Норвежская нырялка

Когда мне предложили прокатиться в Норвегию на машине в компании  подводных охотников я  внутренне содрогнулся - где Москва, а где Норвегия. Но любопытство и привычка к умеренным авантюрам взяли верх. И вот я уже мчусь по  «Ленинградке» в сторону финской границы.   В паспорте   норвежская виза,  в багажнике девятимиллиметровый гидрокостюм и ведро  картошки.  Наша автокомпания состоит из пяти более или менее джипообразных машин и одного микроавтобуса. В  машины набились члены дайв-клуба «Зеленая черепаха»  с чадами и домочадцами. Время выезда  каждый  выбирал по  усмотрению, но «стрелка забита» на финской границе, в знаменитой среди перегонщиков подержанных иномарок Торфяновке. 
Народ за баранками  тертый и потому на границе все  почти синхронно.  Полчаса  унизительных формальностей и  мы в Финляндии.  В населенных пунктах ограничение пятьдесят  и ни километриком больше.  Штраф  - сто пятьдесят евро. С ощущением легкого ужаса трогаюсь по вражеской территории (по возвращении выяснилось, что наши номера их камерами не читаются, и можно было не париться, но тогда ...).  Едем трусливым гуськом, впереди гусь-вожак на микроавтобусе.  В  Турку въезжаю  в предобморочном состоянии - за спиной тысяча триста км, плюс бессонная ночь, плюс гипотетические штрафы  (как тут только турки живут?).
Над пирсом нависает  гигантский восьмипалубный паром серии “Viking line”, который переправит нас через Ботнический залив в Стокгольм. Размеры судна потрясают. Заблудиться в нем проще простого, что мы и попытались немедленно организовать. Здесь нам предстояло провести вечер и ночь. И мы их провели за   ужином в формате циклопических размеров шведского стола, входящего в стоимость билета.  Между креветками и устрицами наблюдаем, как наш титанический  корабль бесшумно, словно  во сне, скользит  по узкому длинному заливу в открытое море. Берега проносятся, как за окном поезда.   Зрелище жутковатое. К тому же выяснилось, что колоссальной тушей парома управляет  не капитан, а компьютер. Хорошо ли это? На всякий случай сбегал на палубу и проверил наличие спас-средств. Оранжевые шлюпки  на месте, но …
Двадцать два года назад паром именно этой серии затонул в Балтийском море   и, несмотря на  оранжевые шлюпки,  девятьсот человек ушли на дно.  Рассказывают, что ночью на полном ходу некий злодей-идиот решил сбросить в море  контрабандные машины,  которые в пункте прибытия уже ждала полиция. Для этого открыли носовые ворота.  Вода захлестнула  автомобильные палубы, паром лег на бок и через полчаса затонул. 
Эта «веселенькая» тема проходит у нас под десерт. Вино и пиво без ограничений,  танцы  под живой оркестр. В качестве божьей кары утром у съезда с парома  дежурят шведские полицейские с  алкотестерами. Поэтому на пароме  ценятся непьющие девушки с водительскими правами.  В семь утра прибываем в Стокгольм. Осматривать   некогда, к ночи надо быть в тысяче километрах севернее, в фиорде Гейрангер.
Швеция в августе прекрасна — лесистые холмы, холмистые леса, быстрые полугорные реки, гранитные скалы,  пробитые лентами шоссе, золотистые поля густой низкорослой пшеницы.  Сунулись в лес по нужде, а там белые. Но « … не до грибов нам Петька».  Не успели приглядеться к Швеции, а вот уже и Норвегия. Нет, мелковата  Европа для русского сознания … Осло проскочили по окружной. Эх, ма! Швеция красива, а Норвегия красивей. Холмы выше, реки быстрей, пшеница гуще, скалы скалистей, грибов больше.
Первая неприятность: на заправке не берут наличные евро и  даже норвежские кроны. Вообще нет кассы!  В бензоколонки встроены  маленькие, подленькие банкоматы, выплевывающие мою  «Визу «Электрон». Поунижался,  перезанялся, заправился.
Дорога поползла в горы и  натянула на себя облака. А вот и снег — давно не виделись. Натужно ревя моторами,  вползаем на перевал. Сыро, холодно, туманно,  хочется вниз. Через  пять минут ахнули —  под ногами  разверзся необъятный провал,  на дне  которого голубой кишочкой змеится    настоящий  фиорд из учебника географии за шестой класс. Фиорд украшен брошками в виде трех океанских семипалубных лайнеров.  Я слышал, что фиорды это круто, но чтоб настолько ...  Гейрангер -   крупнейший фиорд Норвегии - врезан    в  Скандинавский  хребет  на сто десять километров, и мы  находимся ровно там, где   он заканчивается. Оказывается, мы  специально сюда ехали, чтоб  полюбоваться, удивиться, насладиться и заночевать. На спуске  наша машина отстала от   кавалькады из-за неизбежной фотосессии и  отель в поселке пришлось искать самостоятельно. Сразу проявился  мой bad english. Чувствую себя как собака, только наоборот — говорить могу, а ответов не понимаю (а может мне отвечали по-норвежски?). Потребовалось три забавных интервью с аборигенами, чтобы  сориентироваться. Одноэтажный отельчик нашелся   прямо у воды. Опять проблема:  белья на постелях нет. За белье требуют отдельно десять евро. Дикари! Бывалые соратники, привезли белье с собой. Я вам больше скажу: убираться в комнате тоже надо самим, в противном случае выкладывай те же  десять евро. Дикари в квадрате!
Утром прогулялся по туристическому поселку.  Да, красиво. По фиорду как водомерки снуют разноцветные каяки. Любопытное открытие: на крышах  не черепица, не шифер, не андулин, не железо, даже не солома, а  живая трава или папоротник.  Укладывают на крыши дерн и поливают. Или не поливают. Тогда трава желтеет и засыхает — такие  тоже есть. Оригинально. Зато архитектуры никакой — не дома, а сараи. Большие,   аккуратные,  дорогие, но сараи. Средняя зарплата в Норвегии 4400 евро или 280 тыс. рублей по нынешнему курсу. Причем проехав пол страны, я так и не въехал, на чем норвежцы делают такие «бабки». Промышленности я  не видел,  огородов (я извиняюсь) и то нет.  Не на пшенице же …? Остается нефть и рыба. Но у нас же они тоже есть … ядрена вошь!
Следующий день густо опутан серпантинами, туннелям и   переправами. Петляем вдоль атлантического побережья, форсируем на небольших паромах небольшие фиорды,   переползаем отроги Скандинавского хребта.  Лично мне эти шестьсот горных километров  стоили тысячи по равнине. Перед  островом Хитра, цели  путешествия, ныряем в пятикилометровый тоннель под проливом.  Два километра круто вниз на пониженной передаче, километр горизонтально и два  - круто вверх опять на пониженной.  Ощущение нестандартное.  Страна вложила нефтяные деньги  не в особняки для  проходимцев, а в дороги и туннели.  К каждому дому и сараю (что  в Норвегии едино) персональная асфальтовая дорожка.
К  вечеру въезжаем  на  рыболовную базу.  Мы на берегу Атлантики, но об этом можно только догадываться, поскольку горизонт плотно закрыт сотнями гранитных островов и островков. В этом водном  лабиринте нам  предстоит  стрелять океаническую рыбу всю следующую неделю. Вышел на пирс — вода тихая, как в пруду, прозрачная до невозможности,  а на дне морские звезды  Solaster распластались и   манят к себе  амбулакральными ножками: «Чего встал, hobilis? Ныряй к нам».
Хозяйка базы, говорливая украинка  Марина.  Кроме нее по базе молча бродит бородатый норвежец, ее муж, точно не полиглот. Технические вопросы решает молодой рижанин Юра. База - это десять деревянных коттеджей и длинный Г-образный пирс, к которому пришвартованы десятки белоснежных катеров.   На пирсе  устроен небольшой  рыборазделочный цех.  Цех для разделки рыбы? Вот это да! 
Утром мы с Сашей Андриановым, берем в аренду  катер и получаем от Юры  странную  инструкцию: высаживаться на острова нельзя под угрозой штрафа в пятьсот евро. Только при кораблекрушении. Я же говорил: дикари! Идем  в душ, где с традиционными муками вползаем в намыленные шампунем толстые гидрокостюмы. Вооружаемся метровой длины пневматическими ружьями,  обвешиваемся свинцовыми грузами, компьютерами, ластами, масками, трубками, куканами, буйками, веревками, заряжалками  и с грохотом грузимся в моторку.  Саша берется за руль, тридцатисильная «Хонда» взревывает и уносит в заветное место, известное только ему, Саше (он здесь шестой раз).
Признаюсь,  в холодных (12°С) океанских водах я еще не охотился. Я  специалист по  черноморским зеленухам, по озерным щукам, на крайняк - по южно-китайским груперам, а тут треска и люр.   Треску видел  в магазине без головы, люра не видел вообще.
Через полчаса хода бросаем якорь у незначительного каменного островка. Глубина по эхолоту десять метров. Крупный хищник  любит быстрое приливное (отливное) течение, обтекающее  островки. Точнее, не само течение, а более мелкую рыбу, которая тусуется там, куда с островка смывается  течением съедобная органика. Саша навешивает на себя десять кило свинца, тяжело переваливается через борт и плюхается в воду. Минут через десять мне удается повторить его плюх. 
Лицо   обожгло и все сделалось неудобно - костюм  тянет,  где не тянет, там давит, маска подтекает и  запотевает, в трубке хлюпает, в рот лезет ледяная горько-соленая  жидкость. Офигеть!  И при этом надо еще куда-то нырять,  продуваться и в кого-то стрелять. Да вы что? 
Кое-как огляделся -  видимость метров семь, дно   интенсивно шевелится лентами морской капусты. Как различить рыбу в этой вермишели, неясно. Обнаружил, что течение стремительно уносит меня от лодки и через минуту выбросит в открытое море.  Заработал ластами что есть сил, но только замедлил снос.    Тогда  прибавил еще и медленно двинулся против течения.  С тоской понял, что в таком темпе придется  грести постоянно, и, что это и есть режим  сегодняшней охоты.
Через минуту метрах на шести замечаю мелко-крапчатую рыбеху кило   на три.  По  черноморским меркам - солидный трофей. В естественном азарте ныряю, целюсь метров с двух, выстрел, попал. Надо же! Забегая вперед,  сообщу: это оказался морской рябчик - рыба съедобная, но позорная для местных охотников. На базе меня за нее осмеяли.  Следующую рыбу  подстрелил только через полчаса и ей оказался тот самый загадочный люр кило на четыре. Два выстрела — два попадания.  Неплохо для первого дня.  Подплываю с кормы к лесенке, пытаюсь залезть  и не могу подтянуться, как ни тщусь. Пребываю в отчаянии, пока не догадался снять свинцовый пояс и перевалить его (чуть не утопив)  через борт.  С трудом заползаю  следом. Офигеть!
Минут через двадцать приплыл Саша и притащил на кукане четыре трески и два люра - кило по шесть каждый. Офигеть!  Впервые в жизни вижу голову крупной трески. Лучше бы не видел. Морда, как у   Годзиллы,  в пасть можно руку просунуть.  Достойный противник. Теперь понятно, почему в магазинах продают  безголовые тушки.
Когда мы прибыли на базу,  соратники (только мужчины) уже  в цехе  режут  простреленную рыбу длинными ножами.  Чистить рыбу  принято «керхерами».  Кладут  тушку на пол, наступают на хвост и задувают струей против чешуи.  Три секунды и рыба голая, а ты … в чешуе.   Офигеть! Потом с рыбы срезают филе,  остальное - в отходы.  Налицо бесхозяйственность and расточительность. Рыбу меньше пяти кило не стреляют, посему мой рябчик  зло осмеян, а моя гордость, четырех килограммовый люр, вежливо  не замечен.  Срезанное филе складывают в пластиковые ящики и тащат на разных по объему животах в  морозильные лари, приданные каждому коттеджу и (или) на  кухни.  Отдельная песня - печень трески. Ее бережно извлекают и на вытянутых руках,  непрерывно облизываясь, несут на кухни для  приготовления в паровой бане.    Шикарные отходы (головы,  плавники, хребты) собирают в пластиковые ящики, везут на катерах  в специально отведенное место, метров за пятьсот от базы, и  вываливают в воду под  аплодисменты и восторженные крики десятков чаек. Как-то так сложилось, что это сделалось моей ежедневной обязанностью. В конце  процесса разделочные столы моют теми же «керхерами».  Вот такая норвежская технология.
Рыбой мы объелись  в первый же вечер. Хотя жаренная свежепойманная треска это, знаете ли,  ничего общего с магазинной. Все равно объелись. Но мужественно ели всю неделю. Собственно, мы покупали только хлеб. Остальное доставали из моря или привезли с собой — картошка, морковка, лук, чеснок, сало(!), бухло (!!). На выходе: уха, жаренка, пареная печень, гребешки, абхазская чача. 
Про гребешки - отдельно. За ними надо нырять на тридцатку с аквалангом, что ребята и делали через день. Гребешок можно есть сырым с лимоном, а можно  поджарить - минутку на одной стороне, минутку на другой - и употребить без лимона.  По вкусу —   сливки за 60 рублей.
После охоты можно завалиться на диван, а можно сгонять на моторке за скумбрией. Свежесоленый скубриевич это знаете ли тоже … Эх!  Скумбрия хорошо ловилась там, где мы бросали рыбные отходы (возможно, тут какая-то связь). Снасть - спиннинг, наживка - искусственная мушка продается  на базе за два евро.  Скумбрия ходит плотными стаями и часто хватает  все  пять крючков одновременно.  При этом дергает так, что, кажется, словил небольшую касатку. Прикольно, полезно, вкусно.
Только через четыре дня я  втянулся в  океаническую охоту.  Гидра перестала жать и тянуть, маска перестала течь и потеть, нырять стал на десятку. Но, главное, я, наконец, сообразил, где тусуется   крупняк, но вам не скажу. В общем, я вышел на нижнюю границу приличия - стрелял  по три-четыре рыбины в день, килограмм по пять каждая, но трофейные экземпляры упорно не шли. Меж тем, среди передовиков спирфишинга развернулось соревнование за трофейные экземпляры. Каждый день производилось ревнивое взвешивание, и к концу пребывания рекорд перевалил за   девять кило.
Через неделю  морозильные лари переполнились рыбным филе, стрелять стало незачем, да и время   сафари  подходило к концу. В крайний день  двинулись по грибы в ближайший лесок. И что же? Под каждой хилой карельской березкой  обнаружился мощный гриб боровик или мощный гриб подберезовик. Под каждой!  Причем все грибы, даже большие,  оказались стерильно чисты, без единого паразита. Похоже, червяки там просто не живут, а живущие там норвежцы просто не собирают грибы. Совсем. Устал повторять: дикари! А мы, цивилизованные россияне,  сварили ведро белых и заморозили среди рыбного филе.
Кстати, бродя по тому березовому  лесу, я обнаружил небольшую  свалку. Которая меня потрясла. Во-первых, фактом своего наличия,  во-вторых, тем, что предметы, лежащие там (язык не поворачивается назвать их мусором), сделали бы честь любому складу элитных стройматериалов. В общем, норвежская свалка рассказала  о стране больше, чем десять  экскурсий.
Перед отъездом  заморозку перегрузили  в большие пенопластовые  короба (выдают на базе), короба задвинули в багажники и закидали барахлом, чтобы не оттаяли, и погранцы - не нашли. Вообще-то, финны разрешают вывозить из страны по пятнадцать кило рыбы на рыло, но береженого, как известно, ...
Обратно  едем раздельно, чтоб друг-друга не дергать и вволю поснимать. Ночевку запланировали  на Балтике, не доезжая  ста км до Стокгольма, в городе с сомнительным для русского уха названием, Евле. Уже в темноте, проехав положенную по карте тысячу прекрасных километров,  углубились в  портовый город. А он  настолько изрезан заливами, что мы мгновенно заблудились и полчаса тыркались по ночным лабиринтам. Наконец, вваливаемся в холл микроотеля и  падаем в  объятия   уже нетрезвых соратников.  Все  как родные, хотя не всех различаю по именам.
Следующие полдня -  Стокгольм.  Приятный город со следами имперских амбиций, вовремя сбитых Петром Великим. Но гвоздь программы, разумеется,   «Васа», древний парусный корабль, поднятый со дна гавани Стокгольма.  Четыреста лет назад он опрокинулся   сразу после схода со стапеля от переизбытка пушек на верхней палубе. Судно сохранилось превосходно, но его еще подреставрировали и  соорудили вокруг музей. Впечатляет. В первую очередь размерами: семьдесят на двенадцать метров, на шестьдесят четыре пушки. Экскурсоводы утверждают, что для его постройки вырубили шестнадцать гектар дубового леса. Но еще больше впечатляют восковые фигуры матросов, воссозданные  по черепам методом Герасимова  Лица их хорошо подсвечены и настолько «живые», что снимать  их невозможно, руки не поднимаются вообще ни у кого. Что в наше циничное время впечатляет еще больше.
Вечером, в предвкушении шикарного ужина, въезжаем на  знакомый  паром, «Viking line», и гуляем до трех ночи... Эх!
Следующим утром обнаружили себя в Торфяновке.  В организмах  напряженка -  вдруг погранцы отнимут  рыбу, добытую в  трудах и муках?  Решил сделать  невинное лицо. Помогло.  Но одну машину из шести    раскулачили. Наверно потому, что на ней была надпись: «Т-34».