В метро

Маша теребит руку Дмитрия, практически усевшись ему на колени, и беспрерывно трещит. «Еще бы на плечи забралась», - думает Дмитрий. За громыханием поезда он перестал улавливать смысл ее болтовни.
Больше всего ему нравится ехать одному. Он садится последний полупустой вагон, втыкает в уши наушники, закрывает глаза или погладывает на мелькающую мешанину за окнами вагона.
Дмитрий ненавидит толпы и старается не ездить час-пик. Вроде бы он предупредил об этом Машу, но она выпучила глаза и возмущенно пролепетала: «Неужели-ты-не-хочешь-показать-мне-свою-квартиру?». В Маше странным образом сочетается желание побывать у него дома и остаться при этом непорочной. По ее теории, визит к Дмитрию в 9 часов вечера становился пятном на ее репутации. Потому она затащила его в метро в 6 вечера, когда там даже дышать было тесно.
Перед тем, как сесть в поезд, он предупредил: «Я не люблю разговаривать в метро». И все же она все время пытается что-то сказать. Он смотрит, как ее губы ритмично складываются в букву «О».
- …я ненавижу геев, ты понимаешь… - слышит он. – Они идут против природы, ты так не думаешь?
Маша поправляет волосы, достает помаду, красит губы, пялится в зеркало. Дмитрий думает, что у нее какое-то нервное расстройство.
 Поезд останавливается на станции «Баррикадная». Он видит, как тетя со страдальческими глазами выкатывает из вагона коляску с безногим дедом, крича при этом: «Год назад моего мужа переехал поезд! Теперь нам нечего есть!». За ней, брезгливо озираясь, выходят три мужчины в строгих костюмах. Дмитрия почему-то очень интересует эта картина.
 - …а у меня в подъезде ремонт делают. Лифта нет, и пешком на девятый приходится ходить… - трещит Маша, схватив его за руку и оттягивая пальцы. – Я как-то соседям с седьмого этажа помогла поднять коляску с тройняшками. Соседи потом меня долго хвалили, а дети плакали на весь подъезд. Надо друг другу помогать! Времена настали тяжелые!
Дмитрий не раз говорил ей, что она красивая. Она и правда кажется ему красивой, особенно когда надевает темные обтягивающие лосины. Для девушки вообще важно выглядеть хорошо. Он любит читать статьи в интернете про новые веяния в моде. Маша еще раз поправляет свои светлые (точнее белые) волосы.
На секунду он отворачивается от нее, и тут же она возмущенно прикасается к его щеке, привлекая внимание.
- …а я уже третий год на фитнес хожу… - улавливает он.
Говорит Маша только то, что по ее догадкам ему понравится. Дмитрий видит ее насквозь. У него есть хорошая работа и отдельная квартира, ооо, конечно, она хочет ему понравиться.
- …да ты слушай, слушай… я не просто так говорю… - доносится до него возмущенный голосок Маши.
От нее не избавиться. Она уже второй месяц напрашивается к нему в гости, а он до последнего не хочет ее приглашать.
А потом вдруг подумал, что с ее помощью сможет избавиться от старых (неправильных) мыслей. Нехорошо использовать людей, но раз она сама напрашивается… Схватив его за руку, Маша выскакивает из поезда в толпу людей, а он улавливает:
- …ты фехтованием занимаешься…
Фехтованием он занимается уже пять лет. Он надеялся, что это хобби поможет ему стать мужественнее, но все равно все идет кувырком. Превозмогая боль, на каждой тренировке он калечит свое тело, и чувствует только ненависть к нему.
Он какой-то не такой… Даже в эту самую секунду, когда вместе с Машей и толпой людей Дмитрий идет по переходу метро, ему кажется, что на него все смотрят и осуждают.
Остановившись на станции «Тверская», Маша подпрыгивает и хохочет. Ее длинные тяжелые полосы бьют по заднице. Дмитрий брезгливо смотрит на ее белые кроссовки. Они просто кричат: «Я сама невинность». Благодаря маникюру руки Маши похожи на клешни. Она взмахивает ими, повторяя:
- Я ненавижу геев, но абсолютно толерантна, ты же понимаешь. Пусть только меня в свою компанию не тащат.
Слово «толерантность» использую все кому не лень. Сейчас модно быть толерантным в противовес системе. Дмитрий устало вздыхает. Вот и Маша толерантна скорее на словах, а при виде обычного трансгендера убежит в ужасе.
 Маша запрыгивает в вагон, Дмитрий как приличный мальчик уступает ей место. Она усаживается и, закинув ногу на ногу, глядя на него сверху вниз, продолжает трезвонить:
-…я думаю, что когда ты такой родился, у тебя нет выбора...
Дмитрий скользит взглядом по синяку на шее Маши и думает, что выбора у нее тоже нет. Наверное, не сразу она стала такой болтливой и услужливой. Дома у нее трое братьев и родители пьют. Об этом она завуалированно рассказала ему на прошлой встрече («я не училась, потому что ухаживала за младшими братьями, теперь работаю продавцом, но мечтаю получить высшее образование».)
Дмитрий спросил: «А как твои братья теперь?». И тогда она откровенно сказала, что они свалили, выросли и свалили, а она осталась с родителями («отец по-прежнему пьет», - закончил фразу он). Тогда Дмитрий решил, что Маша будет хорошей женой. Видать, даже весь этот бред она болтает потому, что боится показаться неинтересной.
- …но порой нужно быть выше выбора, так? – лепечет Маша.
У Дмитрия выбора тоже не было. Когда он был маленький, мама отдала его на воспитание бабушке и дедушке. Она приезжала лишь изредка, каждый раз обнимала сына, заворачивала в одеяло и баюкала: «Какая ты у меня красивая лялечка».
Когда ему было года три, они с мамой сидели на лавочке, и она пошутила: «Я ждала девочку, а появился ты».  А потом засмеялась: «Я отдала тебя бабушке и дедушке, чтобы не мешал». В тот момент он почувствовал, что внутри раздваивается и самая большая его часть, плача как девчонка, отбегает в угол: «Мама, я твоя хорошая МАЛЫШКА! Только забери меня к себе!»
Лет в 9 мама-таки забрала Диму жить с собой. Ему пришлось привыкать к новым порядкам. Оказалась, что мама ходит по квартире всегда голая. Про таких, как она, говорят – «нудисты». У нее были малиновые плавки. Она носила их все время (у нее было несколько  одинаковых пар). 
К ней часто приходила тетя Ира, подружка семьи (тогда мама накидывала халатик). Тетя брала с собой дочку, ровесницу Димы. «Как жаль, что у меня нет такой девочки, а есть этот дурак», - рассуждала Димина мама. Тетя Ира кивала. Поболтав пару часиков,  они решали дать «парочку уроков женственности» ее дочке. Красили девочку, надевали красивое платье… А потом приходил Димина очередь.
Мать смеялась, глядя на него в юбке: «Какая ты у меня красавица теперь!». Ему это очень нравилось. Внутри смеялась маленькая девочка: «Ты дала мне право на жизнь!».
- …Но все же нужно стараться быть нормальным, так? – издалека он услышал Машу.
Самое дикое стало происходить с ним лет в 14. Как-то Дмитрий зашел в ванну помыться, а через 15 минут туда стала ломиться мама, крича: «Открывай! Ты сам затупишь! Ты в ванной утонешь!». Она врывалась в ванну, в малиновых трусах, и принялась теперь сына губкой.
С тех пор каждый раз три раза в неделю она мыла его в ванной. Она даже составила «график помывок».
- Ты слушаешь?! – возмутилась Маша.
Она болтала что-то свое, а он вспоминал, как отношения у них с мамой наконец наладились. Ему было 16 лет, мама стала брать его на свидания. Она была тусовщицей, светской львицей и говорила, что он будет ее охранять. Если шли в ресторан, мамин хахаль оплачивал Диме счет, если ехали за город – снимал два гостиничных номера.
Мама Димы умерла пять лет назад, а он все еще не понимает, что с ним происходит. Поезд стоял на станции Третьяковская. Он посмотрел на свое прозрачное отражение в стекле. Маша сидит, поджав губы. Наверное, думает, что легкая обида это делает ее более красивой. Дмитрий думает, что скоро его станция (Павелецкая) и нужно будет привести ее домой. Сначала небрежно обронить, что у него абсолютно случайно завалялась бутылка вина. А затем…
Почему бы и нет? Маша красивая, возможно неглупая, но как она раздражает!..
- Выходим? - улыбается Маша.