрыв уже ближе.
Похоже, что там стреляет только одно орудие. И вроде им самим всего-то нужно две-три минуты на то, чтобы проехать эту пустошь и укрыться от противника за его же холмом. Но, две-три минуты – это если ехать на полном ходу, который так легко прогнозировать, а они то и дело тормозят, разгоняются, а то и дают задний ход, в надежде сбить прицел канониров противника.
Еще взрыв.
Пулеметы грохочут, как бешенные, но пока без видимого результата. Точнее, с явной безрезультатностью.
Снаряд пролетел между двумя бронедрезинами. Осталось метров триста. Пора.
- Сигнал Смирнову! Самый полный вперед!
Последние разрывы на холме подтвердили, что сигнал об остановке огня на бронепоезде получен и понят. Что ж, теперь вся надежда на скорость и на то, что немцы не сумеют попасть в бешено летящие по дуге поворота компактные коробки.
Еще взрыв. Пока Господь хранил их.
Пулеметы уже нащупали место, откуда по ним велась стрельба и сотни пуль обрушились на этот участок холма. Попали? Нет? Бог весь. Но они успели, вот и холм прикрывает их. «Балтиец» на полном ходу обогнул холм и устремился в сторону Туккума.
- Полундра!!!
Шедший следом «Кронштадтец» вдруг вспух, из всех его щелей полыхнуло пламя, а десант поломанными фигурами посыпался на землю.
- Черт!!! Огонь по батарее!!!
Обе башни развернулись и открыли жалящий огонь по зарослям, из которых был сделан роковой выстрел. В ответ оттуда ударил пулемет, стараясь срезать десантников с брони. Морякам особого приглашения не требовалось, и они гурьбой покатились с бронедрезины, укрываясь от пулемета за насыпью.
Новый выстрел орудия и взрыв тряхнул корпус «Балтийца» и Гримм, проклиная все на свете, был вынужден угонять машину с места сражения, понимая, что следующий снаряд будет их.
Но, нет, промазал вражина, и «Балтиец» счастливо разминулся со своей смертью, укрывшись за изгибом холма.
Лейтенант прокричал радисту:
- Радио Смирнову! Засада с обратной стороны холма! Потеряли «Шестерку»! Передал? Машина, полный назад!
Внезапно появившись на поле боя, бронедрезина вновь ударила по месту вражеской засады из обоих своих пулеметов, заставив германского пулеметчика перенести огонь на «Балтиец». Туда же стала поворачивать стволом и немецкая пушка, по которой и вели свой огонь балтийцы.
Воспользовавшись изменением обстановки, вперед бросилось сразу несколько яростно матерящихся фигур в черных бушлатах, до этого укрывавшихся за насыпью и толстыми древесными стволами.
- Полундра!!!
Полетели гранаты, за ними вторая партия и серия разрывов накрыла германскую позицию. А дальше уже пошла рукопашная, в которой русские саперные лопатки были куда эффективнее немецких карабинов с примкнутыми штыками.
Через считанные мгновения здесь все было кончено, так что Гримму с тремя членами экипажа «Балтийца» оставалось лишь обозревать кучи изуродованных трупов.
- Вашброть, разрешите вылазку на ту сторону?
Лейтенант кивнул и приказал:
- А, ну, айда за мной, братва!
Поймавшие кураж матросы и не думали останавливаться, сразу же устремившись вслед за командиром.
Вот вершина, а вон и позиции ниже по склону. Вновь полетели гранаты, вновь душераздирающие крики: «Полундра», вновь кровавые брызги рукопашной схватки…
При примерно равной численности с русскими, у оставшихся в живых немецких артиллеристов не было ни единого шанса против разъяренных матросов, которые посыпались на них сверху.
…Гримм вытер о пожухлую траву свою лопатку и, устало опустившись на поваленное взрывом бревно, воткнул ее в сырую осеннюю землю Курляндии.
- Вот и все, братцы…
И тут прилетело.
Бабахнуло так, что позакладывало уши и окатило землей.
- Полундра!!!
- Воздух!!!
- Это ж наши, мать вашу!!!
Лейтенант вскочил с места и заорал:
- Все на обратную сторону, живо!!!
Они бежали наверх с такой скоростью, как будто за ними гналась стая бешеных волков, что, впрочем, было недалеко от истины.
Вой падающего снаряда заставил всех попадать кто куда, стараясь укрыться от взрыва. Рвануло выше и правее. Вновь кучи земли осыпали головы и спины, но моряки не мешкая сорвались с места и побежали со всех ног, и лишь сиплое дыхание вперемешку с топаньем ботинок слышались в изуродованном лесу.
Перебежав вершину холма, они чуть-ли не кубарем покатились вниз, а за спиной вновь разрывал воздух свист приближающегося снаряда.
Взрыв остался с той стороны, и до них даже не долетели комья земли, выброшенные силой разрыва.
Гримм заорал высунувшемся из «Балтийца» радисту:
- Смирнову!!! Прекратить огонь!!!