Фифа

                В. Лазовский               
                Фифа
Герой сюжетов нескольких моих рассказов Эдуард Михайлович  здесь уже предстаёт инженером-технологом Минского тракторного завода. Он успел поработать после окончания школы бригадиром в колхозе, спустя два года поступил в техникум, закончил его и попал по распределению в кузнечный цех технологом. В первую осеннюю страду, когда все предприятия страны направляли в село на борьбу за урожай много всякого народа, он отличился организаторскими способностями и был характеризован положительно. И как же ему не отметиться, если он прошел школу управленца в родном колхозе. Вплоть до развала страны на отдельные государства, он каждую осень возглавлял десант из сотни инженеров и рабочих, без которых некоторое время мог обходиться завод-гигант, и направлялся в подшефные хозяйства. Ему здесь явно повезло - подшефным оказался колхоз, где жили родители его жены. Да, он уже обзавелся семьей и мыкался по углам в Минске в ожидании жилья. Тогда хоть и медленно, но наверняка рабочий люд получал квартиры. А с изобретением «хрущевок» этот процесс резко ускорился. Можно многое вспомнить, по какому принципу партия и профсоюз определяли, кому вперед дать, а кого придержать, но наш рассказ не об этом.
Итак, в конце августа отряд «трактористов» и примкнувших к ним из прочих организаций прибыл в колхоз на уборку картофеля. Как не удивительно сегодня звучит цифра 400 га картофельной плантации, но это факт. Столько колхоз в тот год посадил без всякой механизации, а на уборке только плуг и лошадь составляли эту механизацию. Все остальное вручную собирали в бурты, часть увозили на подводах на центральную  усадьбу или в бригады (в колхоз входило несколько деревень). Сегодня этот колхоз сажает картофеля при полной механизации в десять раз меньше и, конечно, обходится без всяких шефов.
В тот год осень выдалась дождливой и холодной. В обязанности Э.М. входило ежедневно распределять народ по фронту работ, обеспечить процесс питания, следить за дисциплиной труда и быта. Вся публика была расквартирована по хатам в двух деревнях, но одной группе было уделено особое внимание. Ею оказались представители культуры – студентки  минской консерватории. И вот этим изнеженным и хрупким существам с их музыкальными пальцами приходилось ковыряться ежедневно в мокрой холодной земле. Они хоть и «скулили», но все же работали исправно и усердно. Когда Э.М, узнал, кого ему подсунули в довесок к основному составу, то догадался поместить их в более приличные с точки зрения культурного быта хаты.  Основной же костяк его десанта был закаленный и грамотный в вопросах физического труда. Зато культурный их уровень оставлял желать несомненного улучшения, особенно в части лексики. Отдельно публику из консерватории ставить на работу было нельзя – они корзину с картофелем с трудом отрывали от земли, а уж поднять ее на подводу–дело нереальное. Поэтому каждому звену «доходяг» прикладывалась пара – тройка «трактористов», и исключить их общение на привычном языке с интеллигентами никак было нельзя. И не это было проблемой. Кто хотел, к тому мат и изощренное сквернословие прилипало и возможно навсегда, а от некоторых оно отлетало, не коробя их души.
Неприятность ожидала с другой стороны. Как только начались дожди часть консерваторских свалилась с простудой, и Э.М. пришлось ездить за фельдшером, а затем и за лекарствами, которые были прописаны. Он даже организовал поставку в хаты, где грипповало несколько человек, меда и молока с фермы. Основная публика не болела, поскольку после трудового дня принимала лекарство в виде самогона, Адреса самогонщиков у Э.М. сохранились по прежней работе бригадиром. Он и сам не гнушался поддержать вверенный ему коллектив в вопросе сохранения здоровья. Но вот однажды вечером к нему пришла старуха, у которой на постое находилась самая худенькая музыкантша и говорит.
- Эдик, иди разбирайся со своей студенткой. Она ничога не ест уже три дня, лежит на печке и плачет!
Эта пожилая женщина воспитывала внучку лет десяти, родители которой в самом конце оккупации погибли в боях партизан с немцами. Девчонка явно имела способности вокальные и с «консерваторшей» тут же сдружилась. И вот тебе на, проблема. Наш бригадир тут же направился вместе с бабкой в хату. Тут  и подтвердились слова женщины. На вопрос почему она не кушает, раздались с печки всхлипы и больше ничего. После долгих разговоров и просьб объясниться, она все же слезла с печи и, надев телогрейку, вышла на улицу. Эдуард вышел за ней.
- Вы меня, пожалуйста, извините,- обратилась она к Эдуарду, - баба Настя и Наташка такие милые и душевные, но я уже больше не могу. Мне страшно стыдно перед ними, но они такие неопрятные, что меня выворачивает наизнанку при мысли, что надо есть из их посуды, пить из их грязных чашек. Они так привыкли жить, а я привыкла совсем к другому. Ничего не могу с собой поделать.
- Д-а,- произнес Э.М. и задумался,- а ты знаешь, что эта бабка пережила за войну, потеряв  двух сыновей и мать Наташкину? Ты знаешь, как мы тут голодали? Сама ты где в войну была?
- Мы из Сибири, там жили, пока папа воевал, а теперь он тут служит, а мы с мамой всего три года как в Минске. Я понимаю, что веду себя глупо и оскорбляю их  таким поведением, но поверьте, ничего не могу сделать, есть хочу, но не могу, хоть помирай.
- Ладно, что-нибудь придумаем,- с этими словами Э.М. подался в хату единственной в деревне учительницы и договорился с ней, чтобы та взяла эту «фифу» к себе. Она слыла чистюлей и культурной. Она только недавно поселилась рядом со школой в пустующей хате, привезя с собой сына - малолетку и двух коз. А хозяева этой небольшой избы погибли от рук карателей в 1944 году.
Утром следующего дня пришлось на единственной в колхозе полуторке попутно отправлять двух консерваторских девчонок в Минск - совсем разболелись. И тут появляется учительница и заявляет следующее.
Твоя «Фифа» напугала меня до смерти. Лучше бы ты ее в город отправил. Она вчера что учинила. Вечером я наварила картошки и пригласила ее к столу, налив кружку молока. Она все съела и выпила, даже молоко похвалила за особый вкус. А я и говорю, что козье молоко целебное. Она как услышала эти слова, позеленела до жути, и ее всю вывернуло наизнанку. Мой Витька в рев, а я так растерялась, что не знала, что делать. Она потом кое-как добралась до кровати и так там и лежит, ни жива, ни мертва. Что делать-то, Эдуард, помереть ведь может без еды какой день?
- Мне людей надо на работу определять, потом пойду к председателю, может он что придумает. Я ж сам не решаю кого освобождать, кого куда отправлять. Не имела баба хлопот…Ты позови Кожаниху, может, она каких трав ей даст. От этих консерваторских одни проблемы! Вчера одна такая же мне говорит, что ей нельзя с ее музыкальными пальцами в холоде землю ковырять, она на скрипачку, мол, учится. Я не сдержался и посоветовал ей в жопе своими пальцами ковыряться. Так она в плач. Пришлось извиняться. Скорей бы уж развязаться с этой публикой. Через неделю должны закончить. Сегодня к вечеру тебе Михалыч подвезет картошку, как договаривались. Вот мороку устроили эти музыканты.
Ближе к вечеру на усадьбе появилась черная «Победа». Из нее вышел настоящий генерал и майор. Майор остановил проходящего старика с вопросом.
- Где найти бригадира?
- У нас много всяких бригадиров, Вам какого,- спросил старик.
- Того, что студентами командует.
- Так он в поле подался, - ответил старик и пошел по своим делам.
- Погоди, отец, ты знаешь, как туда проехать, он генералу срочно нужен.
- Знаю, но вы не найдете сами и на этой вашей «телеге» вряд ли туда проберетесь. Хотя, если через «Две пасеки», то можно.
- Отец, помоги найти, на бутылку дам, - остановил его майор. Это предложение явно заинтересовало старика, и он согласился съездить на картофельное поле. Генерал в это время, прохаживаясь взад-вперед, курил.
Майор, старик и водитель уехали и вскоре вернулись с Э.М., который был слегка растерян и взволнован. В нем еще сидел страх сына «врага народа». Генерал поздоровался с ним за руку и отвел в сторону.
- Извини, парень, что отрываю тебя от дел, - начал генерал,- но мне сообщили, что с моей дочерью тут беда приключилась. Ее сокурсница в обед позвонила, и все ее матери рассказала. Та в истерику - одна она у нас и больше не будет. Вот я и примчался сюда.
Эдуард успокоился, ему льстило, что целый генерал с ним так уважительно разговаривает. А генерал продолжал.
- Я подумал, что помочь мне спасти дочь только ты и можешь. Идти по председателям, парторгам - такую тягомотину устроят, что жуть. А с тобой давай договоримся так. Я забираю дочь, а завтра пришлю тебе отделение солдат, и они помогут вам завершить уборку. Моя дивизия послала на Витебщину и людей, и технику, и сюда пошлю. А ты никакому своему начальству не говори, что своевольничал. Ну, так как, согласен?- генерал достал пачку «казбека» и предложил Э.М.
- Я согласен, товарищ генерал. Вашу дочь точно надо отсюда увозить. Я пытался ей помочь, но она у Вас какой-то особой конструкции. Одно слово не для таких условий жизни. Увозите ее. А за солдат спасибо. Мужских то рук не хватает. Будь моя воля, я бы всех консерваторских отпустил. Толку от них мало, а мороки выше крыши.
Они пошли к дому учительницы. Ее сыну досталось пара шоколадок, благодарность хозяйке. Заплаканную дочь генерал на руках принес к легковушке, и они уехали.
На другой день к усадьбе подкатил новенький «Газ-51». В кабине шофер с сержантом, а в кузове девять бравых солдат в телогрейках защитного цвета. А еще они привезли пару ящиков тушенки, мешки с крупой и еще что-то. Но самое главное, машина следующие четыре дня трудилась вместе с солдатами и освободила несколько подвод для других дел.  На этом и закончилась битва за урожай на картофельной плантации. Всех помощников наградили пятью кг картошки и на два дня до срока отпустили по домам.
Эдуард привез на свой завод благодарственное письмо и ходил козырем. Может, за это ему и не дали жильё, но позволили вступить в кооператив и построить просторную квартиру, где он живет  и по сей день.
Но история на этом не закончилась. Несколько лет спустя ему из оперного театра прислали две контрамарки на концерт симфонического оркестра, где первой скрипкой выступала та самая «Фифа». Но наш Э.М. больше любил симфонии кузнечного пресса и, подпив, иногда хвастался, что он с генералом на одной ноге, и что скрипачку он спас и пр. и пр.
Минск, 1.12.20г