Утро сибаритствующего психолога

  Моя прикроватная тумба широка : на ней помещаются стопки книг, готовых к прочтению, пульты от тв, телефон и планшет. Недавно прижилась настольная лампа, источающая мягкий, приглушённый матовым плафоном, свет. Из- за неё по  вечерам  комната кажется томной и чуть таинственной.
  А утром раздвинутые шторы уже не удерживают прорыв светлого потока, он заливает пространство комнаты, меняя восприятие. Упругая свежесть, проникающая в приоткрытое окно, призывает к живости.
 Я прилежна в живости, однако теперь она сильно отличается от спешки  и суеты взахлеб.

Сейчас движения  неспешны.  Они не похожи на стремительные ранние вскакивания от прежних импульсов. Как не похожа  и я на ту, озадаченную многочисленностью планов, вызовов, дел, загнанную собственной требовательностью, женщину. Это период от 62-х до 65-ти моих лет, когда  можно вбирать тягучую постепенность.
  Приготовленный для утреннего ритуала хрустальный стакан наполняется водой. В нем плещется солнце, пока я подношу его к окну. Останавливаюсь.
Передо мной Главная бухта, гряда далёких гор, покрытых недолговечным снегом. Взгляд не может охватить из окна открытую бескрайность моря, увидеть его можно только с балкона весной или осенью:  летом, яркое в своей вновь родившейся силе, солнце не позволит задержаться  здесь в утренние часы. Восточная сторона дома, на которой примостился наш  балкон, открыта приветственным лучам. Созерцать, мечтать или  читать здесь можно будет только после 12 часов, когда это местечко прикроется густой тенью и настойчивый ветер донесет прохладу от близкого моря.
Сейчас же , охраняемая от  зимнего города широкими окнами и толстыми стенами, я заполняю утро чередой простых действий.

  Рука лениво тянется к планшету и можно пропасть, зайдя на его территорию интересных  статей, рассказов, фотографий на неизвестное время, если  нет назначенных встреч.
В ванной мирно урчит покладистая труженица - стиральная машина, мультиварка уже одарила ароматами приготовляемой еды, робот – пылесос усердно вычищает уютную нашу квартирку.
Все происходит само собой, возникает без усилий- чистое белье, еда, уборка.
А я сосредоточена на избранных предметах.
Они облюбованы сравнительно недавно, но нехитрые их функции  уже  наполнены назначенным  смыслом.

 Овсяную кашу автоматически варю в маленькой кастрюльке.  Длинная её ручка рассчитана на удобство, двойное дно приспособлено для томления полезных зерен. Творог  достаю  из плотно закрываемого пластикового горшочка цвета топлёного молока. Хозяйка на рынке знает, что нужно отвесить ровно 600 грамм: столько, сколько вмещается в симпатичную посудину.
Хочется поприветствовать пашотницу, с весёлым рисунком,  напоминающим лицо, улыбающегося в усы мужа. Как будто бы это он подаёт сваренное в мешочек яйцо и  подмигивает.

Пью чай только из Гжелевской чашки,  заедая его медом из изящной французской розеточки.

Прикасаясь к любимым вещам, я нашаманиваю устойчивость.
Утро- это пол дня.   
 Как-то  приехал по делам давний наш друг, переночевал. Шуршал документами часов с шести, а  как только я проявила признаки жизни , сонно вступая в гостинную, он засобирался уходить. Деликатный.
-Саня, стой!- попросила я
-утро- это святое, в него нужно восходить постепенно...
И втянула его в гедоническое действо.

Мы откушали яичницу с беконом и помидором, разговаривали. 
Дважды пили кофе и опять разговаривали.
Вовлекла его в новоутренние ощущения, как в магический омут. И он утопал в нем до полудня,  потом спохватился, стряхнул наваждение, унесся в деятельность.
Я же осталась поджидать тех, кому могу предложить свое длинное, длинное утро.
    Часто, приезжающие к нам друзья- подружки , поддаются этому безвременью, наполненному заботой прирученных предметов.

Изнеженность пришла в мою дополуденную жизнь незаметно. В ней особую ценность, конечно,  придаю, ожидающим устроить мои потребности, привычным вещам.
 Продиктовав им роли, я могу, тем не менее, отказаться и от неги и от ее фетишей, если день потребует быстроты.
Но ко  времени, позволяющему замедленность, отношусь с  благодарностью безмерной.
И пока к телу ласкается тепло,  пока я расслаблена, накапливается удовольствие, не расплескиваясь и не растворяясь.
А на фоне притягательного затишья, в голове моей летят, сбиваясь, иногда мешая друг другу, забываются и вспоминаются снова,  торопливые мысли.
И, не останавливаясь, создают другое пространство.