Другая жизнь. Часть1, гл. 3

Как и предполагалось,  мама  и  Владимир Павлович  вскоре расписались,  по  этому поводу  состоялось свадебное торжество, на которое были приглашены   Крутиковы, а так же друзья и родственники новоиспечённого  жениха.  Звучали поздравления и пожелания в адрес молодых,  им  даже кричали  «Горько!» Они  целовались,  всем нравилось, а я готова была сквозь землю провалиться  от стыда за свою маму  и  за всё, что происходило у нас в доме  в последнее время.

Молодожёны стали жить  в  маминой комнате, днём  они пропадали на работе, по вечерам  где – то гуляли,  навещали своих друзей, ходили в кино – жили своей жизнью и были счастливы. А когда бывали дома, мама порхала по дому, как бабочка, как искрились её глаза, какой румянец заливал щёки!  Казалось, она  была  такой счастливой, какой не была никогда прежде. Я злилась на неё   и   ненавидела  её мужа. Он понимал, что я никогда не приму его сердцем, наверное, поэтому старался  не выходить из своей комнаты. В душе я считала его своим врагом.

Бабушка понимала моё состояние  и каждый раз старалась  меня  успокоить.
- София, ты  уже  взрослая, и должна понять свою  маму, -  так она пыталась начать разговор со мной  о маме. – Ты должна  хотеть для неё счастья.  Не заметишь, как придёт твоё время, ты встретишь свою  любовь, чему мы все будем очень рады. Такова жизнь.

Эти разговоры  раздражали меня ещё больше, но бабушке хотелось мира в семье, поэтому она  начинала их снова  и снова. Наверное,  она была по-своему права, но тогда я этого не понимала. Понимала   лишь одно: маму  я потеряла навсегда  и чувствовала  себя очень - очень одинокой.

Однажды  я совершенно случайно  услышала  разговор мамы и бабушки, который поверг меня в шок.
- Не знаю, как быть, - спрашивала мама. – Владимир Павлович очень хочет ребёнка, а  я  чего – то боюсь.
- Его можно понять, - ответила бабушка. – Не надо  бояться  своего  счастья, всё будет хорошо.

Не дослушав до конца  их разговор, я  ушла в свою комнату, упала на кровать  и проплакала  весь вечер. Даже когда Аннушка позвала меня ужинать, я  не вышла, сославшись на то, что хочу спать. На самом  деле я страшно ревновала маму  к её  мужу  и к тому  ребёнку, которого  он  так хочет. От одной мысли  о  том, что в нашем доме появится  сопливый, вечно орущий ребёнок, а его сырыми пелёнками будет увешано всё, мне становилось дурно.

Вскоре моя мама действительно забеременела, она как – то сразу изменилась, подурнела, осунулась. По утрам её беспокоила  тошнота и головная боль, раздражали  какие – то запахи, которых она не переносила. Мне было жаль её, не  хотелось, чтобы она страдала  из – за  такой глупости. В то же время  я пыталась понять, как  же нужно было полюбить, чтобы в тридцать восемь лет  пойти на такие жертвы ради любимого человека, который, видите ли,  мечтал о сыне.

Однако, случилось непредвиденное, и ребёнка она потеряла. После  всего пережитого, у мамы  случилась депрессия, из  которой она долго не могла выйти, лечилась  всеми возможными средствами.  Похудевшая, осунувшаяся, с землистым цветом лица, тонкими, как  у старушки, руками, она очень  страдала.
 
Ещё больше страдала бабушка,  она не могла  видеть мучения мамы, переживала она очень.  Это привело к частым перепадам  давления, которые окончательно измучили  её.  Она умерла  неожиданно, не придя в сознание  после тяжёлого удара.  Схоронили мы её рядом  с папой. После чего  мама  окончательно свалилась,  надолго попала в больницу.  В это время  Владимир  Павлович  получил  квартиру, куда и перевёз маму после  больницы. Он считал, что в нашем доме ей всё напоминало о случившемся.

К тому времени я стала студенткой, а в нашем большом доме мы остались вдвоём с Аннушкой, которая, хотя и  была уже  совсем старой, продолжала заботиться обо мне.  Она стала для меня самым родным человеком, бескорыстно любившим меня.

Мама  навещала нас нечасто, каждый раз, бывая  в доме, она плакала и расстраивалась, из – за  чего  её супруг запретил  ей  эти визиты. Он  не любил, когда я приезжала к ним, чтобы навестить маму, считал, что  это дурно сказывается на её самочувствии.

Моя мама  тяжело болела, и это уже невозможно было скрыть: тёмные круги под глазами, потухший взгляд – всё говорило  о её болезни. При встрече со мной, она старалась не показывать своего состояния, но мне всё было понятно. Я очень переживала,  Аннушка  частенько навещала её,  домой возвращалась  усталая и грустная.

Владимир Павлович  приглашал к ней лучших докторов,  готов был  положить её  на лечение в клинику, но всё было уже  бесполезно. Вскоре она совсем слегла,  Аннушка  согласилась стать её сиделкой, хотела  поднять её, помогала, как могла, но мама с болезнью не справилась.  Исхудавшая  до неузнаваемости, умерла она ранней весной. Ей не было и сорока лет. 

Её мужа  я возненавидела ещё больше, и считала, что в её  смерти виновен только он, со своими бредовыми идеями  о детях.
Мы  с Аннушкой остались  одни во всём мире.  Моё состояние невозможно было передать, я была на грани  нервного срыва, если бы не моя  нянечка, которая  успокаивала и берегла меня, как в детстве, неизвестно ещё, что со мной могло быть.

Владимир  Павлович вскоре перевёлся работать  в Москву,  мне  он сказал, что  не может  здесь  жить без своей Натали,  ему всё о ней напоминает.  Как сложилась его дальнейшая судьба, я не знаю, мы ведь так и  не признали друг друга.

Осенью  того же года  нам с Аннушкой была  предоставлена  квартира  в новом районе   города,  а наш  дом  пошёл на слом,  как и вся наша  улица – под  застройки многоэтажных домов.  Получив ключи, мы  ездили смотреть свою новую квартиру,  она была большая, светлая, очень удобная, с  лоджией.
 
На улице много магазинов, недалеко школа, детский сад, почта – всё бы хорошо.  Но мы ревели в два голоса, забирая вещи из своего родного дома, где оставалось моё счастливое детство,  любимые родители  и незабвенная бабулечка - без них мне совсем не хотелось жить в новой квартире, где  наше сиротство чувствовалось ещё острее.
 
Моя Аннушка  очень тосковала, не могла и не хотела  привыкать к новой квартире.  Эта потеря  стала для неё невосполнимой, она  так и не смогла с ней смириться. Частенько  ездила  туда, где стоял наш дом, потом на кладбище  к своим «душечкам» - так она называла маму и бабушку даже после их ухода.  В  холодное и сырое предзимье Аннушка  сильно  простудилась, вскоре её  не стало.

Я осталась совершенно одна в этом  жестоком мире, и у меня началась совсем другая  жизнь.

Конец первой части.