Спартаковцы

 
Михаил Назарович, глубокоуважаемый (всеми без исключения)начальник не любит спортивное общество «Спартак», а точнее, футбольный клуб «Спартак». Не сказать, что он футбольный болельщик, или разбирается в футболе. Просто, его выворачивает, когда в разговоре о футболе речь заходит о «Спартаке». Пару раз он ясно дал понять своим подчиненным, что, мол, кто болеет за «Спартак» в его коллективе долго не задерживается. Он был совершенно уверен в том, что коллектив единомышленников должен быть единым во всём и в том числе, во взглядах на футбол вообще, и на то за какую команду  болеть, в частности. Коллектив отдела, зная крутой нрав начальника, стал обсуждать футбол вполголоса, либо выносить эти разговоры за пределы офиса, например в «стекляшку» за пивом, после работы. В последнее время стало очевидно, что начальник проявляет подчеркнутую холодность, когда слышит разговоры о спорте, заходя в отдел.
Заместитель и правая рука начальника Шурик Коробов – преданный болельщик и фанат отечественного футбола. Когда врачи категорически запретили ему даже пиво, всю свою, не растраченную в пьяных дебатах энергию, направил на любовь к народной игре. Вырезки из бумажных спортивных изданий, видеозаписи самых интересных матчей и просмотр всех без исключения игр отечественного и европейского футбола, коллекционирование сувениров, предметов одежды с футбольной  символикой, автографов известных игроков – это ещё далеко не полный перечень всех его увлечений. 
Шурик был патриотом отечественной игры, но болел в общем за весь процесс, а не за какую-нибудь, отдельно взятую  команду. Он от души радовался победам победителей, и до слез огорчался поражениям проигравших. Он боготворил игру, игроков и тренеров. Когда проводились международные матчи в рамках чемпионатов, или в розыгрыше европейских кубков, он бурно радовался победам нашей сборной и с уважением относился к соперникам, потому что был уверен: чем больше уважения к сопернику, тем весомее наша победа. Истина: слабых соперников не бывает, стала его любимой фразой, не только, когда речь заходила о футболе, но и вообще…
Об отношении непосредственного шефа к делам футбольным, Коробов, конечно, знал, как и все. Но как все, он смириться с этим не мог. Хотя, как правая рука, сами понимаете, он должен был во всем, или почти во всем поддерживать начальника, проводить его политику по всем направлениям деятельности, и в том числе там, где дело не касалось, непосредственно работы.
Но однажды, что-то произошло.
Где-то какая-то коса, нашла, наконец, свой камень. Поначалу, коса лишь прошлась поверху, а камень и не пошевелился. Но раздался  громкий  «дзинь», настолько громкий, что его было слышно на весь общий отдел.
В один из дней, в обеденный перерыв речь зашла о подготовке нашей сборной к отборочным матчам на Чемпионат Европы. Слово держал Шурик Коробов, который рассказывал о том, кого надо взять в команду, кого исключить из состава, уже на этапе подготовки, чтобы игры были не только результативными, но и интересными, а победы просто красивыми.
Как вошел шеф никто не слышал. У него была такая манера: сначала потихоньку подходить к кабинету  и слушать, о чём говорят сотрудники, а потом, глубоко вздыхая, словно только что поднялся по лестнице входить, и застав всех врасплох, сходу задавать вопросы.
Народ в это время говорил, что в состав сборной надо в обязательном порядке включить пару-тройку молодых талантов из «Спартака». Все оглянулись на громкое «гхм-гхм» начальника, и Шурик замолчал на полуслове.
– Вы снова всё о футболе, – тяжело сопя, проговорил Михаил Назарович, – я уже говорил, не помню тут кому, что на работе следует говорить, и главное, думать о работе. На отдыхе – соответственно обо всём остальном. Что непонятно? Ты, Коробов, чем тут занимаешься?
Тон начальника, с каждым словом тяжелея и понижаясь, не предвещал ничего хорошего, и все как-то съежились, «утухли». Уж если он  своему главному помощнику при всех так говорит, то остальным лучше бы поприкусить языки, на всякий случай.
Коробов напрягся, но ровным голосом, сохраняя спокойствие, глядя прямо в глаза начальнику, сказал:
– Вообще-то, сейчас обеденный перерыв, Михаил Назарович. А насчёт того, о чём нам говорить в обед, от вас официальных указаний не поступало.
Ответ шефу не понравился. Слишком дерзко, слишком много. Однако, он проглотил то, что предложил  ему Коробов, изобразил подобие улыбки, оскалился и сказал:
– Да говорите о чём угодно, хоть о голых бабах, я что, запрещаю? Только дело-то,  не должно страдать  от этого. У тебя, Александр, всё ли сделано из того, что я говорил после совещания у Генерального? Ты проверил личные планы сотрудников? Все ли отчитались о проделанной работе за прошлый месяц? Ну, чего молчишь?
Коробов замялся. Бесполезно было второй раз напоминать начальнику о том, что сейчас обеденный перерыв. Бесполезно и нетактично, поэтому Коробов промолчал. Михаил Назарович, не услышав ответа, почувствовал, что зацепил противника, пока ещё лучшего своего помощника, и решил развить наступление.
– Что-то я смотрю, – продолжил он, набычившись, – что после этих ваших обеденных разговоров, работа как-то с прохладцей проводится. После обеда никого не заставишь ничего делать… И только тары-бары продолжаются, сплошная болтология!  Вы у меня доболтаетесь, пока я кого-нибудь… «Спартак» (теперь он в упор смотрел на Шурика), нашли за кого болеть! Это же не клуб вовсе, а сборище хулиганов! Вы посмотрите, что их болельщики вытворяют! «Мясо»! Мясо и есть… или я что-то  не так сказал? А, Валынкин?
Валынкин молчал, глядя в пол.
– Ты что же, Валынкин, тоже «спартаковец»?! – шеф уже разошелся не на шутку, – не слышу! Что, Коробов?! Видишь, к чему твои разговоры приводят? А может быть, и ты за «Спартак»?
На последних словах, Михаил Назарович картинно схватился за сердце и рухнул на стул, который ему пододвинул Симцов.  Все сосредоточенно изучали линолеум. Пауза затянулась.
– То-то! – окончил свое изобличительное выступление Михаил Назарович. – Смотрите у меня. Ещё раз услышу о «Спартаке»…
– И что будет? – отчетливо и громко спросил Коробов, и шефа, от неожиданности, как от удара отбросило на спинку стула. Он не ожидал такого демарша, никто не ожидал… от Шурика. Коробов хищно прищурил левый глаз и выдал:
– Кого хочу, того люблю, с кем хочу, с тем дружу. «Спартак» – команда миллионов, «Спартак» – команда чемпионов!
И, напевая «оле-оле-оле-оле…»,  направился к выходу.
– Коробов! – шеф, неожиданно легко вскочил со стула, и стул с грохотом опрокинулся, – стой! Куда?!
Саша остановился, круто развернулся и отчеканил:
– Писать заявление,  об уходе по собственному желанию.
Сотрудники, кто как мог, прятали улыбки, шеф выглядел, как никогда глупо, Коробов – абсолютным дура… нет! Чемпионом!
– Что, доигрались?! – Михаил Назарович зло оглядел товарищей, и затем спокойнее, даже с грустью в голосе тихо проговорил, – иди ко мне в кабинет, Александр Петрович. А вы чего уставились? Ну-ка живо за работу…
Потом спохватился, взглянул на часы и поправил сам себя:
– После обеда – сразу за работу. Ишь, спартаковцы…
В этот момент, Коробов слишком   громко закрыл за собой дверь, и все услышали, как в коридоре, в его исполнении прозвучал припев известной песенки:
«На разных стадионах,
На разных континентах
Пускай победно реет
Спартаковский наш флаг.
Болеют за «Фламенго»,
Болеют за «Ювентус»,
А МЫ! ВСЕГДА! БОЛЕЕМ!! ЗА СПАРТАК!!!»
Лицо шефа искривилось  в злой усмешке, и он тяжело ступая, вышел вслед за Коробовым.