Подпольщики. Из ГБ и аспирантура

    Я давно,  ещё  со  школы,  заметил,  что  карательные  дела  в  стране  делаются  открыто,  под  бой  барабанов  и  крики  поддержки.  А  помошь,  сочувствие  оказываются  в  тайне-полутайне,  и  благодетель  не  хочет  огласки,  как  бы  опасаясь,  что его  за  это  накажут.

    Помню,  в  старших  классах  завуч  и  классная  дама  Нетяга  меня  карали  с  пафосом,  вызывая  к  доске или  в  кабинет  директора,  устраивая  классный  час,  подготовив  травлю  обличителями  из  покорных девчонок.
  А  вот  директор  А. П. Бевз  вытащила  меня  на  золотую  медаль  тайком;  девчонки  намекали,  что  вроде  как  в  серебре  школа  не  откажет,  но…   Впрочем,  мне  было  всё  равно.

    Характеристику  для  вуза  Нетяга  дала  мне  такую,  что,  как  она  сказала,  «ни  один  вуз  не  примет».  А  когда  меня  зачислили  на физмат  после  первого  экзамена,  завуч  написала  чудо-аттестацию  и  просила  меня  без  шума  подменить  ею  прежнюю.  Я  подал  новую,  но  первую  не  изъял.

    В  универе  после  третьего  курса  я  не  стал  сдавать  «политэкономию  социализма»  и  уехал  на  Чукотку.  То  ли  приняли  за  политэкономию  сверхштатную  оценку по  теории  групп,   то  ли  сделали  вид,  но  стипендию  платили,  а  во  вкладыш  к  диплому  тихо  вписали  фальшивую  «пятёрку».

    Когда  мы  получили  ордер  на  комнату  12  кв. м  в  общежитии,  то  почти  два  месяца  не  могли  туда  вселиться  с  ребёнком  (прежняя  пара  Бекасовых  не  спеша  делала  ремонт  в  данной  им  квартире,  проживая  в  нашей  комнате).
  Судья  Ковзан  громогласно  встал  на  сторону  члена  партии.  Но  посторонний  судья  Степанова  тайком  дала  мне  совет  биться  не  за  выселение  Бекаса,  а  за  другой  ордер.
  Кстати,  она  вскоре  прославилась  в  прессе  города:  беглый  или  освобождённый  уголовник  пришёл  в  суд  её  убивать,  но  попал  в  засаду.

    Итак,  я  стал  биться  за  другой  ордер.  Однако  и  тут  дело  зависло;  Белозёр  посоветовала  пойти  к  заму  председателя  ДВНЦ  академику  Крушанову:  «Вряд  ли  чем  поможет,  но  хоть  выслушает».
   Крушанов  молча  слушал  мой  рассказ.  На  совсем  пустом  столе  была  лишь  одна  бумажка,  я  не  глядел  на неё.  Тогда  академик  чуть  подвинул  её,  и я  заметил,  что  она  к  нему  «вверх  ногами»,  а  ко  мне…
  Это  был  ответ  прокурору,  что  ещё  месяц  назад  нам  дали  другую  комнатку,  № 725.  Я  всё  понял:  зам  выдаёт  мне  тайну.  Я  лишь  глазами  поблагодарил  его  и  пошёл  вселяться  без  ордера.  Выдадут  потом,  куда  денутся!

    Кстати,  не  без  трений  вселился: там  жил  хорошо  знакомый  Лёхе  Дёмину  Володя  Ш.  из  БПИ.  Ну,  разобрались,  и  это  отдельная  трагикомедия.
.  А  вскоре  Володя  погиб:  в  аффекте  воткнул  шило два-три (?)  раза  в  своего  завлаба  парторга  института  и  выбросился  в  пролёт  лестницы с  третьего  этажа.

    И  вот,  обдумывая,  как  же  получил  вдруг  лучшую   квартиру  из  трёх  комнат  с  двумя  большими  лоджиями  на  юг,  будучи  давно  уволенным  из  института,  я  решил,  что  гэбисты  тут  не  при  чём.  Это  очередной  подпольщик-благодетель,  частное  лицо  Федотов,  рискнул  мне  дать  информацию.
  А  значит,  я  ничем не  обязан  Ильичёву,  Аркашке  и   прочим:  в  институт  не  вернусь,  и  работу  мою  они  от  меня  не  получат.  «Новая  стратегия»  завершена  успешно.