Прощение

Я не отрываясь, по-птичьи, смотрел, как ветер гонит волны по лужам, гонит по земле медицинские маски, пакеты, листья. Поэтика окраинных спальных районов. Нищета красок - поздняя осень освободила город от цвета, дома зачерствели в серости, зелень возвращала душу земле.

Мне неловко, словно воробью, скачущему с ветки на ветку на пустом тополе. К тому же голова моя после парацетамола и минеральной воды разболелась только сильнее, и я пытался спрятаться в рекламе собственной утраты на стенде объявлений у подъезда. Ждал, когда случайность откроет мне дверь. Ключи я давно потерял.

Матушка тогда сказала по телефону:

-Ну, всё. Теперь ты точно не вернёшься, раз ключи потерял.

Я согласился, но не стал добавлять, что это немилосердная судьба вытащила у меня из кармана ключи, пока я пьяный спал  на остановке. Впрочем, кто прошлое помянет...

Промёрзнув, я всё-таки попал в уютное, пахнущее жирной жареной картошкой и плесенью, тепло подъезда и поднялся на этаж, стараясь плечом не задевать верхнюю часть стен в побелке. Родители жили предательски высоко - на седьмом, - и я останавливался перевести тяжёлый дух на площадке между третьим и четвёртым. Вглядывался в пустоту между перил, вспоминал, кажется, Трифонова: пространство между перил было настолько узким, что если кто-нибудь захочет спрыгнуть, ему придётся лететь "солдатиком".

Я постучался в знакомую дверь уже отдышавшимся, отчасти спокойным: выдавали только трясущиеся пальцы.

-Кто?! - глухо прозвучало за закрытой дверью.

-Да я это! Я!

Скоро дверь распахнулась. Матушка несколько секунд была похожа на статую.

-Мишка! Господи, перепугалась! Заходи, давай.

Я вошёл. От её голоса стало легче. Обниматься не стали: прежде всего матушка обработала мне руки антисептиком, только после я снял медицинскую маску. Ритуал отдавал условной необходимостью, но, в общем, бессмысленностью.

-Раздевайся, проходи на кухню, - она остановилась в проходе. - Хоть бы позвонил сначала.

-Да я это, мам, того, - поддевая носком пятку, я снял один кроссовок за другим, попутно придумывая оправдание, - забыл как-то. Всё работаю, вот решил заскочить. Думал, дома.

-Ладно. Есть будешь?

-Да нет, поставь чайник пока. Руки помою сейчас.

В ванной я долго умывался холодной водой. Когда поднял взгляд на отражение в зеркале, проникся усталостью, граничащей с жалостью. Оттуда на меня смотрело лицо небритое, поросшее тонким жёстким волосом, припухшее, с осоловелым взглядом. Это был я, проснувшийся два часа назад после четырёхдневного запоя и решивший, что мне вдруг необходимо прийти к родителям. У меня была какая-то особенно важная цель для визита, но по пути я забыл её.

Кухня выглядела празднично. Кого-то ждали. В большой кастрюле на медленном огне томились пельмени с лавровым листом, - его душистый запах немного дурманил; на соседней конфорке в сковороде прожаривались беляши, тесно лёжа друг к дружке в круг, золотом своим похожие на солнце, которое этой подлой осенью я давно не видел. На кухонном гарнитуре была рассыпана мука, стояла миска с фаршем, маленький липкий ком теста.

Матушка наливала воду в чайник. Она была в махровом уютном халате, а носочки её чёрных колгот были в муке. Она была озабочена и задумчива.

-Хоть бы позвонил.

-Отец что ли приезжает?

-Так да... Блин...

-Когда приедет?

-Да вот, часа через два-три... Нет, Миш, вам лучше не видеться пока. Я же говорю, позвонил бы...

-Знаю я... Ладно. Чай попью, да домой пойду. Как вы хоть?

Матушка заканчивала с беляшами и убирала муку и пустую миску с гарнитура. Вода в чайнике на плите тревожно стучала о стенки.

-Да как у нас... Живём, всё так же работаем без конца. Выходной взяла, сегодня по магазинам бегала, да так, на рынок, Ксюшке гостинцы смотрела. Мы на выходных ведь в Челябинск собираемся.

Я долго не отвечал, пытаясь вспомнить у кого из родственников в Челябинске нынче день рождения. Матушка молчала, теребила пальцы. Вода в чайнике гудела, угрожающе начинала закипать.

-Там у Сергея день рождения, что ли?

-Ну... Все приедут. Бабушка Тамара из Карабаша, Димка с женой с Кыштыма, Халтурины с Миасса, мы с папой...

Мне подумалось, что все, кроме меня. Впрочем, что мне эти дни рождения...

-Слушай, мам, дадите мне одну сковороду? Моя походу совсем того...

-Конечно, сейчас беляши дожарятся, помою её.

-Так у вас ведь две было?

-Выбросили все. Там сковородки-то старше меня.

Чайник пронзительно засвистел. Я испугался, матушка вздрогнула. Выключила.

-Тебе чай или кофе?

-Чай. Зелёный, если есть. Выбросили, и что, у вас одна теперь?

-На рынке сегодня не нашла никакой.

-Мне у вас последнюю сковородку что ли забирать?

-Ой, Миш, нормально всё. Завтра с отцом в "Кировский" сходим на второй этаж, там должны быть сковородки.

-Да нет, брось, без сковороды обойдусь.

Замолчали. Я тихонько пил чай. Приходил в себя. За кружку держался крепко - пальцы не тряслись.

-Потолстел ты, что ли? - спросила матушка, улыбаясь. Поставила тарелку с беляшами на стол. - Ешь, давай.

-Я сегодня после ночной отсыпался просто. Отец как? Так же по командировкам?

-Ну да. Сегодня из Самары возвращается, - она положила руки на стол, звучно и резко выдохнула. - Ой, Миш, не надо было тебе сегодня заходить. Если он придёт? Снова разругаетесь к чёртовой матери, как в прошлый раз.

Тогда едва не дошло до драки. Впрочем, кто прошлое помянет...

-Не будет такого, - я всё-таки осмелился на один беляш. - Не будет такого, - повторил ещё раз, уже пережёвывая.

-Да кто ж его знает.

На этом стоило заканчивать. По её тону я различал, как сильно она хочет, чтобы я ушёл, чтобы не приходил больше и даже не думал ехать с ними в Челябинск на встречу с родственниками. Её задумчивый, тяжёлый взгляд не поднимался со скатерти на столе, иногда, незаметно от меня, перебегал к духовому шкафу.

Пельмени в кастрюле закипели, вода перелилась через края, вспыхнула, зашипела о газовый огонь. Матушка убавила его, отвернулась от меня, помешивала пельмени.

Было душно, жарко, неуютно. Я не доел и не допил.

-Ладно, пойду я. Закроешься за мной.

-Ты, Миш, не обижайся. Знаешь же, что сам виноват.

-Да ладно. Я поговорить просто хотел о том, что случилось.

-Ой, всё Миш, - она вышла.

-Прощения там попросить...

Пока я одевался, матушка сходила в гостиную. Вернулась в коридор, протянула мне две бирюзовые купюры.

-Возьми, купишь себе сковороду.

Мне стало даже смешно. Не в сковородах же было дело.

-Да есть у меня. Так это я... Зашёл просто повидаться.

-Держи всё равно. Не родные мы, что ли. Бери давай.

Я принял деньги неохотно. Сунул их в карман к мелочи, зажигалке, полупустой пачке сигарет.

-Отцу привет передашь. Сергея поздравь от меня.

-Хорошо. Ты тоже не пропадай, пиши, звони.

-Конечно.

Вновь я оказался на холодной улице. За мой недолгий визит стемнело. Ночь давила заплечной тяжестью, похмельной густотой и тревогой в голове. Днём я божился, что больше не притронусь к бутылке - я вспомнил об этом на наземном переходе сортировочной станции, когда отдирал этикетку с бутылки вина. Приноровившись, бутылку можно открыть даже пальцем, силой вдавив пробку внутрь.

Вино обожгло. Товарные поезда подо мной двигались медленно, словно гусеницы. Они возвращались куда-то, скрываясь в темноте за городом. Мне тоже пора было возвращаться в свою однокомнатную страну.

Я пьянел медленно и неохотно. Земля уходила из-под ног.