Судьба и небо. Костя Сухов, сын тов. Сухова

Июль 1943 г.

Раненый в ногу во время налета на аэродром молодой летчик Яков Моисеенко умер от гангрены уже в тылу.  Вышел из строя и ветеран полка, мастер воздушного боя, Герой Советского Союза  Николай Искрин.  Во время выполнения боевого задания он был подбит, выпрыгнул из горящего самолета, и удар киля раздробил ему ногу.  Немцы пытались его расстрелять в воздухе, но его прикрыл Степанов, его ведомый.  Искрин, к счастью, остался жив, но ногу ампутировали до колена, так что летать ему после этого ранения уже не пришлось. Полк  потерял опытного бойца. Между тем, в воздухе наступило относительное затишье. Новый командующий фронтом генерал-полковник Петров с разрешения ставки верховного главнокомандования приостановил наступление на Таманский полуостров, где еще находились крупные силы противника, и начал планомерно готовить его разгром. Вылетов на боевые задания стало меньше, и появилась возможность подучить молодое пополнение. Покрышкин был вполне доволен тем, как учился Олиференко, тот самый бывший командир эскадрильи связи, за которого он лично попросил командующего воздушной армией.  Хорошо шло обучение Клубова и Трофимова, которые сбили по «мессеру» в первом же боевом вылете. А вот с Костей Суховым вышла неприятность. Он выполнял тренировочный пилотаж в зоне и завалил на вертикальной горке свою "кобру" на спину. Самолет немедленно вошел в обратный штопор, выйти из которого было уже невозможно. Единственное вариант спасения для пилота - выпрыгнуть с парашютом, что Сухов и сделал. Только Покрышкин этого не заметил и продолжал кричать по радио: "Сухов, Сухов! Прыгай!".

- Да что вы кричите, Александр Иваныч? - спросил его стоявший рядом Андрей Труд. - Вон наш «солдат», жив и здоров, на веревках болтается.

У Покрышкина отлегло от сердца. Однако истребитель все же был потерян, и это было ЧП. Он бросил  на землю микрофон и уехал в штаб. Через час туда же привезли Сухова. На нем не было лица, ведь по его вине был потерян новехонький боевой самолет. Костя сам доложил о происшествии командиру полка и стал ждать решения своей  участи. На то, что ему позволят летать дальше, он уже почти не рассчитывал.  Исаев, как это ни странно,  слушал Сухова довольно спокойно, поглядывая на молчащего Покрышкина, потом сказал.

- Ну что, верблюдист-кавалерист?  Значит, завалил новую машину?
- Так точно, товарищ командир полка. Моя вина. Готов нести любое наказание.

Сухов сидел с убитым видом.

- Эх, ты! А мне теперь как прикажешь это происшествие наверху объяснять? Это что, скажут, гвардейцы летать не умеют? В зоне машины разбивают!

Исаев вопросительно посмотрел на Покрышкина. Тот пожал плечами.

- Летные происшествия по разным причинам происходят, Николай Васильевич. В данном случае,  очевидно,  причина - недостаток опыта у молодого летчика. Но ничего, научим. А Сухова, в конце концов, мог ведь  и  «охотник» над аэродромом сбить!
- «Охотник»? - командир полка заинтересованно посмотрел на комэска.
 - Ну да!  К примеру, новейший "сто девятый"  скрытно подошел к аэродрому, вынырнул,  из облаков, атаковал Сухова, когда тот выполнял упражнения в зоне, и снова ушел в облака. Только его и видели! Летчику пришлось покинуть самолет.
- А что! - сказал повеселевший командир. - Такое вполне могло случиться! Ты все понял, Сухов?
- Конечно, товарищ подполковник! - обрадовано закивал Костя. - А мне-то теперь как быть? 
- Вот твой наставник! - махнул командир рукой в сторону Покрышкина. - Вот он пусть теперь и решает, что с тобой делать.

Гроза миновала. Они вышли из КП и некоторое время шли рядом молча. Сухов  напряженно ждал решения своей дальнейшей судьбы командиром. А Покрышкин размышлял, как сегодняшнее чрезвычайное происшествие отразится на психике молодого бойца, сможет ли она перенести этот удар.  Летчик он неплохой, задатки  есть, и опыт боевой опять же имеется. Это важно. В конце концов, решать этот вопрос надо ему самому.
 
- Ну что, кавалерист, - спросил он его, наконец, - будешь дальше летать или перейдешь в наземники?
- Летать хочу,  товарищ командир! - твердо сказал Костя.
- Сильно перепугался?
- Испугался малость, Александр Иваныч! - честно ответил ему ученик. - Но летать  хочу. Без авиации себя не вижу.
- Ты пойми, Сухов! - принялся его отечески наставлять  Покрышкин. -  Летать – это тебе не на верблюде с пулеметом ездить!  Самолет надо чувствовать, понимаешь? Слиться с ним, чувствовать  его, как собственное  тело. Приборы – это само собой. Но его положение, угол, скорость можно чувствовать  по звуку мотора, шуму обтекающего воздуха, по напряжению рулей управления.  Понимаешь?
- Понимаю, что  можно, товарищ командир. Но пока не понимаю, как!
- Это с опытом придет. Главное - не раскисай. Ладно, иди отдыхать. А завтра мы с тобой вместе слетаем на спарке УТИ-4.   Все, свободен.

Отпустив Сухова,  Покрышкин некоторое время смотрел ему вслед, вспоминая  военные приключения этого симпатичного и веселого парня. Верблюдов ему вспоминали при каждом удобном случае и упорно называли солдатом, хотя он к моменту прихода в полк был уже старшим сержантом. История  его была необычная и вместе с тем типичная. Родился Костя в Махачкале, жил в Новочеркасске, на "гражданке"  работал фотографом, но с детства  мечтал об авиации, учился в аэроклубе, потом поступил в летное училище на Кубани и успел до самого конца доучиться. Сдал все зачеты, и училище послало документы в Москву на присвоение ему звания старшего сержанта, а тут немцы взяли Ростов и двинулись на кубанские степи. Школа сформировала из курсантов батальон и отправила его на фронт. Попал Сухов пулеметчиком в кавалерию, а уже потом, в степях Калмыкии, кто-то догадался ставить пулеметы на спины медлительных и плавных верблюдов. Так и воевал Костя верблюдистом-пулеметчиком, пока его не ранили. Попал в тыл, там его подлечили, и как раз пришел из Москвы приказ Ставки всех летчиков после ранения направлять только в авиационные части. Вот и получился в итоге летчик-солдат с опытом лихих кавалерийских атак на величавых "кораблях пустыни".    В сентябре 42-го он попал в 84-й истребительно-авиационный полк,  служил там рядовым, хотя летал на "ишаках" и "чайках", участвовал в воздушных боях. Потом ему все же присвоили звание старшего сержанта, но погоны он не успел получить вплоть до перевода в 16-й  ГИАП.  Так и привезли его в солдатской шинели. С тех пор прозвище "солдат" приклеилось к нему намертво.

***
Апрель 1945 г.

Яростное сопротивление немецких войск продолжалось, но это было сопротивлением обреченных, намеренных дорого продать свою жизнь. Отчаянно дралась немецкая пехота, в которой немалую долю составляли ополченцы фольксштурма, дралась авиация – части  Люфтваффе и ПВО, укомплектованные в основном неплохими истребителями FW-190, в кабинах которых сидели молодые и неопытные пилоты.  Над советскими наступающими частями в воздухе находились большие группы этих тяжелых и неповоротливых перегруженных «фоккеров», которые совершенно не могли себя защитить от атак советских истребителей.  Конечно, сбросив  бомбы, самолет облегчался и превращался в полноценный истребитель, но пилот не приобретал при этом отсутствующие у него боевые навыки. Где было этим новоиспеченным лейтенантам, вчерашним курсантам летных школ Люфтваффе, выпускающих пилотов по ускоренной программе, тягаться с опытнейшими, закаленными в боях, злыми и беспощадными «воздушными волками» из 9-й гвардейской авиадивизии!
 
В этот день боевые вылеты начались с самого рассвета, когда аэродром еще был накрыт сине-белой пеленой тумана. Пробивали туман на высоте около трех тысяч метров, собирались в группы и шли в  район выполнения боевой задачи. Восьмерка Сухова, как обычно, состояла из двух четверок – ударная и прикрывающая. В ударной четверке  две пары – Сухов с Кутищевым и Голубев  с Кудиновым. Четверка прикрытия – Бондаренко с Душаниным и Березкин с Руденко –  идет позади и справа с превышением 800-1000 метров. Такой боевой порядок называется «правый пеленг».
Пара истребителей – ведущий и ведомый – тоже в воздухе находится в определенном боевом порядке. Ведомый всегда находится в стороне от ведущего (справа или слева). Это расстояние от крыла до крыла  называют интервалом. Кроме того, ведомый всегда находится позади ведущего, и это расстояние от передней кромки крыла ведущего до передней же кромки крыла ведомого называют дистанцией. Существуют два основных боевых порядка – «фронт» и «пеленг».

При боевом порядке «фронт» интервал составляет 150-200 метров, а дистанция – 10-50 метров. Если ведомый находится справа от ведущего, то такой боевой порядок  называется «правый фронт», а если слева, то соответственно – «левый фронт». Таким образом, при таком боевом порядке истребители пары, которая, как известно, представляет собой неделимую боевую единицу, находятся почти на одной линии, отставание  ведомого минимально. Боевой порядок «фронт» обеспечивает наиболее полный обзор воздушного пространства в паре и применяется при следовании для выполнения боевых заданий и при атаке больших групп самолетов противника, когда угроза атаки со стороны истребителей противника исключена.

При боевом порядке «пеленг», напротив, интервал составляет 25-100 метров, а дистанция 150-200 метров. То есть смещение ведомого в правую или левую сторону от своего ведущего значительно меньше, но зато отставание  (дистанция) намного больше, чем при боевом порядке «Фронт». Ведущий и ведомый уже идут не по одной линии, а как бы под очень острым углом. Если ведомый находится справа от ведущего, то это «правый пеленг», если слева – то, соответственно, «левый пеленг». Смещение ведомого в правую или в левую сторону называют стороной пеленга – правая или левая сторона пеленга. Боевой порядок «Пеленг» применяется непосредственно перед началом воздушного боя по сигналу командира пары (ведущего). Он же определяет сторону пеленга, исходя из размера воздушной цели, ее расположения, вероятного маневра противника, направления атаки и выхода из нее, причем в процессе атаки ведомый, исходя из сложившейся обстановки, может самостоятельно изменить сторону пеленга, то есть перейти, к примеру, с правого положения от ведущего налево, превратив, таким образом, правый пеленг в левый.  Помимо «Пеленга» и «Фронта» существует еще боевой порядок «Клин» и «Кильватер». В первом случае самолеты идут двумя сторонами равнобедренного треугольника углом вперед. Собственно, говоря так же летят журавли, потому и назвали этот боевой порядок «Клин». Ну, а боевой порядок «Кильватер» заимствован у военно-морского флота: машины идут одна за другой в колонне.

Все это подробно описано в «Инструкции по воздушному бою истребительной авиации (ИВБИА-45)», введенной в действие Приказом Высшей офицерской школе воздушного боя ВВС РККА № 59 23 февраля 1945 года, то есть совсем недавно. Но это, конечно, не значит, что до февраля сорок пятого летчики всего этого не знали. Разработчики Инструкции «ИВБИА-45» просто обобщили боевой опыт и давно сложившиеся и наработанные тактические приемы, которым молодых летчиков-истребителей учили по окончании летных училищ непосредственно на фронте. Именно этим занималась «Академия Покрышкина», через которую в обязательном порядке проходили новоиспеченные сержанты, а затем лейтенанты, вчерашние курсанты, закончившие летную школу по программе «Взлет-посадка». До этого обучения, включающего в себя теоретические и практические занятия,  они были всего лишь «сырым материалом», заготовкой летчика-истребителя, которую нельзя отправлять в бой – сожрут в первом же вылете.  Так и происходило в июне 1941-го года, когда  «эксперты» Люфтваффе, получившие боевой опыт в Испании, Франции, Норвегии, на своих скоростных «мессерах» играючи расправлялись с неопытными советскими летчиками на «ишаках» и «чайках». Теперь все изменилось кардинально. Мало осталось у них «экспертов», да и просто опытных воздушных бойцов осталось совсем мало. Выбиты они за четыре года в жестоких воздушных боях. Самолетов еще довольно много – германская авиационная промышленность работает, несмотря на бомбардировки, а летает на них «сырой материал», которого и учить то уже некому.

Итак, в тот день ударная и прикрывающая четверки шли в боевом порядке «правый пеленг», близкий к порядку «Фронт», эшелонированный по высоте в виде этажерки с превышением между четверками 800-1000 метров. Вышли в район города Шпремберг.
- В воздухе противника нет, но смотрите  в оба! – звучит в наушниках голос Покрышкина, сегодня он «Тигр». Сухов и сам знает, что надо смотреть в оба. Любое спокойствие в воздухе обманчиво. Враг может появиться в любую секунду. Появился он и в этот раз: впереди и чуть ниже, встречно-пересекающимся курсом, идет четверка «фоккеров». Подвешенных бомб сверху не заметно, но понятно, что они есть. Теперь уже не так часто в воздухе можно встретить пикировщиков Ю-87, «лаптежники» стали редкостью. Может, их всех уже перебили, а может быть, не хватает истребителей для их охраны. Зато «Фокке-Вульфу-190», по мнению, руководства Люфтваффе, истребители сопровождения не требуются. Он же сам по себе истребитель! Формально, конечно, так оно и есть, а реально тяжелый «фоккер» с бомбами – легкая добыча для наших «маленьких». Потому  не горят желанием «фоккеры»  встревать в драку с «индейцами», такое прозвище они дали «аэрокобрам».  Но ведь «индейцы» их спрашивать не станут!

- «Двадцать пятый», я – «Полсотни». Внимание, атакую!  - летит в эфир сообщение Сухова. «Двадцать пятый» - это Бондаренко, командир группы прикрытия. На фюзелляже его самолета нанесен номер «25».   «Полсотни» - это Сухов, на его «аэрокобре» красуется номер «50». Такая система получила распространение по всей дивизии с легкой руки Покрышкина, который стал «Сотым», когда командование ВВС РККА запретило ему называть себя в воздухе по фамилии. Служба радионаблюдения Люфтваффе отслеживала каждое его появление в воздухе, и это было плохо, потому что  противника зачастую было банально не найти. Услышав предупреждение «Achtung! Pokryschkin in der Lueft!», немецкие пилоты старались, не искушая судьбу, покинуть опасный район. Для некоторых боевых задач это  даже хорошо, когда одно появление в воздухе страшного «Pokryschkin» с его командой воздушных головорезов расчищало небо для работы наших «бомберов». Но, скажем, для воздушной охоты это совсем не хорошо. Так или иначе, с некоторого момента командование запретило всем произносить в эфире слово «Покрышкин». Тогда обладатель этой фамилии взял позывной «Сашка» и провел с ним несколько воздушных боев. Все было хорошо: немцы не понимали, кто такой Сашка, но этот позывной не понравился командованию Воздушной армии.

- Что ты за фамильярность разводишь в воздухе? – строго спросил его Вершинин.
- Какую фамильярность? – не понял Покрышкин.
- Что это еще за «Сашка»? Почему тебя так называют ведомые? Прекратить.
- Есть прекратить. А какой мне позывной то взять? По фамилии нельзя, по имени тоже.
- «Сашка» - это не имя, а кличка какая-то, – заметил Вершинин. - Но ты прав, имя тоже не годится. Возьми номер какой-нибудь!

Номер – это была хорошая идея. Но номер должен быть такой, чтобы произнести его можно было максимально быстро. Когда на его истребителе нарисовали сперва какой-то трехзначный номер, и он попытался во время боя им представиться, то это выглядело совершенной нелепостью. И тогда Покрышкин велел Чувашкину закрасить старый номер и нанести «100». Сказать в бою «Сотый» или «Сотка» - это очень просто. Так он и стал до конца войны «Сотым». Немцы, конечно, это тоже в итоге поняли, но не сразу. С тех пор, все летчики стали  делать позывными номера. Это было удобно, тем более, что номер этот был намалеван крупными цифрами на фюзеляже.
 
Итак, «Пятидесятый», которым был Сухов, приказал «Двадцать пятому», коим был Бондаренко, прикрыть его во время атаки. Прикрывающая группа «Двадцать пятого» довернула в сторону солнца и заняла более выгодное положение для атаки. Ничего не подозревающие «фоккеры» продолжали следовать прежним курсом, а Сухов ушел под «фоккеров» левым полупереворотом для атаки сзади и снизу. Резкий разворот и выход со стороны хвоста замыкающего вражеской четверки. Теперь остается только сократить расстояние до минимума – метров сто, а то и пятьдесят, чтобы бить наверняка. Все, как учил командир: «С трехсот метров пусть стреляют трусы, а мы будем подходить на сто метров и ближе!».  Эти слова  были сказаны давно, еще в те времена,  когда Костя лежал за пулеметом на верблюде и только мечтал об истребительной авиации. А теперь он сам комэск, водит группы на задание, имеет внушительный боевой счет и, вероятно, скоро станет Героем Советского Союза.
  В этот момент Костя сократил дистанцию еще больше – до пятидесяти метров. Палец уже лег на гашетку, когда немецкий летчик, почуяв опасность, взмыл свечой вверх и тут же выполнил боевой разворот, пытаясь уйти из-под удара. Сухов немедленно повторил маневр. От перегрузки потемнело в глазах, но в перекрестье прицела явственно обозначился «фоккер». Пара светящихся трасс догнала его, и «фоккер» мгновенно вспыхнул. Теперь надо немедленно выйти из атаки и осмотреться. Первые секунды после успешной атаки, когда опьяненный ощущением победы летчик еще пребывает в эйфории, самые опасные.  Сухов вышел из атаки и оглянулся. Так и есть: один из трех "фоккеров" пытался зайти ему в хвост. Костя резко бросил машину вниз, освобождая Кудинову пространство для атаки. Тот с короткой    дистанции расстрелял гитлеровца в упор. Сухов заметил, как от этого «фоккера» отлетела часть крыла, после чего он перевернулся и, объятый пламенем, устремился к земле. В те же секунды Голубев зашел в хвост третьему «фоккеру» и расстрелял его из спаренных пушек своей «аэрокобры». Оставшийся «фоккер» избавился от бомб и попытался удрать. Он резко набрал высоту и пошел в сторону солнца, надеясь, что преследовавшие его «индейцы» будут ослеплены ярким светом и не смогут атаковать. Расчет в принципе был правильным, но наверху он немедленно попал в поле зрения  второй четверки – там дежурили пары Бондаренко и Березкина. Вот она – покрышкинская «этажерка» в действии: нет врагу спасения ни на одной высоте. Удирающего немца заметил Березкин.
- Впереди ниже «фоккер»! – передал он Бондаренко, выполняющему роль старшего группы.
- Вижу, атакую, - ровным спокойным голосом отозвался  Василий и спикировал на «фоккера».

Недаром комдив так упорно учил подчиненных своему знаменитому «соколиному удару» с высоты. Спасения от него нет. Пушки «аэрокобры» Бондаренко полыхнули огнем, и несчастный «фоккер» с черным дымом пошел к земле. Четыре вражеских истребителя были сбиты за считанные  секунды воздушного боя, но он еще не был окончен.

- Внимание, вижу «фоккеров»! – ворвался в эфир взволнованный голос Кудинова.  Еще восемь вражеских истребителей спешили  к месту боя. Вероятно, сбитые немецкие летчики успели вызвать подмогу по радио. Давно уже не было боев такой ожесточенности. И все-таки, как много еще у Люфтваффе самолетов! Сорок пятый год на дворе, а они то и дело оказываются в численном большинстве, которое им, впрочем, мало помогает. Не тот нынче немецкий летчик сидит за штурвалом, явно не тот. Храбрость и отчаяние еще имеется, а летного и тактического мастерства – кот наплакал.  Вот и сейчас эти восемь немецких истребителей шли практически толпой, без эшелонирования по высоте, без четкого разделения на боевые группы. Голубев безошибочно определил ведущего этой «толпы», атаковал сверху и практически играючи завалил его. От горящего истребителя отделилась фигурка летчика, вскоре над ней раскрылся черно-белый купол парашюта. Остальные, лишившись командира, правда, не запаниковали, а предприняли отчаянные атаки. Сухов глянул вниз и увидел, как в хвост Кутищеву на большой скорости заходит «фоккер». До него было метров двести – расстояние великовато, но размышлять некогда. Резкий переворот, пикирование, «фоккер» в прицеле, короткая очередь – и вот еще одна воздушная победа Кости. «Фоккер» развалился на части, а у Сухова мелькнула мысль, что бой слишком затянулся. Молчит станция наведения, пристально наблюдая за воздушным сражением. Пехотинцы  и танкисты внизу, задрав голову, с неописуемым нервным напряжением следят за боем, громко радуясь каждому сбитому «фоккеру».  Бой идет на вертикалях. На самом верху – четверка Бондаренко  давит «фоккеров», не позволяя занять выгодное положение для атаки. И вдруг в эфире снова послышался голос «Земли».

- Всем внимание! Идет третья группа «фоккеров»! - голос командира ровный, но Костя то знает, какие эмоции скрываются за этим почти спокойным голосом. Больше всего ему хочется сейчас быть с ними в бою.
- Вижу шесть «фоккеров» и пару «худых», - деловито сообщает Березкин, - идут выше нас.
В таком случае надо разделиться. Одна группа будет продолжать связывать боем «фоккеров», другая атакует новую группу.
- Бондаренко, продолжайте бой! - говорит в эфир Сухов, - Ударной группе приготовиться к атаке, идем на высоту.
Сухов уводит  свою группу на высоту, чтобы сверху атаковать эту новую восьмерку истребителей, тем временем Бондаренко сбивает одного «фоккера», а Душанин подбивает другого. Немецкие истребители настолько растерялись от непрерывных атак, что попробовали встать в оборонительный круг.

 Для истребителей это вообще-то нонсенс. Оборонительный круг – метод защиты себя бомбардировщиками и штурмовиками от истребителей противника. К нему часто прибегали в начале войны наши бомберы и «горбатые», и это было оправдано, потому что в условиях господства в воздухе истребителей противника попытка уйти от них в одиночку, как правило, заканчивалась сбитием. Гораздо разумнее было принимать бой с «мессерами», но не на виражах, конечно, поскольку более быстрый «сто девятый»  без труда зайдет Илу в хвост, а используя оборонительный  круг, в котором каждый штурмовик прикрывает хвост впереди идущего. Мощное стрелковое вооружение и хороший горизонтальный маневр «летающего танка» позволял надежно прикрыть товарища от атак по горизонтали, но от атак сверху и снизу оборонительный круг защитить не мог. Все это было тогда оправдано. Но использование такого чисто оборонительного построения в бою истребителями – это признак полной деморализации и состояния, близкого к панике, когда уже  думают не о том, как уничтожить противника, а только о спасении своей шкуры.

 Впрочем, встать в оборонительный круг у "подопечных" группы Бондаренко тоже не очень получалось. Тем временем набирающую высоту четверку Сухова попытались атаковать два «мессера» из этой новой восьмерки. Кутищев вовремя отсек их заградительным огнем, тогда на него самого накинулись «фоккеры», которых отогнал Голубев.
 
Внизу под роем истребителей  находятся наши «горбатые», обрабатывающие передний край. Про них в пылу боя между собой истребители обеих сторон вроде бы позабыли, но именно они, на самом деле, и являются главной целью для истребителей врага. Отогнанные Голубевым «фоккеры» отошли в сторону. Зачем им драться с этими чрезвычайно опасными «индейцами», когда внизу желанная добыча – русские «цементные бомбардировщики»?   «Фоккеры» принялись хищно пикировать на «горбатых», но они напрасно надеялись, что «индейцы» этого не заметят. Пара Голубева, в свою очередь, спикировала на них. От Голубева «фоккер» увернулся, но попал под удар его ведомого – Кутищева. И в довершение событий Березкин поймал в прицел еще одного «фоккера». После короткой  очереди тот буквально развалился в воздухе, парашютиста не было видно. Видимо, Вячеслав убил пилота.  Общий результат воздушного боя – девять сбитых и один подбитый при нулевых потерях.
 
- Вот примерно так и должен проходить воздушный бой! – с улыбкой сказал довольный Покрышкин после доклада Сухова. Костя сбил двоих, по две победы также у Голубева и Бондаренко, у Березкина, Кудинова и Кутищева по одному сбитому, и одного подбил Душанин.

Впоследствии, уже после войны и Сухов, и Голубев сошлись на том, что это был самый яркий эпизод в их боевой биографии, самый памятный воздушный бой. За него Константин получил орден Александра Невского – одну из самых уважаемых фронтовиками наград. Орденом этим награждали командиров, которые не только проявили в бою личную отвагу, но и своим умелым командованием  обеспечили успешные действия своего подразделения.   К апрелю сорок пятого у Сухова уже три ордена Красного знамени и орден Красной звезды, в мае за этот бой к ним добавится орден Александра Невского, а 27-го июня 1945 г., уже после победы,  ему будет присвоено звание Героя Советского Союза за 250 боевых вылетов, 46 воздушных боев и 20 лично сбитых. Константин Васильевич Сухов, «летчик-солдат», один из любимых учеников знаменитого на всю страну комдива и один из нескольких десятков воспитанных им Героев. Впереди у него звание гвардии полковника, успешная служба в Сирии и командные должности в войсках ПВО, а пока он здесь, лихой комэск, совсем еще молодой, но уже давно первоклассный мастер воздушного боя, один из самых ярких «птенцов гнезда Покрышкина».    

В той же 9-й гвардейской авиадивизии служит оружейником его отец, Василий Кузьмич Сухов, которого взял к себе под крыло Покрышкин по просьбе Кости.  Василий Кузьмич имеет богатую биографию. Сам он кубанский казак, начинал военную службу еще при царе, после революции вступил в Красную армию, воевал с белыми на Таманском полуострове, стал порученцем у комкора Ковтюха, прошел с ним Тамань. После Тамани был Кавказ, а уж потом оказался красноармеец Сухов в Средней Азии, где дрался с басмачами и прошел через разные приключения, которых бы хватило, как он сам говорил, на захватывающий роман. Василий Кузьмич записывал свои воспоминания в толстую тетрадку, и в итоге, уже через много лет после окончания войны, попали они в нужные руки и послужили основой для сценария советского блокбастера «Белое солнце пустыни». Главному герою изменили имя, он стал Федором, но оставили настоящую фамилию.  В сценарий попал даже именной пистолет Василия Сухова, полученный  им  от комкора Ковтюха за храбрость (в фильме комкора Ковтюха назвали комбригом Колуном). Костя в детстве не раз с восторгом рассматривал этот пистолет, слушая рассказ отца о том, как он, оказавшись в безвыходной ситуации, сумел перестрелять из него бандитов  на берегу Каспийского моря.