Граффити эпохи

В предвкушении весны пассажиры «маршрутки» ехали с просветлевшими лицами, улыбались чему-то своему, может проглянувшему солнцу после одесской, нудной зимы. Мы беседовали с коллегой, как вдруг он обратил внимание на сидящего рядом мужчину.
— Чому ви розмовляєте на іноземній мові? — спросил незнакомого человека.
— Я говорю на родном языке, русском, он для меня родной, — опешив от неожиданности, несмело ответил пассажир.

В трамвае пассажиры притихли, ожидая конфликта.
— Такої мови, як російська, не існує — є діалект, що випливає з української — упрямо продолжал настаивать мой коллега.

В наступившей тишине стали слышны смешки.
Внезапно коллега обрушился на незнакомца с неистовыми угрозами и оскорблениями.
— Тепер, ви, за все відповідатиме, ви гнітили нас не один десяток років, а тисячоріччя. Скінчилася ваша година, тепер ми будемо принижувати й знищувати вас!

В гневе коллега, не обратил внимание, что его «оппонент» хоть и отвечал ему, на другом языке, понимал все, что тот ему говорит.
Я стояла рядом, жалея мужчину, я знала нрав коллеги и его обостренное чувство украинского национализма.

Скандал набирал обороты. Вокруг смеялись, не вызывало сомнений — пассажиры на стороне пострадавшего. И, тем не менее, все облегченно вздохнули, когда мой коллега вышел на своей остановке.
— Кто этот мужчина? — спросил меня пассажир.
— Поэт, журналист, — ответила я.
— Не может быть, он же изъясняется, как сумасшедший! — не сдержал своей обиды мужчина.

Я не стала разубеждать. Обычно коллега не позволял себе такого экстремизма, среди незнакомцев, но в редакции отмечали день рождения, он был немного нетрезв, и как результат — эта несуразная ссора.

Мимо проносились и исчезали вдали дома «Черемушек» с кричащими надписями на воротах, заборах частных домов: «Геть москалей!», «Проваливайте, жиды!», «Украина для украинцев», «Слава Бандере!», и как непременный атрибут — фашистская свастика. И вспоминала... когда-то в детстве из окон одесских домов родители звали детей обедать, звали не только своего ребенка, а и тех, чьи родители еще не пришли с работы. Не делили на своих и чужих, за столом усаживались рядом и цыганчонок, и «хохленок» и «кацап». Для Одессы это было естественно. Если и упоминалась национальность, то в контексте шутливом, в коммунальной, лестничной перепалке — мелочь — не заслуживающая внимания.

Сейчас одесские дворы пусты в любое время дня, не слышен детский смех и окна наглухо закрыты стеклопакетами. Свое чадо никто не рискнет оставить без присмотра на улице, у всех «мобилки»: дети отчитываются, куда ушли после уроков и когда будут дома. Вот такое веяние времени.

И вдруг как озарение... проезжая мимо «Стальканата» прочитала на воротах дома: «Солнечные зайчики пахнут сиренью». Значит, мы не все растеряли в сутолоке будней. И в парке Шевченко еще не стерто до конца с парапета признание: «Лилечка, я тебя лю...». На фоне агрессивного быта — это как лучик нашего будущего.